Федор Раззаков
Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

– Что же в этом плохого? – теперь уже вслух удивился Андропов.

– Плохое заключается в том, что на их место приходят другие – прикормленные той номенклатурой, которую выпестовал лично Шеварднадзе. Это бывшие работники МВД и комсомола, где он когда-то сам работал. И если при прежнем руководителе Мжаванадзе сумма взяток выражалась в одних цифрах, то теперь она возросла вдвое, а то и втрое. Но и это еще не все. Выдавливание неугодных теневиков разлагает атмосферу в тех республиках, где они оседают. И я подозреваю, что Шеварднадзе об этом знал с самого начала и делал это специально, тем самым намеренно капитализируя нашу экономику.

– Вы понимаете, какие обвинения вы выдвигаете против человека, который является кандидатом в члены Политбюро? – в голосе Андропова явно читалась угроза. И она была не случайной.

Дело в том, что Шеварднадзе пришел к власти в Грузии благодаря стараниям… Андропова. И выдавливание теневиков из республики было их общим планом именно в целях более широкой капитализации советской экономики. Всех этих людей андроповский КГБ брал «на карандаш», чтобы затем легче было ими манипулировать, подвесив на «крючок». Кстати, та же ситуация была и с грузинскими ворами в законе, которые после прихода Шеварднадзе тоже разлетелись по всей стране, беря многие ее регионы под свой контроль. Ничего нового в этом не было. Точно так же когда-то и сицилийская мафия взяла под свой контроль не только Италию, но и США. Вот почему Грузию многие сведущие люди негласно называли «советской Сицилией». Однако признаваться в этом своему сегодняшнему собеседнику Андропов, естественно, не собирался, поэтому и разыгрывал перед ним возмущение. Но Кузьмина оно не испугало, а даже наоборот – заставило еще активнее отстаивать свою точку зрения:

– Юрий Владимирович, я член партии с тысяча девятьсот сорок третьего года. Меня принимали в партию перед боем, когда шансов на то, что я успею заплатить свои первые членские взносы, были почти равны нулю. В том бою из моей роты в живых осталось только четверо, включая меня. Поэтому мне бояться не пристало. Я говорю с вами начистоту, потому что вы Генеральный секретарь нашей партии. Я повторяю: в Грузии сложилась взрывоопасная обстановка. Воры в законе и теневики – вот кто реально пытается управлять республикой, а вовсе не партия. Через три дня в Москве начнутся дни Грузии в РСФСР, в рамках которого мы собираемся открыть в Москве величественный монумент «Дружба навеки», посвященной трехсотлетней дружбе России и Грузии. Об этом пишут все газеты, ежедневно вещают по телевидению и радио. Но это лишь фасад наших межреспубликанских отношений. На самом деле существует два разных Кавказа. Один будет открывать памятник в центре Москвы, а другой…

Здесь Кузьмин внезапно запнулся, увидев, каким недобрым взглядом смотрит на него генсек. Но Андропов хотел услышать продолжение монолога и поэтому произнес:

– Продолжайте, что же вы замолчали?

– …а другой Кавказ приватизировал власть и собственность, ждет реванша и формирует националистические и экстремистские группы. Грузия давно превратилась в обособленный регион, который живет по своим собственным законам. И на всем этом воспитывается молодое поколение. Прежде всего, это дети местной элиты – так называемая «золотая молодежь». Значительная ее часть стоит на откровенно антисоветских позициях. А ведь это дети партийной и хозяйственной номенклатуры, дети коммунистов. С них обязаны брать пример рядовые граждане.

– У вас есть какие конкретные имена и фамилии людей, о которых идет речь? – задал очередной вопрос Андропов.

– Например, Иосиф Церетели – сын членкора Академии наук Грузии и профессора Тбилисского университета Константина Церетели. Вокруг него сформировалась группа молодых людей, которые откровенно бравируют своими антисоветскими взглядами и прозападными настроениями. В эту группу входят сын известного врача, отпрыск управляющего строительным трестом «Интуриста», сын директора проектного бюро и даже один молодой, но уже достаточно известный киноактер киностудии «Грузия-фильм». Он, кстати, сейчас снимается в фильме, о котором я тоже упоминаю в своей докладной.

– А кино каким боком здесь нарисовалось? – удивился Андропов.

– Кино в Грузии тоже совсем не интернациональное. Например, в этом году там сняли семь фильмов, так вот только в одном из них играет несколько русских актеров, да и то только потому, что фильм посвящен российско-грузинской дружбе. А в остальных картинах, снятых на «Грузия-фильме», снимаются сплошь одни грузины. Такого национального перекоса нет больше ни в одной нашей республике. Более того, грузинские кинематографисты еще и в политику лезут, о чем я и хочу вас предупредить. Я имею в виду фильм, который снимает известный кинорежиссер Тенгиз Абуладзе, а речь в нем идет о сталинских репрессиях. Главный герой фильма несет в себе черты сразу трех людей: Гитлера, Муссолини и, извините, Лаврентия Берия. Наша партия давно осудила культ личности Сталина, поэтому я не понимаю, зачем надо опять возвращаться к этой теме – чтобы взорвать ситуацию? Тем более, что это кино снимается чуть ли не полуподпольно.

– То есть? – вскинул брови Андропов.

– О нем осведомлен небольшой круг людей, в который входит и Шеварднадзе – он лично патронирует фильм. И он нашел способ, как обойти цензуру. У грузинского телевидения есть два свободных часа, которые не подлежат цензуре отсюда, из Москвы. Этот промежуток времени может субсидировать республиканское руководство. Для этого они хотят оформить фильм как телевизионный, и деньги на это должны быть выделены местные.

– И все это есть в вашей записке? – спросил Андропов.

– Да, я в подробностях обо всем написал, – согласно кивнул головой Кузьмин.

Андропов взял в руки упомянутый доклад и сделал вид, что углубился в чтение. На самом деле он хотел взять паузу для того, чтобы поразмыслить о том, как себя вести дальше. Ведь разрешение на фильм Абуладзе нынешний генсек давал лично, причем в этом самом здании, только в другом кабинете. И было это чуть больше года назад, когда Андропов был переведен из КГБ в секретари ЦК КПСС по идеологии.

Ретроспекция.

28 мая 1982 года, пятница.

Москва, Старая площадь, кабинет секретаря ЦК КПСС по идеологии Юрия Андропова

Андропов всегда любил кино и неплохо в нем разбирался. Особенно он привечал кино зарубежное и главным образом проблемное, социальное. Комедии или мелодрамы смотрел редко – они его в большинстве своем мало вдохновляли. А вот какие-нибудь острые вещички от тех же Стэнли Крамера, его тезки Кубрика, Артура Пенна или Дамиано Дамиани по-настоящему будоражили его сознание и порой держали так крепко, что он размышлял над их сюжетами в течение нескольких дней. Поэтому Андропов всегда отдавал себе отчет в том, какое воздействие может оказывать кино на массовую аудиторию и каким образом его можно использовать в определенных целях. Например, когда во второй половине 70-х он уже окончательно определился с тем, что рано или поздно должен занять пост генсека, он стал активно лоббировать выход на советские экраны зарубежных фильмов (в основном европейских) о борьбе с коррупцией. Сделать это было нелегко, поскольку этому противился главный идеолог партии Михаил Суслов. Но поскольку «Совэкспортфильмом» еще с момента его создания в 1945 году заведовал КГБ, особо противостоять этому натиску Суслов был не в силах. Да и Брежнев не видел ничего предосудительного в том, что на советские экраны будут выходить фильмы, разоблачающие западную продажную элиту. А доводы Суслова о том, что советский зритель мог ассоциировать (и часто ассоциировал) этих коррупционеров с советскими, на Брежнева никакого впечатления не производили.

Между тем, когда в январе 1982 года Суслов скончался и его кабинет на Старой площади занял Андропов, он практически сразу взялся за советский кинопрокат. Он посадил в кресло руководителя «Совэкспортфильма» своего человека – Олега Руднева. Тот давно был на хорошем счету у чекистов, да и у Брежнева тоже, поскольку, как и он, родился на Украине. В молодые годы он был вторым секретарем ЦК комсомола Латвии, а затем дорос до должности первого секретаря Юрмальского горкома партии. И это именно при нем Юрмала превратилась в курортную «жемчужину» Советского Союза, куда с удовольствием ездили отдыхать все – как сливки общества, так и простые советские граждане. За годы руководства Юрмалой Рудневым в городе было построено 95 санаторно-курортных учреждений: 23 санатория, 13 пансионатов, 7 домов отдыха и 52 детских учреждения. Ежегодно по путевкам в них отдыхали и лечились более 240 тысяч человек.

В 1976 году Олег Руднев был переброшен на другой участок, но в той же Латвии – его назначили главой местного комитета по кинематографии. Эту административную должность он успешно совмещал с творческой – писал сценарии. Один из них прогремел на всю страну – по нему был снят многосерийный (7 серий) телефильм «Долгая дорога в дюнах». Очень популярный и весьма смелый в освещении некоторых исторических фактов в истории советской Прибалтики фильм. И смелость эта объяснялась просто – ее лично одобрил Юрий Андропов, которому об этом проекте рассказал Борис Пуго – тогдашний председатель КГБ Латвийской ССР. Тот приятельствовал с Рудневым еще с комсомольских времен: в первой половине 60-х, когда Руднев был вторым секретарем ЛКСМ Латвии, Пуго тоже во всю активно комсомолил – был 1-м секретарем Пролетарского райкома комсомола Риги, а с июля 1963 года занимал должность заместителя заведующего сектором организационного отдела ЦК ВЛКСМ. А когда в 1976 году Руднев возглавил кинокомитет Латвии, Пуго стал работать в КГБ, возглавив отдел (контрразведка) в Инспекторском управлении КГБ СССР. А в июне 1977 года Пуго вернули на родину, где он стал 1-м заместителем председателя КГБ. Именно в это время Руднев и засел за написание сценария «Долгая дорога в дюнах».

Итак, Андропов доверил руководство «Совэкспортфильмом» Олегу Рудневу, который тут же озаботился расширением ассортимента зарубежных фильмов, повествующих о коррупции. И если до этого на советских экранах шел один-два фильма на эту тему (а в иные годы и вовсе их не было, как, например, в олимпийском 1980 году, когда был поставлен рекорд по выпуску зарубежных фильмов в СССР – 147 картин, но фильмов о коррупции среди них не было ни одного). В итоге только в 1982 году на советских экранах демонстрировалось шесть фильмов, где речь шла о продажных западных политиках, мафиози и террористах. Так унавоживалась почва для скорого прихода к власти бывшего председателя КГБ Юрия Андропова.

На этой волне его внимания к кинематографу был дан ход и грузинскому фильму «Покаяние» Тенгиза Абуладзе. Его сюжет родился из одной истории, которую поведал Абуладзе один из его знакомых. Дело происходило в Западной Грузии: кто-то выкопал из могилы покойника и прислонил тело к калитке дома. Был громкий скандал. Было назначено расследование, которое повергало людей в еще больший шок. Выяснилось, что покойный в свое время занимал должность прокурора. А выкопавший тело стал его жертвой – семья несчастного была фактически уничтожена. Отца арестовали и расстреляли, мать покончила жизнь самоубийством.

Несмотря на то, что дело происходило в современной Грузии, Абуладзе решил перенести эту историю в 30-е годы, чтобы рассказать с экрана о репрессиях 1937 года. И хотя в роду Абуладзе не было репрессированных, но он был евреем, да еще советским, что просто не оставляло ему шансов остаться в стороне от этой темы. Не смог остаться в стороне от нее и Шеварднадзе, у которого были свои резоны. Во-первых, личные – его жена Нанули и ее сестра были из числа жертв репрессий. На глазах у маленьких девочек когда-то арестовали отца, и этот момент оставил в их памяти неизгладимый след. Во-вторых – Шеварднадзе в те годы сделал весомый шаг на пути к властному Олимпу. Осенью 1978 года он стал кандидатом в члены Политбюро, причем его назначение произошло после того, как в апреле того же года чуть ли не весь Тбилиси взбунтовался против проекта новой Конституции Грузинской ССР, где государственным языком признавался лишь русский. В итоге грузинские депутаты на своей сессии решили оставить пункт 75 Конституции ГССР без изменений, то есть признать за грузинским языком статус государственного. Напуганный Кремль решил пойти еще дальше – разрешил Шеварднадзе войти в «предбанник» высшего партийного ареопага и стать кандидатом в члены Политбюро (кстати, вместе с другим «кавказцем» – Михаилом Горбачевым).

24 мая 1982 года Пленум ЦК КПСС официально утвердил Юрия Андропова в должности главного идеолога, а спустя четыре дня к нему на прием заявился Эдуард Шеварднадзе, привезший с собой из Тбилиси сценарий фильма «Покаяние». Книжица была довольно пухлая – 120 страниц, поэтому Андропов взяв ее в руки и полистав, задал закономерный вопрос:

– О чем кино, Эдуард?

– О сталинских беззакониях, Юрий Владимирович, – ответил Шеварднадзе.

– Я так и понял – с рядовой темой ты бы ко мне на прием не напросился, – с легкой улыбкой на устах, произнес Андропов и тут же поинтересовался. – А режиссер кто?

– Наш лучший постановщик – Тенгиз Абуладзе.

– Как он себя чувствует? – задал новый вопрос Андропов и сделал он это не из праздного любопытства.

Даже в Москве было известно, что четыре года назад Абуладзе попал в страшную автокатастрофу, в которой его водителю оторвало голову. Но сам режиссер выжил.

– Спасибо, с ним все нормально, иначе бы он не смог написать такую потрясающую вещь. Это дань памяти всем безвинно погибшим от сталинского произвола людям. Мы, грузины, должны в первую очередь покаяться перед всем миром за эти преступные деяния.

– А нового тбилисского бунта не будет? – продолжая держать сценарий в руках, спросил Андропов, имея в виду волнения в грузинской столице в марте 1956 года, когда Хрущев выступил на XX съезде партии со своим знаменитым докладом «О культе личности Сталина». Во время тех событий было убито 15 человек, еще 54 человека были ранены, из которых 7 умерло в больницах, более 300 человек арестовано.

– Не будет, Юрий Владимирович – Грузия уже не та, что четверть века назад.

«Это верно – Грузия теперь уже не та, – подумал про себя Андропов. – Впрочем, и в других республиках тоже народилось и выросло уже совершенно иное поколение, чем было до них. Эти ребята кровь проливать за идеалы своих предшественников явно не станут».

Однако вслух Андропов сказал иное:

– Хорошее дело вы затеяли, Эдуард. Инерция сталинского мышления и в самом деле продолжает владеть многими из наших людей, в том числе и в партийной среде. А такого рода произведениями мы сможем заставить этих людей разоблачиться и поставить их перед жестким выбором: либо вы с нами идете по пути демократии, либо – нет, и тогда отправляйтесь на свалку истории.

Затем, положив сценарий на стол, Андропов сделал небольшую паузу, чтобы поправить очки и спросил:

– В каком жанре будет решен фильм?

– Сюжет будет обобщенным, в нем не будет конкретики. Все имена вымышленные, но главный герой, благодаря своему сходству с Берия, будет легко узнаваем. Это будет, скорее, философское кино. Короче, в духе Абуладзе – он мастер на такого рода произведения.

– Тогда передайте ему мой горячий привет и успокойте – такое кино нам необходимо. Пусть товарищи продолжают работу. Но у меня будет одно пожелание, Эдуард. До поры до времени не надо широко распространяться об этом фильме. Вы же понимаете, что противников у него будет предостаточно, как здесь, так и у вас на родине. Договорились?

После того разговора прошло полгода. К тому моменту Андропов уже стал генсеком и, честно говоря, забыл о «Покаянии». Как вдруг сам Шеварднадзе напомнил ему о нем. Сразу после декабрьского Пленума ЦК КПСС он подошел к Андропову и вновь завел разговор о фильме. Дескать, подготовительный процесс закончен, актеры и места для натурных съемок найдены – можно ли начинать? И Андропов, похлопав грузинского лидера по плечу, ответил:

– Конечно, можно – я же теперь главный. С этого момента вам некого бояться.

18 июня 1983 года, суббота.

Москва, Старая площадь, здание ЦК КПСС, 5-й этаж, кабинет Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова

Вспоминая теперь перипетии истории с запуском фильма «Покаяние», Андропов размышлял о том, что ему ответить генералу Кузьмину. Естественно, раскрывать перед ним свое участие в продвижении этого проекта он не собирался, но и оставить без ответа опасения генерала он не мог. Здесь надо было придумать такой ответ, который с одной стороны успокоил бы генерала, а с другой – не вызвал бы у него какие-либо подозрения.

– Насколько я понял из вашей записки, фильм уже почти наполовину снят, – нарушил, наконец, тишину Андропов, доставая из кармана пиджака носовой платок.

– Совершенно верно, – подтвердил этот вывод генсека Кузьмин.

– Мне кажется, если мы сейчас остановим его производство, то это только усложнит ситуацию, – протирая очки платком, произнес Андропов. – Разумнее будет дать им доснять оставшееся, а потом положить эту картину на полку. Это обычная практика, поэтому она не вызовет столь бурную реакцию, как остановка съемок. Вы согласны со мной?

– Согласен. Но как быть с остальным? Бросать это дело на самотек никак нельзя. Тем более на фоне других событий.

– Что вы имеете в виду? – возвращая очки на нос, спросил Андропов.

– В нашей среде много разговоров о событиях в Узбекистане, – после короткой паузы ответил Кузьмин. – Но я много раз бывал в этой республике и хорошо знаю тамошнюю ситуацию. И скажу вам честно – это всего лишь цветочки.

– А где же ягодки?

– В Грузии и Армении – вот где надо в первую очередь наводить порядок, если мы не хотим потерять страну. Именно там пышным цветом расцветает коррупция под сенью национализма, а то и сепаратизма. Не узбекская элита имеет прямые выходы сюда, в Москву, а прежде всего кавказская. Это настоящая мафия по-советски – симбиоз из партийных деятелей, цеховиков и воров в законе. И эти коррупционные связи закладывают бомбу под сам фундамент нашего многонационального государства. Там уже практически сформировались три источника и три составные части будущих национальных потрясений.

– О каких таких источниках идет речь? – продолжал с удивлением вопрошать Андропов.

– Это национальная бюрократия, националистическое диссидентское движение и теневая экономика – этакая национальная квазибуржуазия, – продолжил свою речь Кузьмин. – В частностях они могут расходиться и даже соперничать друг с другом, но в главном они уже начинают находить общую платформу. И когда они окончательно сомкнутся, тогда нашу страну ждут серьезные потрясения.

– И вы можете привести примеры, когда они смыкаются?

– Конечно. Например, контроль над Абхазией стремятся сохранить как ЦК Компартии Грузии, так и грузинские диссиденты. А в Армении в «карабахском вопросе» единым фронтом выступают и лидеры подпольной Национальной объединенной партии Армении, и высшая партийная и государственная номенклатура республики. А вот в Узбекистане этого нет.

– Чего именно?

– Тех трех источников, о которых я говорил. Там присутствует только два из них: национальная бюрократия и теневики – квазибуржуазия. А вот диссидентское движение, ориентированное на Запад, фактически отсутствует. Именно поэтому логичнее было бы начинать чистку «авгиевых конюшен» на Кавказе, а не в Средней Азии. Тем более, что это достаточно просто сделать. Например, в экономике Грузии существуют массовые приписки в чайном производстве, в виноделии, где очень много фальсификата, который выдается за настоящее вино и продается потом по всему Советскому Союзу. Сумма приписок исчисляется миллионами рублей ежемесячно.

Генерал выпалил этот монолог на одном дыхании и потому, как он это сделал, было видно, что чувства его были искренними. Именно это и испугало Андропова. Он понял, что если он продолжит разговор, то ему будет трудно убедить этого честного служаку в своей правоте. Поэтому Андропов демонстративно взглянул на часы, стоявшие у него на столе, и сообщил:

– Спасибо, Владимир Георгиевич – я вас услышал. Мне надо внимательно познакомиться с вашей запиской, а также переговорить с другими людьми, которым знакома ситуация в республике. О своих выводах я сообщу вам позже.

Едва за генералом закрылась дверь, Андропов откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, погрузился в размышления: «А этот служака не дурак – быстро разобрался в ситуации, сложившейся в республике. И оперативно оформил свои выводы в виде докладной. И ведь не боится, что результат может быть нулевой, или что об этом могут узнать в Грузии. Может, отозвать его от греха подальше? Впрочем, лучше оставить все, как есть. Такой человек рядом с Инаури и Шеварднадзе мне еще пригодится. Честными людьми всегда удобно манипулировать. А про Узбекистан он здорово завернул: мол, там цветочки, а ягодки на Кавказе. Это я и без него знаю. Эх, служака, служака, не знаешь ты всей правды, потому что знать тебе этого не надо – не положено. А правда в том, что Щелокова я уже сковырнул, теперь очередь за Рашидовым. Мешают они мне. А Шеварднадзе с Демирчаном не мешают – они на моей стороне играют. И пусть они оба по уши в коррупции и национализме погрязнут, трогать их нельзя. Как верно когда-то выразился американский президент Рузвельт по поводу никарагуанского диктатора Сомосы: «Он, конечно, сукин сын, но это наш сукин сын».

19 июня 1983 года, воскресенье.

Киев, железнодорожный вокзал

Когда Алексей Игнатов увидел в окне поезда, в котором он провел более семи часов, направляясь из Харькова в Киев, очертания вокзала, он взял с полки свою спортивную сумку и направился в тамбур. Спустя пять минут поезд, наконец, остановился и дородная проводница в униформе, ловко открыв тамбурным ключом дверь, первой сошла по ступенькам на платформу вокзала.

– До побачення! – по-украински простился с проводницей Игнатов, когда его ноги коснулись бетонного покрытия.

– Бувайте! – ответила женщина и махнула на прощание рукой.

Игнатов забросил спортивную сумку на плечо и быстрым шагом двинулся в сторону здания вокзала. Однако не успел он сделать и нескольких десятков шагов, как увидел впереди крепкого мужчину примерно одного с собой возраста, семенившего быстрым шагом ему навстречу.

– Здорово, москаль! – радостно изрек мужчина, добежав до Игнатова и заключив его в свои объятия.

Причем такие жаркие, что тот едва не выронил из рук сумку.

– Здорово, хохол! – с не меньшей радостью отозвался на это приветствие сыщик и тут же добавил. – И хватит меня тискать на глазах у всего вокзала!

– Ничего, не развалишься, – ответил мужчина, но страстные объятия все-таки разжал.

Мужчиной был Влас Оленюк, с которым Игнатова свела судьба почти десять лет назад. Они тогда вместе расследовали серию убийств, начало которых было положено в Киеве, а конец ниточки протянулся до Москвы. Это было громкое дело, в эпицентр которого оказались вовлечены сильные мира сего, а также влиятельные футбольные функционеры, делавшие большие деньги на подпольном тотализаторе. Дело было успешно расследовано, после чего сыщики вынуждены были расстаться: Оленюк вернулся в Киев, а Игнатов остался в Москве. И с тех пор они смогли увидеться лишь однажды – несколько лет назад, когда вместе проводили свой отпуск в санатории МВД под Кисловодском.

– Как здоровье Нонны Сергеевны? – поинтересовался Игнатов, имея в виду супругу Оленюка, с который тот познакомился во время расследования все того же громкого «футбольного» дела.

– Я тебе вчера по телефону не хотел говорить, но Нонка в больнице лежит на сохранении, – ответил Оленюк.

– Все-таки довел бабу до роддома, – покачал головой Игнатов.

– Старик, это наш последний шанс – Нонке уже за сороковник, – вздохнул Оленюк. – Если сейчас не родит, тогда амба.

– А врачи что говорят?

– А что они могут сказать – успокаивают. Только на душе все равно как-то неспокойно.

– А ты не беспокойся, – поддержал приятеля Игнатов и тут же сообщил: – Я ведь у родителей тоже был поздним ребенком – они меня после сорока на свет произвели. И, как видишь, все обошлось.

– Кстати, как твоя матушка? – тут же отреагировал на это сообщение Оленюк.

– Скончалась полгода назад после инсульта, – ответил Игнатов.

– Не мучилась?

– Нет, сразу ушла – инсульт был обширный.

– Пусть земля будет ей пухом, славная была женщина, – с грустью в голосе произнес Оленюк. – Помнишь, как душевно мы с ней беседовали в вашей квартире на Цветном бульваре?

– Теперь я живу в Орехово-Борисово, – сообщил приятелю свой новый адрес Игнатов.

– Нехай будэ Борисово, – улыбнулся Оленюк и спросил: – Так я вчера так и не понял, когда разговаривал с тобой по телефону, какая напасть тебя привела в наши края?

– Мы с тобой здесь будем это обсуждать, посреди вокзала, или все-таки куда-нибудь отойдем? – искренне удивился Игнатов.

В ответ на этот справедливый вопрос Оленюк рассмеялся и, хлопнув приятеля по плечу, повел его на стоянку, где он оставил свои «Жигули». Это была престижная красная «шестерка», что соответствовало статусу ее обладателя – Оленюк вот уже несколько лет работал заместителем начальника республиканского уголовного розыска.

– Давно приобрел этого «коня»? – усаживаясь на сиденье, поинтересовался Игнатов.

– Полгода назад – дошла, наконец, очередь, – похвалился Оленюк.

– Где же ты денег наскреб на такую роскошь – взятки берешь?

– Ты забыл, где у меня Нонка работает – она же из торговли. И вообще, я, в отличие от тебя, своего места работы не терял. А в скором времени рассчитываю и вовсе место начальника занять.

– Да, я слышал, что ветры андроповских перемен до вас еще не докатились, – откликнулся на эту новость Игнатов.

– Ты лучше расскажи, какие ветры тебя к нам забросили? – вернулся к тому, на чем прервался их разговор на вокзале, Оленюк.

И Игнатов в течение пяти минут ввел приятеля в курс того дела, которое заставило его покинуть Москву.

– Запутанное дело, – вынес свое резюме из услышанного, Оленюк. – И как же ты собираешься его распутывать?

– Хочу покопаться в вашем Центральном архиве. Там ведь должны сохраниться материалы по харьковскому пожару сорок первого года.

– А в самом Харькове концов нельзя было найти?

– Там сообщили, что все материалы давно отослали сюда, в Киев.

– Хорошо, завтра устрою тебе это посещение, – заводя автомобиль, пообещал Оленюк.

– Ты не понял, Олесь – мне надо это сделать сегодня.

– Чудак-человек, сегодня же воскресенье! Да и допуск тебе надо оформлять – на это тоже время нужно.

– А ты у нас на что такой крутой, да еще на «шестерке»? – усмехнулся Игнатов. – Я ведь командированный, у меня каждая минута наперечет. Это у вас здесь, на Украине, «конторские» мышей не ловят, а наши только тем и занимаются, что отслеживают каждый наш шаг: чем занимаешься, куда поехал, а если поехал, бережешь ли трудовую минутку? Ты хочешь, чтобы меня теперь и с «земли» турнули?

– Ничего я не хочу, просто у людей сегодня законный выходной.

– А мне все сотрудники архива и не нужны – ты только одного вызови, который нужным отделом заведует.

Какое-то время Оленюк молчал, слушая, как работает мотор у его «шестерки». После чего, наконец, очнулся:

– Хорошо, сейчас заедем ко мне домой – перекусим. А уже потом я сделаю звонок, куда надо, по поводу твоего архива.

– На перекус у тебя случайно, не борщ с пампушками? – спросил Игнатов.

– Нет, макароны по-флотски с киевскими котлетами. А что, тебе пампушки подавай?

– Да нет, я их в Харькове вдоволь натрескался – больше не вынесу, – улыбнулся Игнатов, после чего попросил: – Ну, давай уже, трогай – у меня со вчерашнего дня во рту маковой росинки не было.

19 июня 1983 года, воскресенье.

Ташкент, улица Шота Руставели

Вот уже второй день Баграт Габрилянов находился в Ташкенте и был вполне доволен своим пребыванием в этом месте. Город ему очень понравился, даже несмотря на царящую в эти дни жару. Да и в общежитии, куда он вселился вчера, условия проживания были идеальными. Баграту досталась двухместная комната, где он обитал один, поскольку общежитие на тот момент было почти полупустым.

Еще вчера, когда Баграт ездил с отцом в институт, Габрилянов-старший обещал сыну провести воскресенье с ним, чтобы показать город, но затем выяснилось, что насущные дела по работе не отпускают родителя. Чему Баграт чрезвычайно… обрадовался, поскольку не хотел лишний раз встречаться с отцом после того инцидента, который случился в институте. Ему легче было проводить время одному, не опасаясь, что кто-то будет стоять у него над душой и учить жизни.

Хорошенько выспавшись, Баграт наскоро перекусил стаканом кефира и калорийной булочкой за восемь копеек, после чего отправился на прогулку по центральной части города. Ташкент в эти часы уже проснулся и жил обычной воскресной жизнью, когда люди никуда не спешат, а просто отдыхают, копя силы для новой рабочей недели, которая должна была начаться завтра.

Купив в палатке на углу улицы Шота Руставели эскимо «Ленинградское» за двадцать одну копейку, Баграт развернул обертку и, отойдя в тенек, стал с удовольствием уплетать холодное лакомство. У него было прекрасное настроение, и жизнь впереди казалась долгой и счастливой. Он, наконец-то, вырвался из-под домашней опеки, был предоставлен самому себе и впервые за долгое время мог распоряжаться своей жизнью так, как ему заблагорассудится. А чего еще надо молодому человеку в восемнадцать лет? Разве что красивую девушку, которая могла бы скрасить его одиночество. Именно об этом Баграт и подумал, стоя в тени развесистого дерева и глядя на проходящих мимо него людей. И в это самое мгновение в нескольких метрах от него, на светофоре, остановился трамвай, в окне которого Баграт увидел девушку неземной красоты. Это была смуглая узбечка с модной прической «каре» под Мирей Матье, тонкими, красиво изогнутыми губами и миндалевидными глазами, заглянув в которые юноша сразу в них утонул. Самое интересное, но девушка тоже обратила внимание на симпатичного парня, который буквально впился в нее глазами. Поначалу этот пристальный и изучающий взгляд смутил ее, но затем она внезапно стала… смеяться. Удивленный подобной реакцией, Баграт в первые секунды опешил. Но затем девушка стала жестами показывать ему куда-то вниз. Юноша опустил глаза и увидел, что мороженое, которое он держал в руке, капает ему на рубашку. Вот чем обернулись для него те несколько минут, когда он, забыв про лакомство, разглядывал незнакомку. В этот самый момент трамвай тронулся с места, увозя красавицу-узбечку в сторону парка имени Кирова.

Какое-то время Баграт неподвижно стоял на своем месте, провожая взглядом удаляющийся от него трамвай. Но длилось это недолго. Затем юноша очнулся и, выбросив недоеденное эскимо в урну, бросился догонять транспортное средство, увозящее от него незнакомку. Однако как бы быстро не несли юношу его молодые ноги, угнаться за трамваем, набравшим скорость, было невозможно. И вот спустя какое-то время бегун окончательно выдохся и остановился, тяжело дыша через раз. Тем временем трамвай скрылся из вида. Но отступать Баграт не собирался. Отдышавшись, он сошел с тротуара и, вытянув вперед руку, стал ловить попутку. Однако никто не останавливался. И только спустя несколько минут перед юношей тормознуло такси, водителем которого был молодой человек, ненамного старше своего пассажира.