Евгений Чернобыльский
Точка бифуркации
Почти все последние сутки Кирилл просидел в кинотеатре. Ему казалось опасным ходить по городу, мелькать перед камерами, и чёрт знает кем ещё. Он спал урывками, но вырывал себя из сна, лихорадочно проверял содержимое рюкзака и оглядывался. Теперь он сидел в баре крафтового пива, но по-прежнему не ощущал себя в безопасности. Кроме того, он так и не решил, что делать.
Беглый Оператор даже не понимал, кого именно ему бояться. Он был замешан в убийствах Шаца, он сам убил Дыжина и его лицо могло засветиться на камерах, о нем могли знать в полиции. Его, наверняка, искали молодчики того безумного мужика, которого скрутил Шац в пятницу вечером. Кирилла могла разыскивать и Фирма. Они предпочитали ликвидировать возникшую проблему быстро и без особых сантиментов. А ещё у Кирилла был запас чужих капсул для терминала, и он знал, где этот терминал находится. А люди, потерявшие такой ценный ресурс, пожалуй, страшнее всех вышеперечисленных.
Со слов Дыжина за его проваленной сессией и, возможно, всеми последними событиями стоял другой человек. Похоже Павел Сергеевич был откровенен, они и правда убили другого Оператора, прибывшего сюда в субботу. Наверное, Кирилл мог доказать свою невиновность перед Фирмой, а главное, если Шац умудриться выжить, то он сможет замкнуть петлю и вернуться в безоблачное во всех смыслах пятничное утро. А ведь на Шаца тоже могла вестись охота…Кирилл тихо застонал от усталости.
Что мог сделать обычный в общем то парень, Кирилл Плеханов? Кирилл не питал иллюзий о своих способностях, он был трусоват и совершенно не годился на роль героя. Кроме арестованного Шаца он не имел в этом городе не то что союзников, а даже знакомых. У него было оружие, но… Вломиться в РОВД и перестрелять имеющихся сотрудников? Найти терминал, окровавленными после стычек руками закрыть сессию. Нет, это из разряда Голливуда. Ему нужны сильные союзники, он должен довериться какой-то из действующих вокруг сил.
– Это просто, – затуманенный разум отказывался вести рассуждения и опять отвлекся на посторонний диалог. – Координировать действия по всему миру можно мгновенно и безопасно. Пусть не по мессенджерам, но в даркнете точно.
– Да что мы знаем о даркнете? Одни мифы о педофилах и наркотиках.
– Не скажи! Там всё значительно разнообразнее.
Два мужика в, несмотря на воскресный вечер, деловых костюмах обсуждали подобие флэшмоба. Один из них доказывал собственную теорию некоего массового безумства в согласованное время. Координация действий предполагалась в Интернете.
Неожиданно для себя Кирилл принял решение.
Глава 19
Екатеринбург. Понедельник. Раннее утро.
Интенсивность работы аэропорта Кольцово, как и любого другого транспортного узла, не зависела от времени суток. Приземлившийся под утро самолет из Москвы расторопно встречали автобусы, позевывающие заспанные пассажиры выбирались из лайнера на воздух, грузились в наземные транспортные машины и торопливо пересекали залитые светом залы аэропорта. Часть пассажиров обреченно ожидала у транспортных лент свой багаж, завистливо поглядывая на вслед спешащим на улицу недавним спутникам.
Ярослав Бочарников летел без багажа, но он не спешил. Ему пришлось срочно вылететь в Москву и получив оперативную сводку вернуться назад, многое изменилось. Ярослав купил кофе и присел на свободное место. Необходимо ознакомиться с поступившей за время полёта почтой. Из-за разницы во времени он перебрался в раннее утро, его коллеги из ночной Москвы пересылали полученные за последние пару часов данные. Ещё в самолете Ярослав разработал нехитрый алгоритм действий. Расставил приоритеты в соответствии с новым поручением Андрея Андреевича.
Андрей Андреевич без энтузиазма подтвердил – всё происходящее в мире связано с ними. Воскресным утром в восемь тридцать по московскому времени терминалы перестали работать. Все открытые сессии не завершены и скорее всего уже не будут закрыты. Технари не давали внятных объяснений. Как минимум сто пятьдесят человек в сорока странах на шестидесяти пяти языках сейчас рассказывали о своих преступлениях и наверняка упоминали одну и ту же технологию, которая их подвела.
Андрей Андреевич говорил сухо. Ярослав был готов к такому ответу, но не предполагал серьезность масштабов. Сто пятьдесят Клиентов сдались полиции. Какая-то часть Клиентов могла погибнуть, большая часть не делала ничего масштабного и скорее всего пока не оказалась под следствием. Ярослав предполагал, что сто пятьдесят попавшихся мерзавцев не больше трети от общего числа Клиентов. Клиентов, открывших сессию вчера, в воскресенье. На каждого Клиента приходился один Оператор, каждого Клиента вёл аналитик и черт знает кто ещё. География из сорока стран впечатляла не меньше количества сессий. Оказывается, Бочарников даже близко не представлял масштабы Фирмы.
Теперь он пытался осознать последствия. Обычно Фирма оперативно ликвидировала открывших рот Клиентов. Реакция была безжалостной и быстрой. Ликвидаторы работали по всей стране. Хватит ли их сил для ликвидации всех очагов в разных регионах?
Аналитики Фирмы пока ничем не удивили. Бочарников вызвал такси и вышел на улицу. Рассвет уже вступил в свои права, но город только просыпался. Тихое безлюдное ранее утро – любимое время Ярослава в любом городе.
***
Пойманные на своих омерзительных делишках Клиенты попадались не часто, но почти всегда по своей вине. Тех, кто «залетал» из-за неэффективной работы Фирмы, Бочарников делил на трусов и молчунов.
Сразу после ареста трусливые Клиенты начинали болтать. Они тряслись от страха, говорили без умолку, называли имена, показывали свои смартфоны. Мерзавцы пытались убедить окружающих в своей невиновности, в том, что они просто «играли»…
Молчуны держались солиднее. Эта категория была уверена в своей непогрешимости, в скором решении проблемы силами Фирмы. И такая помощь приходила. Особенность действий во внештатных ситуациях сводилась к одному – немедленной ликвидации.
Пожалуй, Шаца можно было допросить. Ярослав мог раскрыть карты, признать свою принадлежность к Фирме, показать фото Оператора, надавить, пообещать, обмануть. Вадим Аронович мог знать или иметь предположения о местонахождении. Кирилла. Оператор будет прятаться, он должен чувствовать неизбежный конец. Поиск Плеханова Ярослав отложил напоследок.
Москва так и не предоставила информации о связи не закрытой сессии Шаца и неясной ситуации в Шеломенцево. У Бочарникова не было оснований считать дело Вадима Ароновича чем-то особенным. Да и сам Шац тупо смотрел перед собой стеклянными глазами. Когда он выйдет из ступора, немедленно начнет нести ахинею про петли времени, что может показаться глупой, но интересной фантастикой в свете последних событий.
Прогулявшись по коридору две минуты, Ярослав проводил Шаца до дверей камеры. Бочарников похлопал задержанного по плечу. Вадим Аронович никак не отреагировал на легкий укол. Ярослав предоставил Шаца конвойному и быстрым шагом направился в сторону выхода. Миниатюрная капсула с чуть заметной иголкой переместилась в наружный карман пиджака.
У каждого ликвидатора был свой стиль. Бочарников предпочитал вводить препарат на основе флунитразепама. Задуманный как лекарство, но доработанный в яд, препарат вызовет сонливость, угнетение дыхания и смерть. Здоровый мужчина прекратит дышать через тридцать-сорок минут. Вполне достаточно, чтобы удалиться. Даже удивительно как настолько эффективные и изящные орудия убийства как яды вышли из оборота.
Кивнув дежурному, Бочарников энергично прошагал на улицу. Он не расписался в журнале посещений при входе и предпочёл пропустить этот бюрократический шаг вновь. Настороженный дежурный не рискнул окликать сурового москвича из антитеррористического особого отдела ФСО.
На тротуаре перед крыльцом РОВД Ярослав облегченно выдохнул. Каждый раз он с тревогой ожидал нарваться на дотошного полицейского, засомневавшегося в предъявленном удостоверении. Волшебные буквы ФСО пока работали исправно. Теперь ему нужно было убраться подальше. Скорее всего, никто не сопоставит смерть Шаца и посещение Отделения Ярославом, да и патологоанатом не будет усердствовать.
В любом случае Бочарников выполнил первую задачу. Когда Шац испустит дух, Ярослав будет на далеко.
Дело Шеломенцево по-прежнему казалось интригующим. Если Андрей Андреевич прав и там можно было найти разгадку воскресного обрушения всех сессий, то возможно Ярослав сможет решить основную проблему. Возможно смерть Шаца и не была обязательной.
И все-таки Бочарников не любил излишнюю философию и досужие размышления. Пора было действовать. В другой раз он бы выбрал автобус – минимум контроля, никаких удостоверяющих документов, но сегодня все-таки на машине. Ярослав достал телефон, он забыл включить звук, а вибрацию он никогда не использовал. На экране высветились два пропущенных вызова из Москвы и несколько смс с требованием срочного ответа. Бочарников.
Ярослав набрал пропущенный номер. В трубке затараторили. Как глупо! Через восемь секунд возбуждённого монолога аналитика из Москвы он отбросил телефон в сторону и освободившейся рукой зажал клавишу браслета на левом запястье. Мигнул зеленый индикатор. Только бы успеть!
***
Бочарников провожал Шаца до дверей камеры. До конвойного оставалось не больше трех метров, через три секунды Ярослав должен был похлопать задержанного по плечу, обрекая Вадима Ароновича на малоприятную смерть. Бочарников успел. Выручила привычка ходить быстро.
Ярослав взял Шаца под локоть и развернул. Они направились в обратную от конвойного сторону. Вадим Аронович не возражал. Бочарников вообще сомневался, что Шац отдает себе отчет в происходящем. Информация об убийстве жены и дочери Вадима Ароновича у него была и раньше. А вот сведения от вышедшего на связь Плеханова появились чуть меньше четырёх минут назад. Хотя временные термины будущего и прошлого сейчас были условны.
Кирилл Плеханов оставил несколько сообщений на форумах. Он справедливо полагал, что Фирма следит за активностью в темных глубинах Сети и постарался доложить о случившемся. Изюминкой полученной информации была пока что теоретическая, непроверенная возможность возвращения времени в безопасную пятницу. До воскресного сбоя всей системы. Одним из условий благоприятного исхода была жизнь Шаца.
Шац шагал в ногу с Бочарниковым. Вадим Аронович ничем не проявлял ни малейшей искры сознания, напоминая овощ на ножках. Ярослав серьезно обдумывал вероятность его помешательства. Бочарников развернул арестованного к себе лицом.
– Я представляю Фирму. Ту самую, – тихо и быстро заговорил Бочарников. – Мы можем замкнуть вашу петлю времени. Вы вернетесь в точку отсчета. Снова пятница и все как прежде. Включая жизнь ваших родных. Ты меня понимаешь? – Ярослав перешёл на «ты».
Взгляд Вадима Ароновича неуловимо обрел осознанность. Он немного сощурился, словно фокусируясь.
– Дочь, жена. Мы все вернем, – Ярослав продолжал пробивать брешь в блокировке сознания Шаца. – Ты главное продержись, пока я не смогу тебя вытащить.
Ярослав ни разу не сталкивался с задачей освобождения. Теоретически ничего сложного. Он мог убить конвойного, устранить дежурного. Но рабочий день уже начинался и скоро здесь будет вся местная полиция. В одиночку масштабные городские бои Бочарников вести не умел.
Пусть вызволение Вадима Ароновича будет проблемой Москвы. Они решат проблему на своем уровне и вытащат Шаца хоть на северный полюс. Ярославу нужно решать локальные задачи. Прежде всего найти Оператора.
Бочарников вновь проводил задержанного до камеры. Шац обернулся, в его глазах была осмысленность и робкая надежда. Ярослав ободряюще кивнул Вадиму Ароновичу и пожал руку конвойному. Хотелось сказать что-то вроде «береги его» или «отвечаешь головой», но это было бы лишним. Бочарников покинул здание РОВД в очередной раз проигнорировав дежурного и журнал посещений.
***
Кирилл постучался в дверь за пять минут до полуночи. Он поднялся на третий этаж по лестнице, проигнорировав лифт. Она не открывала долгие двадцать секунд. Дверь распахнулась. Даже в своем затуманенном состоянии Плеханов отметил её красоту. Растрепанные и мокрые, темные, почти чёрные волосы, белый гостиничный халат, оттеняющий смуглую кожу. Мгновение немой сцены и она развернулась, прошла вглубь номера. Дверь осталась открытой, Кирилл облегченно шагнул внутрь.
– Я думала, всё на одну ночь. В пятницу на связь не вышел, а вчера на респешене сказали, что твой номер был оплачен до субботы.
Девушка забралась в кровать и уставилась в работающий телевизор. Она сложила ноги по-турецки, поправив халат. Кирилл пытался вспомнить её имя. Вероника или Валерия? За ним и так слишком много проступков перед ней, чтобы теперь ещё ошибиться с именем.
– Сама себе говорю: а чего ты хотела, Лерка? Прыгнула в постель к фантазёру, поматросил и бросил. Ты не подумай, я не в обиде и замуж не прошусь. Сегодня так вообще не до тебя. Видел новости?
Она не отрывала взгляд от экрана. Хорошо, хоть разрешился вопрос имени.
– Лер, я с номером и правда пролетел. Сейчас ночью их дёргать не буду, но у меня там ноут остался. Ты своим не поделишься?
– Да не вопрос, если эппл тебя не смущает. Вон справа на зарядке висит, – Валерия кивнула в сторону подоконника.
– Отлично, спасибо.
Плеханов запустил ноутбук, зарядка была в красной зоне. Стоило подождать.
– Душ могу у тебя принять?
– Душ? Вот ты наглый!
Валерия оценивающе оглядела Кирилла. Молодой человек зарделся, щеки и уши мгновенно запылали.
– Я не в том смысле, просто взбодриться надо. А ноутбук все равно на зарядке.
– Да иди, чего уж там. Только ни на что не рассчитывай!
Кирилл уже юркнул в туалетную комнату. В его номере была ванна, а на третьем этаже только душевые кабины. Более чем достаточно, он не любил валятся в ванне, а сейчас и не располагал временем. Оператор быстро разделся и встал под душ. Хотел попробовать контрастный, но холодная вода слишком обжигала. Повертел ручку смесителя, меняя оттенки тёплого.
Полочка рядом со смесителем еле вместила несколько увесистых флаконов с шампунем, маской и ещё какой-то ерундой для волос. Кирилл воспользовался одноразовым тюбиком отеля. Обильно вспенил шампунь на голове и натёр тело ладошками с оставшимся на руках шампунем. Немного постоял в пене и шагнул обратно под струи воды.
Плеханов оттер запотевшее зеркало. Покрасневшие от недосыпа глаза никуда не делись, но чувствовал он себя лучше. Было не приятно надевать грязную одежду, особенно носки. После пары секунд раздумья, Кирилл решил походить босиком. Взяв ещё паузу, он решительно поднял носки и простирнул ношенную пару в раковине. Кое-как прополоскав носки от отельного мыла, молодой человек развесил нехитрое бельё на полотенцесушителе. Пожалуй, вызывающе нагло, но лучше, чем щеголять в грязных носках в номере девушки.
Валерия по-прежнему не отрывалась от телевизора. Кирилл придвинул стул к подоконнику и открыл ноутбук. Девушка что-то говорила о масштабах зверств, рассказывала о свежем репортаже из бразильских фавел, но Оператор уже полностью погрузился в даркнет. Ему предстояло разместить призыв о помощи в закрытом форуме.
Последний год Кирилл активно сёрфил даркнет. Он искал рассказы о выходе из «игры», боялся последствий отказа от сотрудничества с Фирмой. Он никогда ничего не писал, боялся оставить ненужный след. Теперь же он отчаянно надеялся попасться на глаза кому-то из Фирмы.
Личный кабинет Плеханова был по-прежнему заблокирован, он не мог отправить сообщение. Для своего крика о помощи Кирилл выбрал форум про подставы Фирмы. Вероятность отслеживания аналитиками слухов и наговоров, а возможно и реальных косяков, Кирилл оценивал как наивысшую. Приходилось долго ждать загрузки каждой страницы. Наконец нужный форум. Пальцы зависли над клавиатурой. Плеханов задумался над формулировкой. Не хотелось раскрывать свою личность, нужно оставить только необходимое. Для тех, кто в теме. Взяв паузу на размышление, Кирилл быстро набрал сообщение.
Сзади подошла Валерия. Девушка нежно обвила шею руками. Кирилл развернулся, привстав в кресле. Лера улыбалась. Телевизор уже не работал.
Глава 20
День четвертый. Понедельник. Шеломенцево.
Серебряков проснулся ближе к восьми. Алексей Геннадьевич не спал почти всю ночь. Он вычислил Плеханова. Дима был недоступен, пришлось передать данные второму наемнику – Косте. Потом он ворочался в чужой постели, прислушивался к ночным звукам незнакомого дома. Хотелось подумать о предстоящем дне, ещё раз перебрать в голове запланированное, но привычка разговаривать самому с собой мешала. Он боялся быть услышанным, боялся встать и разбудить вынужденных соседей, боялся неудачи в наступающем дне. Он уснул после рассвета.
Пластиковые окна почти не пропускали звуков. Дом и так стоял на отшибе, замыкая собою вереницу улиц частного сектора. До ближайшей оживленной дороги больше двух километров, проезжающие по узким улочкам редкие машины не создавали шума. Скорее всего, на рассвете голосили петухи, чуть позднее хозяева немногочисленной здесь скотины вывели коров и коз. Серебряков крепко спал и ничего не слышал. Теперь все, кому было нужно, и вовсе разъехались.
Алексей Геннадьевич чертыхнулся и быстро выбрался из кровати. Добрался до телефона в другом конце комнаты. Сдернул смартфон с зарядки. На экране высветилось единственное сообщение от Димы. «Везём полный улов». Отправлено час назад. Полный улов означал капсулы и чересчур шустрого Кирилла Плеханова. Серебряков не знал, зачем ему нужен бесполезный Оператор, но решил повременить с ликвидацией. Дима оказался молодцом, они связались с Костей и повязали Плеханова. Первая часть задачи выполнялась в самые оптимистические сроки.
Серебряков споро оделся, вышел из комнаты. Его поселили в глубине дома. До туалетной комнаты нужно было пробираться по темному коридору. Алексей Геннадьевич аккуратно преступал ногами, придерживаясь стены левой рукой. Пальцы скользили по поверхности. Правую руку он выставил вперед. Так было спокойнее. Мало ли что может оказаться на пути, коридор вполне мог неожиданно свернуть, дорогу перегородит сундук или что тут еще могут хранить хозяева. Где включается свет Серебрякова не предупредили.
Он прошёл несколько плотно закрытых дверей, увидел одну приоткрытую. Чуть подтолкнул, дверь легко и беззвучно отворилась. Он ошибся. Полубоком к вошедшему стояла мать Армеева. Пожилая женщина, совсем не старуха, стояла перед небольшой полкой с зажжёнными свечами и фотографиями. В семье женщину было принято называть Анной Игнатьевной. Так свекровь звали невестки, также к бабушке обращались внуки.
Анна Игнатьевна не обратила внимания на Серебрякова. Погруженная в свои мысли, она сложила руки в молитве. Губы что-то шептали. Достаточно высокая для женщины, по-прежнему стройная, с правильной осанкой Анна Игнатьевна стояла в тёмной комнате и молилась. Приглушенный свет свечей, незнакомый аромат, тихий бубнеж Армеевой. В большом доме оказалось целая молельная комната. Серебряков почти не дышал. Он всмотрелся в подсвечиваемый россыпью свечей иконостас. Вместо икон и ликов святых на полке стояли фотографии почившего Армеева-старшего. Алексей Геннадьевич сдержал глухой стон. Идиотская семейка. Все тяжело и бесповоротно больные на голову.
Серебряков отступил в коридор, не закрывая дверь. Прошёл дальше. Через несколько шагов наконец-то добрался до умывальника. Прохладная вода освежила лицо. Он окончательно проснулся, мозг начал работать. Если Дима будет в Шеломенцево не больше чем через час, то спецконвой, который организовали для Шаца и его, Серебрякова, терминала, должен выдвинуться из Екатеринбурга сразу после девяти. В запасе оставалось почти три часа. И скоро рядом будет верный Дима. Оставалось продержаться чуть-чуть. Серебряков глубоко вздохнул и отправился на поиски Армеева.
Армеев оказался на заднем дворе. Степан направлялся к дому из-за забора, заросшего кустарником и сорняками. Растрепанные светлые волосы, голый торс, видавшие виды брюки, заправленные в высокие носки. Серебряков задержал взгляд на облепленных травой брюках и носках.
– От клещей, – с улыбкой пояснил Степан. – Это мне в лотерее не везёт, а из всех, кто пойдет в лес, именно я клеща подцеплю. Эти маленькие падлы до августа прохода не дают.
Степан наклонился и широкими движениями рук сбил траву и репейник с одежды. При каждом движении под загорелой кожей волнами прокатывались мышцы. Серебряков в очередной раз отметил – даже в свои годы Армеев оставался в великолепной физической форме. Породистый мужик. Солидный.
– Будем завтракать и поедем, – радушный хозяин подмигнул. – Кристинка!
На зычный окрик тестя из дома выскочила девушка. Легкое летнее платье подчеркивало округлившийся живот. В руках невестка Армеева несла тяжелый чайник. Из узкого носика поднимался горячий пар. Вода только закипела. Девушка свернула направо. За пристройкой к дому стоял накрытый стол. Две чайные пары, порезанный хлеб, поднос с овощами, блюдце с ветчиной.
Алексей Геннадьевич хотел отправиться навстречу Диме. От волнения он не ощущал никакого аппетита, но Армеев никуда не торопился. Пришлось смириться и делить с хозяином утреннюю трапезу. Степан надел футболку и накинул куртку. Синоптики не обманули. На Урале стало холодно, на горизонте появились тучи. Алексея Геннадьевича грел предусмотрительно взятый с собой пуловер. На голове привычно красовалась красная бейсболка.
Серебряков сел напротив открытой пристройки. Пустой дверной проем щедро освещался солнцем. Алексей Геннадьевич отчетливо разглядел сваленные кучей таблички и памятные доски. Он знал, что на них написано, постарался быстро отвести взгляд. Однако Армеев заметил паузу.
– Ну а куда мне было их деть? По всему городу ведь поснимали сволочи.
Армеев сжал кулаки и навалился на столешницу. Моментально раскрасневшееся лицо Степана приблизилось к Серебрякову. Алексей Геннадьевич перестал дышать. Он уже знал это настроение Армеева.
– В этом сраном городе каждый второй, слышишь, Алексей, каждый второй отцу должен. Он всех знал, каждому помог. Они нацепили таблички, дали бумажку, – Армеев засипел и откашлялся. – Бумажку эту. Почётный гражданин. Я не успевал на собраниях выступать. А потом что? Какой-то упырь написал книжонку и что они? Они его прокляли. И меня прокляли вместе с ним.
– Может уехать тебе, Степан? – осторожно спросил Серебряков.
– Я думал, – Армеев откинулся и как-то резко обмяк, подобрел. – Но потом появился ты. Куда ж я уеду теперь, когда они все тут передо мной. Хочу – журналюгу, прощелыгу этого, сволочь, размажу. Захочу – бабку ту, что пацана моего затоптала, на крюк подвешу. Нет, теперь мне здесь нужно оставаться. Да и дом, могилки, семья… Невестки обе опять-таки как почки по весне набухли, скоро приплод ждать.
Серебряков вспомнил мясоперерабатывающий цех – собственность и любимое место развлечений Армеева. Сильный Степан мог скрутить и удерживать даже взрослого мужика, а уж немощную крикливую бабку… Бесконечные крюки, пилы… Даже по меркам опытного Алексея Геннадьевича это было чересчур. Хорошо, что Армеев зависел от него, но отчаянно опасно, что Степан был неуправляем в своем гневе.
Алексей Геннадьевич всегда относился к своим Клиентам с интересом и даже странной любовью. Он изучал их. Наблюдал. Большинство Клиентов начинает с малого. Они осторожно пробуют, сомневаются. Жестокость набирает оборот постепенно и даже потом, когда человек раскрывается, они прикрываются мыслью об игре, о нереальности происходящего. Армеев же был страшен сразу. Он поражал жестокостью и напором, ему было тяжело остановиться. Степан требовал всё новых и новых сессий.
В каких пропорциях в людях заложена жестокость Серебряков не знал. Он познакомился с Армеевым недавно, и Степан уже был озверевшим. Хотя так было далеко не всегда, об этом говорило мимолетное общение с старожилами Шеломенцево. Серебряков ещё раз посмотрел в открытый дверной проем подсобки. Отбившись от остальных артефактов, на полу лежал барельеф с именем и высеченным лицом. Такой же как на кладбище. Армеев Виктор Андреевич. Волевое лицо. Строгий взгляд. У Степана были сложные гены.
***
Степан Армеев родился в семидесятом. Большая семья, счастливое советское детство. Младший Армеев почти не болел, с ранних лет был приучен к труду и скромности. Даже повзрослев, начав собственный бизнес и заработав солидный капитал, Степан оставался в меру аскетичным, достаточно щедрым на деньги и эмоции. Он был прохладен к путешествиям, мало выезжал из города и сосредоточился на семье, соседях, горожанах. Несомненно, статус закрытого города накладывал свой отпечаток на кругозор Армеева. Вполне сносное снабжение города слабо компенсировало затворничество. Будущее Шеломенцево варилось в собственном соку, рождало и раздувало локальные легенды, воспевала местных героев. В какой-то момент главным, а то и единственным героем города стал отец Степана – Виктор.
Армеев Виктор Андреевич появился в Шеломенцево в начале пятидесятых. Прибыл без фанфар, в колонне осужденных. Один из многих. Высокий и широкоплечий, ещё в общем-то молодой человек. Потрепанная одежда, впалые живот и щёки. Горящий суровый взгляд. Армеева выслали вслед за Игнатьевым. Именно он, Николай Борисович, был настоящей звездой эшелона. И хотя Игнатьев умер ещё до рождения Степана, в семье Армеевых о Николае Борисовиче вспоминали с благодарностью. Считалось что он спас отца.
Игнатьев представлялся Степану добрым и старым, хотя был ровесником Виктора Армеева. Искренний коммунист, инженер-самоучка попавший под репрессивный каток, он два десятка лет выживал в лагерях. Игнатьев не падал духом, занимал себя работой, искал задачи посложнее и неизменно блестяще их решал. Немного рассеянный, временами молчаливый, но чаще обаятельный Николай Борисович без перерывов строчил научные статьи и докладные записки, вносил рацпредложения и оптимизировал всё вокруг. В лагерях он умудрился жениться.
Никому неизвестно чем Игнатьеву приглянулся Виктор. Осужденный фронтовик Армеев прибыл в лагерь ещё крепким, физически сильным человеком. Возможно он помогал Игнатьеву в решении конфликтов или организовывал быт. Никто из этой пары не распространялся о прошлом, для обоих лагерь был чёрной неприятной полосой. Чем бы не объяснялась дружба этих двух разных людей, но история Армеева и Шеломенцево начиналась совместно с Игнатьевым. Инженера перевели на строящийся комбинат, Свердловск-14 входил в систему ГУЛАГа. Николай Борисович забрал с собой жену и выбил место для своего младшего товарища. В последствии память об инженере стерлась, а имя Виктора Андреевича Армеева долгое время красовалось на многих зданиях и городских культурных объектах.
Степан слышал эту историю от матери. Сам Виктор Андреевич не любил распространяться о прошлом. Он в принципе не был болтлив.
Виктор Армеев родился в 20-м году. Брянская область, забытая богом деревня. Он не успел освоить профессию, началась большая война. Крестьянский вчерашний мальчишка начинал в пехоте, был контужен, прибился к артиллеристам и с ними шагал навстречу Берлину. Судя по всему, к орудию его не подпускали, так что Армеев не мнил себя героем, да и особо ничем не хвалился. Но признавался, что «фашистов бил» (в своих мальчишеских фантазиях маленький Степан с замиранием сердца представлял отца, здорового русского мужика, раскидывающего фрицев непременно деревянной оглоблей). А потом случился плен. Как и всегда Виктор не был щедр на подробности. Почему ему впаяли срок свои же оставалось загадкой. В семье предполагали причиной врожденную несговорчивость и крутой нрав Армеева. Как бы то ни было на самом деле, но лагерный срок фронтовик получил. Какое-то время Армеев мыкался по распредпунктам, сменил несколько лагерей и бесчисленное множество следователей. Его часто били. Старались сломать то ли дух, то ли тело. Именно поэтому родные справедливо полагали – перевод в Свердловск-14 вслед за Игнатьевым спас отцу семейства жизнь.
Если публичность Армеев не любил, то власть презирал и ненавидел. Он не хотел реабилитации, считал её позорным, унизительным актом. Всем всё было ясно и так. Очередной человечек в жерновах государства. Выброшенный винтик, мелочёвка. Зная твердый характер Виктора Андреевича, близкие не пытались уговаривать Армеева подавать документы для пересмотра дела. Он и так был местным героем. Пусть и не оправданный, но свой, настоящий фронтовик, незаконно и несправедливо осужденный властью, стал неформальным знаменем горожан. Для этого потребовалось почти двадцать лет.
Благодаря внушительной внешности, тяжёлому взгляду, суровой степенности, Виктор Андреевич набирал авторитет в трудовом коллективе. Он боролся за права заводчан, к нему тянулись за советом, обращались с просьбами. Профсоюз, товарищеский суд – Армеев успевал повсюду. Виктор по-прежнему мало говорил, но если это было минусом в застольях, то помогало в разговорах с руководством. Мало кто выдерживал пристальный взгляд Армеева, его рубленные фразы. Популярность Виктора стремительно набирала обороты, а после разыгравшейся трагедии в местной больнице и вовсе вынесла Армеева в небожители. В тот день родился Степан.
Местную больницу возводили зэки. Первые заключенные, согнанные с лагерей, они строили комбинат и жилые постройки. Густой плотный лес вокруг будущего Шеломенцево будто сам собой напрашивался в стройматериалы. Первые дома-бараки возводились вокруг завода, невдалеке от лесопилок. В одной из деревянных построек разместили единственную на всех больницу. Спустя два десятка лет Свердловск-14 разросся, уже появился Левобережный район города, но вокруг комбината по-прежнему стояли деревянные постройки. Медицинское учреждение оставалось на месте. И оно загорелось.
Виктор Армеев оказался рядом случайно. Его семья росла. Анна Игнатьевна, супруга Виктора, девушка молодая, но крепкая, оказалась плодовитой. Степан стал четвертым ребенком в семье и в день пожара собирался появиться на свет. Виктор Андреевич носил в больницу воду. Сам Степан никогда не видел старой больницы и не понимал, как люди лечились и рожали без воды, но для Свердловска-14 это была повседневная жизнь. Виктор Армеев четвертый раз готовился стать отцом и наворачивал круги с ведрами. От колонки до больницы. Когда в окнах появился дым, он делал очередной заход.
К приезду пожарных расчетов (спасательные службы размещались на комбинате) отданный под больницу деревянный трёхэтажный дом сгорел. Во дворе тряслись от ужаса пациенты и персонал. Сначала Виктора Армеева увезли в другую часть города, а потом в Свердловск. Полученные им ожоги просто не умели лечить в маленьком городе. Всех рожденных в ближайшие дни мальчиков города назвали Виктор. Разумеется, это не относилось к собственному сыну Армеева, имя которому подобрали заранее. Степан увидел отца через три месяца. Богатырское здоровье Виктора пошатнулось, но выдержало.
