Евгения Райнеш
Адам и Ева против химер

Адам помолчал немного, и совсем ни к селу, ни к городу произнёс:

– Почему именно сейчас?

Затем последовала фраза, даже как-то оскорбительно прозвучавшая:

– Ева, ты пока погуляй, ладно?

– Ну и куда я пойду? – Ева испугалась заблудиться в незнакомом городе, хотя ей очень хотелось наконец-то посмотреть на улицы в дневном свете.

Жанна словно прочитала её мысли:

– Я с удовольствием всё вам покажу.

Собираясь выходить, Жанна зацепила краем глаза фигурку чёрного козла и удивилась:

– О, этим козлом один из посетителей недавно расплатился с мужем за сливовицу. Мастер Авдий. Он всегда своими игрушками расплачивается.

Ева, пытающаяся хоть немного привести себя в порядок, посмотрела на козла внимательно, взяла его с полки и положила в карман спортивных штанов.

– Если они друг к другу никогда не заходят, – задумчиво произнесла она, – как этот чёртов козёл оказался в антикварной лавке? Жанна, это точно тот же самый?

– Мастер Авдий никогда не дублирует свои игрушки, – убеждённо ответила Жанна.

***

Как рождается женская дружба? Нужны ли годы, полные испытаний и проверок на прочность? Или достаточно одной секунды, чтобы понять, – всё сложилось!

Ева умела дружить. Вот в любви ей везло не очень. Но она признавала, что любить не умела сама. И, может, именно от того, что так здорово умела дружить. Очевидно, тут кроется какой-то подвох, и выбирать нужно или то, или другое. За Еву провидение выбрало дружбу. Ещё с детства она умела так – не ревнуя, открыто, появляясь, когда была нужна, и исчезала, чувствуя свою ненужность. Не ждала ничего взамен, отдавая только то, что сама хотела отдать. Если завидовала – прямо говорила об этом, не щипая подло и больно исподтишка, без истерического взахлёба, никого ни с кем не деля. Легко отпускала уходящих из её жизни. С открытым сердцем встречала тех, кого волнами судьбы к ней прибивало.

Она принимала как должное, что у неё есть Лёля, с которой они рядом практически всю жизнь. И нужны ли ей ещё какие-то друзья или не нужны, такие размышления не входили в сферу её интересов. Просто случался новый друг, и жизнь приобретала ещё один, доселе неизвестный оттенок. Вот так – щёлк! – на пороге появилась Жанна, и девушки сразу поняли, что они случились друг у друга. Оказалось, достаточно одной секунды. И вот уже идут вдвоём по улице небольшого городка и беседуют не просто мило, а проникновенно, понимая друг друга с полуслова.

Ещё стоял утренний туман. Плотная дымка, скрывающая дали. Ева выхватывала глазами уже знакомую улицу. Вот дом Адама, за ним – небольшая площадь. Фонтанчик, казавшийся в темноте замшелым, при свете дня явил резную вязь на бордюрах. Это она, вызеленная под старину, отливала во вчерашних сумерках запущенной медью.

Ева и Жанна прошли через эту небольшую площадь, мимо тонко струящегося фонтана, и сразу вышли к таверне-антикварной лавке-ателье. За таверной в воздухе висело невнятное марево, словно наброшенная на соседние здания вуаль.

Только виднелся край соседнего с таверной дома – в отличие от неё, очень квадратного, геометрически выдержанного, с плоскими площадками на крыше, чёткими перилами, увитыми симметрично цветами-граммофончиками. Потом, уже совсем в тумане, больше предполагался, чем виделся деревянный аккуратный мостик, а значит, скорее всего, поблизости протекала речушка. Совсем вдалеке угадывался холмистый лес, но только намекался лохматыми верхушками, разрывающими белые утренние облака.

– Город наш небольшой, – сказала Жанна, проследив за далеко устремлённым взглядом Евы, – почти все про всех знают. Но хотят знать ещё больше.

– А насколько небольшой? – завертела Ева головой по сторонам.

Жанна загадочно и коварно улыбнулась:

– Как в «Твин Пиксе». Пятьдесят одна тысяча жителей.

– А Адам… он у вас кто? – осмелилась задать давно интересующий её вопрос Ева.

– Если продолжать дальше тему, он у нас вроде шерифа. Постой…

Жанна подозрительно и чуть насмешливо взглянула на новую подругу:

– Вы не знаете, кто он?

– Я просто хотела понять, как вы его воспринимаете, – попыталась выкрутиться Ева.

Сбоку от надписи «Таверна» обнаружилась арка, нахлобученная пышной шапкой мелких ярко-фиолетовых цветов. Ева не заметила её накануне в сумерках. Арка открывала вид на внутренний дворик и крыльцо с верандой. Сквозь большое прозрачное окно виднелись манекены, укутанные в шелка и бархат, застывшие в разнообразных позах. Здесь же, на веранде, среди цветов и тканей расположился небольшой ажурный кофейный столик с мягким диванчиком. На столике небрежно, но уютно примостился листок бумаги с эскизом платья, сделанный карандашом буквально в несколько штрихов, но имеющий законченный вид.

«Скорее всего, Жанна общается здесь с клиентками, так сказать, на предварительном этапе», – подумала Ева.

– Клиентки – мои подруги, – подтвердила портниха, словно прочитав Евины мысли, – здесь мы с удовольствием пьём кофе, общаемся, немного сплетничаем и делимся открытиями. Ну и обсуждаем, конечно, модели, которые им бы хотелось сшить. Впрочем, чаще всего…

Жанна махнула рукой в сторону эскиза.

– Это получается как-то само. Я смотрю на человека и вижу на нем готовую фантазию. Вплоть до пуговиц. Причём самое удивительное, что я даже вижу, когда именно ему это понадобится.

– События будущего? – азартно уточнила Ева.

– Не совсем, – Жанна с трудом подбирала объяснение. – Просто знаю, что через месяц, например, Лизе будет искать деловой брючный костюм. А зачем домохозяйке Лизе ни с того, ни с сего понадобится офисная одежда, я не знаю. Шью ей к почувствованному сроку, увиденный мной костюм, и, представьте, оказывается, что Лизин цветник выиграл первое место в конкурсе, и её приглашают консультировать специалистов-ландшафтников в Большую Управу. А это, сами понимаете, учреждение официальное дальше некуда.

Девушки поднялись на веранду, Ева хотела было плюхнуться на заманчиво мягкий диванчик, но Жанна махнула рукой на входную дверь, и они прошествовали в холл дома. Внутри тоже стояли манекены, лежали журналы мод, теснились симпатичные сундучки, из-под приоткрытых крышек которых свисали уголки тончайшего кружева, разноцветной тесьмы, широкой в ярких бабочках резинки, и ещё много-много чего такого невероятно прелестного, что Еве захотелось тут же и немедленно сшить платье.

– А меня, про меня… – робко, боясь казаться навязчивой, спросила она, но Жанна поняла:

– Вам Ева, совершенно точно, через месяц понадобится платье для танцев, но очень специфическое. Мне сложно объяснить, но это…как бы… наряд для танцев в лесу.

Ева удивлённо посмотрела на Жанну.

– И не спрашивайте, – засмеялась та. – Это ваше событие, я про него ничего не знаю. Но платье вам сошью.

– Я заплачу, сколько скажете, – обрадовалась Ева.

Жанна махнула рукой:

– Что-то мне подсказывает, у нас с вами складываются абсолютно не денежные, но очень взаимовыгодные отношения.

Из холла вверх уходила причудливая лестница. Чувствовалось, что там, наверху, сохраняется личное пространство семьи. Слышались детские голоса и частое топотание, словно стая ёжиков носилась по второму, скрытому от глаз гостей, этажу.

– Девочки собираются в школу, – извиняясь, улыбнулась Жанна, и поднялась наверх.

Ева только собралась осмотреться в этой гостиной, как совершенно неожиданно в комнату вошёл Адам, который ещё совсем недавно выпроваживал их из дома, с явным намерением остаться одному. Ева удивлённо посмотрела него.

Адам молча кивнул и побежал вверх лестнице.

– Альфреда нет дома. Он же должен сейчас спать, так? – послышался голос уже со второго этажа, – я спросил у всех, кого встретил. Никто не видел его ни вчера, ни сегодня. Кроме Евы.

– Берта, возьми голубую ленту из комода, – давала распоряжения Жанна, и тут же отвечала Адаму. – Вы же знаете, что Альфред вообще живёт затворником. Кроме редких посетителей, он ни с кем не общается. А Фред разбудил меня на рассвете чашкой изумительного кофе, поцеловал и лёг спать. Как всегда… Альберта, ты сегодня будешь с красным бантом.

– Мам, я хочу красный, – послышался детский обиженный голосок, тут же ему вторил очень похожий:

– Нет, я буду в красном, мама же сказала.

– Девочки, не ссорьтесь, – произнесла Жанна мягко и в то же время непререкаемо. Раздалось невнятное нытье, а следом – тихие уговоры, под которые Адам быстро спустился вниз. Он походил среди манекенов и сказал:

– Ничего не поделаешь, теперь, Ева, пришло время включать твои способности.

– И что это значит? – удивилась Ева, с удовольствием рассматривающая журнал мод.

Тут Адам залез в свою небольшую сумку, висящую на поясе, и достал… шар с глазом. Глаз сонно щурился от яркого света.

– Ты уж попытайся, – сказал Адам.

В этот момент сверху, сопровождаемые Жанной, спустились две абсолютно одинаковые девочки лет семи. С тем лишь отличием, что у одной в косу была вплетена голубая лента, у другой – красная. Жанна увидела шар и еле удержалась, чтобы не вскрикнуть от удивления. Глаза у неё стали ещё больше и круглее.

Девочки вежливо поздоровались с Евой, и, поправляя небольшие школьные рюкзачки, направились к выходу. Жанна проследила, как они шмыгнули за арку, и повернулась к Еве и Адаму:

– Ева, ты открыла Зреть?

Ева неуверенно пожала плечами, затем, зажмурив глаза, протянула руку и, нащупав Зреть на ладони у Адама, взяла шар. Она постояла немного в полной темноте, которую создала сама себе, и тишине, которую создали все остальные. Так как ничего не случилось, Ева опять открыла глаза и посмотрела на шар. Он всё ещё сонно глянул на неё и… Вот тут-то пространство опять поехало в сторону, его стали заполнять уже знакомые ей мельтешащие точки, и Ева увидела.

Глава пятая. Как охотятся на мандрагор

Ева увидела, как из антикварной лавки, но не с парадного входа, а с того, что выводит в неизвестный ей дворик, вышел Альфред. И тащил он на верёвке чёрного пса Агасфера, который был не то, чтобы испуган, но очень недоволен.

– Сферушка, не ворчи, – просил неожиданно ласковым голосом Альфред, забирая голову собаки в плотную тряпку. – Всё сделаем быстро и аккуратно. Не впервой же. Только помни, белая – мужская, чёрная – женская. Не перепутай, как в прошлый раз. Я всё подготовил. Полил, как полагается, разрыхлил. Тебе останется только вытащить. Агасфер, только вытащить. И бежать, понял?

У самого Альфреда уши были плотно закрыты внушительными затычками, так что ворчание пса антиквар скорее чувствовал, чем слышал.

– Да я бы и сам, – Альфред погладил собаку по чёрной, как смоль, холке, – но что могу поделать: если дёрнуть её рукой человека, вся сила тут же и теряется.

Он закончил укутывать собачью голову и начал ласково подталкивать Агасфера к теплице. Вид упирающегося пса с тряпкой над мордой показался Еве забавным, и она даже фыркнула. Подумала: «Как французы под Бородино».

Тем не менее замотанный хвостатый «француз» нехотя поплёлся в теплицу. Как только он скрылся с глаз, из-за непрозрачной плёнки послышался дикий звенящий крик. Это был вопль ужасного, нереального существа, от которого у подсматривающей издалека Евы побежали слёзы из глаз, что-то хрустнуло в голове и звуки стали отдалёнными и смутными. Вся трава вокруг тут же съёжилась и поникла, мир замер и воцарилась невероятная тишина. В этом звенящем безмолвии из теплицы выскочил пёс, таща за собой на верёвке упирающуюся мандрагору. Корень волочился по земле, как пленник за конём кочевника. Альфред с невероятной для его темперамента прытью бросился к псу. В одну секунду топором перерубил верёвку, толстой перчаткой поддел и кинул сразу поникшую и притихшую мандрагору в плотный мешок. Тем же топором быстро и аккуратно оттяпал кусок шерсти с бока собаки.

– Вот это мы закопаем вместо твоего трупа, Сферушка, – радостно от осознания получившегося дела крикнул в наступившей тишине. – Аккуратно закопаем. В ту ямку, из которой ты эту куклу вытащил.

Пёс радости Альфреда не разделил, а продолжал огрызаться на хозяина.

– И что это было? – спросила Ева, когда реальность опять приобрела чёткие очертания.

– Некое подтверждение некой теории, – глубокомысленно, но непонятно ответил Адам.

***

Фред протирал стойку, напевая незамысловатую песенку, которую он ещё в детстве слышал от отца (других он петь вообще не умел). Бармен чуть притоптывал ногой, иногда прерывая пение, чтобы сказать фразу, которую он где-то случайно услышал:

– И работаем мы до последнего посетителя…

Фраза так ему понравилась, что Фред часто говорил её сам себе, и испытывал при этом удовольствие. Нынешний вечер был таким же, как много-много других таких же счастливых сумеречных часов. Потому что вся его жизнь соткана из них, пропитана, как тряпка водой, счастливыми вечерами. Они начинались того самого момента, как Жанна будила его тихим поцелуем, приносила ужин в постель и пока он просыпался в новую ночь, рассказывала обо всех – и милых, и печальных – событиях, которые произошли днём, пока он спал.

А тихими ночами, когда основной поток клиентов растекался по домам, оставались только самые близкие друзья, привыкшие приходить к Фреду ночью. Они степенно и весомо рассуждали с ним за кружкой сливовицы о том, что происходит в мире. Наверху спали обожаемые Фредом близняшки, тихо ворочалась Жанна, и во всех уголках их чудесного дома витало ощущение семьи, уюта, достатка.

Сам же Фред никогда не мог удержаться от возможности улизнуть от дружеских посиделок и взлететь на секундочку на второй этаж. Чтобы, как и много лет назад, в самом начале семейной жизни, вдохнуть родное сонное Жаннино тепло, поцеловать плечо, пощекотать осторожно розовую пятку, высунувшуюся из-под смешного лоскутного одеяла.

Конечно, Фред не мыслил такими словами, как «счастье», не барышня же он какая-нибудь, а совсем наоборот – взрослый, состоявшийся мужик, отец семейства. Но в глубине души он знал: все, чем живёт, именно так и называется.

Фред, всё ещё напевая старинную охотничью песню, которую в детстве слышал от отца, аккуратно расправил тряпку и повесил на сушку над мойкой. Он был так занят своими мыслями, что не уловил чуть заметный шорох за вешалкой в слабо освещённом углу таверны. Но кто-то терпеливо наблюдал за каждым его движением, и когда послышался отдалённый звон колокольчика (судя по всему, кто-то хотел попасть в антикварную лавку), из тёмного угла даже раздался тихий, но возмущённый вздох.

Тот, кто прятался в углу, замер. Он заметил, что сразу после сигнала колокольчика движения бармена стали заторможенными, а взгляд – невидящим, потусторонним. В этом странном замедленном ритме Фред снял фартук. Потом, словно за настойчивым зовом, подошёл к стене напротив барной стойки, привычным движением нащупал только ему известную кнопку. Часть стены поехала в сторону, и открылась невидимая до этого дверь. Всё в таком же полусне Фред втянулся в невысокий проём. Дверь за ним закрылась, и из угла за вешалкой донеслось долго сдерживаемое и возмущённое:

– Ох, Ева, ты…

Ева, не подозревая о буре эмоций, которые она вызвала у полуночного шпиона своим появлением в антикварной лавке, терпеливо ждала на пороге, когда ей откроют. В руках она вертела злосчастного козла, который никак не давал ей покоя.

Дверь щёлкнула, на пороге появился Альфред всё в том же огромном пушистом халате. Антиквар милостиво кивнул Еве, и она потелепалась за ним, всё ещё вертя в руках чёрную фигурку.

– Я вот хотела у вас спросить.… Про ваш подарок.

Альфред, открывая окно, бросил через плечо:

– А что? В общем, конечно, так себе подарок получился. Я другое хотел, но вот вышло…

– А что другое? – немедленно полюбопытствовала Ева.

– Я так козу имел виду – кормилицу, женственную. А оказался – козёл, который олицетворяет разрушительные силы в мужчине. Ну, типа «старый, похотливый козёл». Так говорят про некоторых.

Альфред наконец-то справился с заевшей рамой и в пыльную духоту заставленной вещами лавки рванулся свежий ночной воздух. Ева немного помялась и спросила:

– А откуда он у вас? Просто мне очень интересно.

Антиквар задумался и удивлённо произнёс:

– Откуда точно не помню, но, скорее всего, Авдий принёс. Его руку я всегда узнаю.

Ева вздрогнула. Ей показалось, что в раскрытом окне за спиной Альфреда промелькнула тень. В следующую секунду она успокоила себя мыслью, что здесь всё непонятное, и тенью больше, тенью меньше – какая разница? Тем не менее от ощущения, что за происходящим в доме наблюдает кто-то неведомый, она поёжилась и на всякий случай спросила антиквара:

– А вы здесь один живете? Совсем один?

– Совсем, – как-то подозрительно весело ответил Альфред. – Да и посетителей у меня не так много бывает. А почему интересуетесь?

Ева посмотрела по сторонам:

– Жутковато у вас.

– Мне уютно тут одному… Так вы хотели узнать, откуда у меня этот козёл? Нужно проверить в приходно-расходной книге. Подождите минутку…

Альфред развернулся и вышел из комнаты. Ева осталась одна: наблюдать, как тени от множества вещей, раскиданных по лавке, рисуют на стенах образы немыслимых чудовищ. Они даже пытались танцевать, в те редкие моменты, когда не тянули к Еве свои жуткие лапы.

Девушка подумала, что у двери ей будет спокойнее, но тут же вспомнила, как стеклянный шар с глазом выкатился накануне ей под ноги, и застыла на месте, боясь на что-то наступить, а вернее, кого-то потревожить. Время ожидания показалось вечностью, оно, это время, развалилось густой патокой, еле тянулось и лепило секунды одну к другой, не давая им набрать полноценный ход. До тех пор, пока обмирающая от страха Ева не услышала за спиной шорох. И время устремилось вперёд, словно его толкнули неведомые силы.

Раз – Ева собирается закричать.

Два – она не успевает закричать.

Три – чья-то рука закрывает ей рот.

Четыре…

– Тихо, тихо, это я, – прошептал прямо в ухо очень знакомый голос, и, выждав секунду, чтобы удостовериться, что она успокоилась, ладонь ото рта убрали.

– Адам, вот же, ты, – в ответ так же тихо шикнула Ева, потому что это и был Адам.

Она хотела его ещё о чём-то спросить (на самом деле, обо всем), но послышался звук шагов Альфреда. Адам весело подмигнул Еве, стремительно подскочил к стене, провёл рукой по поверхности, и на глазах у удивлённой девушки там открылась потайная дверь. Адам все с той же весёлой улыбкой исчез. В буквальном смысле слова – растворился в стене.

И, если он так настаивал на секретности, то исчез очень вовремя, потому что тут же в комнату вошёл Альфред, с головой углублённый в пухлую, старую книгу.

– Странно, странно. Никаких записей.… И откуда у меня этот козёл?

– Им рассчитывался мастер Авдий с Фредом за сливовицу на днях, – пискнула Ева, все ещё прислушивающаяся к своему сердцу, которое неслось вскачь и никак не могло успокоиться.

– Не может быть! – разъярился внезапно антиквар. – Какого чёрта бы у меня делал козёл Фреда?

– Вот и я о том же, – опять пискнула Ева, испугавшись разъярённого Альфреда не меньше, чем пляшущих на стене теней.

– Ко мне кто-то заходил без моего ведома? Не может быть, я закрываю лавку на замок и всегда проверяю шпингалеты на окнах. Не терплю посторонних в доме, особенно в своё отсутствие. У меня склероз? Мастер Авдий забрал своего козла у Фреда и принёс мне, а я и не помню? Ну и как такое возможно? Я бы все равно записал статуэтку в книгу. У меня порядок, бухгалтерия.

Еве ничего не оставалось, кроме как согласно кивать головой. Впрочем, несмотря на взаимный интерес, откуда взялся в антикварной лавке козёл, так и не смогли выяснить. Долго ещё раздавалось в ночной тишине из открытого окна Альфредово отчаянное: «Ну как же?!» и вторящее ему Евино азартное: «Но ведь как-то!».

В этот время с другой стороны стены стояли Жанна и Адам, разглядывая потайную дверь, и вели не менее загадочный разговор.

– Столько лет, столько лет, а я ни о чём не догадывалась, – повторяла расстроенная Жанна.

Адам пытался её утешить, но у него это не очень хорошо получалось:

– И не догадались бы, пока у вашего мужа не началось обострение, – говорил он.

– Но почему, почему же именно сейчас?

– Кто знает? – Адам тихо обнял её за вздрагивающие плечи.

– И что теперь будет? – Жанна посмотрела на него с отчаянием.

– Всё будет так, как решите вы. Но сегодня, Жанна, проследите, пожалуйста, чтобы Фред всю ночь оставался дома. Вы понимаете?

Она, немного успокоившись, пошла к двери, все ещё вопросительно оглядываясь на Адама.

– Жанна, все будет правильно, – в очередной раз заверил он. – А сейчас моя главная задача – незаметно выманить эту сыщицу из лавки. Так, чтобы Альфред ничего не заподозрил. Потом вы должны звякнуть колокольчиком, словно кто-то пришёл в таверну.

Жанна кивнула:

– Поняла. Идите за ней, я тут справлюсь сама.

***

Когда Ева услышала тихий и таинственный свист с улицы, она сразу поняла, что, во-первых, это свистит Адам. Во-вторых, он свистит ей. А в-третьих, свистит тайно. Она торопливо попрощалась, так как их разговор с Альфредом явно зашёл в тупик, и выскочила на прохладную ночную улицу.

– Ты готова к героическим подвигам? – спросил её Адам, улыбаясь. На спине у него висела заплечная сумка внушительных размеров, плотно набитая и тяжёлая.

– Ты серьёзно или издеваешься? – Ева поёжилась от порыва ночного прохладного ветерка.

– В общем, – не стал томить её выбором неизвестности Адам, – я иду уничтожать теплицу с мандрагорами. Ты со мной? Но сразу предупреждаю – дело не очень приятное. Грязное дело, прямо скажу.

Ева раздумывать долго не стала. Словно в детстве сердце её зашлось восторгом перед предстоящим приключением. Только и придумала, что спросить:

– А чем они тебе досадили?

– Просто выбор у нас небольшой. Или здоровье Жанны, или жизнь Альфреда, или существование пары-тройки незнакомых нам мандрагор.

– Дело обстоит даже так серьёзно?

– Вообще-то, Ева, да.

Адам бросил быстрый взгляд на таверну, ещё раз свистнул, но уже громко и разухабисто. Из окна тут же высунулся Фред в хозяйственном фартуке, завертел головой в разные стороны, и, удостоверившись, что улица тиха и спокойна, скрылся обратно.

– А-а-а, ты специально, да? – догадалась Ева.

– Я должен был убедиться, что нам никто не помешает.

– Но там ведь Альфред? Он наверняка будет против.

– Теперь нам Альфред точно не помешает, – уверенно ответил Адам. Он вытащил из заплечной сумки две пары внушительных затычек для ушей – такие девушка заметила в своём видении у Альфреда, – одну из пар протянул Еве:

– Наденешь, как только подойдём к теплице, и не забывай проверять, чтобы они сидели плотно.

Следом он вытащил ещё две пары очень толстых перчаток, одну так же протянул ей. Ева пощупала незнакомый материал. Оценила:

– Такие мягкие и лёгкие.

Адам сказал серьёзно:

– Ев, в наших местах уже давно охотятся на мандрагор, так что и все приспособления для этого разрабатывались столетиями. Эти перчатки очень ценные, сделаны из кожи редкого и почти не встречающегося сейчас животного. Я даже имя называть не буду, ты все равно никогда про него не слышала.

– А что у тебя ещё есть уникального в мешке? – спросила Ева.

Адам стал доставать один за другим предметы из сумки, показывал и аккуратно складывал обратно. Когда инструктаж был закончен, взял Еву за руку и двинулся в сторону антикварной лавки. Но к двери с висящим замком подходить не стал, а срезал чуть влево. И показал Еве калитку, которую она не замечала раньше из-за пышных ползучих цветов, полностью покрывавших забор. Адам чуть приподнял цветастую шапку над калиткой, и они благополучно оказались на заднем дворе лавки.

В сумерках внутренний сад Альфреда очень напоминал дачный участок её мамы. Те самые легендарные шесть соток, которые мама в стародавние времена получила от завода и дорожила, как дворянскими латифундиями. Казалось, что вот на том пятачке земли посажен картофель, тут притаились ростки баклажанов, а в теплице… К Евиному удивлению, теплиц было несколько. Из одной распространялся умопомрачительный аромат чего-то болотно-сладкого, затягивающего. Аромат, который показался Еве лучше любых духов.

– А это? – шепнула она Адаму.

– Нет, нам нужна только одна, – так же тихо ответил он. – Вон та.

– Жаль, – Ева повела носом в сторону прекрасно пахнущей палатки, обтянутой плотным полиэтиленом.

– Не советую, – засмеялся Адам, – там ещё то удовольствие.

Он достал из сумки банку с чем-то похожим на краску, две большие плоские кисти, садовые ножницы, толстую верёвку, флягу с горючим и огромные походные спички. Когда содержимое сумки иссякло, перекочевав на землю, Адам оглядел свои приготовления и сказал:

– Ну-с, начнём…

Заткнув уши затычками себе и Еве, Адам надел большие толстые рукавицы и начал рисовать вокруг теплицы с мандрагорами непонятные Еве, но явно охранительные знаки.

***

Ева и Адам в первых лучах рассвета (кстати, очень живописно и героически) смотрели на разрушительное дело рук своих. Перед бойцами лежала перепаханная, вздыбленная земля, посреди которой зиял черный остов бывшей теплицы, сохранивший на самом верху кусок прожжённой парусины. Обугленная тряпка свисала с шеста, как поникший когда-то белый флаг. Перевёрнутая банка лежала около бывшей палатки, из неё тонким тягучим ручейком лениво сочились остатки пахнущей почему-то ладаном краской. Растерзанные, срисованные почти до ручки кисти валялись тут же.

Перемазанная сажей, землёй и травой Ева была в полном боевом восторге, который не могла держать в себе:

– Мандрагоры так просто не сдаются, да?

– Да уж, благодать смирения им недоступна, – ответил Адам.

Еву совсем прорвало, она заговорила быстро и взволнованно:

– А мы с тобой, как те хорошие парни из сериалов, вступившие в бой с мировой несправедливостью? Как она орала, когда ты схватил её за ботву!

Адам грустно улыбнулся и принялся собирать валяющийся на земле хлам в мусорный мешок:

– Ева, причём тут мировая несправедливость? Речь идёт об обыкновенных, несчастных людях. Альфред с детства страдал от неустойчивой психики. В молодости моментально приходил в неистовую ярость. А потом, когда брат получил предмет его страсти, и тут же, в результате несчастного случая, погиб у него на глазах, у Альфреда произошёл сдвиг в психике. Он как бы раздвоился. Одна часть сознания осталась его личностью – нелюдимой и мрачной, а другая стала его братом Фредом, которому он всегда завидовал. Когда «выключается» один брат, его место тут же занимает другая личность. В момент переключения ни одна, ни другая ипостась не помнят, что происходит. Такое вот получилось «два в одном». Кстати, становится понятна история с этим козлом: он находился в руках у Фреда в момент переключения, вместе с ним, уже Альфредом, попал в антикварную лавку. Там и остался.

Ева, помогавшая Адаму, застыла на месте:

– А кто из них мандрагору Жанне скармливал?

– Конечно, Альфред. Эта личность всё более настойчиво пыталась заполучить предмет своей страсти. В лавке, перешедшей от отца по наследству, оказалась древняя книга о магии. Он высчитал по ней пропорции мандрагоры и пытался сделать Жанниного двойника. Уж не знаю, каким образом, но он надеялся материализовать галлюцинацию и владеть своим сокровищем наяву. Альфред готовил волшебный порошок. Фред, не ведая, что творит, вместе с кофе заваривал его Жанне. Кстати, насчёт Жанны и кофе, я думаю, она нам должна…

Адам хитро подмигнул Еве, а затем тут же стал серьёзным, окинув взглядом поле боя. Потом горестно махнул, и, взяв одной рукой свою вновь потяжелевшую сумку, а другой – Евин локоть, потянул её к заросшей калитке.

Через полчаса они умытые и довольные сидели в таверне за чашками прекрасного душистого кофе. Фред с присущим ему меланхоличным видом копошился за барной стойкой, заканчивая все ночные дела перед тем, как пойти спать. Настоящий потомок своих предков, он и глазом не повёл, когда они на рассвете ввалились грязные и весёлые в таверну. Жанна выдала им по большому пушистому полотенцу и махровому халату, отправила по очереди в ванную, а сама занялась бодрящим напитком. Только коричневые тревожные тени под её глазами выдавали, что она провела бессонную и очень беспокойную ночь.

Когда все привели себя в порядок и уселись завтракать, Жанна подсела к заговорщикам за столик в глубину зала. Ева тихо и взволнованно начала рассказывать ей о событиях минувшей ночи. Когда жизнеописание «Ева и мандрагоры» подошло к героическому концу, она решилась задать щекотливый, но очень важный вопрос.

– А как же смерть Фреда? – мельком оглядываясь на меланхоличного бармена, который, протирая тарелки, весь углубился в мурчание какого-то странного мотива, спросила она.

Адам внимательно посмотрел на хозяйку таверны:

– Жанна больше не будет везде видеть галлюцинации. Она же только об этом просила, правда?

Жанна торопливо кивнула.

– Значит, – продолжал он, – мы сделали всё, что должны. Теперь никакой мандрагоры. Остальное уже не по нашей части. Кроме того, для Фреда-Альфреда этой трагедии не существует. Для Жанны, наверное, уже тоже?

Жанна побледнела, но твёрдо ответила:

– Я бы хотела оставить всё, как есть. Конечно, присмотрю за Фредом … или Альфредом? Не знаю, с кем из них именно жила все эти годы… Но у нас – девочки, пусть им будет спокойно. Да и не хочу другой жизни. Он для меня всегда был заботливым и любящим Фредом.

– Значит, молчание? – торжественно, хоть и тихо спросил Адам.

– Молчание! – негромким хором ответили Ева и Жанна. Фред издалека удивлённо посмотрел на довольную троицу заговорщиков, но ничего не сказал. Конечно, он не слышал подробностей заговора.

– Кстати, – Адам бросил взгляд на большие часы, тикающие на стене над барменом. – Если ты собираешься уехать, то самое время поспешить. Электричка будет через полчаса.

У Евы как-то тоскливо сжалось сердце:

– Выгоняешь?

Адам с удивлением посмотрел на неё:

– С чего ты взяла? Но разве ты не хотела…

– Да, – кивнула она. – Завтра всё равно на работу.

Поднялась, тяжело вздохнула. Не покидало ощущение, что вот сейчас что-то волшебное в ее жизни закончится, так толком и не успев начаться.

– Держи, – Адам неожиданно сунул ей в руку старинный мобильник-раскладушку.

Такой был у Евы, кажется, ещё в школе.

– Это…

– Ну, твой же сломан, – улыбнулся Адам. – А это какая-никакая, но связь. Я свой номер в него вбил.

***

Электричка надвигалась на перрон, недовольно отпыхиваясь. Видимо, злилась, что приходится притормаживать на ничтожной остановке, где нет даже станционной будочки. Ева оглянулась: Адам стоял с насмешливой улыбкой неподалёку, засунув руки в карманы джинсов.

– А ты точно уверен, что я доеду, куда нужно?

– Точно, – не вынимая рук из карманов, подтвердил тот. – Уверен. Во всяком случае, другого пути у тебя все равно нет.

– Но меня волнует один малюсенький вопросик… Всё, что здесь произошло…

Адам перебил:

– Может, это как раз тот случай, когда лучше вопросики не задавать? Даже малюсенькие. Думай, что у тебя произошло помрачение сознания. В результате чего ты видишь галлюцинации. Чтобы тебе было спокойнее, предположим, что это… ориентированный онейроид. Склонность к непроизвольному фантазированию с яркими представлениями о борьбе добра и зла. Причём такое фантазирование может сосуществовать с восприятием реального мира и ориентировкой в окружающем пространстве.