Елена Введенская
Когда-то он станет взрослым
– Степку найдем, и домой можешь возвращаться. Скажем, что именно ты козла нашел! Только бы нашелся! – Славка снова прокричал в темноту, – Стеепкааа!
Козел не откликался.
– С нами посидите, передохните. Два часа если бегаете, устали, наверное? Хлебец, вон, поджарьте. – Андрей протянул ржаные ломтики.
Мальчишки устроились на траве. Рядом Флинт крутится, лизнуть норовит.
– Дядя Андрей, а историю расскажете? – Мишка наполовину шутовски, наполовину всерьез умоляюще сложил ладони.
– Историю, говоришь?
– Да, да! – закивали Алешка со Степкой.
– А козел как же ваш? История, это дело не быстрое.
– А пока вы рассказываете, он, может, сам найдется! – Славка нетерпеливо прихлопнул ладонью по траве. Глаза уже загорелись у всех троих.
– Ладно, уговорили. История, так история. Слушайте, значит. – Стояла несколько лет назад наша геологическая партия лагерем неподалеку от поселка таежного. На берегу речки их местной. Повадился к нам в гости приходить, за жизнь разговоры разговаривать мужик один. Степанычем представился. Поначалу один приходил, а потом стал девчонку с собой приводить. Дочку. Ей лет девять, десять тогда было. Как вам сейчас. Он рыбак был заядлый. На охоту не ходил, у него и ружья-то не было. Не люблю, говорил душегубствовать. А рыбачить любил. Рыбу за тварь живую не считал, видимо. Бессловесная она, значит, не понимает ничего и не чувствует.
Рыбы в тех водах много. Ему и не надо столько, и продать некуда, у всех своей полно. Получается, забавы ради ловил. Улов нам, да в поселке у себя раздает, а остальное, хоть выбрасывай. Ну, а ему что. Он и выбросит. Потом снова ловить будет. Хобби говорил, у меня.
А девочка у него добрая была. Рыбу ту жалела, что убивает он ее почем зря. Он ловит, а она в сторонку ее отнесет, да назад в воду. Спасает, значит.
Стал мужик понимать, что рыбы как-то мало. Ловит он, ловит, а ведро не наполняется. В конце концов, подловил дочку, когда она очередную рыбину к воде несла. Сильно ругался.
Дочка плачет, умоляет рыбку отпустить. А он уперся, и ни в какую! Девочка в сердцах тогда ему прокричала, что рыбка эта не простая. Что отомстит ему рыбий Бог.
Ну, Бог, не Бог, а кое-что и, вправду, случилось.
Леска у удочки зацепилась на дне, лезть за ней пришлось. Скинул сапоги, штаны закатал повыше, в воду зашел. Леску тянет, а та не поддается. Дергал, дергал, разозлился, решил на берег вернуться. Да, не тут-то было! Шаг пытается сделать, а его снизу за ноги, словно держит кто! А рыбы вокруг… Полным полно! Кружат хороводом, да все быстрее и быстрее. У мужика голова кругом пошла. Перепугался, орать начал. Только помочь то некому. Они на берегу вдвоем были. Дочка на отца за жестокость его обиделась, убежала. Кричи не кричи, никто не услышит.
Он вопит, а его уже не просто держит, ко дну тянет! Дернет вниз, тот воды нахлебается, клещи невидимые хватку ослабляют, дают вынырнуть. Только дух переведет, его опять вниз. Задыхаться начал. Отдышаться не успевает уже.
Вдруг воронка перед ним закрутилась. Рядом совсем. Того гляди, внутрь затащит. Из центра ее голова чудища невиданного высунулась. На сома похоже, только размером чуть не с кита показалось. Усы, словно щупальца, шевелятся, к мужику тянутся. Вокруг шеи обвились, душить начали. Тому дышать совсем уж нечем. Глаза выпучил, воздух вдохнуть пытается, а он внутрь не проходит.
Вспомнил, вдруг, как рыба та последняя вот так же и глаза выкатила и ртом воздух глотнуть пыталась. Шевельнулось что-то в душе его, на жалость похожее.
Только о том подумал, как щупальца шею освободили, и ноги отпустило. Выполз он на берег. Долго на песке отлеживался, в себя приходил. К утру ближе на дрожащих ногах до дома дошел. Никому ничего не сказал. Спать лег. Днем, как встал, первым делом в сарай за удочками, об колено, да в печь их!
Рыбачить Степаныч с тех пор перестал. Историю эту от него же и знаю. Сам рассказал потом. Приходил то он и дальше. На берегу сядет, да на реку любуется.
Андрей замолчал, веток в костер подкинул. Мальчишки притихли, задумались. Тишина над рекой. Слышно только, как поленья в огне потрескивают.
Вдруг из кукурузы послышалось жалобное:
– Ммееее! Мееее!
Мальчишки хором завопили:
– Степкааа! Нашелся!
Повскакали, на голос устремились. А козел им навстречу вылезает. Головой трясет, рогами машет, радуется. Славка его за шею обхватил, в щеку мохнатую уткнулся, да разревелся. Любит он козла то своего, просто сказать об этом стеснялся. А тут уж прорвалось, не скроешь. Веревку на нем закрепил, в руках крепко держит.
– Смотри у меня! Только потеряйся еще! – А сам улыбается, и слезы чумазым кулаком по щеке растирает.
Посидели еще у костра немного, да по домам пошли. Козла на место вернуть, всех успокоить, да и спать пора. Ночь уже глубокая.
Алешку дома встретили, про грядку и не вспомнили. На тетке лица нет, так напереживалась. Алешке даже жалко ее стало. Обида его прошла. Сам прощения попросил.
Так и закончилась эта история. А на следующий год как оно все будет, кто ж знает.
