Елена Валерьевна Бурмистрова
Пелагея

Бабушка в последнее время очень сдала. Она часто уставала, пила какие-то настойки из трав и много спала. Еще бабушка стала молиться гораздо чаще. В доме теперь постоянно перед иконами горели свечи. Раньше бабушка зажигала их только по праздникам.

К ней даже пару раз приходила деревенская «ведьма», как ее называли. Она лечила людей, снимала порчу и привораживала женихов. Женщину эту боялись все в деревне. Звали её Параша. Угрюмая она была и нелюдимая. В дом к ней мало кто ходил, а если и кто ходил, то люди в деревне косо на них смотрели и спрашивали друг у друга: «Что ей или ему у Параши делать?». Понимали люди, что просто так к ней не пойдешь, значит, задумал кто недоброе или заболел. Слухи по деревне ходили разные. То кто-то огромную черную кошку видел с красными глазами, то в небе черный дым из трубы её дома вверх кольцами поднимался, то вой из дома слышали. В общем, сторонились Парашу односельчане, боялись. Но были и такие, которые говорили, что Параша от их деревни отогнала тиф в 1918 году. Тогда эпидемия и разразилась в Тульской области. Параша неделю подряд во дворе своего дома разжигала костры и пела песнопения. Эпидемий боялись в деревнях, как огня. Любой слух, что в близлежащем селе началась вспышка какого-то непонятного заболевания, наводил на людей ужас и сеял панику. Для борьбы с заразными заболеваниями нередко даже убивали тех, кто заболевал первыми. Убивали изощренным образом – их хоронили заживо. Оправдывали жители деревень свое преступление тем, что их смерть положит конец распространению заразы. Нет человека –нет инфекции.

Полю с колдуньей случай тоже лицом к лицу свел. Несколько лет назад, после трагедии с Василием, Поля стала замечать, что с ее ладонью что-то случилось. Сначала она стала неистово чесаться, потом покрылась сыпью, и к чесотке прибавилась еще и боль. Что только не делали отец и мать с рукой Поли – ничего не помогало. Бабушка травы все перепробовала, припарки и примочки сотнями ставила. Отец возил Полю в районный центр. В больнице руку смазали чем-то очень дурно пахнущим и отправили домой. Рука потихоньку стала заживать. Но через несколько месяцев все повторилось. Поля перестала спать по ночам. Мучительная боль не давала уснуть, а расчесывания оставляли шрамы на ладони.

В один прекрасный день Поля кормила курочек во дворе, мимо шла Параша. Вдруг Поля выронила миску и стала дуть на руку. Приступ начался внезапно. Параша увидела это и зашла в калитку.

– Что это с тобой? – спросила она у Поли.

Поля от ужаса окаменела. В деревне Парашу боялись не только взрослые, но и все дети. Она попыталась спрятать руку за спиной, но колдунья ловким движением поймала Полю за локоть и повернула к себе ладонь.

– Отвернись и не смотри сюда, хорошо?

– Я попробую, – еле живая от страха прошептала Поля.

Что сделала колдунья с ее рукой, девочка не поняла. Но пошла по приказу Параши домой и легла спать.

Спала она долго. Не просто долго, а очень долго. Семья уже запаниковала. Бабушка чуть ли не священника хотела звать. Все думали, что не проснется больше их девочка. Аннушка все время сидела подле нее и гладила за руку. В какой-то момент она позвала мать.

– Мама, смотри, рука-то чистая. Шрамы одни остались. Краснота прошла и язвочки тоже. Там, где до крови было расчесано, ни следа не осталось. Что за чудеса?

– Я глазам своим не верю. Да что же произошло? – воскликнула мама.

– Я не видела. Поля пошла кур кормить. Через несколько минут она вернулась и легла спать. Вот и все.

Поля к вечеру второго дня проснулась бодрая и веселая. Аннушка бросилась к ней и стала ее расспрашивать, как и что. Поля ей и рассказала, что это колдунья ей помогла. Бабушка сей же час отправилась к Параше домой. Она взяла яиц и сметаны, чтобы подарить ей в знак благодарности. Но Параша сначала ничего не хотела брать.

– Благодарность твою я принимаю, а нести мне ничего не надо. Есть у меня все. Да! Не будет больше у Пелагеи рука болеть.

– Я от чистого сердца тебе принесла. Почему меня обижаешь? – спросила Анна.

– Коли от чистого, ставь на стол. Приму дары твои.

– Что с ней было? Не скажешь?

– Не скажу. Это не мое дело. Поправила я. Не убивайся.

– Спасибо, не забуду я такие дела. Обещаю.

Рука и правда Полю больше не беспокоила. Проходили месяцы, а болезни не было и следа. К шестнадцати годам Поля и вовсе про нее забыла.

***

Поля уколола палец спицей и посмотрела на руку. Вспомнилась, как мучила ее неизвестная болезнь много лет назад. И каким чудодейственным образом Параша ее излечила. Вдруг в дверь громко постучали. Отец открыл дверь и увидел подругу Пелагеи. Она была бледная, лицо выражало ужас, а губы были ярко-красные. Она оттолкнула отца и пробежала в горницу, где играли дети, и вязала Поля.

– Пелагея, здравствуй.

– Здравствуй, Глаша. Что случилась? Ты сама не своя, – тревожно сказала Поля и встала с лавки.

В это время в комнату вошла Параша.

– Отойди от нее. Слышишь? – сказала она хриплым голосом Глаше.

– Иди, Параша. Мне потолковать с подругой надобно, – нервно сказала девушка.

– Я по-доброму говорю, отойди от нее, – повторила колдунья.

– А что такое? Параша, почему ты так говоришь? Ты меня пугаешь, – почти прошептала Поля.

– Пелагея, иди в переднюю. Слышишь? И не выходи покамест я с ней не поговорю.

– Я никуда не пойду, пока ты мне не скажешь, что тут такое творится.

– Бешеная она! – скрепя зубы выговорила Параша.

– Что? – почти крикнула Поля.

В это время в горницу забежала Аннушка, за ней появилась мама.

– Стойте, где стоите! – крикнула Параша.

Отец быстро вытолкал всех из горницы, и вышел сам.

– Поля, дай обниму тебя напоследок, – прошептала Глаша сквозь слезы.

– Глашенька, что с тобой? – тоже прошептала Поля.

– Заболела я, подруга. Сильно заболела. Попрощаться пришла. Скоро мне совсем плохо станет.

– Девка, ты мнительная? – спросила колдунья у Поли.

– Нет, не мнительная.

– Точно ничего себе не надумаешь?

– Нет, Параша, я хочу с ней попрощаться.

– Целовать себя не давай! Слышишь? – пригрозила Параша. – От слюны подальше держись.

В горницу снова зашел отец.

– Глаша, ты бы шла домой, девочка. Нездоровая ты.

Глаша быстро подошла к Поле и крепко ее обняла. Они стояли, обнявшись несколько секунд, в течение которых Поля все время повторяла: «Глашенька, как же так? Как же так?»

Потом вдруг Глаша резко отошла от подруги, глаза ее лихорадочно заблестели, она заметалась по горнице, словно ища выход. Через секунду резко кинулась к двери и выбежала на улицу. На улице послышались крики, визг и плач. Родители Глаши с соседями ее отыскали. Поля упала на кровать и горько заплакала.

– Параша, откуда ты знала, что она больна? – спросила бабушка колдунью. Она тоже стояла у двери горницы, где произошла эта странная сцена.

– Да поговаривали, что лисы забегали в деревню, видно одна и попалась больная. Вчера Глашка к доктору приходила. За руку, говорит, лиса цапнула. Не трогают лисы людей, если не бешеные. Не трогают.

– Поль, ты как не побоялась обниматься с ней? – прошептала ей на ухо Аннушка.

– Не знаю, не думала ни о чем.

– Ты смелая. А если заболеешь?

– Не заболею.

Глашу увезли в районный центр, и через неделю подруги не стало. Поля не заразилась, но пережила вторую за свою жизнь утрату очень тяжело.

Еще и бабушка совсем слегла. Доктор приходил постоянно: то кровь пускал, то рецепты выписывал. Отец ездил в районную больницу за лекарствами. Ничего не помогало.

– Бабуля, давай я с тобой посижу. Почитаю тебе что-нибудь, – предложила в очередной раз Поля.

– Книги мне без надобности, а вот разговор у меня к тебе есть.

– Давай потолкуем, – согласилась Поля.

– Я слышала, Николаем ты увлеклась? Правда? Крестьянский сын он. Помнишь ли ты это?

Поля вся покраснела и опустила голову. Это была чистая правда. Приглянулся ей Николай. Хоть и скрывала она этот факт от домашних, да разве в деревне что утаишь!

***

На Красную горку все и началось. Молодежь на поляне собиралась. Играли в яйца. Каждый принес свое крашеное яйцо и положил в общую корзинку. Ведущая все яйца перемешала, да и по парам разложила. Так их пара и образовалась. Засмущались оба, но в игру доиграли. Поцеловаться надо было. Николай наклонился и поцеловал Полю в щеку. Она зарделась вся и отвернулась. Но по правилам игры они вместе еще сесть должны были и за другими следить, чтобы не отлынивали от своих обязанностей. Это было так весело! В тот день по деревне гулять пошли, Поля с Николаем от всех немного отстали.

– Красивая ты, Пелагея. Очень красивая! – сказал Николай.

– Перестань, Коля, смотрят на нас.

– А и пусть смотрят! Аль боишься чего?

– Чего мне бояться? Разве что разговоров.

– Разговоры разные бывают. Есть пустое, а есть и по делу.

– По делу это как?

– Вот если я сватов зашлю, что скажешь?

– А ты попробуй! – весело крикнула Поля и побежала вперед, к подругам.

Летом на сенокосе он все поглядывал на Полю, потом предложил помочь сено убирать. А однажды летом пошла Поля в лес с подругами за грибами. Захотелось бабушке супа грибного. Еще Аннушка просилась с ней, да как сердцем Поля почувствовала дурное и не взяла с собой сестру. Так случилось, что она заплутала. Чуть отвлеклась, грибы собирая, оглянулась, а девушки разбежались все. Она пару часов походила по лесу, потом увидела Николая с друзьями. Она так и кинулась ему навстречу. Обнял он ее, и пошли они в деревню. На день рождения платок расшитый ей подарил. Поля его маме показала. Мама приказала спрятать подарок и никому не показывать. Так и лежал он в сундуке на самом дне. Влюбилась Пелагея в Николая так, что снился он ей каждую ночь. Вечерами Николай нарочно проходил мимо окон дома Шаховых. Поля тихонько стояла у окна и за ним наблюдала. Это были такие волнительные чувства, что Поля думала: «Вот оно счастье. Наконец и у меня случилось».

Но гром прогремел внезапно.

– Ты, девка, дурь из башки-то выбей, не пара он тебе. Все ли поняла? – спокойно сказала бабушка. Поля вздрогнула.

– Бабушка, он сватов засылать хотел. Да и равны мы уже с Никитиными.

– Равны? – крикнула Анна.– Дворянского рода мы! И не забывай об этом. Они – крестьяне лапотные. Даже если по миру с ними пойдём вместе, равными никогда не станем! Никакого согласия моего не будет. Ступай. Сегодня же скажу Шаховым, чтоб сватов присылали. Вот с ними мы равные. За Митьку пойдёшь. Пока жива я, будет так, как я сказала.

Поля почувствовала, что изнутри ее пожирал огонь. Все то, что она себе намечтала, свалилось в глубокую и бездонную пропасть. Снова она была потерянной, несчастной и раздавленной. Как в случае с Василием и с Глашей. Ей было страшно. Митьку она не знала, но говорили, что в семье у них часто бывали драки. А сам Митька, несмотря, на то, что совсем молоденький был, уже самогон попивал с мужиками.

Поля нашла Аннушку во дворе. Сестра играла в снежки с Сережей и Николкой.

– Аннушка, беда у меня.

– Что случилось, душа моя?– встревожилась сестра.

– Замуж меня хотят отдать.

– Так какая ж это беда? Радоваться надо. Поди, заждался он.

– Кто?

– Николай.

– Ох, сестрица милая, нельзя мне за Николая замуж. Бабушка сказала, что за Митьку Шахова отдаст меня.

– За Митьку? Так бедовый он, говорят.

– Зато из дворянского сословия, а Николай крестьянин.

– Маме скажи, отцу пожалуйся. У нас не крепостное право.

Аннушка всегда была готова защитить сестру. Несмотря на то, что она была на четыре года младше Поли, она бросалась на каждого, кто пытался ее обидеть. За словом в карман не лезла, не грубила, но отвечала сурово и категорично. Поля любила Аннушку более всех. Это была единственная родная душа в семье. Никто кроме нее не хотел даже прислушаться к Полиным чувствам. В сердце крепко поселилась тревога, которая разгоралась день ото дня.

– Нет, сестричка, мама будет на бабушкиной стороне, ты же понимаешь. Нет мне счастья, и радости больше нет. Ты знаешь, Николай мне рассказывал, что влюбился в меня, когда ему семь лет было.

– Неужели?

– Так бывает. Только теперь мне уже все равно: что в омут, что в пропасть.

Поля вспомнила, как резвились они на Рождество, как веселились! Народ в деревне широко гулял Святки. С наступлением темноты работать запрещалось, так что веселиться было самое время. В Святые вечера прославляли Бога и совершали разные обряды магического свойства с целью добиться благоденствия и достатка. С утра, в Сочельник, Поля и Аннушка избу убрали, затем оправились париться в бане. А уже вечером начали петь коляду. Пошли по домам с друзьями, нарядились, накрасились. Вот весело-то было! А после строили снежные "города". Снегу навалило прям под Рождество. Николай все время рядом с Полей был. Ненароком упали вместе в сугроб, там и случился их первый неуклюжий поцелуй. Поля машинально дотронулась до губ и чуть не расплакалась, вспомнив, что потом было.

Николай пошел до избы Полю провожать, а тут их уже отец поджидал. Велел дочери в избу зайти, а Николаю слушать его внимательно.

– Ты, Николка, парень хороший, работящий. Знаю, Пелагее муж был бы хороший, да не отдаст тебе ее никто.

– Дядь Матвей, чем я не такой? Я хорошим мужем ей буду.

– Да знаю, я, знаю. Крестьянский ты сын, Николка. Вон оно, в чем дело. Ты не ходи за ней. Сам не горюй, и ей глаза не мозоль.

– А если я сватов пришлю? Выгонишь?

– Выгоню. Сказал я тебе – не отдам за тебя Пелагею. Не обессудь. Просватанная она уже.

– Как просватанная? За кого? – поразился Николай.

– За Митьку Шахова. Уже сватов ждем после праздников.

– А ей сказано это?

– Нет еще, без надобности ей это. Узнает, когда нужно будет.

Поля дома сидела в тот момент ни жива ни мертва. Когда отец вернулся, она его спросила о разговоре, но тот отвечать не стал. Почувствовала Поля недоброе. Сердце заболело.

На следующий день гадать с девушками собрались. Сначала на воск гадали. Все девушки вместе начали топить воск в кружке, затем налили молоко в блюдце и поставили у порога дома. Поля произнесла: «Домовой, хозяин мой, приди под порог попить молочка, поесть воска". С последними словами вылили в молоко растопленный воск. Девушки замерли и зажмурились. Вот она судьба! Воск у Поли "зацвел" цветком. Подруга засмеялась и сказала ей, что это к свадьбе. Потом посмотрела на свой и испугалась. Воск крестом лег. Все знали, что если воск крест покажет, то болезни это означает тяжелые или смерть. Но в тот вечер все веселились и не знали, какие их ждут испытания. Подруга умерла через полгода от тифа. А Поля зря понадеялась на свадьбу с любимым Николаем. Только вот задумалась она о недобром тогда, когда решила на сапог погадать. Вышла она на улицу и огляделась. Ночь была такая звездная, что казалось небо украсило себя рождественскими огнями. Поля подняла голову к небу и смотрела вверх несколько минут подряд. Затем сняла с левой ноги сапог и кинула его за ворота, наблюдая при этом, куда башмак ляжет носком. Ведь именно в тут сторону она и будет отдана замуж. Сапожок показал носом в обратную сторону от дома Николая. Задумалась было Поля, но потом Аннушка ее успокоила, и они снова веселились почти до утра.

Рождественский пост закончился. В этом месяце ожидались целых два события: в субботу они всей семьей ехали на свадьбу к родственникам в другую деревню, а в следующее воскресенье должны были прийти сваты.

Раньше Аннушка и Поля очень ждали этой свадьбы. Выходила замуж их троюродная сестра из соседней Кругловки. Теперь Поля уже не так хотела ехать туда, так как за этим событием последует и другое, которого она боялась. В сердце поселилась тоска и страх.

***

С утра выпало много снега. Дед с отцом запрягали лошадь, а мальчики им помогали. На сани положили черный ковер с яркими цветами. Девушки принарядились и ждали команды садиться – рассаживаться.

– А что, мать, отдадим этот ковер Пелагее в приданое? – прогремел голос отца.

– А и отдадим. Что не отдать то? – засмеялась мама. – Вон какой красивый!

« Мама, ну чему ты радуешься?» – подумала Поля. И вдруг она увидела Парашу.

Женщина шла мимо, закутанная в свою единственную шаль, которую она практически не снимала ни зимой, ни летом. Увидев Полю, она остановилась и подняла руку.

– Параша, меня зовешь? – крикнула Поля.

– Подь сюда, милая, – тоже крикнула издалека колдунья.

– Поль, не ходи, сердце недоброе чует, – сказала тихо Аннушка сестре.

– Не бойся, сестричка. Я мигом вернусь.

Поля подошла к колдунье. Параша пристально на нее посмотрела и вздохнула.

– Замуж за Митьку Шахова отдают?

– Да. Только не хочу я.

– Судьба твоя, девка, решена. Хош не хош, а он суженый твой. За ним тебе жизнь куковать придется.

– Разве можно так? Любить не прикажешь.

– Любовь…. Любовь забудь свою. Стерпится-слюбится.

– Вот и мама так говорит. А разве правильно это?

– От судьбы еще никто не убежал. Бегать – бегал, а убежать не получилось. Даже я тут бессильна. Могу помочь Николая забыть. Хочешь?

– Нет, Параша, спасибо. Не хочу я. И так ничего радостного у меня нет.

– Так ведь так еще безрадостнее будет. Ну, смотри, как хош. Больше талдычить не буду. Крепись, девка. Жить ты будешь долго, но испытаний у тебя не счесть будет, крепись.

Вдруг они услышали громкий голос отца.

– Параша, нечистая тебя принесла! Отстань от Пелагеи. Ехать нам пора!

Параша повернулась к отцу и прищурилась.

– Экий ты грозный! Куда ехать то? Как? Лошадь твоя падучая.

Сказала это и пошла она по заснеженной тропинке, не попрощавшись с Полей.

Поля вдруг услышала громкий крик мамы, которая стояла рядом с санями. Она смотрела на лошадь и обхватила голову руками. Лошадь делала странные движения ногами, потом упала на одно колено, позже на оба и завалилась на бок. Изо рта появилась пена. Отец кидался то к лошади, то к воротам и выкрикивал ругательства.

– Ах ты, ведьма старая! – кричал он. – Богатырь, что с тобой? Дружок, что? Молодой же конь совсем, работяга. Сгубила лошадь, подлая.

– Говорила я тебе, что нельзя с ней ругаться. Говорила! – причитала мама.

На свадьбу поехали на соседской лошади. Настроение было испорчено, пришлось коня добить, чтоб не мучился. Поля с Аннушкой всю дорогу молчали. Аннушка о коне сокрушалась, а Поля все вспоминала слова Параши о судьбе ее незавидной. Лошадь она жалела до боли в сердце, но эту жалость сейчас заглушала еще большая тревога о своей судьбе. «Вот, Василий, сначала ты, потом Глаша, теперь Богатырь, а потом и моя очередь настанет. Помру я в этом замужестве, ох, помру. Врет все Параша. Жалеет меня, вот и врет. Мне крест в воске должен был показаться, а не Наталье, неправильно все», – сокрушалась Поля.

***

Крестьяне замуж девок отдавали главным образом по осени. Расчет был простой: перед началом работ весной выдавать замуж рабочую силу из семьи – это все равно, что продать дойную корову. Но однодворцы этому правилу не следовали, и поэтому все Шаховы отгуляли на веселой свадьбе в соседней деревне сразу после рождественского поста.

Каждого гостя угощали пивом, водкой и пирогами. Молодые парни, женщины пели свадебные и плясовые песни, под которые молодежь плясала, а пожилые, рассевшись группами, вели беседу о жизни. Жених почти все время сидел за столом молча, ничего не ел, пил очень мало. «Наверное, его тоже насильно женили», – думала Поля, сидя одна в уголочке и обдумывая свою неминуемую участь.

Ночью Поля глаз не сомкнула. Часов с пяти утра мама уже возилась у печки, и Поля встала ей помогать. На глазах у нее были слезы.

– А ты, дочка, смирись. Митя хороший парень, красивый. Девки на деревне за ним все бегают.

– А он за девками бегает, – ответила Поля.

– Не плачь, все образуется. Полюбишь ты его, вот увидишь.

– Я Николая люблю. А Митя с Настей гуляет.

– И это образуется. Забудется любовь твоя, и он забудет. Вот крест тебе даю, все забудется. Ты на смотринах не осрамись. Обещай мне.

– Мама, я сделаю, как вы скажете, но на погибель это все мне.

– Не говори так, дочка, не надо. Вон там лежат полотенца и сорочки. Полотенца сватам поднесешь, а свекрови своей будущей и золовкам (их трое) – сорочки подаришь. Если все гладко пройдет, то через два дня смотрины с женихом устроим. Бабушку не расстраивай. Совсем плохая стала она. Не переживет она позора. Делай, как полагается.

– А как полагается? Замуж на погибель?

– Дочка, все решили уже. Чего сердце рвать?

– А почему не подождать до осени? К чему спешка?

– Бабушка настаивает. Она боится, что не доживет до осени.

Жених не стал по обычаю оставаться дома, а приехал со сватами. В избу его не впустили, тоже по обычаю, оставили у окна стоять. С Полей Дмитрий не был знаком. Встречаться в деревне встречались, но гуляли по разным дворам. О красоте Пелагеи он был наслышан. И ему просто было интересно вблизи на нее посмотреть. Жениться на Поле у него не было никакого желания. Любил он Анастасию, которая жила с ним по соседству. Хотел по осени к ней сватов засылать, но Егор, его отец, строго сказал свое «нет». Хотя именно ему говорить своему сыну «нет» было больнее всего. Свою историю он помнил хорошо и в мельчайших подробностях. Любил он в свое время самую красивую девушку из их деревни Дарью. На беду она тоже была бедной крестьянкой, еще и в услужении у соседа напротив. Когда время пришло, Егор поклонился до пола родителям и попросил их заслать сватов к Дарье. Мать ахнула и пошла к иконе молиться. Отец выслушал и сначала спокойно сказал:

– Не бывать этому браку.

– Почему – спросил сын.

– Ты на крепостной крестьянке собрался жениться?

– Я собрался на Дарье жениться. Мне все равно, кто она.

–Ты пойми, сынок, что неравный брак в нашей семье быть не может.

– Отец, выслушай меня…

– Не о чем разговаривать!

Но когда Егор начал настаивать, разговор перешел в ссору.

– Делай со мной, что хочешь, – кричал Егор, – А я все равно женюсь на Дарье.

– Что хош говоришь? Что хош? – вскипел отец.

После этих слов отец схватил сына за шиворот, вытащил на улицу и потащил волоком в амбар. Там снял с крючка вожжи и так «отходил» ими сына за непослушание, что Егор еле жив остался. Сутки он лежал в амбаре обиженный, раздавленный и плачущий, кляня судьбу свою напроклин. Мать постоянно прибегала в амбар к сыну проведать, как он там себя чувствует после отцовской взбучки. Она плакала и просила Егора повиноваться и смириться. Егор молчал, стиснув зубы, чтобы еще и матери не наговорить лишнего. Он ел, принесенную матерью еду, но так и не проронил ни одного слова. На следующий день отец зашел в амбар и приказал Егору идти работать. Так и закончился первый бунт неудавшегося жениха. Через месяц, ничего не говоря Егору, отец сосватал ему в жены дочку своего друга Феклу. Она была не из красавиц. Ее огненно-рыжие волосы пугали народ, а веснушки, которыми было усыпано не только все лицо, но и все тело, служили предметом насмешек над ней. Егора чуть не хватил удар, когда он узнал, на ком ему предстояло жениться. Он даже подумывал о том, чтобы разорвать с семьей все связи, тайно сбежать с Дарьей в город, затеряться там среди толпы, жить так, как они мечтали. Но их план провалился. Дарье было 16 лет, ее такая страшная перспектива пугала. К тому же она была очень набожна. Сбежать с мужчиной и жить с ним без венчания она считала великим грехом. Егора поженили. Он несколько месяцев не подходил к своей жене вообще. Спали молодожены в разных постелях, пока об этом не узнал его отец. Он снова устроил сыну такой скандал, что Егор в эту же ночь пришел к Фекле и остался с ней. Они прожили пятнадцать лет пусть не очень счастливо, но терпимо. Фекла оказалась очень заботливой, услужливой и с чувством юмора. Егору нравилось обсуждать с ней и личные планы, и деревенские новости. Для себя он сделал вывод, что внешняя красота не самое главное для жены и смирился. У них родилось семеро детей, но в первую эпидемию тифа Фекла умерла. Егор горевал абсолютно без притворства. Смотреть несколько лет ни на кого в деревне не мог. Однажды к ним в село зашли «ходоки». «Ходоками» называли погорельцев, которым в то время не предоставляли жилье после пожарищ, не давали денег, не собирали средства на восстановление дома всем миром. Им оставалось только сниматься с места и ходить по окружным деревням в поисках еды, работы и, если повезет, жилья. Таисия была одной из этих несчастных. Красавица и умница, купеческая дочка, потеряла в пожаре семью и дом. Никого спасти не удалось. Сама девушка в тот момент была на посиделках у подруг. Так она осталась одна, без близких и без крова. Ей пришлось присоединиться к людям, которых постигла та же участь. Она постучала в дом Шаховых и попросила немного еды или денег. Егор увидел ее и проникся чувством жалости. Позже к этому чувству прибавилась еще и симпатия. Таисия осталась в его доме сначала на правах кухарки, а уж потом на правах жены. Егор знал, что сын не уймется, но разрешить ему жениться на крестьянке он не мог. Он с грустью вздохнул, вспомнив свою историю и выругался.

*** Аннушка расчесывала Поле волосы и приговаривала: – Какие же у тебя косы! Я тебе завидую. У меня не такие длинные и густые. – Зато ты очень красивая! – Это ты у нас красавица. Поля, а если отказаться? Я слышала, что Аксинья, соседка наша, отказала сватам. – И что? Теперь вся деревня на нее пальцами тычет! И родителям позор. Нет, сестричка, я маме обещала, покорюсь я воле родителей. Не буду смуту сеять. Бабушка вон как болеет. – Бабушка нас никогда не любила. Ты ей ничего не должна. – Революционерка ты моя, как же я рада, что ты у меня есть. – И я рада, только грустно мне. Уведет этот противный Митька тебя от меня. Одна я останусь совсем.

– Почему ты так говоришь? Братья есть, скоро еще один ребеночек появится. Мама то опять ляльку ждет.

– Откуда знаешь?

– Она сама мне сказала вчера.

– Хоть бы девочку родила. Мальчишки одни.

– А если и девочка, то что? Когда она подрастет, тебе уже замуж будет пора выходить, а не в игрушки играть. Помогать будешь. Совсем маме трудно будет. Отца нет – целый день в колхозе, бабушка слегла совсем. Мама говорит, что и до свадьбы моей не доживет. Боится она очень. Мальчики, конечно, старшие помогают, но им тоже твердая рука нужна. Вот ты и будешь у них главная.

– Заболтались мы, сваты уже приехали. Слышишь?

– А что? Мне все равно никуда выходить, слава Богу, не надо. Только подать сорочки. Договорятся, значит через пару дней только смотрины.

– Что такое смотрины?

– Жених невесту рассматривать будет.

Сестры посмотрели друг на друга и рассмеялись. Потом Поля обхватила голову руками и расплакалась. «Горе мне, горе, как же я буду жить? Как? Аннушка, сестричка моя любимая, одна я там буду совсем, помру я, точно помру», – думала Поля.

Войдя в избу и перекрестившись на образа, сваты остановились у порога входной двери. По обычаю ожидали, пока хозяин дома не скажет: “Милости просим, садитесь на лавку, вам честь и место”. Когда услышали голос отца Поли, ответил старший сват: “Я приехал не садиться, а породниться. У вас есть пшеница да красная девица, а у нас есть рожь да молодец хорош. Так не можно ли раньше, чем сесть, их в одно место свесть?” После этих слов гостей пригласили сесть за стол. Сватов непременно нужно было угостить. Мама и Поля наготовили много разной еды. Родители жениха привезли огромный пирог. По традиции, если все прошло гладко, пирог разрезали и ели все вместе, если сватовство не получилось, пирог не разрезали, а сваты его уносили с собой. Сначала за столом разговор шёл на посторонние темы, а уже потом стали говорить по существу. Когда договорились о главном, стали обсуждать свадебные приготовления. Пока сваты сидели в доме невесты, подружки Пелагеи собрались у окон и дверей ее избы и подслушивали, что говорят; когда услышали, что дано согласие, разошлись по домам.

Жених был хорошо знаком семье невесты, поэтому на второй день после сватовства назначили смотрины. Дмитрий так в сенях и просидел весь обед, ругая себя, зачем поехал с родителями. Сидел бы дома сейчас и ждал, что расскажут о сватовстве. Настроение у него было отвратительное. Настя плакала, укоряла его. А что он мог сделать? Родители решили, значит и все тут.

*** Пелагея, одетая в своё самое лучшее платье, вышла на середину избы. Дмитрий взял ее за руку, и они прошли по комнате, чтобы присутствующие ими полюбовались. После этого мать жениха подошла к сундуку и стала перебирать приданое Поли, чтобы оценить её рукоделие. Посмотрев ее вышивки и шитье, она улыбнулась и кивнула в знак согласия головой. Дед взял гармошку и запел веселую песню. Это означало, что сговор состоялся, и свадьбе быть. Пока за столом сидели, обо всем договорились: о дне проведения свадьбы, размерах приданого, количестве гостей. Затем все присутствующие стали перед иконами на общую молитву. Бабушка вышла из своей комнатки и встала на колени вместе со всеми. Ее лицо выражало благодать. После молитвы молодожёнов благословили родители, Поля и Дмитрий трижды поцеловались. Затем бабушка подошла к Поле и закрыла ей лицо платком, который символизировал её отделение от прежней, девичьей жизни. Платок очень скоро стал мокрый от слез, но этого никто не заметил. После того, как о дне венчания договорились, снова песни петь начали. Вдруг в избу ввалился Митяй и закричал: «Бабы, замолчите, горе у нас! Настя в амбаре мертвая лежит. Сама убилась. Горе-то какое!». Гармошка стихла, в избе тоже стало тихо. Дмитрий опустился на лавку и сжал кулаки. Еле слышно он произнес: «Не прощу, никому не прощу, слышите? Никогда не прощу». Потом он встал с лавки и ринулся к двери.

– Куда? – прогремел голос его отца. – А ну сядь! Без тебя разберутся. В дом к Настасьи не ходить. Запрещаю!

– Ох, плохой знак, – запричитали бабы. Они постоянно крестились и охали.

– Сватовство и смотрины состоялись, день венчания определили. А теперь и по домам пора. Новость плохая нас настигла, но ничего уж не поделать, раз так Анастасия своей жизнью распорядилась. «Свадьбе быть», – громким голосом сказал отец Дмитрия. После его слов гости оделись и вышли, изба опустела.

Поля сидела на лавке, и в ее бездонных глазах отражалось отчаяние. Она с ужасом думала о бедной Насте, о Николае, о своем будущем муже и о том, что они четверо самые несчастные люди. «Вот и кончились, Настя, твои мучения, а мои только начались», – тихо сказала Поля. Слезы катились по ее щекам ручьём. Аннушка подошла к сестре, обняла ее и тоже заплакала.

Анастасию, как самоубиенную, хоронили за оградкой кладбища. Никто из деревни не пришел на похороны, кроме ее семьи и Параши. Мать постоянно причитала и проклинала семью Шаховых.

– Не надо, милая. Не кляни. Господь сам осудит. Мы не можем судить людей, – сказала ей Параша.

– За что, Параша? За что? – плакала мать Анастасии и кидалась ей на шею.

– Видать, так ей судьба сложилась.

– Судьба? Да нет никакой судьбы. Митька сгубил ее.