Елена Рахманина
Выиграю твою жизнь
В будний день открыт только ресторан, вход в который был мне закрыт.
– Я пришла устраиваться на работу, пустите, мальчики, – строю глазки «пацанам» два метра на полтора.
Просканировав меня намётанным глазом, обмениваются взглядами, и тот, что помоложе, произносит:
– Сюда ты можешь устроиться только моей ночной грелкой.
Ухмыляется, разглядывая мои ноги в мини, будто первый раз девчонку видит.
– А не боишься наутро без яиц остаться или тебе их уже отрезали? – слова слетают с языка раньше, чем успеваю подумать.
Мужик округляет глаза, ошарашенный моим ответом. Не ожидавший от такой мелочи, как я, дерзости. Кто-то из посетителей покидает ресторан, и я юркаю мимо фейсконтроля, пока они меня не схватили. Покинуть пост охраны оба не могут, поэтому тот, что «мёрзнет», двигается за мной по коридору.
На бегу спрашиваю у официанта, как найти администратора. Парень, облапав меня глазами, показал пальцем на девушку в дорогом костюме. Русоволосая, лет двадцати пяти. Симпатичная.
Оглядываюсь на охранника, который, заметив мою цель, остановился. Сердце стучит быстро, боюсь, как бы он меня не сложил пополам и не вышвырнул через окно. Но он почему-то не торопится.
Девушка, увидев, как я к ней приближаюсь, настораживается. Глаза недовольно сужаются, когда она рассматривает мой дешёвый прикид, явно недоумевая, как меня пропустили.
– Привет. Я хочу устроиться горничной к хозяину заведения. Птичка напела, что место вакантно, – панибратски заявляю с лёту.
Девушка вновь проходится по мне взглядом. С головы до ног и обратно. Слухи расползались быстро. Через обслуживающий персонал. Должно быть, поэтому она не уточняла, откуда мне известно про увольнение горничной.
– У тебя нет шансов. Уходи, – усмехается она, отворачиваясь и утыкаясь в айпад.
Стою пару секунд, сверля взглядом её спину.
– Это ему решать. Не так ли? – засовываю руки глубоко в карманы кожаной куртки. Тут жарко, и мне хочется покинуть это пафосное место, где каждый встречный пялится на меня как на ничтожество. Краем глаза я заметила, как за нашим разговором следит охранник, едва ли не ухохатываясь.
Девушка оборачивается ко мне, складывает недовольно губы. Снова осматривает, но уже более внимательно. И, судя по всему, приходит к тому же выводу.
– Слушай, рвань, Хозяин даже разговаривать с такой, как ты, не станет. Не трать его время. Ему уже подбирают персонал, и с улицы сюда никто не попадает.
Смотрю на неё и понимаю – она такая же, как я, рвань, только в костюме. Не лучше и не хуже, поэтому так чурается себе подобной оборванки. Вылезла недавно со дна, а теперь боится вновь заразиться нищетой.
– Я вроде горничной к нему устраиваюсь, а не бизнес-коучем. В чём, блин, ваша проблема? Думаешь, я не смогу вытирать пыль?
Девушка хочет от меня избавиться. Выразительно поглядывает на охранника. Я оборачиваюсь на него, а он там стоит и уссывается. Ясно. Ему она тоже не нравится. А во мне опасности он не видит. Сжимаю в кармане нож-бабочку, холод которого дарит спокойствие.
– Я не уйду отсюда, пока мне не назначат с ним встречу.
Сужает глаза до щёлочек.
– Ладно. Приходи в одиннадцать вечера, – ухмыляется девица, уверенная, что мне ничего не светит. – И не вздумай опаздывать!
Глава 4
Я кивнула и, развернувшись, врезалась в грудь охранника. Он сверлил меня недобрым взглядом, ожидая очередной подлянки. Но вместо неё я сладко улыбнулась и провела пальчиком по его белой рубашке.
– До вечера, красавчик, не забудь меня пропустить.
Парень растерялся от такого поворота, растёкся на месте, как масло на сковороде, зарделся и даже забыл, зачем за мной шёл.
Я же спокойно прошествовала мимо него и покинула здание, удовлетворившись результатом.
Осталось найти мать. В центре города, в добротной сталинке, с вежливыми соседями, жил мамин дружок. Квартира досталась от родителей, и, кажется, он ни дня в своей жизни не проработал. Типичный паразит. Терпеть его не могла, как и всё её окружение.
Звонок рядом с дверью либо сломан, либо на него давно никто не реагировал. Я колотила в дверь в надежде, что кто-нибудь откроет. Но лишь ощущала внимательный взгляд через дверной глазок от соседа напротив.
– Открой, мать твою, Попов, или я сейчас вызову сюда госнаркоконтроль! – кричу во всю силу лёгких, пиная дверь носком ботинка.
По ту сторону раздаются шаги, щелчок замка. Меня обдаёт зловонным ароматом давно немытого тела.
Тощий мужчина направляет на меня красные белки глаз, как у лабораторной крысы. Я вздрагиваю от его пустого, лишённого всякого выражения взгляда.
– Чего тебе? – он смотрит на меня и не видит. Не узнает даже.
– Мать моя где? – цежу сквозь зубы.
Блин, на его лице ни тени осознанности.
– Пшла отсюда. Не знаю, где эта шалава, – буквально выплёвывает, попадая слюной на мою щеку. Я отшатываюсь, словно на меня брызнули кислотой. Но успеваю подставить ногу в дверной проём, не давая ей возможности закрыться.
– Где Виктория Вишневская? – ловлю его за ворот белой майки, с силой притягивая к себе и вынимая из куртки ножичек, ловко разворачивая его в воздухе и прикладывая острием к горлу нарика.
Несколько секунд он недоумённо смотрит на меня, хлопает глазами, будто картинка, которую он видит, не похожа на реальность. Ну да, я не золотой единорог.
– Говори, где она, или я тебе глотку перережу, – шиплю, как ядовитая змея, стараясь придать своему лицу грозное выражение. Нет, никого убивать я не собиралась. Но вряд ли он так хорошо меня знает.
– Чеканутая, – приходит он к верному умозаключению, – она трахается с Ветрянским, ты не в курсе, что ли?
Нет, блин, не в курсе, потому что спонсоры её удовольствия меняются слишком часто.
– Где его найти?
Он сообщает мне название какого-то дешёвого ночного клуба, после чего я отпускаю его и сбегаю вниз по лестнице. Кровь в жилах кипит, мне необходимо охладиться. Сделать перезагрузку своему процессору, из которого уже дымит. Но время ускользает. Нужно найти маму и вернуть её домой.
Грёбаная осень. Заходила в подъезд, было светло, вышла – на улице темень. Тени недобро расползаются по асфальту, предупреждая хороших девочек, что с заходом солнца гулять опасно. Жаль, что я к ним не отношусь.
У входа в обозначенный клуб тоже стояла охрана, но ей не было до меня никакого дела. Пропустили, даже не спросив паспорт.
Вечер только начал опускаться на город, и в заведении было пусто. Подошла к бару, постучала костяшками о деревянную стойку, дожидаясь, когда на меня обратит внимание бармен.
Парень, полирующий бокалы, окинул меня взглядом. Хмыкнул и подошёл.
– Что ты тут забыла, малышка?
Забираюсь на высокий стул, упираясь локтями в столешницу, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Рассматриваю симпатичную мордашку бармена. Светлые, почти белые волосы, брови и ресницы темнее, отчего взгляд голубых глаз кажется ярче. Вздыхаю, показывая парню, как мне нравится на него смотреть. Его сюда специально взяли, чтобы тёлочки велись на красавчика. Правда, он мог выбрать заведение и получше. Наверное, хреново смешивает напитки.
– Мне Ветрянский нужен, подскажешь, где его найти?
Улыбка на полных губах гаснет, и взгляд становится отстранённым.
– Зачем он тебе?
Изливать душу незнакомому человеку желания не возникает. Но, похоже, просто так он мне ничего не расскажет. А трюк с ножичком с ним не прокатит.
– Моя мать у него. Забрать хочу, – честно признаюсь, сжимая челюсти.
Парень немного расслабляется, словно ему не хотелось верить, что я наркоманка, пришедшая сюда за дозой. Красивый всё-таки. Но мне не до отношений. В теле льдинка, как у Кая, делающая меня холодной и расчётливой.
– Ветрянский там, – кивает в сторону второго этажа, и я сползаю со стула на пол. – Будь осторожна, малышка.
Киваю ему благодарно.
Интуиция подсказывала, что надо делать отсюда ноги. Валить, пока не поздно. Но не могла. Снова сжала в кармане нож-бабочку. Сталь холодила кожу и проясняла мысли.
Каждая ступенька давалась с трудом. Чем ближе подходила к ВИП-комнате, тем лучше слышала музыку и приглушённые голоса.
Отворила дверь и окунулась в мир разврата для бедных. Как далеко этому месту до заведения пресловутого Ямадаева. Там деньги и жизнь. Здесь нищета и смерть.
Я поискала мать, вглядываясь в пространство через туман из сигаретного дыма и травки, которую тут раскуривали. Хотелось уткнуться носом во влажную тряпку, потому что голова закружилась. В глазах защипало, скорее бы выбежать на улицу. Вдохнуть в лёгкие чистый воздух.
Даже не заметила, как ко мне подошёл мужчина. Или парень. Не могла определить его возраст. Он оглядел меня с головы до ног. Медленно прошёлся затуманенным взором по ботинкам, по длинным ногам, затянутым в тонкие чёрные колготки, с острыми коленками. Короткая юбка давала возможность изучить то, чем щедро наградила меня природа. И мать.
– Вау, свежий цветочек к нам заглянул. Какой дури ты хочешь? – интересуется шершавым, прокуренным голосом.
Отвожу от него взгляд. Снова рассматриваю местных обитателей. Они давно не покидали эту комнату. Достигли кондиции и оторвались от реальности так далеко, что, возможно, некоторых уже не вернуть. Тела лежали бездвижно, пустым взором пялясь в пространство. И теплились ли души внутри – большой вопрос.
Я тревожно всматривалась в обитателей, пытаясь найти среди них мать. Какой бы она ни была, но она мой якорь. Мой последний якорь на земле. И если я её лишусь, что со мной станет?
Кусаю губы, возвращая взгляд к собеседнику.
– Мне нужен Ветрянский. Знаешь его? – вцепляюсь глазами в его лицо.
Не дав мне ответить, к нам подходит девушка и по-хозяйски кладет руку на его грудь. Будто я пытаюсь его забрать. Смешно. Оставь его себе со всеми потрохами. Но девушка смотрит на меня с ненавистью, так, словно готова перерезать мне глотку прямо сейчас. Будто я посягаю на что-то, что принадлежит только ей. Ее собственность. Такие чувства были далеки от меня. Я её не понимала.
Она шепчет что-то ему на ухо, пытаясь отвлечь. А мне требуется, чтобы он лишь ответил на мой вопрос.
– Я тебе нужен, цветочек, – не обращая внимания на свою спутницу, улыбается мне пьяно.
Протягивает руку, ловя мой чёрный локон и тут же отпуская. Он пружинит от этого движения. А мужчину будто это завораживает. Он не может оторвать взгляда от меня.
Как же тяжко с наркоманами.
Щелкаю пальцами у его лица, пытаясь привести в чувство.
– Мне нужна Виктория Вишневская, – произношу красивое имя матери, – знаешь, где она?
Его спутница ещё больше напрягается, сверлит меня злым взглядом. Будто убить на месте желает.
Не смотрю на неё.
– Зачем она тебе? – вопрос исходит от девушки. Резкий, дёрганый. Ох, мама. Даже сейчас в состоянии красть чужие сердца.
– Она моя мама, я пришла за ней, – выдыхаю в который раз за день одни и те же слова. На глаза наворачиваются слёзы от усталости и боли. Я кусаю губы, чтобы прийти в себя. Ещё чуть-чуть. Ещё один рывок, и всё наладится.
– А ты похожа на неё, – уже более внимательно меня рассматривает, сравнивая, – скажу тебе, где она, если отсосёшь мне.
Я уже думаю плюнуть на них и самой поискать её в этом пространстве. Но только делаю шаг в сторону, как на меня надвигаются охранники. Здесь они тоже были. Меня не пропустят. Вышвырнут за дверь.
– Ну давай. Отсосу, – устало отвечаю. – Где?
Его девушка тут же напрягается, словно готовясь ринуться в бой. Но он отталкивает её в сторону и обхватывает мою талию, прижимая к себе.
– Какая ты покладистая, мне такие нравятся, – улыбается мне жёлтыми зубами.
Отвечаю на эту улыбку, от которой мой скудный завтрак подкатывает к горлу. Ветрянский провожает меня в сторону двери, но я останавливаю его, впечатывая ладонь в грудь.
– Сначала скажи, где моя мать, – мягко улыбаюсь ему, выводя пальчиком узоры на его майке.
Мацая моё тело, он подводит меня к какой-то кушетке, на которой лежит женщина, уткнувшись лицом в стену. Я тут же её узнаю. Тёмные, как у меня, волосы, худощавая, изуродованная наркотиками фигура. Вырываюсь из его объятий и беру её за руку. Жду, когда подушечки моих пальцев нащупают её пульс. Мгновение. Другое. И я ощущаю ритм сердца, бьющийся под кожей. Бросаю её руку, успокоившись. Жива. Выдыхаю.
Я иду с ним куда-то, едва различая дорогу. В голове гудит. Надо отсюда убираться и от него избавиться. Но здесь охрана. Он заводит меня в какую-то комнатушку, пытается стянуть с себя джинсы. Его руки дрожат. Я наблюдаю за всем словно со стороны, привалившись к двери. Внутри опустошение.
Вот он тянет вниз джинсы вместе с белыми трусами. На свет появляется его член. Я отвожу глаза, ощущая омерзение. И мой взгляд утыкается в вазу. Не раздумывая беру её в руки и опускаю на его голову. Он не ожидал подобного. Миг смотрит в мои глаза. Удивлённо. Ошарашенно. А затем оседает на пол.
И я с ним. Ноги подкашиваются. Эмоций – море. Сжимаю кулаки. Беру себя в руки. Пытаюсь нащупать теперь уже его пульс. Жив. Такие не подыхают. Но мне нужно прийти в себя. Да и рано отсюда выметаться. Сижу на полу ещё несколько минут и смотрю на его окровавленную макушку. Лишь бы не подох.
Тру лицо в надеясь вернуть ему чувствительность. А затем выхожу из комнатки и тут же врезаюсь в его подружку. Вновь этот злой, ненавидящий взгляд.
– Ах ты, маленькая дрянь, вздумала его у меня увести, – она резко вцепляется в мои чёрные кудри и тянет куда-то. Я так ошарашена, что не могу сразу собраться. Сжимаю ту руку, что держит в кулаке мои волосы, и пытаюсь ослабить хватку. Но без толку.
Эта сумасшедшая дура что-то приняла. Она не ощущает давление моих пальцев. Ей всё равно на боль. Девушка отпускает мои волосы и толкает в стену. После чего с силой ударяет меня об неё лицом. Боль расползается по телу, оглушая. За закрытыми веками темнота. Сползаю по стене на пол. Мычу. Снова удар, на этот раз по губам, и я чувствую, как лопается кожа и на язык попадает кровь. Слизываю её, потому что она катится по подбородку.
Девушка вновь сжимает мои волосы в своём кулаке и режет, приговаривая:
– Ему так понравились твои кудри, что я оставлю их на память.
Я слышу, как хрустят ножницы в её руках, а мои тёмные локоны оседают на пол. Блестят на свету и падают чёрным, аккуратным завитком. Светятся, словно пылинки на свету. Сознание где-то далеко-далеко.
Открываю рот, и он оказывается полон крови. Плюю ею на пол под собой. Видя свои растопыренные пальцы. И снова удар под рёбра. Я отлетаю и падаю, в очередной раз прислоняясь к стене. Грёбаная сука.
Моё терпение на исходе. Я поднимаюсь кое-как и бегу на неё, врезаясь в корпус. И девушка валится на пол. Ударяется. Хнычет. Ножницы выпадают из её пальцев.
Пока она не пришла в себя, я наношу удар кулаком ей в лицо. Снова и снова. Дышу тяжело, пытаясь вспомнить, зачем я здесь. Но за меня говорит боль и ярость. Вздыхаю густой, прокуренный воздух. Никто из охранников к нам не лезет. Должно быть, подобное зрелище им не в новинку.
Мама.
Я очнулась и увидела себя оседлавшей незнакомку. С подбородка капает кровь. Её удивительно много. Чёрт. Небрежно вытираюсь кожаной курткой, оставляя на ней красные разводы. Провожу языком по зубам. Я люблю свои зубы. Белые, ровные. Не то чтобы я заботилась о собственной красоте. Но зубы в этом мире, где приходится выгрызать себе жизнь, далеко не лишнее оружие. Все на месте. Фух.
Встаю на подкашивающихся ногах. Нахожу маму. Она лежит в той же позе. Я трясу её за плечо.
– Мама, – жалобно, – мамочка, очнись. Времени нет. Надо выбираться отсюда.
Она дёргается, отталкивает меня, но открывает глаза. Я пытаюсь привести её в чувство и беру с ближайшего столика кувшин с водой. Выливаю на неё. Мама захлёбывается, открывает глаза и пялится на меня. И всё равно не узнает.
Вновь сжимаю челюсти, да так, что кажется, сейчас по кости пойдут трещины.
– Пошли, – шепчу, поднимая её на ноги всеми силами своего тела.
Она кое-как приходит в себя, и я выволакиваю её из этого заведения. Спускаюсь по лестнице, ловя ошарашенный взгляд бармена.
Он бежит ко мне. Помогает её вести, и мы выходим на улицу. Я отпускаю маму, видя, как бармен её держит. Всё тело трясёт. Я дрожу, как в ознобе, думая о том, что в таком состоянии мне нужно добраться до апартаментов Ямадаева.
Бармен вызывает такси, ни о чём меня не спрашивая. Жёлтый автомобиль подъезжает. Я запихиваю на заднее сиденье мать и прошу водителя подождать. Бармен передаёт ему тысячную купюру, расплачиваясь за предстоящую поездку. Сил быть благородной нет.
– Верну, – кидаю ему на прощание и запрыгиваю в автомобиль.
На часах почти половина одиннадцатого вечера. Время утекает. Капает на мои мозги.
Пятнадцать минут уходит на дорогу домой. Везёт, пробок нет. Я затаскиваю маму в бабушкину квартиру, не слушая её причитания и ор, прошу вызвать медсестру, чтобы поставили капельницу, и выбегаю.
Снова тёмный двор. Темнота и тусклый свет фонаря. Попросила таксиста подождать. Забираюсь в тёплый салон. Изо рта всё капает кровь. Рана на губе глубокая. Не скрыть. В голове ноль мыслей.
Доберусь и решу всё на месте. Кровь хлещет в венах. Бьёт во мне током. Стремительно бежит. Жажда жизни разгорается внутри, подстёгиваемая адреналином.
Имя. Имя. Имя.
Я готова на всё, только бы его узнать. А шанс ускользает сквозь пальцы. Кто же примет на работу девчонку, волосы которой обкорнали, а на лице не оставили ни одного живого места. Натягиваю шапку, залезая в неё поглубже. Прячусь под ней.
– Приехали, – сообщает водила, и я выбираюсь на свет фонарей, освещающих стены ночного клуба.
Вот два знакомых охранника стоят на входе и отбирают людей, которых пропускают в жаркое нутро ночного клуба. Отдаю отчёт своему внешнему виду. Но других вариантов нет. Игнорируя очередь, подхожу к пареньку, тому самому, что мёрзнет. Тычу окровавленным пальцем в грудь. Я вся в крови. Не разобрать, в своей или чужой.
Переводит на меня ошалевший взгляд. Узнаёт меня только по одежде и стройным ногам в порванных колготках.
– Пропусти, – прошу, смотря на него покрасневшими глазами.
Наверняка он видел многое. Но такую, как я, – никогда. Я вызываю в нём шок.
Охранник продолжает меня разглядывать, теряя дар речи.
А я соображаю, что даже не знаю, куда идти.
Касаюсь грязными пальцами его белой рубашки, оставляя на ней следы, и притягиваю его ближе.
– Пожалуйста, дай к нему пройти. Потом отблагодарю, – вру. Ничем не отблагодарю кроме красивого слова. Но мне нужно туда. К нему. К хозяину этого адского логова.
– Проходи, – глухо отвечает, сам не веря, что помогает мне, – он живёт на самом последнем этаже. Там лишь одна дверь.
Я киваю. Прохожу внутрь, окунаясь в ночную жизнь, и ищу лестницу. Добраться бы.
Один этаж. Второй. Ещё и ещё. Восьмой этаж.
Тёмный коридор, устланный ковролином. И действительно. Одна дверь на весь этаж. Обычная с виду. Но ручка не поддаётся.
Я сажусь под ней и жду. Понимаю, что буду ждать, пока он не объявится.
Цифры на экране сотового оповещают о том, что уже полночь. Но никто не приходит. Ти-ши-на. Я сворачиваюсь клубочком под дверью, испытывая лютую ненависть к тому, кто опаздывает. В одиннадцать он должен был прийти. В одиннадцать! Но здесь ни души. Сюда даже не проходят посторонние звуки, не то что люди. Я с трудом вспоминаю, как сама пробралась на этот этаж. Это всё тот охранник. Он дал знак другим, чтобы пропустили меня. Неужели понравилась?
С этими мыслями я засыпаю под дверью. А просыпаюсь, когда чей-то ботинок врезается в мой бок. Нет, не больно. Так проверяют кучку мусора. Нет ли внутри живности. Грызунов вроде помоечных крыс.
– Что это за шавка, Шамиль? – раздаётся где-то рядом сладкий голос.
– Понятия не имею, – сухой ответ.
Похоже, администратор не предупреждала его обо мне…
Я разлепляю слипшиеся ресницы и поднимаю голову. Ох. Чёрт. Я умерла и попала в рай.
Это же надо быть такими идеальными. Он. В костюме-тройке. Неимоверно высокий. Широкоплечий, закрывающий собой свет. Мне не видно его лица, лишь очертания фигуры. И она. В красном шёлковом платье. Смотрит на меня как на ничтожество.
Я улыбаюсь им обоим окровавленными губами, чувствуя, как кожа вновь трескается. Кровь струится в рот и по подбородку. Медленно встаю на четвереньки. Сил в конечностях нет, и встать на ноги я просто не в состоянии.
Сознание мутное, даже безумное. Но мне совершенно нечего терять, и так понятно, что меня сейчас вышвырнут. Кинут в мусорку, туда, где мне и место.
Вместо того чтобы уползти, скрыться от их взглядов и оскорблений, я, как уличная дворняга в поисках подаяния, тыкаюсь лбом в ногу мужчины. Лащусь. Поднимаю к нему лицо, скалясь.
– Гаф-гаф, – вновь показываю зубки и высовываю язык, тяжело дыша.
Шавка. Вот вам шавка.
Глава 5
Голова кружится, меня подташнивает, желудок скручивается в узел. Благо – пустой.
Я всё ещё не вижу человека, к которому пришла устраиваться на работу. Вновь пытаюсь его рассмотреть. Из любопытства вглядываюсь в тени, закрывающие его лицо. Он словно специально так стоит, чтобы я не видела его глаз. И в то же время я перед ним как на ладони. Со всеми ссадинами, синяками, в дурацкой шапке, скрывающей то, что осталось от моих волос.
Одно мгновение, и он совершает шаг в мою сторону. Свет расползается по его лицу и волосам, давая мне возможность разглядеть чёрные, как нефть, глаза. Тьма в них такая густая и насыщенная, что становится не по себе. Его взгляд – это первое, что я замечаю, отшатываюсь, почему-то ощутив страх.
Не разрывая нашего зрительного контакта, мужчина садится передо мной на корточки. Смотрит на меня, а я на него. В радужке ни проблеска света, только тени. Они опускаются на моё тело, укрывают тёмной волной странного, первобытного ужаса.
Я встречала много преступников. Головорезов, сутенёров, убийц. Но почему-то они не вызывали во мне и капли тех эмоций, что дарил этот денди.
А он действительно выглядит как денди. Его руки спрятаны в кожаных водительских перчатках, такие я видела лишь в кино. Скроенный по фигуре модный костюм сидит идеально, давая возможность угадать очертания ладного мужского тела. Гибкого и сильного. Опасного. Отчётливо понимаю, что он может убить меня одним незримым движением. Я и не замечу, как задохнусь и умру.
И его лицо… от вида которого моё девичье сердце бьётся быстрее. Красивый, да. Какой-то жуткой, первобытной красотой. Как тёмный бог, забирающий души и уводящий за собой по ту сторону мироздания.
Ох, это всё боль мутит моё сознание, вышибая весь разум из головы.
Когда в мозгах возникает просветление, я замечаю, что из карих глаз незнакомца льётся простая истина – я для него мусор. Шлак. Убрать меня ему ничего не стоит, и от этого становится ещё более не по себе.
– Что ты? – тягучий, как мёд, голос раздаётся совсем рядом. Спокойный, ровный.
Его обладатель изучает меня как под микроскопом и всё никак не может определить, к какому виду я отношусь.
– Что я? – мой голос резонирует, отражаясь от его. Хмурюсь и никак не могу сообразить, почему этот вопрос звучит так неправильно. Глаза сужаются до щёлочек, пока я сверлю его взглядом в ответ.
Брови мужчины немного приподнимаются, давая мне понять, что он не станет повторять дважды.
А я вдруг остро осознаю, что продолжаю стоять перед ним на четвереньках. Двусмысленность моей позы заставляет губы изогнуться в кривой улыбке. Вероятно, это всё гормоны, что организм выбрасывает в вены. Они притупляют инстинкт самосохранения, обнажая мою несдержанность.
– Я ваша новая горничная, – слова слетают с окровавленных губ как музыка. Потому что я их почти пропеваю. Мурлыча себе под нос.
На что ловлю хмурый взгляд мужчины. Пытаюсь прочесть его реакцию по глазам. Но вновь вижу лишь густой мазут. Чернота, от которой жуткие мурашки стремительно разбегаются по телу.
– Шамиль, она сумасшедшая, вызови охрану, – лопочет сладким голоском его девушка, такая красивая, что у меня голова кружится от выброса огромной дозы инсулина в кровь.
– Ты что, не слышала? Она моя горничная, – мужчина выпрямляется и прикладывает электронный ключ к двери.
Я ошалело наблюдаю, как дверь распахивается и пара проходит внутрь. Не зря она назвала меня шавкой, потому что я продолжаю стоять перед распахнутой дверью на четвереньках, заглядывая в апартаменты.
Мне никто не говорит, что можно пройти следом. Но никто и не прогоняет.
Цепляясь окровавленными пальцами за дверной косяк, я с трудом поднимаюсь, ощущая головокружение и тошноту. Не знаю, она подкатывает к горлу оттого, что меня били, или от страха перед этим мужчиной.
Из последних сил захожу внутрь и закрываю за собой дверь, словно давая понять, что теперь меня отсюда не выгнать. Но люди, зашедшие в апартаменты, даже не обращают на меня внимания. Девушка, медленно разоблачаясь, проходит в одну из комнат, оставляя за собой следы из обуви, одежды и нижнего белья. Я заторможенно разглядываю её тонкую спину и длинные ноги, не соображая, куда я попала и почему эти люди так себя ведут.
Словно меня тут и нет. Словно я предмет интерьера. Или тот самый пакет мусора, что нужно взять за ручки и вынести куда следует.
– Не притрагивайся здесь ни к чему, пока не отмоешься, – наконец обращается ко мне мужчина и уходит вслед за девушкой, вытаскивая из рубашки запонки.
Вот так просто меня приняли на работу?
Я оглядываюсь, рассматривая место, куда попала. Оно кажется гораздо бо́льшим, чем я себе представляла, сидя под дверью. Окна от пола до потолка, открывающие невероятный вид на ночной город. Мост, ведущий в парк, широкую дорогу, солнце, что медленно поднималось над горизонтом. Этот вид так заворожил меня, что я на мгновение забылась. А затем опустила взгляд на собственные руки. Грязные, с поломанными ногтями, под которыми запеклась кровь. Нужно умыться.
Несколько минут у меня ушло, чтобы наконец найти ванную комнату. Просторную, из серого гранита, с чёрной матовой сантехникой. Здесь царила идеальная чистота, и я замерла на пороге, не зная, стоит ли мне марать своими следами это помещение. На ногах носки и тонкий капрон под ними. От ботинок я избавилась при входе. И ноги грели тёплые полы. Приятное ощущение.
Закрыла за собой дверь и уже хотела двинуться в сторону умывальника, но стоило сделать шаг, как мир погас. Понимала, что стою с открытыми глазами, но вокруг лишь темнота. Ноги подкосились, и я упала на пол. Сознание предательски покинуло меня. Так не вовремя.
Не знаю, сколько я так пролежала, пока не поняла, что больше не одна в помещении. Кто-то вошёл, переступив через меня. Я отчего-то явственно это ощутила. Сама не знаю почему.
Приоткрыла глаза, и первое, что увидела, – голые ноги, поросшие тёмными волосами. Осоловелым взглядом медленно поднялась выше, подмечая накачанные икры, рельефные бедра и задницу. Мужскую задницу, увенчанную ямочками над поясницей. Узкую талию, перетекающую в широкую спину и плечи. Со всеми сухожилиями, мышцами, перекатывающимися при каждом шаге. Взгляд вновь ухнул вниз на мужские ягодицы. Сложно было оторвать от них глаза, когда мужчина начал движение.
Малознакомое чувство зародилось во мне, закрутилось в воронку внизу живота, потянуло сладкой истомой, посылая плохо читаемые сигналы по телу. Что со мной? Почему я так реагирую? Это самое смутное желание уютно улеглось внутри меня, свернулось тёмным комком, давило. Заставляло дышать глубже и чаще. Я приподнялась немного, чтобы лучше разглядеть мужчину, почему-то совершенно забыв, что веду себя неприлично. Что не должна так откровенно пялиться. Но эти мысли не остановили меня. Не заставили отвернуться.
Напротив. Я сожалела, что стеклянная створка душевой запотела и не давала мне возможности лучше разглядеть его. Видела лишь очертания мощного мужского тела и, возможно, даже члена. Сглотнула сухим горлом. Облизала потрескавшиеся губы.
Вода прекратила литься, и, будь я чуточку разумнее, сделала бы вид, что всё ещё в отключке. Но продолжила как прибитая сидеть на месте.
Но, похоже, для мужчины я невидимка.
Он вышел из-за стеклянной створки, ничуть не стесняясь своей наготы. Взгляд заметался по его телу, спустился по тёмной дорожке волос, ведущей от пупка вниз. Отметила про себя, что он бреется. Приоткрыла рот, внимательно изучая его мужское достоинство. А его половые органы именно этим словом можно было охарактеризовать. Член не эрегирован, но даже так я видела, что природа его не обделила. А щедро наградила. Я с трудом отмахнулась от догадок о том, как он выглядит в возбуждённом состоянии.
Взяв с соседней полки полотенце, он закрыл передо мной зрелище, которое я раньше наблюдала только в порнофильмах итальянского производства. Кровь журчала в венах, приводя меня в чувство. И когда мужчина вышел, я с трудом осознавала, как всё случившееся выглядело со стороны.
Кто из нас двоих больше болен? Я – откровенно пялящаяся на него. Или он – не обращающий на мой взгляд внимания.
Впрочем, откуда мне знать. Ведь мои глаза так ни разу и не добрались до его лица.
Краска на мгновение залила щёки, уши, шею. Стало ещё жарче, хотя дальше некуда. Кожа покрылась испариной, и я ощутила, как тёплый пол под моим задом начал раздражать. Поднялась на ноги.
Вытяжка в помещении хорошо работала. Зеркало даже не запотело, и потому я некоторое время непонимающе смотрела в зеркало. На себя, но совсем не узнавая в отражении жуткую незнакомку.
Рука дрогнула, когда я потянулась за шапкой. Я знала, что бо́льшая часть волос осталась в той комнате. Но не представляла, как выгляжу. Медленно стянула головной убор и ощутила тупую боль. Будто отголоски того удара, что я получила под рёбра. Сдавленно застонала, сдерживая слёзы, которые так и норовили заструиться по щекам и солью разъесть порванную губу.
Вцепилась пальцами в умывальник, пережидая, когда ужас схлынет. Меня изуродовали. Где-то сохранилась вся длина волос, а на макушке, у висков я видела лишь кровавые ранки. И всё же не сдержалась. Слёзы застыли на кончиках ресниц, повисли на короткое мгновение и потекли ниже. Подняла лицо к потолку, чтобы ручеек не попал в рану. Глухо застонала.
– Это всего лишь волосы, – проговорила вслух, успокаивая себя, – ерунда. Отрастут.
Собственная внешность никогда особо меня не волновала. Но в то же время сколько раз меня спасало моё смазливое личико? Она, как броня, защищала, когда никто больше не мог вступиться. Тёмные волосы, раскосые глаза, губы, пухлые, по современной моде. Ничего особенного вроде, но парням нравилась. Для кого-то красота – средство заработка. А для меня – средство самозащиты. Правда, не в тех случаях, когда меня хотели взять силой. Тогда спасал только нож-бабочка. Хмыкнула.
Включила тёплую воду, не понимая, как обработать губы, которые при любом движении отзывались болью. Рана начала засыхать, покрываясь корочкой. Порылась в шкафах и нашла коробку с лекарственными препаратами. Ура, тут была и ранозаживляющая мазь. Умылась и щедро нанесла белый крем на все порезы. Покопалась ещё в таблетках и, отыскав обезболивающее, проглотила, запив проточной водой.
