Елена Гордина
Святая инквизиция

Ольга в тот день больше никого принимать не стала, потому что хотя деньги она и заработала вроде бы честно, сказала этой дуре правду, а настроение у нее все равно было испорчено.

Англия, XVI век
Поместье лорда Фэйла

Когда отец и старшие братья ушли на пивоварню, ходили они пешком, денег на кобылу, даже самую скромную, в семье не было, Айрин с матерью собрались за травами в лес. Сейчас можно было собирать только молодую полынь, которая придавала янтарному элю такой своеобразный горьковатый вкус. И хотя Айрин еще ни разу напиток не пробовала, женщинам в их семье пить эль было нельзя, все жители поместья лорда Фэйла были очень высокого мнения о хмельном продукте.

Конечно, цена на эль для простых смертных была непомерно высока, но отец порой давал свой напиток в обмен на овощи, мясо или услуги, которые ему оказывали. Благодаря такому бартеру многие соседи Айрин знали, какой он на вкус, янтарный эль, сама же она его не пробовала, да и не сильно от этого переживала.

Из-за того что их семья была на короткой ноге и с самим лордом Фэйлом, и со священниками католической церкви в поместье, так как каждый месяц отец Айрин отвозил им бочки с элем, естественно, бесплатно, соседи их считали выскочками и богатеями. И конечно, мягко говоря, в поместье их недолюбливали.

– Ты знаешь, что Чарльз сказал твоему отцу давеча? – Мать, тяжело дыша, едва переставляла толстые ноги, женщины шли по дороге на подъем.

– Нет. – Айрин, погруженная в свои мрачные мысли (сможет ли она до приезда торговца Кристиана скрыть в очередной раз от матери, что у нее начались месячные), даже не сразу поняла, о чем идет речь.

– Так вот, Чарльз сказал, что мы воруем у него траву для кормления скотины и он будет жаловаться самому лорду Фэйлу. А потом добавил, что просто так это дело не оставит и что мы совсем уже зажрались.

– Он завидует, – ответила Айрин, она наконец-то поняла, что речь шла про их соседа Чарльза, огромного рыжего детину, который славился своей невоздержанностью в употреблении джина и плохим отношением к своим детям. Все его девять детей постоянно ходили в синяках.

– Да, я это понимаю, остановись. – Мать согнулась посреди дороги, пытаясь отдышаться, лишний вес очень сильно подорвал ее здоровье. – Но скажи, какие они сволочи!

Айрин в ответ лишь безразлично пожала плечами, она остановилась и с брезгливостью смотрела на мать. Наверное, она ее уже давно и не любила, впрочем, тяжело любить человека, который так неприкрыто тебя ненавидит и пытается избавиться от тебя при первой же возможности.

Из всей семьи Айрин испытывала нежные чувства только к младшим братьям, да и то Скотти был ее самым настоящим любимцем. Умный, смышленый, отважный малыш…

Когда Айрин думала, что, сбежав из дома с торговцем Кристианом, она больше не увидит Скотти и Эдгара, вот только тогда у нее и сжималось сердце.

– Ну, пойдем дальше. – Мать наконец-то отдышалась, и они снова пошли по дороге, которая круто уходила вверх.

Айрин хорошо знала этот путь, последние лет десять они с матерью почти каждый день ходят этой дорогой, через полчаса они выйдут на прелестную лесную лужайку и начнут собирать полынь. А потом пройдут немного в глубь леса и примутся искать баррасы или проще говоря – это застывшая еловая смола, которую отец тоже использует для приготовления эля.

Рутинная работа по сбору молодой полыни не мешала Айрин думать, она понимала, что на первое время после бегства из семьи ей могут понадобиться деньги. Конечно, торговец Кристиан богат, но захочет ли он содержать девушку, которая приходится ему никем? Айрин будет для него стирать, готовить, поддерживать быт, но вдруг ему этого будет недостаточно?

Айрин автоматически срывала полынь и клала ее в корзинку, которую держала на сгибе локтя, а мыслями она была очень далеко отсюда. Девушка мечтала, как вырвется из родительского дома и начнет новую жизнь, свободную, где не надо скрывать от матери месячные, где от нее не будут требовать рожать по младенцу в год и где не будет места ее мерзким братьям и отцу, особенно Айрин не хотела видеть Вильяма, лучше никогда до конца своей жизни.

Набрав полные корзины полыни, они с матерью пошли глубже в лес, чтобы посмотреть, можно ли сегодня собрать и парочку баррасов. Но с еловой смолой не повезло, новая еще не успела застыть, а все остальное было ими же и собрано три дня назад.

Домой Айрин с матерью вернулись уже под вечер, еще пара часов – и наступят сумерки, а надо успеть приготовить ужин, перебрать полынь и повесить ее под потолок в хижине.

Отец и братья всегда приходили, как только стемнеет, на пивоварне ночью делать было нечего, а варить янтарный эль при свечах дело было неблагодарное. Поэтому и вставала семья в четыре-пять утра, чтобы к первым сумеркам успеть закончить все свои дела.

Айрин принялась развешивать полынь в хижине, мать стала готовить похлебку, когда женщины услышали крики, доносящиеся с дороги.

Они выбежали со двора и увидели, что отец и братья несут кого-то на руках.

– Что случилось? – Айрин и мать бросились к ним со всех ног.

– О боже, – только и смогла вымолвить Айрин, когда увидела обгоревших отца и двух братьев, третьего же, Джона, несли на руках, и он был без сознания.

– Что случилось? – повторила мать, в ужасе закрыв лицо руками.

– Кто-то поджег пивоварню, – закричал отец, – мы тушили сколько могли, но все сгорело! На Джона вылился кипящий эль, несите его в хижину.

Айрин не могла отвести глаз от ярко-красных ног брата, которые были покрыты волдырями, и эти чудовищные пузыри лопались прямо у нее на глазах, и из них текла кровь.

Отец, Вильям и Ян пострадали меньше, у отца были обожжены руки и лицо, Вильям лишился своей роскошной шевелюры и ресниц, а Ян заметно прихрамывал на правую ногу.

– Что случилось? – На шум из дома прибежали младшие. Эдгар и Скотти, увидевшие страшную процессию, начали реветь.

– Заткни их! – заорал отец на Айрин, но она продолжала стоять, не в силах пошевелиться. И только когда проходящий мимо нее Вильям свободной рукой отвесил ей пощечину, пришла в себя и бросилась к малышам.

– Ну, тихо, тихо, – она прижала мальчишек к себе, – не надо туда смотреть, смотрите на меня.

Малыши были страшно напуганы, у Эдгара глаза были выпучены от ужаса, а Скотти изо всех сил старался перестать реветь.

Джона занесли в дом, мать и старшие братья скрылись в хижине, а Айрин взяла за руку малышей и отправилась с ними доваривать похлебку, которую мать бросила, когда они услышали крики с дороги.

Россия. Наши дни

Бабку Зинаиду выписали через две недели, за это время Ольга успела принять еще несколько женщин, и все как одна хотели найти мужчину молодого, красивого, богатого и сексуального.

Одной клиентке было сорок шесть лет, но она точно хотела мужа молодого и успешного, потому что «она до сих пор выглядит лет на тридцать и душа ее молода».

Другая женщина имела троих детей от трех разных сожителей и очень долго сокрушалась перед Ольгой, почему ей так не везет в любви и почему на ней никто не хочет жениться.

Последняя женщина была в бальзаковском возрасте, звали ее Любаша, замуж она хотела выйти хоть за кого, причем с таким маниакальным желанием, что Ольга даже оторопела.

После той блондинки, первой ее клиентки, которой она зачем-то (сдуру) сказала правду, Ольга решила больше такого не допускать, теперь она всем женщинам предсказывала большую и чистую любовь, хороший секс и богатого мужа в ближайший год-два. Потому что когда говоришь приятные вещи за хорошие деньги, все остаются довольными – и клиентка, и сама Ольга. С правдой-маткой, которую она так неразумно выдала блондинке, было покончено раз и навсегда.

Бабка Зинаида из больницы вышла посвежевшая, инфаркт не подтвердился, ее подлечили и отправили на все четыре стороны.

– Завтра начну принимать клиенток! – Бабка с удовольствием копошилась на кухне, она, належавшись без дела в больнице, готовила на сегодня-завтра с настоящим удовольствием. – А то я уже одичала от безделья. А ты чем это время занималась? – спросила она внучку.

– Я? – Ольга валялась на диване и смотрела телевизор. – Я принимала твоих клиенток и предсказывала им счастье и любовь до гроба.

– Ну, этого лучше было бы не делать, – Зинаида сморщилась, – все-таки говорить одно и то же женщинам, причем за их же деньги, не очень хорошо.

– Можно подумать, ты поступаешь иначе! – беззлобно огрызнулась Ольга.

– Ну, у меня опыт и возраст все-таки, – бабка жарила на завтрак рыбу, – думаю, я и психолог неплохой, все-таки я иногда угадываю и говорю женщинам правду.

– А кому она нужна, твоя правда? – Ольга закурила прямо в комнате. – Они сюда не за правдой приходят, а за надеждой. Я вот первой клиентке тоже сдуру всю правду сказала, она такая расстроенная ушла, поэтому я и решила больше никому настроение не портить. Пусть хоть отсюда женщины выходят радостные, счастливые, разве это плохо?

В ответ бабка промолчала, она переворачивала рыбу, и та у нее на сковородке разваливалась на куски, поэтому Зинаида нервничала.

Когда в двери настойчиво постучали, Ольга с удивлением посмотрела на бабку:

– Че так рано? Ты во сколько клиентку ждешь?

– Да после обеда. – Зинаида нахмурилась, потому что стук не прекращался, а стал еще более настойчивым.

– Да иду я, иду. – Бабка поковыляла к двери, а когда распахнула ее, то охнула и сделала шаг назад.

– Участковый уполномоченный Пономарев Никита Андреевич, – представился мужчина в форме и протянул удостоверение бабке, – могу я поговорить с гражданкой Воротынцевой Зинаидой Матвеевной?

– Это я. – Бабка продолжала пятиться, и тогда к ней подошла Ольга. – А что случилось-то?

– Мне надо с вами поговорить, – мужчина закрыл за собой дверь, – я могу присесть?

– Конечно. – Ольга жестом пригласила Пономарева сесть за стол, а сама с опаской поглядывала на побледневшую бабку, переживая, как бы с ней опять приступ не случился.

– Примерно две недели назад у вас была вот эта женщина, – Пономарев достал из кармана фото и положил его на стол. Ольга сразу же узнала ту самую блондинку, которая десять лет ждала, когда к ней от жены уйдет любовник. – О чем она спрашивала? О чем вы с ней разговаривали?

– Я в больнице лежала, вчера только вышла. – Зинаида нехорошо посмотрела на Ольгу, как бы давая понять: «ну, я же говорила, что не надо было гадать моим клиенткам». – И вообще, с чего вы взяли, что эта женщина была у нас?

– Мы нашли у нее в телефоне ваш адрес и ссылку на сайт, вы гадаете женщинам? – Старший уполномоченный говорил с ними очень вежливо, но настойчиво. – Деньги за гадание берете? Что эта клиентка узнать хотела, помните?

– Мы не гадаем, – Ольга была едва жива от страха, – бабка моя в больнице лежала, это можно легко проверить, значит, и гадать было некому.

– Значит, это сделали вы, – спокойно ответил ей Никита Андреевич, мужчине было около сорока лет, – я точно знаю, что эта женщина была у вас две недели назад.

– Я ее не помню. – Ольга совершенно растерялась и запуталась, она не могла сообразить, что можно говорить, а чего нельзя.

Ведь на их сайте в Интернете ясно прописан сотовый телефон для связи, и набери его сейчас Пономарев, он затрезвонит на весь дом, потому что лежит на окне в комнате. И да, на сайте написано, что потомственная гадалка Земфира решит все ваши личные проблемы…

– Ну, жаль, придется вспомнить, – Пономарев протянул Ольге повестку, – вы пока подумайте, повспоминайте, а когда вспомните, я вас жду у себя. Тогда и поговорим.

– А что случилось-то? – в сердцах уже крикнула Ольга.

– Да просто женщина эта пришла от вас домой и повесилась, – Пономарев посмотрел прямо Ольге в глаза, – и записку оставила, что не видит больше смысла в жизни. А у нее два малолетних ребенка без отца и старуха-мать. А в телефоне ссылка на ваш сайт, а дети у нее от женатого любовника, которого никто не знает, как выяснилось, поэтому мы оформляем ребят в детский дом. Теперь понятно, почему я спрашивал о причине ее визита к вам?

Ольга громко охнула и пораженно замолчала, о таком повороте событий она не могла и подумать.

– Занимаетесь тут всякой фигней, – брезгливо сказал Пономарев, уже собираясь на выход, – а потом мы детей в приюты оформляем.

– Так мы-то вам чем поможем? – Бабка пришла в себя и подала голос.

– Мне понять надо, кто ее до самоубийства довел, – Никита Андреевич уже стоял на пороге, – любовник ее женатый, может, жена его угрожала расправой или вы со своими гаданиями. Вы точно не помните, что ей тогда сказали? – Мужчина переводил взгляд с Ольги на бабку и обратно.

Ольга, помнившая каждое слово, судорожно вздохнула:

– Нет, я точно ничего не помню.

– Ну, хорошо, – вздохнул Пономарев, – как что-то вспомните, жду вас у себя.

С этими словами мужчина ушел, а Ольга и Зинаида остались стоять в полном шоке.

– Ну и что я тебе говорила? – принялась за свое бабка. – Не надо было лезть к моим клиенткам, жизненного опыта у тебя нет, вот и натворила ты делов. А теперь что делать? Как узнают, что у тебя уже условное было, так и прицепятся…

Ольга и сама понимала, что привлекать внимание полиции ей никак нельзя, ну вот от слова «совсем».

– Ну, я скажу, что ничего не вспомнила, а вот с гаданием-то как нам быть? Он пришлет сейчас к нам подсадную утку, ты ей погадаешь, она деньги нам отдаст, и все, считай, приплыли. Это же незаконная предпринимательская деятельность или как там…

– Да я-то откуда знаю? – разозлилась бабка. – А бесплатно гадать никакого смысла нет. Я что, с ума сошла этих дур слушать, да еще и за просто так?

В доме повисла тишина, бабка Зина ушла на кухню, теперь уже разогревать остывшую рыбу к завтраку, а Ольга села за ноутбук в тяжких размышлениях: что теперь делать-то?

Пока она бесцельно блуждала по просторам Интернета, придумывая, как бы ей выпутаться из крайне неблагоприятной ситуации, на глаза ей попался всплывающий рекламный баннер «Новый сезон! ”Война провидцев” на канале Жен. ТВ. Оставь заявку и прими участие в кастинге».

Ольга подумала: а чем, собственно говоря, черт не шутит? Почему бы ей не попробовать самой?

О бабке Зинаиде она в тот момент и не подумала, а для нее это отличный шанс немного подзаработать денег, пока Пономарев не отвяжется. А Зинаида эти пару месяцев, пока она на проекте, просто отдохнет, а потом шумиха уляжется, и можно гадать уже с хорошей репутацией: она была на войне провидцев, а после такой рекламы цены можно заломить вдвое.

Нет, нельзя сказать, чтобы Ольга уж совсем не испытывала к приходящим к Земфире женщинам жалости или сочувствия, нет. Иногда, как, например, с этой блондинкой, будь она неладна, у нее даже душа сжималась от сочувствия, но в основном Ольге было совершенно безразлично.

Женщины сходили с ума в поисках вечной любви, и почему ей-то должно быть жаль этих дурех? В свое время она тоже пострадала, скажем так, от своей «большой и чистой любви», так почему ее никто не жалеет?

Ольга заполнила заявку на «Войну провидцев» и пошла на кухню, там за столом сидела бабка Зинаида и размазывала слезы по щекам.

– Ты чего? – опешила Ольга и села напротив.

– Да вот опять ты впуталась в какую-то ерунду, – Зинаида махнула рукой, – что за талант у тебя притягивать к себе всякие неприятности? То Вадик этот жизнь тебе сломал, сейчас нормальную работу не найти, то сама глупости делаешь! Смотри, снова в какую-нибудь аферу не угоди!

Ольга, вспомнив, что только что отправила заявку на «Войну провидцев», непроизвольно вздрогнула, а потом подумала, что шансы пройти у нее, так-то, если по-честному, невелики, и решила бабке ничего не рассказывать. Зачем расстраивать человека раньше времени?

– Я думаю, пока гадать не перестану, только продуктами брать начну, за это не накажут, – Зинаида всегда отличалась наличием здравого смысла, – у меня накопления кой-какие есть, нам с тобой на первое время хватит, а потом эта шумиха уляжется, и все снова пойдет как надо. А ты больше в гадание не лезь! А если уж решила поиграть в экстрасенса, то будь добра, говори людям только то, что они хотят услышать, а твоя эта правда, да еще и за их деньги, точно никому не нужна!

В ответ Ольга лишь кивнула, да, она согласна.

Англия, XVI век
Поместье лорда Фэйла

Джон умер рано утром, так и не приходя в сознание. Айрин, всю ночь просидевшая на улице, охраняя овец и корову, которых не завели в дом, узнала об этом позже всех.

С рассветом из хижины вышел зареванный Скотти и, шмыгая носом, сообщил, что Джона больше нет.

Айрин испытывала странные чувства: с одной стороны, ей было немного жаль брата, хотя они и не были близки, а с другой стороны, это же хорошо, что он умер, а не стал обузой или юродивым на посмешище всем другим людям.

Айрин знала одного такого, молодой мужчина без ног, говорят, их ему оторвало после падения с лошади во время скачек (а может, и врут, кто их знает), все время обитал то на рынке, то на ярмарке. Он ползал, опираясь на руки, в пыли и в грязи по дороге и распевал странные песни, а за это добрые люди кормили его объедками со своего стола. Вот такой жизни своему брату Джону Айрин точно не хотела.

Она прижала плачущего Скотти к себе и пошла в дом, когда ей навстречу вышел злющий отец.

– Это ты прокляла нашу семью, – заорал он на дочь, – сожгли пивоварню, умер Джон, и все из-за тебя!

– Я-то здесь при чем? – опешила Айрин, она совершенно не понимала, почему на нее взъелся отец.

А он грубо оттолкнул ее в сторону и вышел во двор. Было видно, как на его лбу пульсирует набухшая вена.

Через пару минут из дома появились мать и братья, младшие ревели в голос.

– Заткнитесь! – прикрикнул на них Вильям. – Мать, доставай саван. Надо Джона сегодня похоронить.

– А что же делать с пивоварней? – Отец сел на лавку и от горя закрыл лицо руками, было видно, что смерть сына волнует его намного меньше, чем поджог. – На что мы будем жить дальше?

Мать тоже была мрачнее тучи, Айрин даже боялась взглянуть ей в глаза, поэтому, чтобы не попасть родителям под горячую руку, пошла готовить утреннюю похлебку.

– Я сейчас пойду в церковь, – отец оглядел всех тяжелым взглядом, – надо похоронить Джона по правилам, жаль, конечно, что это он умер.

«А не Айрин, например», – мысленно продолжила за него фразу Айрин.

Ну да, она понимала, что из всех его шести детей отец предпочел бы, чтобы умерла она. От нее и толку немного (по словам родителей), и замуж выдать пока нет никакой возможности.

Тело брата так и осталось лежать в доме, мать зашла в хижину и что-то там делала, а отец со старшими братьями ушли в церковь.

Вернулись они быстро, погрузили тело Джона, закутанное в саван, на повозку, которую взяли, видимо, у священника, и скорбная процессия отправилась на кладбище.

Айрин шла в самом конце, к ней жались Скотти и Эдгар, малыши были зареванные и выглядели очень уставшими.

Пока отец и братья рыли могилу, Айрин и мать присели на лавочку, малыши вызвались помогать старшим.

– Что, Айрин? – неожиданно к ней обратилась мать. – Как теперь жить-то будем?

Айрин промолчала, откуда ей знать, как они теперь будут жить без пивоварни? Айрин считать и писать не умела, грамоте никакой обучена не была, и кроме как стать женой и матерью, как в принципе и все местные женщины, ничем пригодиться в хозяйстве больше не могла.

Похороны брата прошли очень скромно, тело положили в могилу без гроба, на него у семьи не было денег, быстро закидали землей и установили деревянный крест.

Мать даже слезинки не уронила, из чего Айрин сделала вывод, что не только она одна была нелюбимым ребенком в семье.

Домой возвращались молча и уже затемно.

– Я сегодня разговаривал со священником. – Отец медленно переставлял ноги, кобылу с повозкой они вернули церкви. – Он предложил мне и Вильяму с Яном поработать на благо святого дела.

– Что за работа? – Мать плелась рядом.

– В нашем случае я бы согласился на любую работу, – рявкнул на нее отец, – не нам выбирать! Мы остались без всего! – заорал он и остановился, сжав кулаки. – Как я вас ненавижу! Как я всех ненавижу!

Айрин от него отшатнулась, Эдгар и Скотти спрятались за ее спину.

– Священник сказал мне, – отец смотрел на всех безумными глазами, – что я буду нести свет людям и избавлять народ от нечисти.

Айрин видела, что матери было интересно, и появились новые вопросы, но она просто боялась спросить отца, потому что выглядел он словно помешанный.

До дома они дошли в гнетущем молчании. Айрин вошла в хижину первой и тотчас легла спать на лавку, после бессонных суток она едва держалась на ногах. А отец с братьями достали из подвала запасы эля, и они молча и мрачно принялись его пить.