Елена Александровна Чечёткина
Все сказки не нашего времени
Экзамен
Я знал, что умру, причём скоро. Нет, не так: через два месяца мне придётся навсегда проститься с миром людей и со своей личностью тоже. Поэтому я ушёл из больницы под расписку и поехал домой – думать, как провести остаток земной жизни. Семейные проблемы меня не отягощали: как у большинства астронавтов, у меня их попросту не было. Идея смерти тоже не была столь ужасающей, как для большинства сограждан – и здесь профессия накладывает отпечаток. Не давало покоя лишь одно: как же я глупо попался! И это в составе третьей экспедиции, когда были приняты все меры против заражения. А меня вот угораздило…
За время, которое я провёл на больничной койке (на самом деле, это была специальная клиника Института Космических Исследований) меня исследовали вдоль и поперёк, но без ощутимых результатов: светила медицинской науки и практики не смогли найти способ предотвратить трансформацию. Правда, они смогли удлинить инкубационный период, за что я выразил им горячую благодарность и заявил, что хочу сам воспользоваться дополнительным временем. Конечно, оставаясь на связи и под контролем вживлённых датчиков температуры и давления. Конечно, если у них нет новых идей. Идей не было, и я удалился.
В результате недолгих раздумий я уехал в Англию, в Оксфорд. И не только потому, что потянуло в места студенческой юности. Этот древний университетский город, родина Алисы в стране чудес, всегда казался мне овеянным неким мистическим флёром, и коль скоро отечественная наука ничего не могла поделать с моей проблемой, то единственное место, где я мог получить если не помощь, то понимание – это именно здесь. Несколько моих однокашников и сейчас оставались в Оксфорде, теперь в качестве профессоров. Но мне нужен был в первую очередь Джим Саммерс, профессор социологии – и одновременно мой самый близкий друг, единственный, с которым мне удалось сохранять живую связь все два с хвостиком десятилетия, прошедшие со времени выпуска. Сразу же по прибытии я назначил Джиму встречу в нашем любимом пабе.
За два года, прошедшие с нашей последней встречи на конференции в Оксфорде, Джим изменился мало: всё такой же язвительный и остроумный живчик, гроза и любимец студентов. И студенток, конечно. Он радостно приветствовал меня, но мгновенно преобразился, узнав о моей проблеме. Я никогда не видел его таким собранным и серьёзным, даже в кабинете ректора, когда нам грозило отчисление за экстраординарный дебош.
– Я слыхал об этом, но краем уха. Не думал, что это о тебе. В прессе вообще ничего нет. Информация, по-видимому, не для общего пользования. Расскажи, пожалуйста, подробнее, что за дела на этой Кас, и как тебя угораздило заразиться. Тебе могут помочь?
– Нет, – покачал я головой. – Единственное, что смогли – выиграть для меня два месяца. Не знаю почему, но меня потянуло сюда. Конечно, нам с тобой всё равно надо было увидеться, прежде чем… Но не только. Джим, это глупо, но мне кажется, что именно ты мог бы мне помочь. Хотя бы понять, хотя бы как социолог. У них же совершенно дикая социальная организация!
– Рассказывай, Пит, – кратко отозвался мой друг. – Только с самого начала. Ты ведь не давал расписку о неразглашении?
– Нет, не давал, – улыбнулся я, – сейчас с этим не так строго. Думаю, могу с тобой поделиться сведениями, так сказать, общего порядка. Дело закрыто. Планета тоже – она оказалась непригодной для колонизации. Россия, конечно, дала необходимую информацию в НАСА и другие государственные космические корпорации, и при этом отказалась от всех прав на Кас. Кроме упоминания в справочной базе как о первооткрывателях. Пошли открывать дальше, идиоты. Неужели так трудно понять, что, не разобравшись со случаем Кас, нельзя двигаться дальше?
– Трудно, Пит. И ты знаешь, почему. Твоя родина отстала, к сожалению. Даже из вашей так называемой элиты далеко не все получили нормальное современное образование. Тебе повезло. И хватит об этом. Рассказывай.
– Мы открыли Кас в плановом порядке, методически прочёсывая российский сектор космоса. Представляешь, Джим, в огромной стране уже не хватало жизненного пространства из-за токсических отходов. Для нас легче было начать освоение новых планет, чем вычистить свою собственную территорию.
– Представляю, ведь ты постоянно плачешь мне в жилетку. Но сейчас не время. Ближе к делу, Пит! Только факты. Кратко.
****
– Хорошо. Постараюсь покороче. Открыли Кас пять лет назад. Стандартные замеры показали удивительную близость к земным условиям: температура, влажность, состав атмосферы – всё в пределах нормы, только сила тяжести поменьше. Климат мягкий, воды много, вулканическая деятельность очень умеренная. Фауна и флора неопасные. Наши растения прижились, наши контрольные животные на открытом воздухе чувствовали себя прекрасно. Единственное осложнение: планета оказалась обитаемой. Для вас это означало бы запрет колонизации. Но не для нас. Тем более, что аборигены оказались немногочисленными и очень дружелюбными. Они, казалось, даже приветствовали появление чужих на своих землях.
Первая экспедиция улетела с самыми радужными надеждами. Через три года прилетели корабли с колонистами. Эта вторая экспедиция началась тоже удачно. Участники её постепенно убедились в полной безвредности атмосферы: сначала сняли скафандры полной защиты, потом отказались от лёгкой защиты, потом от респираторов. Недалеко от посёлка аборигенов смонтировали жилые модули и переселились туда. Начали плановые работы, в которых добровольно участвовали и аборигены. Через месяц корабли улетели. А еще через полгода связь Земли с колонистами прервалась. Техника работала нормально, но на Земле не увидели ничего, кроме пустого кабинета с пультом связи. Да ещё клетки с канарейкой. Вполне живой и довольной. Никаких следов борьбы. Вообще никаких следов. И никаких звуков, кроме пения канарейки. Просмотреть видеокамеры внутри жилого модуля и вне его было невозможно: переключение осуществлял сам оператор с пульта.
И тогда послали третью экспедицию. Вот в ней я и участвовал – вторым помощником капитана. Кроме экипажа на корабле была следственная группа; они должны были установить, что случилось с колонистами и оказать им врачебную и психологическую помощь, если понадобиться. Ещё была группа спецназа на случай стычек с аборигенами. Всем предписывалось вне корабля не снимать скафандр полной защиты и иметь при себе оружие.
Капитан и первый помощник остались на корабле, а все остальные пошли на поиски пропавших колонистов. Мы начали с жилого модуля. Это было страшно, Джим: совершенно пустые помещения, только маленькие высохшие трупики в клетках – хомячки и канарейки. У них просто кончился корм и вода. Тщательно осмотрев комнаты, лаборатории, хозяйственные пристройки и возделанные поля вокруг, мы отправились к посёлку аборигенов. Я был на взводе и уже вытащил бластер, но наш главный – руководитель следственной группы – приказал всем убрать оружие и ждать на расстоянии, пока он и еще двое членов группы, врач и психолог, обследуют посёлок. Если не вернутся через час – командование переходит к начальнику спецназа.
Они вернулись через полчаса в сопровождении нескольких аборигенов, которые радостно нас приветствовали. Главный сказал, что опасности нет, но следственная группа под его руководством продолжит работу в посёлке, а все остальные вместе с двумя его коллегами, уже побывавшими там, возвращаются на корабль для доклада капитану. «И не забудьте пройти дезинфекцию, по полной программе», – напутствовал он нас.
На корабле мы получили от этих двоих первую информацию. Наши колонисты, действительно, нашлись в посёлке, только все двенадцать уже не были людьми. Теперь они выглядели как уменьшенные копии аборигенов. Нет, их рост не изменился – просто аборигены на две головы выше нормального человека, наверное, из-за низкой силы тяжести. Но строение черепа, скелет и мышцы – всё это уже было как у кассиан. Ты спросишь, Джим, как мы узнали в них людей? Не только по росту. На них была земная одежда, точнее, только именные форменные рубашки, потому что (извини за подробности) они отправляли естественные надобности прямо на землю – а аборигены безо всякой брезгливости убирали и обмывали. Эти существа выглядели взрослыми, но вели себя как младенцы: неуверенно ходили, плакали упав и вообще издавали малопонятные звуки, которые не идентифицировались портативными переводчиками. Людей они не узнавали, но и не дичились, проявляя присущую аборигенам доброжелательность ко всем окружающим. Да и сами кассиане не скрывали, что эти взрослые младенцы – наши колонисты, которые теперь живут в посёлке, потому что «они изменились и стали нуждаться в обучении и защите».
«Что с ними случилось? Это болезнь?» – спросил капитан. «Не знаю, – ответил врач, – наши будут разбираться. Вы можете связаться с группой в любой момент, но лучше не мешать им работать». «Не волнуйтесь за них, – добавил психолог. – Аборигены настроены дружелюбно и охотно отвечают на вопросы. Только ответы ни в какие ворота не лезут. Очень странное общество». Мы с нетерпением ждали новых известий, но группа появилась только через три дня в сопровождении двух аборигенов, как мы подумали сначала. Однако это были колонисты – они неуверенно брели, держась за руки людей в скафандрах, и после лёгкой дезинфекции были сразу же переправлены в изоляционный блок. Жестоко, да, но они могли заразить нас, а мы должны были доставить их на Землю, чтобы попытаться спасти – этих двоих и тех десятерых, которые остались в посёлке. Но главное – разобраться, что же всё-таки произошло. Мы взяли мужчину и женщину и по мере сил создавали им все условия на борту, даже привязались к ним, как к маленьким детям.
По прибытии на Землю блок с «детьми» был без разгерметизации переправлен в Институт Космических Исследований. Вообще было два таких блока – во втором находился я. Дело в том, что при входе в корабль, во время жёсткой очистки обнаружилась течь в моём скафандре – разошёлся шов, и меня тоже изолировали. Как оказалось, не зря: на Земле обнаружили, что я заразился. Механизм преобразования генотипа был уже запущен, и мне оставалось примерно шесть месяцев до метаморфоза, если процесс будет протекать с той же скоростью, как у колонистов. Инкубационный период определили по известному времени контакта колонистов с аборигенами – с момента снятия скафандров до исчезновения с базы. Да, ещё забыл тебе сказать, что в последний сеанс связи, за неделю до «пустого» сеанса, оператор сообщил о внезапной вспышке ОРЗ с резким подъемом температуры и давления. Переболели одновременно все; довольно тяжело, но быстро: через два дня всё закончилось. «Никаких оснований для беспокойства», – сказал оператор. И оказался не прав.
Заболевание назвали ВИГ (взрывное изменение генотипа), оно фиксировалось на уровне ДНК: у преобразившихся колонистов была полностью изменённая генная структура, у меня она оставалась человеческой, только присутствовала некая добавка – как считают, генетический ключ, после размножения которого последует присоединение ключей к ДНК с лавинообразным изменением генной структуры и соответственно всего организма. У меня скорость размножения ВИГ-ключей удалось затормозить, но и только. Меня ожидала та же судьба: сначала так называемое ОРЗ, потом – после короткой паузы – метаморфоз и полная очистка мозга, то есть потеря личности. Но была и хорошая новость: как оказалось мы, все трое, незаразны: ВИГ-ключ не удалось передать ни одному лабораторному животному, включая приматов. На последнем этапе участвовали люди-добровольцы, и с тем же результатом. Вне организма носителя ВИГ-ключи были безвредны, более того, они очень быстро разрушались, даже в пробах крови хозяина. Кстати, прямое переливание крови тоже не приводило к заражению, значит, требовалось какое-то промежуточное звено, и искать его надо было именно на Кас. Наши не стали этим заморачиваться: планету просто закрыли.
– Господи, какая жалость, Пит, – сказал Джим. – Можешь быть уверен, я тебя не оставлю и после твоего, как его, метаморфоза. Не верю, что личность исчезнет полностью; память – это еще не личность. Мы снова познакомимся, и снова станем друзьями. Понимаю, что сейчас для тебя это слабое утешение.
Мы помолчали.
– Ты помнишь Дэвида? – спросил он внезапно.
– Конечно. Тихоня-отличник, немного не от мира сего, но иногда нам удавалось затащить его в паб. Он был забавный.
– Он и остался забавным. Теперь работает в США, в какой-то страшно секретной лаборатории генной инженерии. Я думаю – нам надо к нему, и как можно скорее.
На следующий день, когда мы уже сидели в самолёте на Нью-Йорк, Джим вспомнил о своих профессиональных интересах и спросил:
– А что ты там говорил в самом начале о какой-то дикой социальной организации кассиан? И потом еще было что-то о странном обществе, со слов психолога, кажется. Расскажи!
– Да я и сам об этом много думал, пока сидел в изоляторе. Мне казалось, что особенности их общественного устройства и метаморфоз колонистов каким-то образом пересекаются. Взаимообусловлены, что ли. Потом пошли мои собственные генетические проблемы и перспективы, и стало не до социологии. Но теперь, пока летим, можно и отвлечься. Вот тебе задачка, по специальности. – И тоном заправского лектора я продолжал:
– Как выяснили наши психологи и социологи у самих аборигенов, их раса появилась на Кас совсем недавно по космическим меркам – всего лет 500 назад. Причём появилась уже в «готовом» виде: взрослые мужчины и женщины, владеющие речью и достаточно сообразительные, чтобы наладить простую и удобную жизнь. Построили жилища, нашли съедобные дикие фрукты и корни, приручили местных животных и птиц – первых доили или стригли с них шерсть, у вторых собирали яйца. Мяса не ели – на убийство абсолютное табу. Зато окультурили местные злаки – распахали поля, начали выпекать хлеб. Освоили примитивное ткачество, стеклодувное дело, даже выплавку руд. Из металла много чего делали, в том числе украшения, но только не оружие – незачем было. В общем идиллия. Жили, как в раю. До грехопадения. Секса у них нет, совсем.
– Как? Что за чушь?! Я уж не говорю об отсутствии признаков эволюции до Sapiens. Ладно, предположим, их туда закинули – специально или авария случилась, но они что, не размножались?! Взрослые мужчины и женщины позабыли как детей делать? Организм такой сложности не может размножаться внеполовым путём, и бессмертным тоже не может быть. Но тогда они должны были давно вымереть, за половину тысячелетия! Невозможно. Они вас морочили!
– Не думаю. Они, похоже, действительно живут очень долго, хотя и не по 500 лет. Но детей и подростков в посёлке мы не видели, ни одного. Внешне их можно различить как мужчин и женщин, но нет никаких признаков, что они составляют пары. С другой стороны, за нашими колонистами-младенцами ухаживали именно женщины, и это им явно нравилось. Вообще, у психологов создалось впечатление, что сама ситуация метаморфоза кассианам уже знакома, даже привычна. И тогда один социолог выдвинул сумасшедшую гипотезу. Хочешь?
– Давай!
– Кто-то поставил эксперимент. Подарил людям рай, но без древа познания. Секс под запретом, да и невозможен: мужчины поголовно импотенты, женщины фригидны. Вопрос, как выжить? Нужны приёмные дети, но одновременно несущие генотип расы. Проблема решилась как бы сама собой. Планета – лакомый кусочек. Периодически появляются экспедиции колонизаторов, вот как наша. Кассиане встречают их как родных, а потом каким-то образом заражают колонистов. Те превращаются в кассиан с совершенно пустыми, но способными к заполнению мозгами. Ситуация кукушки. Только тут бесплодная птичка сама приглашает кукушку отложить яичко в её уютное гнёздышко, а потом переделывает птенца кукушки в собственное чадо. Экспериментаторы оставили им какой-то механизм для такого вот извращенного способа размножения. Только забыли объяснить аборигенам, что и как происходит. Или им просто было плевать: провели эксперимент – и полетели себе дальше.
– Гм-м. Что-то в этом есть. Знаешь, Пит, я бы этим экспериментаторам…
– … в морду! – закончил я, и мы расхохотались. Так мы смеялись в юности, до икоты, до слёз. Именно в этом я сейчас и нуждался. Остаток пути я блаженно проспал в кресле.
*****
В аэропорту Кеннеди мы пересели на рейс до Бостона, а там нас уже встретил Дэвид. Внешне он почти не изменился (я заметил, что активно работающие учёные выглядят на удивление молодо, будто бы застряв в своих студенческих годах), но стал гораздо более «от мира сего»: подтянутый, уверенный в себе мужчина.
– О делах потом, Пит, – заявил он, загрузив нас в свой автомобиль. – Сначала я покажу тебе Бостон – лучший город на Земле!
– Лучший – это Оксфорд, – ворчливо откликнулся с заднего сиденья Джим.
– После Оксфорда, – покладисто согласился Дэвид.
Он явно хотел вырвать меня из круга навязчивых мыслей о близящейся катастрофе, показать, что для нас, питомцев Оксфорда, времени вполне достаточно, чтобы решить мою проблему – и не такие, мол, решали. Надо признать, ему это удалось. После осмотра и критического обсуждения с Джимом предложенных нам бостонских достопримечательностей, я был уже вполне спокоен к тому моменту, когда мы подъехали к воротам «страшно секретного» института Дэвида.
В кабинете с табличкой «Руководитель» я увидел совсем нового Дэвида – властного, с холодным проницательным взглядом – и порадовался, что Джим рядом.
– Ну, и где мы? – спросил я внезапно севшим голосом.
– В лаборатории генетики Международного института космических исследований, МИКИ. Не парься, Пит, – добавил Дэвид, и взгляд его потеплел. – Никаких шпионских страстей. Ты, может, не в курсе, но научное освоение космоса уже давно вышло на планетарный уровень. Сейчас все ИКИ, и твой, российский тоже, объединены в МИКИ и свободно обмениваются информацией. Я в курсе проблемы Кас с самого начала, только до вчерашнего дня не знал, что третий заражённый – мой старый приятель. Медики, видишь ли, соблюдают конфиденциальность – профессия такая. А вчера мне позвонил Джим (тот с улыбкой кивнул) – и вот вы здесь. Думаю, российские коллеги специально отпустили тебя в свободное плавание, чтобы ты попал сюда. Но не обольщайся, – поднял он руку, – остановить метаморфоз мы не можем, и задержать его тоже: ваши ребята сделали всё возможное. С нашей помощью, кстати. Но есть и другие аспекты проблемы. Скажи, ты не задумывался, что будет с тобой после метаморфоза?
У меня упало сердце: всё-таки я верил, что превращения можно избежать…
– Нет, не задумывался, – со злостью отозвался я. – Вот Джим говорит, что мы снова подружимся. – Только я не совсем понял, с кем он собирается дружить.
– Зря ты не поверил Джиму, – улыбнулся Дэвид. Наш головастик, в общем, прав. Те двое, которые уже прошли метаморфоз… Их приняли назад в семью, причём с радостью. Родители утверждают, что они ведут себя точно так же, как раньше, в первом своём младенчестве. Их узнали, и они тоже тянутся именно к своим родным.
– Очень трогательно, – отозвался я. Только мои родители уже умерли, а другими родственниками я не успел обзавестись.
– Тогда посмотри на проблему шире. У тебя есть выбор…
– Ну да, жить в шкуре кассианина или умереть в собственной шкуре. Эвтаназия?
– Если захочешь. Но я не этот выбор имел в виду.
И Дэвид рассказал, что после официального отказа страны-первооткрывателя осваивать планету, она переходит в ведение МИКИ, и тогда Совет МИКИ решает её судьбу. В случае Кас, прежде всего, судьбу аборигенов. Очевидно, нельзя позволять им и дальше паразитировать на пришельцах, по сути, уничтожая их. Поэтому в лаборатории Дэвида разработали вакцину, разрушающую ВИГ-ключ, как только он появляется в организме землянина. Уже год вакцинированные земляне – сотрудники лаборатории – работают на нашей старой базе, свободно общаясь с аборигенами; и ни одного случая заражения. Но этого мало: им удалось установить механизм заражения. ВИГ-ключи вырабатываются в организме самих аборигенов, а переносятся кровососущими насекомыми вроде земных комаров; в анестезирующей слюне этих «комаров» есть фермент, обеспечивающий приспособление ключа к генотипу его нового хозяина, если генотип достаточно близок кассианскому. Приспособление, размножение – и метаморфоз.
– Чтобы решить проблему кардинально, – продолжал Дэвид, – надо уничтожить ВИГ-ключи или способ их передачи, а это значит – генетически модифицировать либо кассиан, либо комаров-переносчиков; или, для верности, и тех и других. В принципе это вполне осуществимо. Тогда раса кассиан вымрет естественным образом лет через сто, и планета станет пригодна для колонизации.
– Жалко! – вырвалось у меня.
– Конечно, жалко. Хотя бы потому, что это – первый разумный вид, который мы, земляне, обнаружили. Может, это эксперимент не над кассианами, а над нами – тест на нашу разумность и неагрессивность по отношению к другим расам? И этот экзамен мы вот-вот провалим…
– К чему ты ведёшь? – спросил я.
– Мы должны не только отменить старый способ размножения, но и предложить новый, естественный. Пусть сами зачинают, рожают и выращивают собственных детей! Физиологически у них есть всё для этого, только в латентном состоянии. Надо подстегнуть гормонально и убедить, что половое размножение – это здорово! У них, видишь ли, табу на всякие половые действия. Так что тут требуется не только гормональная терапия, но и психотерапия. Но её они не примут от чужаков – показать и убедить должен свой, кассианин.
До меня стало доходить.
– То есть, ты предлагаешь мне роль змея-искусителя?
– Вот именно. Точнее, я предлагаю тебе на выбор три варианта развития событий. Первый. После метаморфоза мы сразу же переправляем тебя на Кас, и ты присоединяешься к общине. Кассиане, вроде, вполне счастливы, правда?
Второй. После метаморфоза ты остаёшься на Земле, воспитываешься землянами, и в результате становишься полноправным земным гражданином, только с несколько необычной внешностью. Но кто сейчас обращает внимание на внешность? Если захочешь, получишь всю информацию о своём первом существовании, а уж дружбу Джима получишь наверняка.
И третий путь, самый трудный. Ты остаёшься на Земле, проходишь метаморфоз и с самого начала воспитываешься как посредник. Когда получишь все необходимые знания и навыки, тебя переправят на Кас. И тут уж всё будет зависеть от тебя. Конечно, база обеспечит тебя помощью специалистов самого разного профиля, но взаимодействовать с кассианами будешь именно ты, и от результата твоего взаимодействия будет зависеть – выживет раса кассиан, или нет. А что касается нас – я уже говорил: это экзамен. Похоже, сдача на права… осваивать Вселенную. Ну, это уже моя гипотеза.
Я не герой, и с радостью уступил бы почётную роль спасителя инопланетной расы кому-нибудь другому. Но кому? Похоже, других кандидатов нет – иначе Дэвид и не заводил бы этот разговор. На всякий случай я всё же спросил:
– Почему именно я? Ведь у нас уже есть двое готовых кассиан.
– Нет, – покачал головой Дэвид. Они уже фактически земляне. К тому же психологически они дети, и за них решают родители, а родители не отпустят их из семьи. А вот ты пока взрослый и решаешь за себя сам. Только не затягивай до метаморфоза.
– Не затяну, – сказал я. – Уже решил. Что подписать?
*****
База МИКИ в Вайоминге – это несколько коттеджей в лесу. Сегодня Пит с Джимом целый день гуляли по осеннему лесу, так напоминающему Подмосковье в районе, скажем, Звенигорода – мягкие холмы, поросшие дубами, соснами, клёнами, берёзами и всякой лесной мелочью. Листья только начинают опадать, деревья и кусты переливаются вспышками жёлтого, красного, оранжевого и багрового на фоне упрямой зелени. При ясном небе – такая ликующая красота!
Уже в сумерках Джим махнул Питу со ступенек своего коттеджа: «До завтра!», и Пит отправился к себе. Надо еще выполнить тесты и заполнить дневник самонаблюдения. Время истекает. Может быть месяц, а может и несколько дней. Он надеется ещё хотя бы раз увидеться с Дэвидом, который прилетает каждый уик-энд из своего Бостона. Тогда они втроём спускаются в ближнюю деревушку посидеть в местном баре, как в прежние времена. Но сегодня только среда…
Заполнив дневник самонаблюдения, Пит не спешит встать. Он рассеянно отрывает листок от блока для заметок и начинает писать:
И снова настаёт пора такая –
Осенний бес вселяется в леса.
Как празднично природа умирает,
Как царственно пускает пыль в глаза!
И каждый ствол, в своём костре сгорая,
Пьёт из небес прохладное вино
Осенних ветров. А листва всё тает –
Но захмелевшим кронам всё равно.
Как будто не конец, а возрожденье
Предчувствуют сквозь снег, дожди и грязь.
Дай, Боже, мне древесное терпенье.
И силы, чтоб дойти и не упасть.
Он с удивлением перечитывает написанное. Стихи. Он никогда раньше не писал стихов. Стихи ему не нравятся: слишком пафосно, слишком красиво. Завтра они с Джимом посмеются над этими виршами. Он небрежно засовывает листок под дневник и поднимается, собираясь идти в спальню. Что-то познабливает. Надо бы пораньше лечь спать.
*****
Миссия Земли расположена у океанского берега с длиной полосой песчаного пляжа. Место изумительно красивое, даже по меркам Кас. В тени прибрежного парка сидит старик в шезлонге. В эту последнюю командировку Джим прихватил с собой внуков, и теперь они с криками и хохотом обучают кассианскую молодежь благородному искусству серфинга. Джим сидит в одиночестве: два дня назад он похоронил Пита, а завтра вернётся на Землю. Навсегда. Потому что теперь ему незачем прилетать на Кас. В последний раз он грезит под шум прибоя под ласковым кассианским солнышком – в первый раз без Пита. Друг останется здесь, а он вернётся в свой Оксфорд. Там сейчас осень. Слегка улыбаясь, Джим шепчет: «И снова настаёт пора такая…» – но тут его воспоминания прерывает ликующий вопль мальчишки-кассианина, впервые оседлавшего волну. Внук Пита? На таком расстоянии не разглядеть. Впрочем, это неважно: весь здешний молодняк, по сути, дети Пита. Их общий пропуск во Вселенную.
