Екатерина Константиновна Гликен
Простые люди. Трагедии на каждый день
Нинка смеется. Я знаю, что она боится встретить такое же чудовище, от которого ушла. Знаю об этом только я, потому что не считаю Нинку плохой из-за оплеух. И еще Сонечка, потому что она из другой Вселенной. Остальные уверены, что первый Нинкин муж – мечта любой женщины, а сама Нинка дура, раз упустила такое счастье.
Алéниха
– Ну, что там? Что там у них? – дёргал он её за руку.
– Погоди ты, не лезь, – отпихивала его Марина.
Мальчик жалобно завыл. Сначала звук выходил отрывистый, короткими толчками, но потом малыш вошёл во вкус и зазвучал широко, его рыдания окрепли, под носом к месту оказался пузырь. Костик, стоя сзади своей старшей подруги, и сам залюбовался и заслушался тем действом, которое изобразил экспромтом посреди пыльной летней улицы у дощатого серого покрытого выцветшим лишайником забора, из середины которого торчал круглый зад Марины в чёрных отливающих пылью лосинах.
Марина развернулась и уже было замахнулась дать затрещину Костику, но тот вдруг неожиданно замолк.
– Тихо ты, – зашипела на него девчонка. – Если узнают, что мы тут подсматриваем, – каюк!
Костик кивнул.
– Дай посмотреть, ну дай, ну дай! – начал он очередной спектакль с новой ноты.
– Да смотри ты, на! – Марина в сердцах схватила мальчишку за шею и почти ткнула носом в дыру между досок.
– А куда смотреть? – деловито и уже обычным голосом продолжил Константин.
– Да куда хочешь! – не сдержалась подруга. – Ты ныл, чтобы тебе дали посмотреть? Ныл! Ну, вот смотри!
– Я не ны-ы-ыл! Я не ны-ы-ыл! – запричитал малыш.
– Да заткнись ты! – шикнула Марина. – Ведь узнают. Посмотрел? Всё?
Костик начал икать. На подбородке собралась лужица, из носа сочились струи. Глаза у мальчишки были красные, левый начал слегка гноиться.
– Да не три ты глаза грязными руками-то! – ударила Марина Костика по ладоням.
Мальчонка совсем разрыдался долгими прерывистыми всхлипами, с подвываниями, с беспомощным грудным гудением.
– Ну иди, иди, я тебе покажу всё, – схватила его за руку девчонка и потащила к забору, обещавшему явить чудесные картины.
Костик замолчал, глаза сверкнули интересом.
– Вон, видишь? – Марина подняла его под подмышки.
– Ага, – завороженно протянул Костик.
– Чего ага-то? Что видишь? – усмехнулась подруга.
– Не знаю, – таинственно ответил мальчишка.
– Дядька Серёжка жену гоняет, видишь? А та в трусах бегает и кричит…
– Ага, – уже с меньшим интересом отозвался Костя. – Марин, я есть хочу…
– Ой, дался ж ты на мою голову, – совсем по-взрослому плеснула руками девчушка. – Ну, а потерпеть-то ты не можешь?
Костик закрутил головой.
– Ну, пошли, у Алéнихи яблок нарвём. Вот всё из-за тебя, тут взрослая жизнь, понимаешь? А мы из-за тебя уходим, – досадовала Марина. – Ведь мне это знать надо, готовиться к этому. А ты? Такому ж нигде не учат.
Костик вздохнул.
– Побежали! – рванула Марина его за рукав и припустила через дорогу.
От неожиданности мальчишка упал, но быстро собрался и рванул за подругой. Однако, его сандалик с хлипким ремешком остался лежать посреди проезжей части.
– Сандали-и, – застонал Костя.
– Дался ж ты на мою голову! – рассердилась девчонка. – Здесь жди!
Маленькая щуплая фигурка в лосинах с оттянутыми коленками метнулась перед проезжающими машинами, вынырнула посреди чёрного асфальта, захватила потерю и каким-то чудом выросла рядом с мальчиком, держа в руках его сандалик.
Костик завороженно смотрел на старшую подругу, когда-нибудь и он будет так же ловко, по-взрослому, крутиться между машин, а, может, и вовсе перепрыгивать с вагона на вагон, как в кино. Ему б ещё капельку подрасти.
– Что вы балуетесь! – как из-под земли возникла рядом сморщенная старуха, страшная, как ведьма. – Что вы балуетесь! Вот я вам покажу!
Алéниха грозила щуплым кулаком, сжимающим в руках лыжную палку, на которую она опиралась при ходьбе.
– Алéниха! Шухер! – засмеялись ребята и немного отбежали от неё.
Бабка была стара и страшна. Костя и Маринка, когда ну совсем ещё были маленькие, верили, что она ведьма, поэтому боялись её. Но теперь-то они выросли. Теперь они всё понимают – ведьмы бывают только в сказках, схлопотать можно не от колдуньи, а от человека, значит в жизни надо научиться воровать яблоки у тех, кто не догонит. Алéниха не догонит. Никогда. В неё можно кидаться её же собственными яблоками, она ничего не сделает.
А вот в начале улицы живёт мужик, у того собака. Поговаривают, та собака однажды с цепи сорвалась, закусала какую-то женщину. И ничего. Мужику – ничего. Он ведь богатый.
– Алéниха! Алéниха! – дразнились ребята из-за угла, хохоча от того, как потешно старуха подпрыгивала на кривой ноге, чтобы догнать их.
– Пошли скорее, пока она тут, яблок у неё в саду наберём.
Яблоки у Алéнихи были что надо, и ведь, чем больше воровали, тем больше их становилось. Не воровал у Алéнихи только ленивый. А таких на районе не было.
– Меня мамка убьёт, – жалобно застонал Костик.
– Что опять? – вздохнула Марина.
Мальчуган повернулся задом, ровно посередине его штаны лопнули.
– Как это ты так? – удивилась девчонка.
– Не знаю, – заплакал Костик. – Я наклонился за яблоком, они как треснут…
– Что же ты за наказание такое, а не ребёнок, – с удовольствием протянула Марина, подражая своей матери. В эту минуту она сама себе казалась чрезвычайно взрослой. Она даже капельку наслаждалась тем, как искусно копирует поведение родителей.
– Горе ты луковое, где ж я тебе новые штаны возьму, а? Сколько денег на тебя потрачено, сколько…
Костик перестал плакать и уставился на подругу. В следующее мгновение он закрылся руками, будто приготовившись обороняться от удара.
– Ты чего? – опешила Марина.
– Марин, ты совсем, как мамка. Она так говорит, а потом бьёт…
Костик как-то неестественно изогнулся, будто на него напали сзади. Марина дёрнулась, почувствовав опасность, отскочила и принялась улепётывать что было мочи.
Алéниха вцепилась костлявой рукой в футболку мальчугана.
Костик побледнел.
Маринки и след простыл.
Алéниха молча волокла малца прямо в свою ведьминскую чёрную избу. Костик не плакал, не кричал, не вырывался. Он молча цеплялся взглядом за серые доски дома, за кирпичи, валявшиеся на дорожке, за ветки яблони.
Они подошли к двери, старуха отворила её и швырнула мальчугана внутрь. Из дома на Костика пахнуло запахом плесени и какой-то гнилой кислой старости. На входе было темно. Костлявый палец старой ведьмы гнал его вверх по лестнице, врезаясь сзади под левую лопатку.
В следующую минуту, Костик оказался в маленькой тёплой комнате, залитой солнцем. На стене тикали часы. Посреди стоял круглый стол. У окна – валик с кружевами. В сторону кухоньки убегала длинная полосатая дорожка. Из кухни вкусно пахло.
– Я есть хочу, – с детской непосредственностью сообщил мальчуган.
Старуха молча поволокла его за ухо в сторону кухни. Здесь она поставила его перед маленьким синим умывальником и с силой всунула в руки кусок мыла.
Костик повиновался.
– Хорошенько мыль! – повелела старая ведьма.
И Костик мылил.
Затем таким же образом, как и до этого, Алéниха конвоировала Костика к столу, на котором через некоторое время появилась тарелка с наваристыми щами.
– Ешь! – приказала старуха.
И Костик ел. Сначала жадно, уставившись в тарелку, стараясь зацепить побольше гущи. А позже, после первых ложек, отдуваясь и отплёвываясь от лука, вытирая пот из-под глаз и носа. Еще позже он и вовсе начал крутить головой, осматривая избу.
У стены под большим прямоугольным зеркалом была привешена полка с книгами. Костик не умел читать, но одна из книг была такой яркой, такой красивой…
Костик встал из-за стола и двинулся к цели. Костлявая рука старухи схватила его и поволокла обратно к столу.
– Ешь! – повторила старуха приказ.
Костик привычно растянул губы, приготовившись заплакать. Алéниха покачала головой и повторила:
– Ешь!
Костик сообразил, что привычной затрещины он не получит, и снова начал собирать сопли.
Алéниха встала, забрала у него из-под носу тарелку и отправилась на кухню. Такого Костик не ожидал и поплёлся за ней следом, забыв о дивной книжке.
– Доедать будешь? – смягчилась старуха.
Костик почувствовал небывалое какое-то тепло и вполне теперь доверился старухе.
– И книгу! – закивал он.
– Хорошо, – улыбнулась Алéниха. – Сначала есть, потом мыть руки, а потом я тебе почитаю.
***
Константин Евгеньевич поднял с земли яблоко, потёр его о пиджак, повертел в руках, вздохнул.
– Да, а ведь сколько нас было, ребятни во дворе. А половина уже на кладбище, кто спился, кто сидит… А я к Алéнихе повадился.
Он как-то печально усмехнулся, подумал и снова вздохнул.
– Алéнихи нет, а яблоки-то всё те же, не одичали… Что ж, теперь, видать, моя очередь, пацанам помогать.
Не смотри!
Телевизор в полную силу надрывался на стене. Диктор выплевывала из своего красного рта колючие слова, разбрызгивая по всему миру кровь и слюни. Мишка выл на соседней койке. Уставился стеклянными глазами в потолок и выл, стараясь перекричать телеведущую.
Телик в палате был прикручен намертво под самым потолком. Сверху его закрывало плотное бронированное стекло. Чтобы не украли. Лучше б украли. Динамики сливали пахучую липкую дрянь сквозь решетку в потолке.
Как он мог смотреть это раньше. И не только смотреть, но еще и разбираться во всех этих немыслимых сортах дерьма. Страшно подумать, он ждал итоговых новостей. Жизнь была проста и незатейлива как грабли. И путеводителем, маяком жизненного пути был телевизор. С ним становилось понятно, как жить. Он же предупреждал, что есть враги. Более того, умная машина говорила, кто именно враг и почему, а с кем стоит дружить. Да, жизнь была полна опасностей, врагов и разных агентов, но Николай знал, чтО надо делать: каждый день ему, да всем, поступали четкие инструкции.
Сейчас же Николай с тоской вспоминал советское детство, когда телеэфир засыпал после одиннадцати ночи. Теперь этого хотелось, как никогда раньше. Хваленое круглосуточное вещание было казнью.
Началось всё вчера. Но, чтобы понимать, что именно началось, надо вспомнить, чтО было до того, как всё это началось.
Николай нашарил рукой в прикроватной тумбочке ручку и темно-синий блокнот с золотым вензелем из перекрученных креста и полумесяца.
На первой странице красивым почерком было выведено: «Дневник наблюдений за состоянием испытуемого №1.»
Далее шли все данные Николая, рост, вес, образование, частота половых сношений, детские болезни, что-то на латыни…
Дальше следовал аккуратный почерк Николая, ровно ползли строчки его сообщений о состоянии здоровья и ощущения.
Позже, со вчерашнего дня почерк стал некрасивым, мелким. Буквы громоздились друг на друга, словно стараясь поскорее убраться из тетради. Слова и предложения выражали сущую нелепицу, хотя точно соответствовали происходящему.
Началось это полмесяца назад. Может, чуть ранее. В новостях говорили, что мир накрыла очередная чума. Говорили, что человечество стоит на краю гибели. Говорили, что мир надо спасать. Ничего нового. Но всё же в этот раз всё было по-другому.
Николай мог стать тем самым спасителем несчастного населения Земли. Ученым требовались добровольцы для испытания нового лекарства. Тем приятнее было стать одним из суперменов, что за это, пусть скромно, но платили. Николай был готов пожертвовать собой и просто так, за идею, тем более в современной медицине не приходилось сомневаться: в новостях ежедневно говорили о всё новых достижениях, об увеличении рождаемости, о купленных в его поликлинику новых аппаратах и препаратах.
Проверить Николаю это не довелось. Зарплата у него была вполне приличной, хватало на частную медицинскую клинику. В свою бесплатную он разок зашёл, воодушевленный репортажем обаятельного телеведущего, да встретил там только грязь, хамство, очереди, скорбные рожи.
Просто по телевизору сказали, что теперь новые специалисты и все это с заботой о гражданах, и можно то же, что и платно. Вот и рванул. Потоптался в вестибюле и пошел восвояси. В конце концов, ведь у него хватало денег на частную клинику. А зачем и что проверять? Не может же телевизор врать. Это ж не рынок на базарной площади, где и ограбят, и оплюют, и обманут, и деньги вытащат. Это ж телевизор!
Признаться, в тот день Николай начал сомневаться в том, что все действительно так хорошо, как на экране. Он не спал ночь. Крутился на кровати волчком. Наутро встал помятым. Настроения не было.
«Как же так? – думал Николай. – Ведь говорят, что новые спецы, что техника, отчего же все они такие недовольные?»
Вечером он прильнул к телевизору и все встало на свои места. Причин для беспокойства не было. Недовольными были враги, враги его отечества, а значит и его личные, Николая, враги. Они оплачены из-за границы, им хватает денег на то, чтобы расставить своих агентов повсеместно, абсолютно везде! И Николай и попался на их удочку, когда зашел в поликлинику и увидел очереди, скорбные рожи, нищету, обшарпанные стены и хамство. Это все они! Поганцы. Государство старается, а они гадят и гадят. И наши тоже хороши, во всё верят. Смотрели бы телевизор, давно бы все поняли! А то нагуляются по бесплатным поликлиникам, насмотрятся на этих агентов, и давай сомневаться в происходящем!
В общем, как только Николаю выпала возможность спасти мир, он не стал раздумывать, а поспешил занять место в больничной палате. С ним поговорили, замерили параметры, забрали документы и поместили в прозрачную палату на три человека. Он, Мишка и Никита. В комнате было всё необходимое: стол, стулья, кровати, плита, туалет, душевая, холодильник, и этот самый телевизор под потолком.
Не было двух вещей: зеркал и пульта от телевизора.
Телевизор смотрели дозированно: его включали нянечки в положенные часы, а хранился пульт на посту, за тем самым непробиваемым стеклом палаты. Так, видимо, было необходимо в ходе испытаний. Почему не было зеркал? Наверное, забыли разместить. Торопились, ведь мир на краю гибели. Не до мелочей.
