Дмитрий Соколов
Химера

– Малышка, ты только посмотри, что я для тебя нашёл!

Вздрогнув, я открыла глаза. Паша присел передо мной на колено и обеими руками протянул мне… нет, не стакан газировки, не чашку кофе и даже не бокал вина, а огромный, шершавый и ворсистый кокос! Верхушка у заморского ореха была срезана, слева в мякоть вонзили разноцветный бумажный зонтик на деревянной палочке, а справа со дна торчала извилистая змейка трубочки.

– Вот, попробуй, – не чуя неладного, Паша чинно, даже с некоторой гордостью, вложил напиток мне в ладони. – Давай представим, что мы с тобой на необитаемом острове…

Да, как раз именно это я только что и представляла. Правда, удовольствия мне такая фантазия совсем не приносила. Скорее наоборот.

Чтобы не обижать парня, я зажала трубочку пальцами и сделала маленький глоток. Знакомый обволакивающий вкус солёной карамели ударил мне в нос, с головокружительной скоростью унося прочь из шумной Москвы куда-то на юг, через леса, горы, пустыни и Индийский океан…

Я зажмурилась. Перед внутренним взором, как фантом, возникла сияющая маска Светлоликого. Шурша рукавом белого балахона, он протянул мне руку и с прохладным достоинством проговорил: «Теперь ты одна из нас, путница. Пойдём со мной, и пусть ангелы поют нам на этой сладкой, как золотой нектар, дороге в новый мир!..». Его пальцы шевельнулись в воздухе, будто играя аккорд на невидимой арфе. Глядя на меня тёмными пустыми глазницами, он ждал, пока я вверю ему мою ладонь. Передёрнувшись, я быстро шлёпнула в его протянутую руку кокос и открыла глаза.

– Не понравилось? – слегка расстроено переспросил Паша, забирая у меня экзотический плод. – Там много калия, он прекрасно расслабляет мышцы. Я подумал, что после сессии – самое то.

– Извини, что-то не идёт, – пробормотала я. – Может, я просто устала…

Пожав плечами, парень сам в два счёта допил через трубочку весь сок:

– Тогда поехали ко мне в отель. Я тебя угощу классным китайским чаем! Чай тебе точно понравится!..

* * *

На улице уже потемнело, но Паша не стал включать в гостиничном номере свет. Зажёг только тусклый ночник над прикроватным столиком – там стояла бамбуковая чайная доска, две миниатюрных китайских чашечки и крохотный глиняный чайничек.

Я села на незастеленную постель и огляделась по сторонам. Комнатка не большая, но уютная. Ковёр с длинным салатовым ворсом, два мягких пуфика, зеркало в золотистой раме и телевизор на стене. Окно, зашторенное белой занавеской, выходило на маленький сквер, залитый жёлтым светом фонарей.

– Этот чай назвали в честь тебя, – вскипятив воду, Паша высыпал в руку несколько сухих, скрученных в комочки тёмно-зелёных листиков и предложил мне понюхать. Листики пахли чем-то весенним, как черёмуха или сирень. Пересыпав заварку в чайник, парень наполнил его до самого верха кипятком, накрыл крышечкой и тут же разлил светлый напиток по пиалкам.

– Он называется Те гуань инь. В переводе – «железная богиня», – сев рядом, Паша добавил жарким шёпотом. – Ты божественно хороша в купальнике! Так красива, чиста и хрупка, а внутри – острый металл и дикий огонь! И это ещё сильнее заводит!..

Позабыв вдруг про чай, он повалил меня на кровать и начал несдержанно целовать. Сперва в ямочку на щеке, потом в уголок рта, потом, долго-долго, в губы. И вот уже его язык щекочет мне шею, а пальцы, расстегнув несколько верхних пуговиц блузки, обнажают плечо. Я и оглянуться не успела, как он ловко освободил меня от кофточки и лифчика. По предплечьям от его откровенных прикосновений пошли мурашки. Наверное, в этот раз всё бы и произошло, но вдруг Паша склонился к моему уху, провёл ладонью по голове и, запустив пальцы в волосы, поцеловал свежеподстриженные кончики.

Меня тряхнуло – прямо как во сне. Я выскочила из-под него. Почему-то стало так противно и страшно, что взгляд затуманили слёзы.

– Эй, ты что? – он удивлённо прервался. Его тёплые шоколадно-карие глаза смотрели на меня, не моргая. – Я ещё не сделал тебе больно, а ты уже плачешь. Так не пойдёт…

Уставившись на парня, я пыталась «развидеть» на его месте Светлоликого, но отделаться от воспоминаний никак не получалось. Реальность и сон сплелись воедино. Создалось впечатление, что я схожу с ума.

Паша отстранился и, сев на кровати, опрокинул в себя залпом чашку чая. Вздохнул озадаченно. Снова повернулся ко мне:

– Послушай, малышка. Я не хочу тебя неволить. Просто вчера мне показалось, что ты готова. Но если ты не настроена, я не буду к тебе приставать. Не реви.

Прикрывшись одеялом, я запоздало мотнула головой и заныла в нос:

– Нет, дело не в тебе, Паш. Понимаешь, на меня столько всего навалилось, что я одна уже не справляюсь. Наверное, мне нужно выговориться…

– А, вот оно как… – вкрадчиво протянул парень, прижимая меня к груди. – Малыш, следовало начать с этого. Расскажи, что случилось?..

Обняв его, я вцепилась ему в плечи, и слова вылились из меня одним огромным, холодным водопадом. Я выложила ему всё. Про сложные экзамены. Про свою московскую депрессию. Про то, что с трудом могу находиться в квартире, где родилась и выросла. Про дурацкую встречу с бывшим. Про дружескую попойку папы и дяди Ромы, перешедшую в вокальный дебош. И, в конце концов, про то, как я стала чужой для родителей из-за бессердечного гипноза Чернова. Хотела рассказать и про остров, но при одном воспоминании о Светлоликом язык онемел и приклеился к нёбу.

Паша слушал, не перебивая, и легонько поглаживал меня по спине. И только когда речь зашла о его научном руководителе, он вмешался:

– Знаешь, я прекрасно понимаю, почему он так поступил.

Я с любопытством на него взглянула. Даже слёзы сразу высохли. Как здесь можно что-либо понять? Разве в жестоких действиях Чернова вообще есть какой-то смысл, кроме разрушения всего, что мне дорого?..

– Твои родители сейчас и впрямь сильно переживают о тебе, они испытали настоящую потерю, – Паша встряхнул листики на дне чайника, пару раз ударив глиняным дном по своей ладони, а потом снова залил улун кипятком. – Простым людям не удастся осмыслить, что такое ЛИМБ. Они лишь чувствуют, как страшная, непреодолимая сила уносит всё дальше и дальше их единственную дочь… Это немного похоже на смерть. Нам кажется, что человека больше нет, хотя он есть – только перешёл на другой уровень, так высоко, что обычное сознание перестаёт его воспринимать. И вот они ищут тебя, ищут – и не могут снова найти. И не смогут больше никогда…

Я в растерянности отпила остывшего чая. То, что Паша, как всегда, защищает Чернова, вовсе не удивляло, а вот с мёртвой до этого меня пока ещё не сравнивали. Но, если подумать, то так оно и есть. Я ведь за эти полгода действительно успела умереть не только метафорически, но даже и разок по-настоящему.

– Твой папа же раньше так не пил?.. – парень повторно наполнил мою пиалу чаем. С новой заваркой аромат листьев раскрылся, и плотный черёмуховый запах поплыл по комнатке.

– Нет, – подтвердила я тихо.

– Это не совпадение. Всё то время, что ты училась в Питере, он ежедневно – да что там, ежечасно – волновался за тебя, не находя себе места. Спасение нашлось в алкоголе. Если это не остановить, то такими темпами мама скоро потеряет и его – и что тогда? Она ведь сломается. Только представь себя на её месте! Ты думаешь, она железная? Нет, малышка, железная богиня – это у нас ты, – он поцеловал меня в лоб горячими от чая губами. – А твои родители – простые смертные, слабые люди. Пожалей их. Чернов зрит очень глубоко…

Я молча комкала в руках кофточку.

– Не одевайся. Я сделаю тебе массаж.

Он достал из рюкзака маленький тюбик с массажным маслом и принялся катать его между ладоней, чтобы согреть. Всхлипнув, я уткнула нос в чашку. Ароматный цветочный пар жарким облаком ворвался в ноздри, убаюкал и успокоил. Мне захотелось задержать дыхание и оказаться сейчас где-нибудь на родине этого чая, у подножья туманных уишаньских гор.

– Ты иная, – шептал мне Паша, когда его руки, прохладные, но чуткие, плавно скользили снизу вверх по моей спине. – Ты должна найти свою стаю и примкнуть к таким же, как ты. ЛИМБ делает нас по-особенному сияющими, и это непостижимо обычным людям. Они никогда не смогут нас понять…

Глава 5. Коллекционер

«Невский экспресс» мягко качался на рельсах, начиная притормаживать перед въездом в город. Скоростной поезд словно вовсе не торопился прибывать в Петербург, и я прекрасно его понимала.

Назад я возвращалась поздним вечером в последний день каникул. Хотелось максимально оттянуть наступление второго семестра, как и встречу с холодной северной столицей. Всё же этот город, несмотря на его красоту и одухотворённость, не для меня. Слишком ветреный и жестокий…

У стены рядом с окном стоял под столиком мой небольшой, но увесистый чемоданчик, набитый новыми тетрадями, ручками и шмотками, которые я всё же накупила напоследок в московских торговых центрах. Опираясь на багаж локтем, я с закрытыми глазами слушала в наушниках музыку, пытаясь не думать о том, что завтра начнутся новые лекции, семинары и индивидуалки, и моя недолгая эфемерная свобода снова рассыпется в прах… Ещё и Чернов явно потребует какого-то ответа – ведь не зря он оставил меня в покое до конца каникул. Хочет, чтобы я переварила всё им сказанное и как следует подумала над его предложением. Подумать-то я подумала, но ответ и так был у меня готов сразу – не собиралась я ввязываться в сомнительные дела. Даже если это не ловушка. Даже если он и правда работает на ФСБ. И даже если за неудачное расследование его действительно казнят…

«Подруга, такими темпами ты его потеряешь».

Это длинькнул коротким звуком мессенджер. И потом ещё дважды:

«Кстати, во сколько ты приедешь?»

«Оставить тебе чипсов?»

Вытащив один наушник, я переспросила:

«Ты о ком?»

«О Паше твоём, конечно. А что, есть ещё варианты?»

«Приеду через полчаса, чипсы ешь без меня, я не голодная. Так что там с Пашей?»

«Не с ним, а с тобой. Ты снова ему не дала».

«Лиз, поверь, мне сейчас не до него…»

«Ага, ну поздравляю. Ему теперь тоже не до тебя. Дождалась».

«Что?!»

«Юлька с парнем рассталась – вот что. Позвонила Колдунову в слезах, тот сорвался к ней и уже который день её там утешает. А ты, дурында, доморозилась».

«Откуда ты знаешь? Макс рассказал?»

«Да. Только ты не пали нас с ним, окей? Я тебе ничего не говорила. И он мне тоже…»

Второй наушник, вылетев из уха, упал на пол. Кажется, я даже наступила на него, когда, отодвинув вбок прозрачную дверцу, выбегала из купе.

В проходе между отсеками мне стало совсем дурно. В желудке начало жечь, будто я проглотила целую связку острых перцев. Расстёгнутая нараспашку куртка с треском натягивалась в районе плеч. Из спины, как иголки дикобраза, медленно, но безжалостно лезли наружу железные перья, глаза застилал красный оргон.

Набрав на ходу в ответ Лизке скупое «ок», я ворвалась в кабинку туалета и закрылась на щеколду. Включила ледяную воду и умылась, стараясь дышать ровно и без пауз. Куда там. Не поможет, конечно же. И вот уже мои мокрые, сведённые от холода руки шарят по куртке. Где же он был у меня?.. Пальцы путаются, застревая в подкладке. Наконец, в левом кармане, в самой его глубине, находится браслет, который подарил мне Чернов. Верблюжья шерсть приятно щекочет запястье. Застёгиваю пуговичку и, тяжело выдохнув, опираюсь рукой на металлическую полку под зеркалом. Вагон покачивается, стена под моей ладонью «гуляет» туда-сюда, но всё же мне удаётся не упасть от внезапно накатившей слабости.

Паша и впрямь вернулся в Петербург на несколько дней раньше – только про Юлю, разумеется, умолчал. Сказал мне, что его попросили о помощи какие-то родственники, и подробностей я не уточняла. Теперь ясно, что за срочное дело, и почему он наотрез отказался провести со мной в Москве ещё хотя бы денёк.

Напоследок смочив водой лоб и виски, я выползла из тесной уборной. Ноги заплетались, немного подташнивало, но трансформация, к счастью, отменилась, и моя любимая тёплая куртка уцелела, а с остальным разберусь потом. Сейчас надо зайти в купе, чтобы забрать чемодан и то, что осталось от наушников. Кажется, поезд прибудет на станцию уже через пару минут.

Войдя в вагон, я удивлённо замерла. Впереди, в дальней части коридора, вдоль многочисленных «кают» шла девушка с распущенными тёмными волосами, одетая в один только летний белый сарафан. Её босые ноги бесшумно ступали по затоптанному грязными ботинками полу, и от стоп расходился слабым сиянием голубой оргон, а навстречу ему тонкими змейками полз серый туман.

Робко стучась, гостья приоткрывала одну за другой стеклянные дверцы и заглядывала в очередное купе. Что-то спрашивала. Извинительно кивала и, закрыв створку, тут же отворяла новую.

Если она оделась так странно, чтобы просить милостыню, то, похоже, это не работало. Усталые от долгой дороги пассажиры не обращали на «оборванку» внимания. Сорвавшись с места, я пронеслась мимо своего отсека и подскочила к девушке. Хотела узнать, чем ей помочь, но в этот момент она, шагнув в последнее купе, проговорила тихонько:

– Простите, у вас не будет телефона позвонить?

Никто из шестерых хмурых попутчиков даже не поднял голову на её голос. Все продолжали заниматься своими делами. Кто-то доедал сэндвич, кто-то вызывал к вокзалу такси, кто-то стаскивал чемодан с полки. Опустив глаза, девушка вышла из вагона в тамбур.

Тугая дверь хлопнула и тут же снова отъехала в сторону. Я выбежала следом за нищенкой и схватила её за руку, разворачивая к себе. Едва сняв блокировку, подставила экран ей под нос:

– Вот, возьми.

Но телефон так и остался в моей руке. Щёлкая пальцем по иконкам с цифрами, девушка пыталась набрать по памяти номер. Символы не пропечатывались. Мобильный никак не реагировал на её прикосновения.

– Давай я сама, – не успев проанализировать происходящее, выпалила я. – Кого позвать и что передать?

– Позвони в Антикриминальный Департамент, – бессильно пролепетала брюнетка. Её светлые, горящие фосфорическим мерцанием глаза поднялись на меня. – Скажи, что времени осталось мало. Скоро он родится, а мы все погибнем…

– Кто родится?!

– Тот, ради кого мы прибыли на остров.

– Так ты с острова?! – воскликнула я хрипло. – Из Озарённых?!

– Нет никаких Озарённых, – теряя голос, шептала девушка. – Нас обманули.

Её силуэт зарябил, как помехи на старом телевизоре, и только тогда я поняла, что это не живой человек, и даже не призрак, а астральная проекция.

– Я помогу тебе! – проговорила я взволнованно. – Я учусь в ЛИМБе, мы все очень переживаем за вас. Мы что-нибудь придумаем! Честное слово! Продержитесь ещё хотя бы чуть-чуть!..

В тамбур вышел мужчина, и я поспешно осеклась. Во-первых, потому что не следует никому подслушивать наш разговор, а во-вторых, потому что мне редко выдавалось встретить настолько высоких людей – два с чем-то метра ростом, и плечи широкие, как у баскетболиста, но тело не накаченное, а скорее угловатое, будто его контуры вырезали из картона.

Несмотря на поздний час, незнакомец носил круглые солнечные очки, за которыми совсем не было видно глаз. Увидев нас, он хмыкнул в тонкие чёрные усы, закрученные вверх как у Сальвадора Дали. На секунду призадумался, потом раздвинул полы длинного кожаного пальто, потянувшись к внутреннему нагрудному карману.

Сначала мне показалось, что он решил закурить, и я хотела было напомнить ему, что в тамбурах давно уже запрещено дымить, но мои глаза наткнулись на его многочисленные кармашки, и слова застряли в горле. На подкладке пальто, из нескольких десятков узких чехольчиков, торчали прозрачные стеклянные колбочки, закрытые гранёными крышками. Внутри колыхалось в такт стуку колёс разноцветное сияющее содержимое. Можно было подумать, что это какой-нибудь сумасшедший химик, который, уходя с работы, решил прихватить с собой опасные кислоты или радиоактивные вещества, но что-то мне подсказывало, что он, хоть и выглядел как человек, на самом деле им не являлся.

– Какая красота!.. – проговорил мужчина, подняв лицо на нас. В чёрных стёклах его очков блеснула висящая над выходом белая лампа. – Какая сила воли! Какая жажда жить!.. Только человеческая душа, преисполненная надеждой, может испускать столь яркое сияние! Вы будете достойным экземпляром в моей коллекции!

И тут до меня дошло, что именно с этим типом не так. Когда он вышел к нам, дверца тамбура не открывалась! Не было привычного лязга, свет не бликовал на глянцевом стекле, не ударялась о косяк резиновым торцом створка. Он просто прошёл насквозь через все преграды, разрезав пространство, будто это лист бумаги, облаком своей туманной серой ауры.

Раздался хлопок – это слетела крышка одной из пустых пробирок, но не упала, а зависла над плечом мужчины. Он вытянул вперёд руку, и в центре его раскрытой ладони засветился искрами магический символ, похожий на лежащий рожками кверху полумесяц. Воздух вокруг закрутился вихрями, как крутится вода, спускаясь в сточное отверстие ванны. Лёгкий сарафан девушки всколыхнулся. Её проекция исказилась, пошла волнами, ослепительно вспыхнула и сжалась в маленький плазмоид. Мерцающий светло-голубой шарик притянулся ладонью незнакомца как магнитом. Осторожно сжав пальцы, словно ловит хрупкую бабочку, мужчина поднёс руку к пробирке и бережно опустил в неё свою добычу.

Всё закончилось так быстро, что я не успела осознать происходящее. Скрипнула, плотно затыкая горлышко сосуда, стеклянная крышка, и вместе с ней скрипнули о рельсы колёса поезда. Экспресс остановился на станции. Мы прибыли в Петербург.

Слева и справа из вагонов пытались выйти в тамбур люди, нагруженные сумками и чемоданами, но все двери заклинило, и даже свет везде притушился, как бывает во время аварийной ситуации.

– Выпусти её! – воскликнула я. – Преврати обратно в человека!

Мужчина лишь надменно фыркнул, не удосужив меня взглядом. Я попыталась трансформироваться, чтобы намекнуть ему, что таких, как я, нельзя игнорировать, но крылья не раскрывались. Совсем забыла! Чёртов верблюжий браслет!

Запахнув пальто, злодей шагнул на перрон – прямо через закрытую дверь. Как только он покинул поезд, свет снова зажёгся, все замки разблокировались, и я выскочила следом за ним, плюнув на оставленный в купе багаж.

– Стой! – заорала я. Шерстяной амулет полетел на асфальт, и его тут же затоптала толпа. Распихивая локтями встречный поток людей, я неслась за усатым «химиком». Когда я догнала его, он уже стоял у конца платформы, в том месте, где перрон заканчивался высокой бетонной оградой. Подняв пробирку так, чтобы её содержимое освещал самый яркий на всей станции фонарь, он восхищённо любовался мерцающим голубоватым шариком, бьющимся о стеклянные стенки.

Моя рука взметнулась в воздух. Пальцы превратились в стальные перья. Пять чёрных заточенных лезвий сорвались с ногтей и полетели вперёд, целясь в сосуд. Увернувшись, пригнувшись, метнувшись в сторону, мужчина на секунду присел и спрятал свой трофей в нагрудный карман. Снова поднялся. Отряхнул распоротый рукав, искромсанный «пулями» на клочки, поправил поцарапанную и искривлённую дужку тёмных очков, стёр с рассеченной щеки капли крови, которая в тусклом ночном освещении казалась синей, и посмотрел на меня в упор.

– Подумать только, какая находка! – после недолгой паузы тихо процедил он сквозь зубы. Его обволакивающее шипение оседало над станцией сизым туманом. – Феникс, двенадцать спиралей! И уже почти готова! Как жаль, что сегодня у меня нет с собой нужного резервуара! Но я вернусь за тобой, обещаю! До скорой встречи!

С этими словами он отвернулся. Подол чёрного кожаного плаща взметнулся в воздух, и мужчина нырнул в белую бетонную стену как в молоко. Я снова вздёрнула напряжённую, налившуюся сталью руку и кинулась за ним, но в этот момент кто-то уверенно схватил меня за локоть:

– Выход с перрона в другой стороне.

На моё запястье лёг потрёпанный и мокрый верблюжий браслет. Застегнулась прозрачная пуговичка. Я обернулась и столкнулась нос к носу с Черновым. Поудобнее взявшись за ручку моего чемодана, он протянул мне мои наушники:

– Пойдём. Я тебя подвезу.

* * *

– Зря ты с ним сцепилась, – словно между прочим подметил Чернов, заводя мотор «доджа». – Таким, как он, лучше не переходить дорогу, если не хочешь нажить себе проблем.

Ёжась от внутреннего холода, я растирала онемевшие и всё ещё немного одеревеневшие пальцы.

– И девушку зря обнадёжила. Мы не успели бы ей помочь, она была так энергетически слаба, что не протянула бы на острове и пары дней. Впрочем, это уже не важно, ведь её душа теперь у коллекционера…

– Кто он такой?

– Коллекционер приходит к тем, чьё сердце кровоточит. Он чувствует уныние, острую тоску и душевную боль за версту, как акула – свежую кровь. Как ты – красный оргон. А вот кто он – злодей, подло пользующийся чужим горем, или избавитель от тяжких мук – ответь для себя сама. Я бы сказал, что и тот, и другой. Он спасает душу от смерти. От метаний между раем и адом. Аура жертвы кристаллизуется, застывает в его резервуаре, как муха в янтаре – прекрасная в своей грации, но обречённая на вечное заточение.

– А если пробирку разбить, то жертва освободиться?

– Нет. Она погибнет. Разрушится вместе с сосудом. Человеческие души слишком хрупки…

Я растерянно замолчала.

– Иногда коллекционеры шутки ради ловят лярв и бесов. И так же для развлечения натравливают их на своих врагов. Так что будь осторожна – если он собственноручно разбил пробирку, значит, в ней был не человек. Таким образом можно выпустить только беса.

– Вы думаете, он придёт снова?

– Конечно. Ты знатно его потрепала, он обиделся и теперь не успокоится, пока не отомстит.

– И что мне делать?! – в моём голосе зазвенело отчаяние.

– Вы будете проходить обитателей верхнего астрала на географии в грядущем семестре. Пока уясни, что с сущностями высшего порядка опасно тягаться силой, как с неразумными тварями. Это уже не бес, а полноценный демон. У него есть сверхспособности и сознание, близкое по уровню развития к человеческому. Он умеет дать отпор. А ещё он умеет говорить. Это, пожалуй, самое мерзкое…

– Вы ведь мне поможете?!

– Ты сама себе поможешь. Пока твоё душевное состояние уравновешенное и стабильное, он не сможет тебя одолеть. Береги свою душу от сердечной боли – это лучшая защита от коллекционеров и прочей нечисти.

Я внезапно вспомнила про Пашу, и в груди что-то неприятно сжалось.

– Легко сказать, – мои пальцы нервно теребили перчатку. – Особенно когда на каждом шагу – куда ни пойди – тебе постоянно пытаются разбить сердце…

– Если не хочешь, чтобы тебе разбили сердце, не представляй его стеклянным, – Чернов плавно перестроился в правый ряд, объезжая аварию. Два покорёженных автомобиля стояли посреди дороги, усыпанной светлыми осколками и тёмными железяками. Я тревожно проводила их взглядом, а бенефактор невозмутимо добавил. – Сердце из металла – тоже не лучший выбор. Пусть оно будет текучим, как вода, и лёгким, как воздух. Твёрдое и упрямое трескается и ломается, гибкое же поддаётся лишь на время, а позже восстанавливает свой первозданный вид. Ветер и вода – вот у кого нужно учиться гибкости, и тогда ничто острое тебя не ранит, и ничто тяжёлое не прибьёт к земле.

Я прислонилась затылком к подголовнику и закрыла глаза. Что-то в этом есть. Ведь даже гипнотические пробирки коллекционера недаром сделаны из стекла – символа хрупкости. От одного только взгляда на них чувствуешь себя крохотным мотыльком с ломкими крылышками…

Мотор «доджа» мерно гудел, шины, шурша по асфальту, везли меня по ночному Невскому проспекту. Так странно это всё, конечно. Неужели Чернову больше нечем заняться, чем в полночь встречать свою подопечную на вокзале, чтобы подвезти до общаги…

И вдруг меня осенило:

– Я поняла! – воскликнула я, дёрнувшись. – Вы не случайно там оказались! Вы это всё придумали, чтобы надавить на меня! Уговорить «спасать» вместе с вами этих девушек! А может, и девушки-то никакой нет! Может вы сами прикинулись той сумасшедшей с фосфорными глазами! О, как же я сразу не догадалась! Вы ведь так уже делали при мне – создавали астральные проекции!.. А этот тип в пальто – наверняка какой-нибудь маг, ваш с Петром товарищ!.. Здорово! Такой эффектный спектакль – и всё ради одной меня!..

Я захлопала в ладоши, изображая аплодисменты. Скрипач напряжённо вздохнул и побарабанил пальцами по кожаной оплётке руля, но ничего не ответил и ни на секунду не отвёл взгляда от дороги.

– Молчите – значит, нечего возразить. Я попала в точку! – обрадовано поставив локоть на подлокотник между нашими сидениями, я случайно задела его плечом и тут же задумчиво присмирела. – Только одного не пойму – для чего вам пугать меня этим коллекционером?.. И зачем вы подстроили аварию на дороге?

– Понятия не имею, – с усмешкой «признался» Чернов.

– И как вам удалось так быстро, буквально за секунду, вылезти из пробирки? Да ещё и успеть найти мой чемодан, браслет и наушники?!..

– Ну, это легко, – он припарковался напротив двери общежития и искоса посмотрел на меня. – Я просто воспользовался способностью уробороса управлять временем.

– Запрещающие печати не позволили бы вам колдовать!

– Да, снова не сходится, – кажется, он уже открыто меня журил. – Но, я уверен, ты и это сможешь объяснить, если ещё немного подумаешь. Например, скажешь, что я тебя загипнотизировал…

Опять издевается! А ведь мог и правда загипнотизировать, но выворачивает всё так, будто я несу бред!.. Раздражённо откинув ремень безопасности, я выскочила из машины, вытащила из багажника свой чемодан и, даже не попрощавшись, покатила его в общагу.

– Ника? – позвал Чернов, опустив стекло. Я обернулась. – Ты так старательно придумываешь все новые и новые легенды, потому что тебе больно видеть реальность. Но это хорошая боль. Она нужна, не противься ей. Однажды она вывернет тебя наизнанку, и твоя слабость превратится в силу.

Мой кулак стиснул ручку чемодана. Казалось, ещё чуть-чуть, и металл треснет напополам. А если я не хочу выворачиваться наизнанку?!

– Горите в аду!!! – отчаянно рявкнула я, убегая от него прочь.

Он рассмеялся мне вслед.