Джозеф Вексберг
Торговые банкиры. Известнейшие мировые финансовые династии

В зале правления все спокойно

До начала Первой мировой войны банком «Хамбро» всегда руководили один или два представителя семьи, «старшие партнеры», которые, правда, советовались со старшими управляющими, но важные решения принимали сами. Важные клиенты всегда предпочитали беседовать «с кем-то из Хамбро», что позволяло им считать, будто им уделяют личное внимание на самом высоком уровне. Торговый банк был идеальным сочетанием – там знали свое дело и помогали клиентам без излишнего бюрократизма.

После Первой мировой войны методы ведения дел начали меняться. «Золотой век» торговых банков, начавшийся после Венского конгресса в 1815 г., закончился через 99 лет выстрелом в Сараеве. Лондонский Сити уступил власть Уолл-стрит, которая стала центром кредитования. Тяжелая экономическая ситуация привела к тому, что фунт стерлингов утратил статус наиболее значимой валюты; вступили в силу строгие ограничения, а иностранные займы, когда-то главный элемент в арсенале торговых банков, сократились почти до нуля. Тяжелый удар торговым банкам нанесли экспансия нацистов в Европе, распад Британской империи, прекращение торговли с Китаем, лейбористское правительство. В годы Второй мировой войны, когда вся международная торговля замерла, торговые банки впали в спячку.

Большие перемены принесло и налогообложение. В добрые старые времена с низким подоходным налогом (теперь ожесточенные критики Сити называют их «ледниковым периодом») один или двое представителей династий торговых банкиров «работали в банке», в то время как остальные могли себе позволить наслаждаться радостями английской загородной жизни. Теперь все должны работать, и для членов семьи требуется больше рабочих мест, чем раньше.

Кроме того, налогообложение положило конец старомодным партнерствам или товариществам. Партнеры не могут распределить прибыль в удачные и неудачные годы, зато это вполне доступно директорам открытого акционерного общества. За единственным исключением банкирского дома «Н.М. Ротшильд и сыновья» (N.M. Rothschild & Sons), все торговые банки стали открытыми акционерными обществами. Но контрольный пакет акций в большинстве торговых банков по-прежнему принадлежит семье. Любой может приобрести акции Hambros Bank Ltd. на фондовой бирже, но у человека со стороны нет возможности выкупить контрольный пакет у семьи Хамбро.

В 1962 г. Олафу Хамбро наследовал его племянник Чарлз Дж. Хамбро, способный финансист, который также входил в совет директоров Английского Банка. На следующий год он умер.

Последний председатель, Дж. Х. (Джек) Хамбро, совсем не соответствовал голливудским представлениям о том, как должен выглядеть банкир из Сити. Обаятельный, не любящий строгие костюмы, жизнерадостный оптимист со слегка взъерошенной головой и внешностью урожденного сельского сквайра, он любил посмеяться, хотя часто у него на лице появлялся задумчивый взгляд. В годы Второй мировой войны этот англичанин с внешностью сибарита участвовал в создании строго засекреченного экономического разведывательного подразделения, известного под названием «Корпорация Великобритания» (United Kingdom Corporation). Действуя на Балканах и в Турции, ее представители систематически подрывали немецкую военную машину, производя упреждающие закупки, создавая и подпитывая черные рынки в оккупированных Германией странах, продавая одни товары по демпинговым ценам и добиваясь исчезновения других. Самая подходящая работа для потомка проницательного капитана викингов, который за несколько столетий до того скупил весь черный креп в Копенгагене.

Джек считал важным, чтобы банку «Хамбро», несмотря на рост, удалось сохранить дух семейственности и атмосферу товарищества. «Основополагающие традиции» невольно чувствуются в «Хамбро». Председателем совета директоров должен стать самый способный. По этому поводу Джек говорил:

– Ничего страшного, всякое бывает.

После внезапной кончины Джека Хамбро в конце 1965 г. таким «самым способным» стал Джослин Хамбро, сын Олафа. Джослин – нынешний председатель. Еще один Хамбро, который в наши дни состоит в правлении, – сын сэра Чарлза, Ч.Э.А. Хамбро, которого называют «молодым Чарли». Джослин Хамбро называет систему наследования «просвещенной семейственностью». Семья выбирает тех, кто лучше всего подходит для ответственной и напряженной работы. Если кто-либо из семьи Хамбро оказывается так же хорош, как и «кандидат извне», пост достается Хамбро. Многие клиенты до сих пор предпочитают вести переговоры «с кем-нибудь из семьи Хамбро». Такого следует ожидать в семейном банкирском доме; человек, чьи отец и дед были клиентами такого банка, соглашается вести переговоры только с «кем-нибудь из Хамбро». И все же, если представитель семьи Хамбро уступает по своим качествам «внешнему кандидату», он не получает места. Некоторые члены семьи пытались попасть на работу в банк, но не добились успеха.

Один позже занялся благотворительностью; другой поступил в соседний торговый банк – теперь он там директор-распорядитель и неплохо преуспевает. Все в «Хамбро» были довольны.

Никто за пределами семьи не знает, как принимаются по-настоящему важные решения: Хамбро этого не говорят. Зачем «проливать свет на волшебство»?

В силу сложности современного банковского дела никто не в состоянии знать всего. Джослин Хамбро не верит, что чутье и инстинкт являются необходимыми качествами для коммерческого банкира.

– Самое главное – здравый смысл и преданность делу. Компетентных исполнителей найти можно всегда, но исполнители, сочетающие в себе здравый смысл и преданность, встречаются редко. Наши молодые люди хорошо подготовлены; мы наблюдаем за ними до того, как они получают власть. Многие не способны нести груз ответственности и быстро сдаются. Они будут способными клерками, но не поднимутся на самый верх. Зато те, кто способен выстоять на линии огня, ценятся у нас на вес золота!

Сейчас в составе правления семь исполнительных директоров. Пятеро из них не являются членами семьи Хамбро. Один породнился с Хамбро по браку: бывший коммерсант из Индии, обладающий богатым опытом заемщика, человека «по другую сторону стойки». Один исполнительный директор раньше был партнером в солиситорской фирме. Трое начинали как «способные молодые люди» в банке и благодаря своим талантам доросли до руководящих должностей. Торговые банкиры по-прежнему считают себя «королями Сити». Но достойным чужакам больше не заказан вход в ряды финансовой аристократии. (Кстати, энергичного молодого норвежца, заведующего норвежским отделом банка «Хамбро», который произвел такое сильное впечатление на молодого немца тем, что в пятницу вечером за несколько минут договорился о кредите 200 тыс. фунтов в Амстердаме, недавно выдвинули в состав правления.)

Зал правления (в некоторых старинных банках его по-прежнему называют «салоном») представляет собой большую комнату с окнами, выходящими на Бишопсгейт, с хрустальными люстрами, угольными каминами и портретами предков в позолоченных рамах. В зале стоят семь столов, один за другим. Стол председателя помещен в небольшом отдельном кабинете. После смерти сэра Чарлза его из почтения не занимали больше года. Председатель работал с остальными членами правления в общем зале.

В зале царит неформальная, дружеская, но крайне деловая атмосфера. Многим руководителям высшего звена трудно работать в одном помещении еще с шестью людьми. В банке «Хамбро» считается, что человек, который сидит в кабинете в одиночку, скорее наделает ошибок, чем человек, которого постоянно окружают партнеры. В одном торговом банке все письма вскрывают утром и показывают всем партнерам. Бумаг совсем немного, нет папок, нет тарифных справочников.

– Почти все сведения мы держим в голове, – говорит один исполнительный директор.

Оцениваются риски, партнеры обмениваются мнениями, решения принимаются после тихих бесед, а не после длинных речей на заседаниях комитета. Нет цепи инстанций; вопросы не решаются «по каналам». Очень цивилизованный способ вести дела.

– Если я хочу поговорить с другим партнером, мне не нужно просить своего секретаря позвонить его секретарю, прежде чем мы побеседуем по телефону, как директора в этих бюрократических учреждениях, – говорит один из партнеров. – Скорее всего, он сидит передо мной или за мной, и я могу повернуться и побеседовать с ним. В крайнем случае, если в зале правления, кроме меня, никого нет, я принимаю решение самостоятельно.

Риски сейчас больше, чем когда бы то ни было, хотя и не такие яркие, как в прежние времена.

– Когда мы решили поддержать модернизацию Исландии, мы немного рисковали, – говорит Джослин. – В конце концов, что мы о ней знали? Исландия – остров в Северной Атлантике, где нет почти никаких природных ресурсов, кроме трески. Но мы навели справки и решили, что они абсолютно честны. Там есть некоторое коммунистическое влияние, но мы считаем, что ни Соединенные Штаты, ни Англия не могут себе позволить допустить, чтобы Исландия стала коммунистическим аванпостом. Все вышло очень неплохо. Мы создаем там торговые и коммерческие предприятия, хотя это не слишком интересно. Если мы хотим поволноваться, мы занимаемся поглощениями.

«Сити – это я»?

Предложения о поглощении стали самыми сенсационными операциями в начале 1950-х гг. (В Сити проходит четкое различие между предложением о поглощении, которое обычно скатывается в битву, и мирным слиянием, когда обе стороны согласны на сделку.) В основе своей предложения о поглощении служили симптомом свободного предпринимательства и экономического прогресса. После строгих финансовых ограничений военных и послевоенных лет балансовая стоимость акций определенных компаний была гораздо выше биржевых котировок. Умный специалист по слиянию способен использовать такой разрыв к своей выгоде, предложив акционерам купить их акции выше текущей рыночной цены. В случае успеха он может выгодно купить компанию и либо реорганизовать ее, либо позже перепродать с прибылью.

Одни предложения о поглощении были весьма ловкими шагами, которые предпринимали финансовые чародеи. У других имелись веские экономические причины. Объединив управленческий аппарат и ресурсы двух компаний, можно достичь лучших результатов, чем если бы две компании работали отдельно. Конкурентоспособность увеличивалась после сокращения накладных расходов и повышения производительности. Директора компаний с недооцененными акциями начали проявлять больше осторожности; они модернизировали предприятия, щедрее выплачивали дивиденды.

Структура британской промышленности по-прежнему способствует слиянию заинтересованных компаний, а торговые банки с их чутьем к новым возможностям быстро ухватили подробности сложной техники предложений о поглощении и стали давать советы противоборствующим сторонам. Большинство из них еще 15 лет назад ничего не знали о предмете, но торговые банкиры всегда быстро учились.

Дело это рискованное, потому что правление компании всецело полагается на совет банкира. Если акционеры позже не согласятся следовать совету, они могут уволить правление. К сожалению, реакцию акционеров предсказать невозможно, особенно когда акции распространены среди сотен тысяч человек.

Поэтому в ходе переговоров необходимо соблюдать крайнюю секретность, чтобы не допускать к сделке жадных спекулянтов. Предварительные подсказки могут быть очень, очень ценными; слияние способно удвоить и даже утроить цену акций. Теоретически торговый банк может тайно скупить акции сливающихся компаний через подставных лиц, но это серьезно нарушит неписаные законы их профессии.

Пока вокруг банкиров растет напряженность, они должны сидеть на месте, давать советы правлению, выжидать, чтобы проверить, последует ли их советам собрание акционеров. Торговые банкиры научились передвигаться с искусством опытных разведчиков. Они тайно встречаются с клиентами, как будто те – шпионы. Убирают все бумаги, как будто они – совершенно секретные официальные документы. Секретари дают подписку о неразглашении. Часто напряжение становится невыносимым.

– Никто не может точно предсказать реакцию акционеров, – говорит один банкир. – Легче предсказать, какая погода будет в следующем месяце.

Все это проявилось самым ярким образом во время великой «алюминиевой войны» 1958–1959 гг., самой сенсационной битвы за поглощение в истории лондонского Сити. В партнерском зале «Хамбро» ее с грустью называют «войной торговых банков». Там не любят об этом вспоминать. Тогда войну вели две влиятельные фракции братства, она породила раскол между «королями Сити», американские формы прямых инвестиций столкнулись с английскими, «демократия акционеров» – с «авторитарными финансами». Окопами в той войне стали залы правлений некоторых самых крупных торговых банков; вскоре в поле битвы превратился весь Сити. Ее полководцами были «старики, напоенные властью». «Алюминиевая война» привела в ужас консервативный Сити и порадовала газеты и широкую публику. Она разорвала старые дружеские узы и навсегда разбила стеклянный дом таинственности торговых банков и легенду о гармонии в Сити.

Войну за контрольный пакет в «Бритиш алюминиум компани» (British Aluminium Company), крупнейшем производителе алюминия в Великобритании, вели два американских алюминиевых гиганта – «Рейнолдс металс компани» (Reynolds Metals Company) из Вирджинии и «Алкоа» (Alcoa – the Aluminum Company of America). Банкирские дома Лазардов и Хамбро, представлявшие «старую гвардию», выступали консультантами «Бритиш алюминиум» и «Алкоа». С.Г. Варбург и У. Лайонел Фрейзер из банка Helbert, Wagg & Co. были консультантами «Рейнолдс».

Лазарды и Хамбро проиграли в «алюминиевой войне» (которая подробно описана в главе, посвященной Зигмунду Г. Варбургу, победителю). Лорд Киндерсли, председатель правления банка «Лазардс», и Олаф Хамбро, председатель правления «Хамбро», заявили в письме к акционерам «Бритиш алюминиум», что предложение «Рейнолдс» «следует отклонить в национальных интересах». Таким образом, с черно-белого финансового поля Сити война перенеслась на широкоэкранную, полноцветную арену деликатных международных отношений.

Лазарды и Хамбро представляли устрашающий консорциум из 14 влиятельных финансовых учреждений, однако потерпели сокрушительное поражение. Группа «Рейнолдс» вышла из «алюминиевой войны» с 80 процентами акций «Бритиш алюминиум».

Старый Олаф Хамбро вернулся за свой стол в маленьком председательском кабинете банка «Хамбро» и с грустью обозревал свое Ватерлоо. Над полем сражения еще клубился дым. Олаф Хамбро читал отчеты финансовых военных корреспондентов и очень злился. Он взял ручку и написал письмо в «Таймс». Оно было опубликовано на следующий день. В письме он заявил: «Весьма неясно, почему большинство представителей прессы в Сити как будто настроены против мнения Сити и откровенно поддерживают предложение о поглощении».

Пресса отреагировала на его письмо не слишком доброжелательно. Неужели старый Олаф намекает, в некотором смысле, что «Сити – это он»? Конечно, Олаф не выказал ни капли «благоразумия и осторожности», к которым часто призывал Кавура его прадед Карл Йоаким. Энтони Кросленд, член парламента от партии лейбористов, написал в «Таймс» о консорциуме, «чьи взгляды кажутся такими же современными, как и архитектурный стиль, в котором сейчас перестраивается Сити, – и от того и от другого бросает в дрожь».

Кроме того, было отмечено, что три крупных банка – Baring Brothers & Co., N.M. Rothschild & Sons, Philip Hill – благоразумно и осторожно уклонились от участия в войне.

Через полтора года «Алкоа» объединила усилия с «Империал кемикал индастриз» и образовала «Империум Алюминиум». Собственные филиалы в Великобритании открыли «Алкан» (Alcan, the Aluminium Company of Canada) и «Кайзер алюминиум» (Kaiser Aluminium).

В зале правления «Хамбро» поняли, что вторжение американских «алюминиевых войск» – свершившийся факт и что «национальные интересы» не пострадали. Реагируя с характерной для них гибкостью, руководители «Хамбро» спокойно изучили обломки «алюминиевой войны» и ее действие на публичный образ фирмы. Партнеры быстро решили: с этим надо что-то делать. Без особого шума они поручили фирме по связям с общественностью Патрика Долана позаботиться о том, чтобы в будущем их не застигли врасплох. Когда известие просочилось наружу, было отмечено, что Патрик Долан – американец.

«Изящная» операция

«Хамбро» продемонстрировали образец гибкости, когда помогли заложить финансовый фундамент, на котором позже воздвигли самое большое в мире офисное здание, небоскреб Пан-Ам, на Манхэттене. Многие нью-йоркские предприниматели мечтали воздвигнуть высотку наверху здания Центрального вокзала, как предприниматели в Париже и Лондоне мечтают о туннеле под Ла-Маншем. В обоих случаях желающих останавливала огромная цена проектов.

В конце 1950-х гг. два дальновидных предпринимателя, Эрвин Вольфсон из Нью-Йорка и Джек Коттон из Лондона, согласовали общий план крупного проекта на Манхэттене. Оба добились большого успеха в мире «высоких финансов». Во-первых, им предстояло убедить железную дорогу, которой принадлежал участок, в серьезности своих намерений. Во-вторых, получив согласие железной дороги, они могли брать долгосрочную ипотеку. В-третьих, после начала работ и получив ипотеку, они могли найти главного арендатора здания.

Стратегия была ясна, но начало выдалось нелегким. Коттону необходимо было предоставить 25 млн долларов «начального капитала». Он без труда мог собрать 5 млн долларов, выпустив обычные акции. Но ему нужно было еще 20 млн долларов, которые должны были стать вспомогательными в обеспечение ипотеки. Кто пошел бы на такой риск? 20 млн долларов стали главным препятствием на пути ко всему проекту.

Коттон обратился в лондонский инвестиционный банк «Хелберт, Вагг и Кº» (Helbert, Wagg & Co.), а те, в свою очередь, обратились к «Хамбро». Два банка решили воспользоваться возможностью и собрать деньги с помощью аккредитива. Снова началась старая история: без должного залога Коттону вряд ли удалось бы занять 20 млн долларов в Нью-Йорке, но, после гарантии «Вагга» и «Хамбро» все стало легко. Лондонские торговые банки не являются неизвестными величинами на Уолл-стрит. В Нью-Йорке интересы «Хамбро» сейчас представляет компания Laidlaw & Co., основанная двумя молодыми американцами, Дэвидом Хероном и Джеймсом Ли, которые начинали «торговыми представителями» в то время, когда Карл Йоаким Хамбро основал в Лондоне свой банк. Они наняли на работу Генри Белла Лэдло, молодого человека из Эдинбурга, чьи потомки позже встали во главе фирмы и дали ей нынешнее название. В традициях европейских торговых банков фирма постепенно переключилась с торговли на банковские операции.

«Багг» и «Хамбро» оговорили условием, что их гарантию можно учитывать только после того, как удастся получить в ипотеку не менее 40 млн долларов. Торговые банки идут на большой риск, но обычно они понимают, что делают. Коттон и Больфсон нашли главного арендатора – «Пан-Америкэн»; компания согласилась занять 25 процентов места и дать зданию свое имя. Имея в кармане договор аренды, Больфсон собрал 66 млн долларов, сумму, названную величайшей ипотекой в истории. Теперь у двух предпринимателей было 66 млн долларов в долгосрочном кредите и 20 млн – под гарантии «Багга» и «Хамбро». Позже они получили вторую ипотеку, и самое большое офисное здание в мире было построено. Бсего Коттон вложил 5 млн долларов своих денег, а Больфсон – 2 млн долларов. «Хамбро» радовались тому, что студенты финансовых вузов назвали бы «изящной» банковской операцией.

Вексель, выставленный на Лондон

Несмотря на такие яркие достижения, в первую очередь «Хамбро» по-прежнему занимаются традиционным финансированием «товарооборота в международной торговле».

«Английская торговля – главным образом торговля занятым капиталом, – писал Бэджет в 1873 г. – И мы сохраняем способность заниматься такого рода торговлей только благодаря усовершенствованиям».

Приливы и отливы в международной торговле отражаются в цифрах акцептования «Хамбро» за последние 125 лет. Последние 40 лет наблюдаются разительные перемены. С 7 млн фунтов в 1922 г. акцепты выросли до 14 млн фунтов в 1937 г. и резко (до 700 тыс. фунтов) упали в 1941 г. К 1951 г. цифры снова выросли до 19 млн фунтов, а в прошлом году достигли максимума почти в 45 млн 250 тыс. фунтов стерлингов. Банк удовлетворил спрос на кредиты, выпустив новые акции в 1947 и 1951 гг.

Акцептование основано на понятии «вексель, выставленный на Лондон», которое по-прежнему служит доказательством «экономической деликатности» Сити. «Бексель, выставленный на Лондон» – настоящее изобретение лондонского денежного рынка и его самый важный вклад в финансирование международной торговли.

Операцию можно проводить двумя способами: прямым займом, при котором клиент платит проценты, или более сложным способом, когда вексель акцептуется торговым банком. Допустим, скандинавский экспортер лесоматериалов обещает в течение полугода поставить покупателю в Великобритании леса на миллион фунтов стерлингов. Продавец хочет как можно скорее получить деньги. Покупатель не хочет платить, пока не получит лес. Покупатель обращается к «Хамбро», и пропасть между лесоповалом и поставкой леса в Англию сокращается благодаря векселю.

Греки использовали такие векселя в V в. до н. э. Они упоминаются у Геродота, а позже – у Цицерона. Их использовали во Флоренции, Сиене, Гамбурге и Венеции в XII в. В 1697 г. «внутренние векселя» имели хождение в Англии, и правила их обращения закреплены в законе о векселях 1882 г.

В высшей степени отлаженный механизм Сити выпускает отличные кредиты так же, как швейцарский часовой завод выпускает отличные часы. И кредиты Сити, и швейцарские часы основаны на течении времени. И те и другие существуют в течение многих веков и постоянно усовершенствуются. В век сверхзвуковых самолетов «вексель, выставленный на Лондон», в принципе остается таким же, как и в век парусников; это приказ, отданный одной стороной (поставщиком или покупателем, который называется «трассатом», или «векселедателем») второй стороне («трассату», в данном случае торговому банку), выплатить третьей стороне («получателю» в Скандинавии) определенную сумму денег в определенный срок. Большинство векселей оплачиваются «в течение 90 дней после предъявления», обычай, который уходит корнями в долгие, долгие путешествия прежних времен.

Акцептный кредит может финансировать внутреннюю торговлю, международную торговлю, даже торговлю между двумя «третьими странами», когда товары никогда не достигают английских берегов. Чтобы вступить в силу, вексель должен быть «акцептован» трассатом. Когда сотрудник банка «Хамбро» ставит свою подпись и пишет «акцептован» на лицевой стороне векселя, он становится «акцептным». За то, что «Хамбро» подписывает вексель и берет на себя риск, банк получает комиссию от 1 до 2 процентов (годовых).

Все кажется очень простым, но «тонкий механизм» «векселя, выставленного на Лондон», включает в себя разветвленную сеть агентов, большой опыт, точное знание положения как покупателя, так и продавца различных товаров, способов транспортировки, прогнозы всех возможных экономических и политических потрясений, способных повлиять на исход сделки. Очевидно, «Хамбро» не гарантировали бы оплату поставки скандинавского леса в Англию в течение трех месяцев, если бы была хоть малейшая опасность потери миллиона фунтов стерлингов.

Кроме того, переводной вексель «Хамбро» должен удовлетворять требованиям Английского Банка и служить первоклассной ценной бумагой на тот случай, если кто-то захочет положить ее в банк в качестве залога займа. Такой первоклассный вексель называется «векселем, приемлемым для передачи» или, на жаргоне, принятом в Сити, «первоклассным банковским векселем».

Для покупателя и продавца сделка завершена, но акцептованный вексель по-прежнему на месте. Кажется, если прислушаться, можно услышать, как он тикает – почти как швейцарский хронометр. Вексель похож на живое существо, и с ним обращаются любовно, как с ребенком, обладающим финансовой притягательностью. В «Хамбро» пестуют такой вексель, холят, лелеют и зарабатывают на нем проценты. Если предпочитают получить деньги, могут продать вексель участнику учетного (вексельного) рынка в Сити, который покупает его по низшей дисконтной ставке, сейчас составляющей 4½ процента (курс колеблется от 3¾ до 6½ процента). Ставка дисконта формируется спросом и предложением. Она всегда немного превышает ставку по казначейским векселям. Разница незначительна, но цена векселей велика, и «дисконтные» брокеры получают неплохую прибыль. Значительная часть британского импорта и вывозимых из Великобритании твидовых тканей, виски, керамики, автомобилей, телевизоров, химикалий и машин финансируется лондонскими торговыми банками.

Вексельный рынок (который также называют «Ломбард-стрит» по названию улицы, на которой в старомодных, обманчиво ветхих зданиях располагается большинство учетных домов) – еще одно уникальное изобретение Сити. Только в Лондоне существует самый краткосрочный денежный рынок, где деньги на неделю – нормальное явление. «Дисконтные брокеры» (их еще называют «вексельными брокерами») – посредники между крупными торговыми банками, которые держат почти все деньги, и Английским Банком. Они занимают крупные суммы у больших банков и ссужают их, через казначейские векселя, государству. Когда «деньги в дефиците», они снуют кругом, как занятые муравьи. В этом сложном механизме, когда все зарабатывают немного денег за предоставление небольших, но необходимых услуг, «дисконтные брокеры», которые носят цилиндры, полосатые брюки и ходят с невозмутимым видом, кажутся слегка архаичными винтиками. Говорят, что они обладают сверхъестественными детективными способностями, могут «почуять» плохой вексель (за который они заплатят меньше) и проявляют свое чутье в едва заметной градации, вроде ¹/₆₄ доли процента. Они могут принять акцептованный вексель и заработать на нем проценты, отнести его в акционерный банк и получить под него деньги или продать его банку, который держит его до конца девяностодневного срока.

Кто-то обязательно зарабатывает деньги на векселе-«младенце». Если деньги в дефиците, акцептные векселя иногда передают в Английский Банк «в половине третьего в любой операционный день» и либо продают их, либо просят под них заем. Что бы ни случилось, о «младенце» позаботятся. «Вы создали и поддерживаете самую чудесную систему кредитования», – как сказал Дизраэли в палате общин в 1866 г.

Одно из неписаных эмпирических правил гласит, что банковские акцептные векселя не должны превышать ресурсы банка больше, чем в три с половиной раза. Но в Сити существует много исключений из каждого неписаного правила. В балансе «Хамбро» имеется пункт «Текущие, депозитные и прочие счета, резерв для уплаты налога, основанный на текущей прибыли, и внутренние резервы» (курсив мой. – Дж. В.). Очень полезный пункт. Банки могут переводить точно не установленные суммы в скрытые (внутренние) резервы. В хороший год можно и не показывать огромные прибыли – и маленькие прибыли в неудачный год.

Неписаный кодекс лондонского денежного рынка точно оговаривает, кто может получить акцептный кредит.

– В принципе, – говорит ведущий специалист банка «Хамбро», – акцептный кредит рассчитан на финансирование торговли. Он должен быть самопогашаемым, краткосрочным и использоваться для финансирования торговой операции. Британский экспортер, который поставляет за границу оборудование, подпадает под это правило, а программа строительства, рассчитанная на десять лет, – нет. Конечно, существуют определенные исключения. Мы имеем право финансировать британский экспорт на срок до восемнадцати месяцев, а также более долгосрочное строительство, которое ведет какая-либо британская компания за океаном. Компании, которые покупают в рассрочку, также имеют право на акцептный кредит. Странно, не правда ли? Или компания по производству семян, которая хранит семена на заграничных складах, поскольку запасы постоянно меняются местами. Да… и если к нам приходит старинный клиент и друг, мы сделаем для него все, что угодно. Даже когда туго с деньгами, мы не станем на нем наживаться. Мы очень ревностно относимся к своему доброму имени.

Ничего удивительного. Именно доброе имя торгового банка строит волшебный мост между покупателем и продавцом. Они могут не доверять друг другу, но они доверяют банку «Хамбро». Какое-то время назад один французский промышленник, который хотел наладить экспорт своих товаров в Англию, потерял драгоценные недели на переговоры со своим банком, пытаясь получить достоверные сведения об английском покупателе. Наконец запрос лег на стол в банке «Хамбро», там сделали несколько телефонных звонков, и через полчаса французскому банку сообщили, что с покупателем в Великобритании все в порядке.

– Мы обещали заплатить французу наличными по получении документов, – сказал представитель «Хамбро». – Это решило дело. Вы ведь знаете, какими подозрительными бывают французы.

До 1914 г. крупные торговые банки могли финансировать почти любую операцию по своему желанию. В наши дни многие операции оказываются «неподъемными» для одного отдельно взятого банка. Поставки нефтепродуктов с Ближнего Востока в Великобританию оцениваются в миллионы фунтов стерлингов. Они являются законной сферой акцептного кредитования, так как период поставок соответствует требованиям закона, а залогом служат запасы топлива в Великобритании.

Банк наводит справки о финансовом управлении и состоянии той или иной нефтяной компании. Такое расследование никогда не проводится формально, хотя речь иногда идет о нефтяной компании, известной во всем мире. Затем банк изучает предложенную операцию.

– Мы должны убедиться в том, что хотим принять участие в такого рода операции, – говорит представитель «Хамбро». – Если объем слишком велик для нас, мы приглашаем другие банки объединиться с нами и выдаем синдицированный кредит.