Джон Треш
Эдгар Аллан По. Причины тьмы ночной

На Западном рубеже

Молодой человек с таким социальным положением, образованием и талантами, как у По, мог рассчитывать на блестящее будущее. После окончания университета он мог жениться на Саре Эльмире Ройстер и заняться каким-нибудь мелким делом – возможно, юриспруденцией или политикой, – а если повезет, то унаследовать состояние отца и поступать по своему усмотрению.

Однако его отношения с Алланом уже несколько месяцев оставались натянутыми. В феврале 1826 года он приехал в Шарлотсвилл в экипаже, которым управлял порабощенный Алланом слуга Джеймс Хилл. Шел второй год обучения По в университете. В Шарлотсвилле он присоединился к богатым молодым белым мужчинам, которые наводили последний джентльменский лоск перед возвращением к управлению унаследованными поместьями. Они выезжали на лужайку в экипажах, сопровождаемые слугами-африканцами, в дорогих одеждах, с дуэльными пистолетами и большими пособиями.

По стал свидетелем грандиозных амбиций эксперимента Джефферсона в области свободы и добродетели, а также его первых неудач. Его учили профессора, нанятые из Европы: он изучал древние языки у Джорджа Лонга из Кембриджа и современные языки у немца Георга Блеттермана. В библиотеке он брал труды по древней истории, тома Вольтера и учебник Дюфифа с примерами из астрономии, естественной истории и математики. По вступил в Литературное и дискуссионное общество Джефферсона. Вероятно, он даже обедал с Джефферсоном, который регулярно приглашал студентов в Монтиселло, а также стал свидетелем похорон этого великого человека в 1826 году.

Студенты университета играли в азартные игры, сквернословили, выходили на дуэли и устраивали пьяные бунты. Раннее произведение Эдгара По «Мистификация» – жанр литературных подделок, призванных заставить читателя пересмотреть свои предубеждения, – написано на основе университетского опыта. Хотя действие повести происходит в немецком университетском городе Гёттингене, эти же события могли происходить в Шарлотсвилле в 1826 году, где «ничего не делалось помимо еды, питья и веселья», дуэли были в моде, а один лишь намек на то, что «чье-то мнение не соответствует статусу джентльмена», становился поводом для вызова.

По писал Аллану:

«Колонны портика достроены, что значительно улучшает внешний вид дома. Книги убраны в библиотеку (у нас, к слову, очень хорошая коллекция).

В последнее время у нас много драк – вчера вечером факультет исключил Уиклиффа за плохое поведение, вернее за то, что во время перепалки он укусил за руку одного из студентов. Я видел своими глазами: все происходило прямо перед моей дверью. Хотя Уиклифф намного сильнее, останавливаться он и не думал – как только соперник оказался в его власти, он начал кусаться (я видел руку – похоже, дело серьезное)».

Вот так обстановка классической эстетики и образованности разрушается актом безжалостной жестокости: это и станет фирменным стилем По. Кроме того, это была точная транскрипция ранней американской действительности.

Сокурсник считал По «очень возбудимым и беспокойным, временами своенравным, меланхоличным и угрюмым, но в лучших своих настроениях веселым, жизнерадостным и самым приятным собеседником». Он прославился тем, что «цитировал поэтов и читал поэтические произведения собственного сочинения, которыми наслаждались его друзья», пока «внезапно в нем не произошла перемена», и он не стал рисовать на стенах общежития «причудливые, фантастические и гротескные фигуры». Среди набросков оказались и иллюстрации к произведениям Байрона, автора бестселлеров в Шарлотсвилле в те времена.

В лаконичной, мелодичной поэзии Байрона нашли отражение остроумие, тоска и болезненная печаль. Славу ему принесло «Паломничество Чайльд Гарольда», длинная поэма, повествующая о путешествии смелого и чувствительного героя, втянутого в скандальные дела и во многом непонятого. Последующие произведения, включая «Манфреда» и «Дон Жуана», писались в трагическом и сатирическом направлениях. Байрон играл со своей публикой, разжигая вокруг себя слухи, в том числе о кровосмесительной связи со своей сводной сестрой. В конце концов он бежал на континент. В Женеве, во время сессии рассказов о призраках с Мэри и Перси Шелли, родился Франкенштейн. После того как Перси утонул, Байрон скончался от лихорадки во время участия в греческой революции.

В университете По вжился в байроническую роль беспутного, одержимого поэта. Чтобы выглядеть соответствующим образом, он купил в кредит три ярда синей ткани, набор «лучших позолоченных пуговиц» и «бархатный жилет». Кроме того, он часто принимал предложение выпить. Как сказал один друг: «Чтобы утихомирить чрезмерную нервную возбудимость, от которой он страдал, По слишком часто подвергал себя влиянию невидимого духа вина».

Алкоголь, особенно персиковый бренди, который любили студенты, оказывал пагубное воздействие. По словам одного из однокурсников, «на него влиял не вкус напитка; не желая смаковать или хотя бы распробовать вкус, он брал полный стакан – без воды и сахара – и за один присест отправлял его в желудок. Эта привычка часто доводила его до изнеможения». Даже небольшое количество спиртного влияло на По не самым лучшим образом. Кроме того, первые месяцы он играл в азартные игры – привычка, более простительная для тех, у кого имелось состояние. Однажды, обнаружив книгу гравюр Хогарта, которую он очень хотел, По заключил пари, но в итоге ему пришлось купить ее другому человеку.

В более поздней повести Эдгара По «Уильям Уилсон» подтверждается обращение героя к разврату во время обучения в Оксфорде:

«Нерасчетливое тщеславие родителей снабдило меня таким гардеробом и содержанием, что я по желанию предавался роскоши, уже столь дорогой моему сердцу, – соперничать в расточительстве с самыми высокомерными наследниками богатейших графств Великобритании. Возбужденный возможностью грешить, я мог придаваться пороку, отчего мой пылкий нрав вспыхнул с удвоенной силой. Отбросив все приличия, я бросился в омут разгула. Я изобрел множество новых безумств и тем самым дополнил длинный список пороков, которыми славился в то время самый развратный университет Европы».

Двойник рассказчика – воплощение нечистой совести – разоблачает его в карточном шулерстве, с позором изгоняет из университета и побуждает к дальнейшему вероломству.

По считал, что корень его бед в Шарлотсвилле – не чрезмерная щедрость Аллана, а скорее его «ошибочная скупость». По, конечно, не слишком экономил, однако пособие Аллана покрывало только два курса и питание, оставляя ему немного на книги, постель и мебель. На его просьбу о дополнительных средствах ему отвечали «в самых грубых манерах». Эта тяжелая ситуация, признался он Аллану, привела к краху: «Для учебы мне нужны были книги, и они покупались в кредит… Затем я впал в отчаяние и стал играть в азартные игры, пока не втянулся в безвозвратный процесс».

Через несколько месяцев По взял себя в руки и успешно сдал экзамены, но скупость Аллана решила его судьбу. Он снова прибегнул к игре, чтобы расплатиться с долгами, и снова проиграл. По был лучшим в классе, но оказался в бездонной финансовой яме: его долги оценивались в двадцать пять сотен долларов – почти шестьдесят тысяч на сегодняшний день.

Слишком мало, слишком поздно

Наконец, осознав масштаб проблем Эдгара, через восемь месяцев Аллан приехал в Шарлотсвилл. Он «вник в его дела, заплатил долги, которые счел нужными». Его отказ выплачивать игорные долги опозорил По перед однокурсниками и университетскими чиновниками и оставил после себя несколько разгневанных кредиторов.

Аллан забрал Эдгара в Ричмонд и запретил ему возвращаться. Он устроил его на работу в счетную палату Эллиса и Аллана «в надежде дать ему знания в области бухгалтерии, счетов и коммерческой корреспонденции». Вскоре он лишил его даже этой возможности, оставив По без всякого дела. Затем Эдгар узнал, что отец его тайной невесты, Сары Эльмиры Ройстер, прятал письма Эдгара, в результате чего она вышла замуж за другого. Эти события привели к написанию лирики: «Я видел: в день венчанья».

В начале 1827 года вражда между Алланом и его подопечным перешла на новый уровень. В порыве гнева По подробно изложил обвинения против Аллана, включая унижения как публичные, так и частные. Как и его товарищи сквайры, По остро осознавал свой ранг, и в рамках глубоко укоренившейся в Вирджинии идеологии превосходства белых он считал подчинение семье и слугам Аллана невыносимым унижением: «Этим обидам я не мог подчиниться, и я ушел».

Он снял комнату в гостинице, зарегистрировавшись под псевдонимом Генри Ле Ренне – в знак уважения к своему брату в Балтиморе. Эдгар писал Аллану: «Наконец-то я решился покинуть дом и отправиться на поиски места в мире, где со мной будут обращаться иначе».

По не мог смириться с тем, что Аллан забрал его из университета. «С тех пор как я научился думать, мои мысли стремились к знаниям. Ты научил их тянуться к выдающемуся положению в общественной жизни, чего нельзя достичь без хорошего образования, такого, которое я не могу получить в начальной школе… Университет был тем, чего я страстно желал. Но в один момент ты разрушил мою надежду».

Другие раны оказались столь же глубоки: «Я слышал (когда ты полагал, будто я не слышу) твое признание о нелюбви ко мне. Ты приказал покинуть дом и постоянно упрекаешь меня в безделье, хотя ты – единственный, кто мог исправить это зло, заняв меня делом». Он попросил дать ему дорожный сундук и немного денег, чтобы отправиться «в один из северных городов» и кормиться в течение месяца, пока не сможет «добыть себе пропитание».

В ответ Аллан укорил Эдгара за то, что он тратил время на литературу: «Я учил тебя стремиться, даже к выдающемуся положению в общественной жизни, но я никогда и не ждал, что Дон Кихот, Жиль Блас, Джо Миллер и подобные произведения поспособствуют [этой] цели <…> Обвинение в безделье должно было побудить тебя к настойчивости и усердию в изучении классики, в совершенствовании математики, в овладении французским языком».

Бездомный По скитался по улицам. Он снова написал Аллану письмо с просьбой дать ему небольшую сумму на проезд и 24 марта на угольном судне отправился в Норфолк.

Три дня спустя Джон Аллан со смертельной небрежностью заметил в письме к сестре: «Я думаю, что Эдгар отправился в море искать свою судьбу». Так в возрасте семнадцати лет Эдгар По стал самостоятельным.

Глава 3
Изгнанник, ремесленник, кадет

Далее Эдгар По переправился на корабле в Грецию, где, подобно Байрону, присоединился к отрядам революционеров, боровшихся за независимость от османов. После ряда героических сражений и захватывающих злоключений он очутился в Санкт-Петербурге, спасенный из морских глубин послом США в России.

Так он рассказывал впоследствии. Правда же оказалась более мрачной и обыденной – голод.

Эдгар По отправился в Бостон, взяв с собой сборник рукописных стихов, куда входила его эпопея «Тамерлан», повествующая о гордом турецком военачальнике четырнадцатого века, который бросает свою первую любовь – по имени Ада, как дочь Байрона, – ради жизни завоевателя.

Мать По написала на обороте акварельной картины, оставленной сыну вместе с портретом-медальоном, что Бостон всегда был к ней добр. Эдгар же убедился в обратном. Дискриминационные социальные и интеллектуальные круги города оказались для него закрыты. Бывший одноклассник, Питер Пиз, столкнулся с ним возле гавани. По был «довольно сутулым, плечистым, неряшливо одетым клерком». Эдгар поспешил за ним в переулок, умоляя не называть его имени. Пиз вспоминал: «Он покинул дом в поисках состояния и пока не добился успеха, посему предпочитал оставаться инкогнито». Два месяца По проработал на складе на набережной «за очень маленькое жалованье, просить о большем ему не позволяла гордость». Затем он трудился рыночным репортером в «малоизвестной газете», но «владелец оказался человеком с сомнительной репутацией, и контора вскоре влезла в долги».

Это не последний раз, когда По работал за гроши, и не последняя полоса его невезения. И тем не менее именно в Бостоне он осуществил свою мечту: опубликовал первый поэтический сборник. Тираж «Тамерлана и других стихов» составил от сорока до максимум двухсот экземпляров, был напечатан на грубой бумаге, а титульный лист набран коммерческим шрифтом. Несмотря на тему завоевания и славы в заглавном стихотворении, публикация канула в безвестность.

Не имея других вариантов, По пошел по стопам деда Лафайета, квартирмейстера, и вступил в армию США с пятилетним контрактом. Ему было всего восемнадцать лет, но он солгал о возрасте и имени и записался как Эдгар А. Перри, клерк из Бостона, в возрасте двадцати одного года.

По поселился в казармах Первого артиллерийского полка в форте Индепенденс, штат Массачусетс. Армейская жизнь показалась ему делом тяжким: базовая подготовка длилась неделями, затем следовали учения, тяжелый труд и скука. Кроме того, половина солдат армии, вероятней всего, оказалась неграмотной. В октябре 1827 года вспышка малярии вынудила батальон перебраться в Южную Каролину, в форт Молтри на острове Салливан: большой кирпичный форт неправильной формы, окруженный пляжами и деревьями. Покинуть Юг оказалось сложнее, чем он думал.

Для тех, кто знает только стихи По и его рассказы о «тайнах и воображении», его служба в армии может стать неожиданностью; некоторые биографы обходят этот период стороной, считая его незначительным для жизни писателя. Тем не менее, По провел почти четыре года в качестве солдата. Он работал в условиях жесткой дисциплины и иерархии, где вопросы деталей и процедур считались вопросами жизни и смерти. Кроме того, благодаря Корпусу инженеров, сформированному во время революции и вновь учрежденному Джефферсоном в 1802 году, армия США являлась самым надежным органом для получения технических знаний. Его сотрудники составляли карты территории Луизианы, строили форты, прокладывали дороги, каналы и железные дороги, а также занимались исследованием западных земель для дальнейшего заселения. Они были главными экспертами нации в создании ресурсов для промышленности, обороны и завоеваний.

Технические способности По сослужили ему хорошую службу. В конце года он получил звание «артиллериста», став старшим среди четырехсот других солдат в батальоне. Занимая ответственную должность, артиллерист следил за поставками боеприпасов. Работа требовала внимания, постоянного осознания того, что промах может привести к смертельному взрыву. Он инвентаризировал, обслуживал, ремонтировал, а иногда и конструировал оборудование, используемое его артиллерийским полком, – от пуль, винтовок, пушек и повозок до геодезического оборудования, включая полевые телескопы.

В свободное время По работал над другой поэмой, «Аль-Аарааф», вдохновленной астрономией и исламской мифологией с ее взглядами на загробную жизнь, красочной и благоухающей грезой потусторонней красоты и страсти. Он также собирал материалы для будущих работ (песчаные берега острова Салливан с ракушками и отличными условиями для любительской энтомологии станут местом действия рассказа «Золотой жук»).

В конце 1828 года Эдгар По подавил свою гордость и написал Джону Аллану. Полтора года армейской жизни оказали на него огромное влияние, он больше не был «мальчишкой, метавшимся по миру без цели и последовательности». Однако эксперимент уже закончился: «Я пробыл в американской армии столько, сколько требовали цели или склонности, и теперь настало время уйти». Все, что требовалось, – это согласие Аллана. Он также послал «теплый привет маме» в надежде, что «она не позволит моей своенравной натуре истощить любовь, которую она ко мне питала».

Даже если Аллан и прислал ответ, он был утерян, поскольку полк Эдгара снова передислоцировался, на этот раз в Форт-Монро у южного берега Вирджинии. Там он подружился с полковником Хаусом, литератором, который знал деда По. Хаус повысил его до сержант-майора – высшего звания для унтер-офицера – и назначил «главным во всех аспектах обучения батальона, начиная с азов и заканчивая движениями в боевой линии». После менее чем двух лет службы его восхождение – сглаженное родословной – стало поистине головокружительным.

Теперь По нашел кратчайший путь к восстановлению сословных привилегий своего детства: поступление в корпус при военной академии Вест-Пойнта. Большинство мест доставалось сыновьям офицеров, политиков и прочих вельмож. Он еще раз попробовал обратиться к Аллану, попросив лишь о двух услугах: разрешении уйти из армии и слове поддержки от хорошо расположенных друзей Аллана.

Временное примирение между Эдгаром и Алланом принесла смерть любимой приемной матери Эдгара, Фрэнсис Аллан, которая скончалась 28 февраля 1829 года. По получил увольнение и поспешил в Ричмонд, но прибыл уже после того, как ее похоронили на кладбище Шоко-Хилл. Аллан встретил Эдгара со свойственной щедростью, купив ему гардероб, подходящий для офицера и джентльмена: «костюм из черной ткани, три пары носков, лондонскую шляпу», а также нож, подтяжки и пару перчаток.

Вскоре По вернулся в Форт-Монро. Пока полковник Хаус находился в Вашингтоне, поздравляя новоизбранного президента Эндрю Джексона – сменщика Джона Куинси Адамса, – Эдгар решил добиваться назначения в Вест-Пойнт. Он нашел замену, «опытного солдата и одобренного сержанта» по имени Булли Грейвс, заплатил ему несколько долларов, пообещав еще пятьдесят, чтобы тот дослужил до конца срока По в армии.

15 апреля «Эдгар Перри» прекратил свое существование. На его место пришел Эдгар А. По – начинающий офицер, инженер и поэт.

Два пути к репутации

По отправился в Балтимор, чтобы пожить там у родственников, пока он будет вести кампанию для поступления в Вест-Пойнт. Его тепло встретила сестра отца, Мария Клемм, теперь вдова с восьмилетней дочерью Вирджинией. Клемм была хорошо образована, практична, чувствительна и эмоционально устойчива. Она вела хозяйство в строгости и не гнушалась выторговывать самое необходимое, чтобы прокормить семью. Она приняла Эдгара как сына, а сам он называл ее Мадди.

Его брат, Генри, вернулся из моря и рассказывал ему истории об экзотических странах, трудных испытаниях и отваге. Они вместе сочиняли стихи, которые печатались под именем Генри в газетах Балтимора и Филадельфии. По ясно выразил ощущение собственной уникальности в стихотворении, написанном им в книге автографов Люси Холмс, дочери балтиморского врача:

 
Я с детских лет был не таким,
Как все – и мир мой был другим,
Не мог, в отличие от них,
Излить поток страстей своих;
Кто я такой, не мог понять,
Печаль мою не мог прогнать,
Для счастья не было причин
И коль любил, любил один —
В том детстве – раннею порой —
В разгаре жизни штормовой,
Из всех глубин добра и зла,
Мне тайна явлена была.^[10]
 

Весной 1829 года, в возрасте двадцати лет, По с упорством стремился к двум профессиям, и оба пути вели к «выдающемуся положению в общественной жизни», которого он так жаждал. Один начался в Вест-Пойнте и сделал его армейским офицером и инженером. Другой – поэзия.

Сочинение стихов – это не строительство моста. Однако и поэт (или беллетрист), и военный инженер (или ученый), являлись в Америке профессиями новыми. До поколения Эдгара По, чтобы стать писателем художественной литературы или поэтом, человек должен был родиться в богатой семье или пользоваться поддержкой аристократов-покровителей, в противном случае он мог заниматься искусством лишь в качестве подработки. Никто из современников Эдгара не зарабатывал на жизнь одним писательством: Готорн работал в таможенном управлении Бостона, Лонгфелло был адвокатом и профессором, Купер стал дипломатом. Ученые по-прежнему занимались наукой в свободное от работы время. Многие из них трудились врачами, и лишь несколько университетов обучали натурфилософии. Армейский инженерный корпус предлагал один из немногих путей трудоустройства, который зависел от формальной научной подготовки.

Будь то поэт или инженер, в любом случае Эдгару По предстояло заручиться влиятельными сторонниками. Для поступления в Вест-Пойнт требовалось прямое одобрение военного министра Джона Итона. Командиры в Форт-Монро свидетельствовали, что «привычки По хороши, и он совсем не пьет», а его образование «очень высокого уровня». Более значимые письма приходили из влиятельного круга Аллана. Полковник Джеймс Престон писал: «По родился в обстоятельствах, полных больших испытаний», и отмечал «несомненные доказательства того, что он – молодой человек, обладающий гением и талантами», который «в будущий день вознаградит правительство своими услугами». Спикер Палаты представителей Эндрю Стивенсон подтвердил свидетельства «высочайшего авторитета». Майор Джон Кэмпбелл заявил, что По – это «джентльмен, слову которого можно полностью доверять». Встретившись с Эдгаром лично, министр Итон впечатлился – и не в последнюю очередь потому, что По собственноручно доставил пачку рекомендательных писем, проделав путь от Балтимора до Вашингтона пешком. Однако мест не было, и ему пришлось ждать.

Вернувшись в Балтимор, По представился ричмондскому политику и адвокату Уильяму Вирту, надеясь как на покровительство в Вест-Пойнте, так и на литературную поддержку. Хотя Вирт нашел, что сноски к «Аль-Аараафу» содержат «много любопытной и полезной информации», он сомневался, «примет ли поэму старомодный читатель». Тем не менее, он связал По с издателями в Филадельфии. По отправил еще один экземпляр «Аль-Аараафа» Исааку Леа, который вместе со своим тестем Мэтью Кэри руководил известным издательством и был уважаемым геологом и экспертом по ракушкам. По заявил: «Если поэму опубликуют, удачно или нет, я безвозвратно стану поэтом».

Воодушевленный успехами, По спросил разрешения у Аллана взять его имя в качестве страховки от любых потерь при публикации «Аль-Аараафа». «В юном возрасте, – объяснил он, – очень важно оставаться на виду у мира. Если меня однажды заметят, я смогу запросто проложить путь к репутации, что, конечно же, выгодно, поскольку не помешает реализовывать и другие задуманные цели».

Аллан не разделял представления Эдгара о светлом литературном будущем. Он яростно написал в ответ: «Гениальные люди не должны обращаться за помощью».

Поэтическая кампания имела скромный успех. Писатель из штата Мэн Джон Нил прокомментировал отрывок из «Аль-Аараафа» в Boston Literary Magazine, сказав, что автор «может создать прекрасную и, возможно, великолепную поэму». По послал ему отрывки из «Тамерлана» и с благодарностью признался: «Я молодой – мне еще нет двадцати – поэт, если, конечно, глубокое поклонение прекрасному способно сделать меня таковым». Отрывки появились в балтиморской газете, а в декабрьском Yankee Нил написал: «Если остальные части “Аль-Аараафа” и “Тамерлана” будут так же хороши, как приведенные здесь отрывки <…>, он заслужит очень высокую оценку братства».

10 декабря Эдгар По опубликовал второй поэтический сборник в небольшой балтиморской типографии: «Аль-Аарааф, Тамерлан и другие стихи». Его работу отметили в бостонском «Catalogue of American Poetry», однако сдержанно встретили в «American Ladies’ Magazine» Сары Джозефы Хейл: «Часть стихов слишком мальчишеская, слабая и совершенно лишена общих признаков поэзии, но есть и такие <…>, которые напоминают поэта не менее великого, чем Шелли».

Впоследствии имя По появилось в анонимной сатире на современных поэтов в Балтиморе: «По, который смеялся над разумом, смеялся и над законом». Что может быть лучше для молодого поэта, чем быть признанным достойным сатиры – а тем более в роли романтического шута, высмеивающего разум и закон?