Джо Хилл
NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества
Шоссе 322
– В такой красивой машине я ни разу не ездил, – сказал Бинг Партридж, когда они мчались по шоссе 322. «Роллс» вписывался в повороты, как шариковый подшипник из нержавеющей стали, который несся по пазу.
– «Роллс-Ройс Призрак» 1938 года – один из четырех сотен, произведенных в Бристоле, что расположен в Англии. Штучный экземпляр… как и ты, Бинг Партридж!
Бинг провел рукой по шагреневой коже. Полированная вишневая приборная доска. Блестящий рычаг переключения скоростей.
– А что означает ваш номерной знак? – спросил Бинг. – Эн, о, эс, четыре, а, два?
– Носферату, – ответил Чарли Мэнкс.
– Носфер… что?
– Всего лишь одна из моих шуток, – сказал Мэнкс. – Моя первая жена однажды назвала меня Носферату. Она использовала не именно это слово, но достаточно близкое по смыслу. Видел когда-нибудь ядовитый плющ, Бинг?
– Давным-давно. В детстве, еще до того, как умер мой отец, он взял меня с собой в поход, и я…
– Вот если бы он взял тебя в поход после того, как умер, сынок, тогда твоей истории цены бы не было! Вот что я тебе скажу: моя первая жена походила на сыпь от ядовитого плюща. Я терпеть ее не мог, но и бросить тоже. Она была как зудящее место, которое я чесал до крови… а затем расчесывал еще больше. Твоя работа очень опасная, мистер Партридж!
Он настолько внезапно сменил тему, что Бинг, не готовый к этому, даже не сразу понял, что настал его черед говорить.
– Опасная?
– В своем письме ты упомянул, что работаешь со сжиженными газами, – сказал Мэнкс. – Разве баллоны с гелием и кислородом не взрывоопасны?
– Да, конечно. Несколько лет назад один парень на складе украдкой затянулся у баллона с азотом. А вентиль-то был открыт. Баллон рванул и, как ракета, снес с петель пожарную дверь, хотя та была железная. Никто не пострадал. С тех пор как я возглавил команду, мы работаем без инцидентов. Ну… почти без инцидентов. Однажды Денис Лури надышался пряничного дыма, но это не считается. У него даже голова не заболела.
– Пряничного дыма?
– Это ароматизированная смесь севофлурана, который у нас закупают стоматологи. Можно производить ее без запаха, но малышам нравится старый добрый пряничный дым.
– Да? Так это, выходит, наркотик?
– В общем-то, да. Вы не понимаете, что происходит, но не засыпаете. Просто подчиняетесь всему, что вам говорят. Теряете голову.
Бинг коротко рассмеялся и произнес почти извиняющимся тоном:
– Мы сказали Денису, что он на дискотеке. Парень начал отплясывать, как Джон Траволта в том фильме. Мы чуть не умерли от смеха.
Мистер Мэнкс добродушно усмехнулся, обнажив мелкие коричневые зубы.
– Мне нравятся люди с чувством юмора, мистер Партридж.
– Называйте меня Бинг, мистер Мэнкс.
Он думал, что мистер Мэнкс попросит называть его Чарли, но вместо этого владелец Страны Рождества произнес:
– Я считаю, что большинство людей, танцующих под диско, находятся под влиянием каких-то наркотиков. По-другому не объяснить. Да разве можно называть эти глупые покачивания тела танцем? Глупость, да и только!
«Призрак» мчался по грунтовой дороге и подъехал к «Молочной королеве». На асфальте автомобиль скользил, как парусник при попутном ветре, безмолвный и легкий. На грунтовке у Бинга сложилось другое впечатление – чувство массы, силы и веса. Казалось, что он едет в танке, который перемалывает глину под своими гусеницами.
– Давай я куплю нам кока-колу и мы приступим к делу? – сказал Чарли Мэнкс.
Он свернул с дороги, лениво управляя автомобилем одной рукой.
Бинг открыл было рот, чтобы ответить, но с трудом сдержал зевок. Долгая мирная поездка в покачивающемся автомобиле под лучами вечернего солнца навевала сонливость. Бинг уже месяц плохо спал и вставал в четыре утра, и если бы Чарли Мэнкс не ожидал его возле дома, он бы приготовил себе ужин из полуфабрикатов и пораньше лег спать. Это кое-что ему напомнило.
– Она мне снилась, – сказал Бинг. – Я все время вижу сны о Стране Рождества.
Он смущенно засмеялся. Чарли Мэнкс посчитает его глупцом.
Однако Чарли Мэнкс улыбнулся еще шире.
– А луна тебе снилась? Луна говорила с тобой?
У Бинга перехватило дыхание. Он взглянул на Мэнкса с изумлением и легкой тревогой.
– Она тебе снится, потому что там твое место, – сказал Мэнкс. – Но если ты хочешь туда попасть, тебе придется это заслужить. И я могу подсказать, каким образом.
* * *
Несколько минут спустя мистер Мэнкс вернулся от окна закусочной, где торговали навынос. Он втиснул свое тощее тело за руль и передал Бингу холодную запотевшую бутылку шипящей кока-колы. Такой аппетитно выглядящей бутылки колы Бинг ни разу не видел.
Бинг запрокинул голову и залпом выпил полбутылки колы – один глоток, второй, третий. Он глубоко вздохнул и громко рыгнул, издав резкий прерывистый звук, такой громкий, словно кто-то порвал простыню.
Он покраснел от стыда, но Чарли Мэнкс лишь весело засмеялся.
– Не держи в себе, – сказал он. – Вот что я всегда говорю своим детям!
Бинг расслабился и виновато улыбнулся. Отрыжка как будто отдавала не колой, а странным привкусом аспирина.
Мэнкс крутанул руль и выехал на дорогу.
– Вы за мной наблюдали? – спросил Бинг.
– Да, – ответил Чарли. – Почти с того момента, как получил твое письмо. Признаюсь, я был удивлен. Вот уже несколько десятилетий я не получал писем в ответ на свои старые рекламные объявления. Тем не менее, как только я прочитал твое письмо, у меня появилось предчувствие, что ты – один из нас. Тот, кто понимает важность моей работы. Конечно, предчувствие – хорошая штука, однако знать наверняка – еще лучше. Страна Рождества – особое место, и немногие люди годятся для такого труда. Я очень придирчив к тем, кого нанимаю. Сейчас, например, я ищу человека на должность главы безопасности. Мне нужно бу-бу-бу, чтобы он хум-хум-хум.
Бингу потребовалась целая минута, чтобы понять, что он не расслышал последних слов Чарли Мэнкса. Звук его голоса терялся в шуршании шин, проезжающих по асфальту. Они как раз съехали с шоссе, скользя в прохладной тени елей и сосен. Когда Бинг мельком увидел розовое небо – он даже не заметил, как солнце скользнуло вниз, сменившись закатом, – там, в ясной пустоте, висела луна, такая же белая, как лимонный лед.
– Что вы сказали? – спросил он, с усилием выпрямившись в кресле, и захлопал глазами.
Бинг смутно понимал, что начинает клевать носом. Кока-кола с кофеином, сахаром и освежающим шипением должна была взбодрить его, но почему-то произвела обратный эффект. Он допил остатки колы, однако осадок на дне бутылки так сильно горчил, что Бинг скривил лицо.
– Мир полон глупых и жестоких людей, Бинг, – сказал Чарли. – И знаешь, что самое плохое? У многих из них есть дети. Взрослые напиваются и бьют своих малышей. Бьют и называют последними словами. Некоторым людям нельзя заводить детей, я так считаю! Хоть выставить их в ряд и всадить пулю во всех до единого. Я даже глазом не моргну. Пулю в мозг… а то и гвоздь.
Бинг почувствовал, как его внутренности едва не вывернулись наизнанку. Его охватил страх – такой сильный, что пришлось схватиться за приборную панель, чтобы не упасть.
– Я ничего не помню, – солгал он дрожащим голосом. – Это было давно. Я многое бы отдал, чтобы вернуть все назад.
– Зачем? Чтобы позже он убил тебя? В газетах писали, что перед тем, как ты его застрелил, отец бил тебя так сильно, что проломил череп. В газетах писали, что на тебе места живого не было. Надеюсь, мне не нужно объяснять тебе разницу между убийством и самообороной.
– Я причинил вред своей маме, – прошептал Бинг. – На кухне. Она не сделала мне ничего плохого.
Его слова не впечатлили мистера Мэнкса.
– А где она была, когда отец раздавал тебе оплеухи? Судя по всему, она не горела желанием защитить тебя своим телом. Почему она не вызывала полицию? Не нашла номер в телефонной книге?
Мэнкс тяжело вздохнул.
– Бинг, мне жаль, что некому было за тебя вступиться. Некоторым людям, которые причиняют боль своим детям, и ада недостаточно. Но я предпочитаю не допускать подобного, а не наказывать! Как было бы лучше, если бы с тобой ничего не произошло. Если бы твой дом был образцом спокойствия. Если бы каждый день был для тебя Рождеством, а не адом. Думаю, мы оба с этим согласны!
Бинг смотрел на него растроганным взглядом. Ему казалось, что он не спал много дней. Несмотря на всю силу воли, Бинг все больше погружался в кожаное сиденье и соскальзывал в сон.
– Кажется, я сейчас засну, – сказал он.
– Все нормально, Бинг, – произнес Чарли. – Дорога в Страну Рождества вымощена снами.
Откуда-то сверху падали белые цветы, мелькая на фоне ветрового стекла. Уже почти ничего не соображающий Бинг смотрел на них с удовлетворением. Ему было тепло, хорошо и мирно. Ему нравился Чарли Мэнкс. «Некоторым людям, которые причиняют боль своим детям, и ада недостаточно!» Как сказано! Этот человек действительно верил в свои слова. Чарли Мэнкс знал, что почем.
– Бу-бу-бу хум-хум-хум, – говорил Чарли Мэнкс.
Бинг кивнул. В этих словах тоже звучала уверенность и мудрость. Он указал на цветы, падающие на ветровое стекло.
– Снег пошел!
– Ха, – сказал Чарли Мэнкс. – Это не снег. Закрывай глаза, Бинг Партридж. Закрывай, и ты кое-что увидишь.
Бинг сделал, как ему велели.
Он прикрыл глаза буквально на одно мгновение. Но это мгновение длилось и длилось, растягиваясь до безмятежной вечности, мирно спящей пустоты, покой которой нарушало только шуршание шин на дороге. Бинг глубоко вдохнул и выдохнул. Он открыл глаза, а затем резко выпрямился и понял, что перед ним
Дорога в Страну Рождества
День подошел к концу, и фары «Призрака» скользили по морозной темноте. В их сиянии белые пушинки падали и мягко налипали на ветровое стекло.
– Вот это я понимаю, снег! – крикнул из-за руля Чарли Мэнкс.
Бинг стряхнул дремоту и моментально проснулся, словно кто-то только что щелкнул переключателем. Казалось, вся его кровь прихлынула к сердцу. Он удивился бы меньше, если бы проснулся и обнаружил на своих коленях гранату.
Половина неба была затянута тучами. Другую половину усеивали звезды, среди которых висела луна с крючковатым носом и широким улыбающимся ртом. Она рассматривала дорогу единственным желтовато-серебристым глазом, едва заметным под опущенным веком.
Вдоль дороги стояли причудливые пихты. Бинг долго присматривался, прежде чем догадался, что это вовсе не пихты, а мармеладные деревья.
– Страна Рождества, – прошептал он.
– Нет, – ответил Чарли Мэнкс. – До нее еще далеко. Часов двадцать, не меньше. И она расположена западнее. Один раз в год я отвожу туда кого-нибудь, Бинг.
– Например, меня? – спросил Бинг дрожащим голосом.
– Нет, Бинг, – мягко ответил Чарли. – Не в этом году. В Стране Рождества живут только дети, со взрослыми другое дело. Сначала ты должен доказать свою ценность. Ты должен доказать свою любовь к детям, желание защищать их и служить Стране Рождества.
Они проехали мимо снеговика, который помахал им своей ручкой-веточкой. Бинг непроизвольно помахал ему в ответ.
– Каким образом? – прошептал он.
– Ты должен спасти со мной десять детей. Спасти их от чудовищ.
– Чудовищ? Каких чудовищ?
– Их родителей, – торжественно возвестил Мэнкс.
Бинг отодвинул лицо от ледяного стекла пассажирского окна и посмотрел на Чарли Мэнкса. Еще минуту назад, когда он закрывал глаза, в небе сиял солнечный свет, а мистер Мэнкс был одет в простую белую рубашку и подтяжки. Теперь же он был одет в сюртук с длинными фалдами и темную кепку с черным кожаным околышем. На сюртуке выделялась двойная линия медных пуговиц. Такую форму мог бы носить иностранный офицер – какой-нибудь лейтенант королевской гвардии. Взглянув на себя, Бинг увидел, что тоже был одет в новую одежду: отцовскую белоснежную парадную форму морского пехотинца и отполированные до блеска черные сапоги.
– Мне снится сон? – спросил Бинг.
– Я же говорил, – ответил Мэнкс. – Дорога в Страну Рождества вымощена снами. Моя машина может покидать повседневный мир и скользить по тайным дорогам мысли. Сон для нее как съезд с дороги обычного мира. Когда пассажир засыпает, мой «Призрак» съезжает с обычной дороги на шоссе Святого Ника. Мы связаны общим сном. Да, мы попали в твой сон, Бинг, но машина все равно моя. Приготовься! Я хочу тебе кое-что показать.
Машина тем временем замедлилась и съехала к обочине. Под шинами заскрипел снег. Фары осветили фигуру справа от дороги. Издалека она выглядела как неподвижная женщина в белом платье, не обращающая внимания на огни «Призрака».
Мэнкс наклонился и открыл бардачок над коленями Бинга. Внутри был обычный беспорядок – кипа дорожных карт и газет, а также фонарик с длинной хромированной рукояткой. Из-под кучи газет выкатился оранжевый медицинский пузырек. Бинг поймал его одной рукой и прочитал: «ХЭНСОМ, ДЬЮИ. ВАЛИУМ 50 мг».
Мэнкс взял фонарик, выпрямился и с треском распахнул дверь.
– Отсюда мы пойдем пешком.
Бинг поднял бутылочку.
– Вы дали мне что-то, чтобы я уснул, мистер Мэнкс?
Мэнкс подмигнул.
– Не держи на меня зла, Бинг. Я знал, что ты хочешь попасть в Страну Рождества как можно скорее. А увидеть ее ты мог лишь во сне. Надеюсь, ты не против?
– Думаю, нет, – ответил Бинг. Он пожал плечами и взглянул на пузырек. – Кто такой Дьюи Хэнсом?
– Он был тобой. Моим до-бинговским парнем. Дьюи Хэнсом работал агентом по съемкам в Лос-Анджелесе и специализировался на подростках-актерах. Он помог мне спасти десять детей и заслужил себе место в Стране Рождества! О, дети Страны Рождества полюбили Дьюи. Они буквально съели его без остатка! Пошли!
Бинг открыл дверь автомобиля и выбрался на тихий морозный воздух. Ночь была безветренной, и снег медленно падал вниз, покалывая щеки. Для старика («Почему я до сих пор считаю его стариком? – задавался вопросом Бинг. – Он ведь не выглядит старым») Чарли Мэнкс оказался очень подвижным. Он быстро шагал по обочине, громко поскрипывая ботинками. Бинг в тонкой прохладной праздничной форме поплелся за ним, обхватив себя руками.
Здесь была не одна женщина в белом платье, а целых две. Вырезанные из гладкого мрамора дамы стояли по обе стороны железных ворот и выглядели одинаково. Они наклонялись вперед, раскинув руки для объятий, и их струящиеся, белые как кость платья вздымались позади, как крылья ангелов. Они были очень красивые – с полными губами и слепыми глазами классических статуй. Их губы были приоткрыты, словно они задыхались или были готовы рассмеяться – а может, заплакать от боли. Согласно задумке скульптора, их груди выпирали через накидки.
Мэнкс открыл черные ворота между двумя дамами. Бинг заколебался, но все же погладил одну из гладких холодных грудей своей правой рукой. Он всегда хотел коснуться такой груди – твердой, полной и материнской.
Каменная дама широко улыбнулась, и Бинг с криком отпрыгнул назад.
– Пошли, Бинг! – крикнул Мэнкс. – Дело не ждет! Для такого холода ты слишком легко одет!
Бинг хотел шагнуть вперед, но на секунду задержался и взглянул на арку над открытыми железными воротами.
КЛАДБИЩЕ ТОГО, ЧТО МОГЛО БЫ БЫТЬ
При виде такого загадочного названия Бинг нахмурился, но, услышав зов Мэнкса, поспешил вперед.
Четыре каменные ступени, слегка припорошенные снегом, вели вниз, к гладкой поверхности черного льда. Из-за недавнего снегопада лед покрылся снегом, но покров был неглубокий – и при касании подошвы ботинка под ним открывался гладкий прозрачный слой. Бинг сделал два шага и увидел что-то темное – в пяти сантиметрах под слоем льда. На первый взгляд оно напоминало тарелку.
Бинг склонился и посмотрел сквозь лед. Чарли Мэнкс, который шел всего в нескольких шагах впереди, повернулся и направил фонарик на пятно, на которое смотрел Бинг.
Луч осветил лицо ребенка – девочки с веснушками на щеках и с косичками на голове. При виде ее Бинг вновь вскрикнул и отступил на шаг.
Она была бледной, как мраморные статуи, охранявшие вход на Кладбище того, что могло бы быть. Тем не менее она была из плоти, а не из камня. Она открыла рот в безмолвном крике, из ее рта вырывались несколько замороженных пузырьков. Девочка тянула к нему свои руки. В одной из них она держала связку красной свернутой бечевки, в которой Бинг узнал скакалку.
– Тут девочка! – закричал он. – Мертвая девочка во льду!
– Не мертвая, Бинг, – ответил Мэнкс. – Пока нет. Возможно, она проживет еще несколько лет.
Он махнул фонариком и указал на белый каменный крест, возвышающийся над поверхностью льда.
ЛИЛИ КАРТЕР
15, Фокс-роуд
Шарпсвилль, штат Пенсильвания
1980—?
К жизни плохой влекла ее мать,
Детство угасло, начавшись едва.
Если бы кто-то мог заступиться
И подарить ей Страну Рождества!
Мэнкс обвел лучом фонаря молчаливый пейзаж, который, как Бинг теперь догадался, был замерзшим озером с рядами крестов – кладбищем размером с Арлингтон. Снег кружил вокруг мемориалов, постаментов и пустоты. В лунном свете снежинки казались серебристыми опилками.
Бинг покосился на девочку под его ногами. Она взглянула на него в ответ через лед и моргнула.
Он закричал еще раз, попятившись, и ударился о другой крест. Бинг наполовину развернулся, потерял равновесие и упал на четвереньки.
Он посмотрел через тусклый лед. Мэнкс осветил фонариком лицо другого ребенка – мальчика с чувственным задумчивым взглядом под светлой челкой.
Уильям Делман
42Б, Мэттисон-авеню
Эсбери-Парк, штат Нью-Джерси
1981—?
Билли хотел лишь чуть-чуть поиграть,
Но не остался отец помогать.
С другим убежала подлая мать.
Ножи, наркота и бремя тревог!
Если бы кто-то немного помог!
Бинг попытался встать и комично заскользил на каблуках, затем съехал вниз, чуть левее. Фонарик Мэнкса показал ему другого ребенка – девочку-азиатку, прижимавшую к себе плюшевого медвежонка в твидовом жакете.
Сара Чо
1983—?
39, Пятая улица
Бангор, штат Мэн
Сара жила как в трагическом сне
И полезла в петлю по тринадцатой весне!
Но если бы Чарли прокатил ее на своей машине,
Она вообще забыла бы о своей кручине.
Бинг охнул от ужаса. Сара Чо – мертвая девочка – с упреком посмотрела на него, открыв рот в безмолвном крике. Малышку погребли во льду вместе с бельевой веревкой, обмотанной вокруг горла.
Чарли Мэнкс поймал Бинга за локоть и помог ему встать.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть, – сказал Мэнкс. – Жаль, что не могу избавить тебя от подобного зрелища. Но ты должен понять причины моего труда. Вернемся в машину. У меня есть термос с какао.
Мистер Мэнкс помог Бингу пройти по льду, крепко придерживая его за предплечье и не давая упасть.
Он отпустил его только у капота машины. Чарли направился к водительской двери, а Бинг на мгновение задержался, впервые заметив рисунок на капоте: усмехающаяся дама из хрома раскинула руки так, что платье развевалось как крылья. Бинг узнал ее с первого взгляда. Она была точной копией ангелов милосердия, которые охраняли ворота на кладбище.
Когда они сели в машину, Чарли Мэнкс достал из-под сиденья серебристый термос. Он отвинтил крышку, наполнил ее горячим шоколадом и передал Бингу. Тот обхватил ее обеими руками и начал потягивать обжигающий сладкий напиток, пока Чарли Мэнкс разворачивался и отъезжал от Кладбища того, что могло бы быть. Они поехали тем же путем, которым приехали сюда.
– Расскажите мне о Стране Рождества, – дрожащим голосом сказал Бинг.
– Это прекрасное место, – ответил Мэнкс. – При всем уважении к мистеру Уолту Диснею, Страна Рождества – воистину счастливейшее место во всем мире. Хотя, с другой стороны, можно назвать его счастливейшим местом вне этого мира. Там каждый день – Рождество и дети не ведают несчастий. Нет, детям неизвестно само понятие несчастья! Для них существуют только забавы. Это как рай – только они, конечно, не мертвы! Дети живут вечно, всегда остаются детьми, им не нужно бороться, трудиться и унижаться перед взрослыми. Много лет назад я случайно нашел это место – мечту во плоти. Первыми его жителями стали мои собственные дети. Они спаслись до того, как их едва не прикончило жалкое злое существо, в которое перед своей смертью превратилась их мать.
Воистину, там каждый день происходит нечто невозможное. Однако это место предназначено для детей, а не для взрослых. Жить там дозволено немногим взрослым, тем, кто проявил истинную преданность высшему делу. Лишь тем, кто пожелал пожертвовать всем ради благополучия и счастья нежных малышей. Людям вроде тебя, мистер Бинг. Я всем сердцем хотел бы, чтобы все дети в мире смогли найти свою дорогу в Страну Рождества, где познали бы безопасность и безмерное счастье! Боже, как же это было бы здорово! Но немногие взрослые готовы отправить в путь своих детей с незнакомым человеком – особенно туда, куда сами не могут попасть. Наоборот, меня бы прозвали гнусным растлителем и похитителем детей. Поэтому я забираю в Страну Рождества только одного-двух детей в год, и почти всегда это малыши, увиденные мной на Кладбище того, что могло бы быть, – милые крошки, страдающие от рук своих родителей. Ты же сам страдал в детстве и должен понимать, почему я хочу им помочь. Кладбище показывает мне детей, у которых без моего вмешательства украли бы детство их отцы и матери. Малышей избивали бы цепями, кормили кошачьей едой и продавали извращенцам. Их души заледенеют, они станут холодными, бесчувственными людьми и, в свою очередь, займутся разрушением жизни своих детей. Мы – их единственный шанс, Бинг! За все годы работы хранителем Страны Рождества я спас около семидесяти детей. Я страстно мечтаю спасти еще сотню малышей, прежде чем уйду на покой.
Машина мчалась сквозь холодную, напоминавшую пещеру темноту. Бинг шевелил губами, считая про себя.
– Семьдесят, – прошептал он. – Вы сказали, что спасаете одного ребенка в год. Бывает, двоих.
– Да, это близко к правде, – ответил Мэнкс.
– Сколько же вам лет? – спросил Бинг.
Мэнкс криво усмехнулся, обнажив полный рот острых коричневых зубов.
– Работа поддерживает меня в форме. Допивай какао, Бинг.
Партридж сделал последний глоток горячей сладкой жидкости, затем взболтал остатки. На дне виднелся молочно-желтый осадок. Бинг подумал, не подмешали ли ему что-то еще из аптечки Дьюи Хэнсома. Это имя звучало как шутка – или прозвище в шутливом стихотворении. Дьюи Хэнсом. Добинговский помощник Чарли Мэнкса, который спас десять детей и отправился за своей наградой в Страну Рождества. Если Чарли Мэнкс привез туда семьдесят детей, тогда выходит… сколько? Семь добинговских помощников? Везет же некоторым.
Он услышал грохот: стук, дребезг и шум большого, нагоняющего их грузовика. Бинг оглянулся – с каждой секундой звук становился все громче – но ничего не увидел.
– Вы слышите? – спросил Бинг, не заметив, что пустая крышка термоса внезапно выскользнула из его одеревеневших пальцев. – К нам что-то приближается?
– Это утро, – ответил Мэнкс. – Оно накатывает на нас. Не смотри, Бинг! Оно уже здесь!
Рев грузовика нарастал, пока тот внезапно не проехал по левую сторону от Бинга. Он выглянул наружу и увидел боковую сторону большой машины – буквально в паре метров от него. На металлической панели были нарисованы зеленое поле, красный фермерский домик, коровы и яркое улыбающееся солнце, восходящее над холмами. Яркие лучи высвечивали буквы в полметра высотой: «Рассветная доставка».
На мгновение грузовик скрыл за собой землю и небо. «Рассветная доставка» заполнила поле зрения Бинга. Затем он с грохотом унесся вдаль, волоча за собой петушиный хвост пыли. Бинг вздрогнул, увидев почти до боли в глазах голубое небо – утреннее небо без облаков и границ, – и прищурился, вглядываясь в
