Джо Хилл
NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества

Тут, штат Айова

Она упала на тротуар и поцарапала колено.

Вик тут же перекатилась на спину, схватившись рукой за ногу.

– Ой, – сказала она. – Ой-ой-ОЙ-ой.

Ее голос поднимался и опускался на несколько октав, словно некий музыкант практиковался в нотах.

– Ах, котенок! С тобой все в порядке?

Женский голос исходил из сияния полуденного солнечного света.

– Ты бы ос-с-с-сторожнее выпрыгивала из воздуха.

Вик прищурилась и увидела худощавую девушку немногим старше ее самой – ей было примерно лет двадцать – в мягкой фетровой шляпе, откинутой назад на флюоресцентных пурпурных волосах. Она носила ожерелье, сделанное из язычков от пивных банок, и пару сережек из костяшек «Скраббл». На ногах красовались высокие кеды «Чак Тейлор» без шнурков. Она выглядела как Сэм Спейд, если бы тот был девушкой и выступал на концерте в качестве солиста ска-группы.

– Я в порядке, – сказала Вик. – Просто царапина.

Но девушка ее уже не слушала. Она восхищенно смотрела на Короткий Путь.

– Знаешь, я всегда хотела здесь мост, – сказала незнакомка. – Лучше мес-с-ста для моста не придумать.

Вик приподнялась на локтях и оглянулась на мост, который простирался над широким и шумным потоком коричневой воды. Река почти ничем не отличалась от Мерримака, хотя берега были значительно ниже. Вдоль ее края стояли березы и вековые дубы. Вода плескалась в паре метров ниже осыпавшейся песчаной дамбы.

– А как это выглядело? Мой мост упал? Как будто прямо с неба?

Девушка не отрывала взгляда от моста. То был немигающий, застывший взгляд, который Вик ассоциировала с травкой и любовью к группе «Фиш».

– Мм, нет. С-с-скорее было похоже на снимок, проявляющийся на полароиде. Ты когда-нибудь видела, как проявляется снимок?

Вик кивнула, подумав о коричневой химической пластинке, которая при проявлении медленно становится бледной. Детали изображения всплывают на места, цвета становятся ярче и объекты принимают форму.

– Твой мост появился на месте пары старых дубов. Прощайте, милые дубы.

– Думаю, твои деревья вернутся, когда я уйду, – ответила Вик.

Хотя, поразмышляв немного, она призналась себе, что не имела понятия, правдивы ли ее слова. Она чувствовала, что говорит правду, но никак не могла это доказать.

– Похоже, ты не очень удивлена появлению из ниоткуда моего моста.

Ей вспомнился мистер Огли – дрожавший, закрывавший глаза и кричавший, чтобы она ушла.

– Я наблюдала за тобой. Я не знала, что ты собираешься обс-с-ставить свое появление таким эффектным способом, но понимала, что потом ты не с-с-с…

Девушка в шляпе внезапно замолчала, остановившись на половине фразы. Ее губы приоткрылись, готовясь сказать очередное слово, но оно никак не выходило. Лицо исказилось, словно она пыталась поднять что-то тяжелое, например фортепиано или машину. Ее глаза выпучились, щеки покраснели. Она сделала выдох и затем продолжила:

– …приедешь сюда как обычный человек. Прос-с-сти, я заикаюсь.

– Ты за мной следила?

Девушка кивнула и опять посмотрела на мост. Медленным, сонным голосом она сказала:

– Твой мост… он же не ведет на другую сторону Кедровой реки?

– Нет.

– А куда он ведет?

– В Хэверхилл.

– Это в Айове?

– Нет, в Массачусетсе.

– Ну, подруга, далековато же тебя занесло – аж в Кукурузный пояс. Ты в краю, где все плоское, кроме женщин.

На мгновение Вик показалось, что девушка усмехалась.

– Прости, но… нельзя ли вернуться к той части, где ты вроде как следила за мной?

– Конечно. Я жду тебя уже несколько месяцев. Мне уже казалось, что ты вообще не покажешься. Ты ведь Пацанка?

Вик открыла рот, но не нашла нужных фраз.

Ее молчание вполне удовлетворило девушку, а удивление только позабавило. Незнакомка улыбнулась и убрала прядь флюоресцентных волос за ухо. В ее вздернутом носике и слегка заостренных ушах сквозило что-то эльфийское. Хотя здесь нужно было учесть влияние обстановки: они стояли на травянистом холме, в тени дубов, между рекой и большим зданием, за которым проглядывал кафедральный собор или колледж – из бетона или гранита, с белыми шпилями и узкими окнами, идеально подходящими для стрельбы из лука.

– Я думала, ты мальчик. Я ожидала парнишку, который не любит с-с-салат и ковыряется в носу. Как ты относишься к салату?

– Не очень жалую.

Девушка туго сжала свои маленькие ладони в кулачки и потрясла ими над головой.

– Я так и знала!

Потом она опустила руки и нахмурилась.

– А в носу ковыряешься?

– Давай сменим тему, – сказала Вик. – Так ты говоришь, мы в Айове?

– Да!

– А где в Айове?

– Тут, – ответила девушка в шляпе.

– Я понимаю, – с раздражением начала Вик. – Конечно, тут. Но все же… где именно?

– Тут, в Айове. Это название города. Ты прямо у красивых Кедровых порогов. Около общественной библиотеки городка Тут. И я знаю, почему ты приехала. Тебя смущает твой мост, и ты хочешь разобраться с некоторыми вопросами. Считай, что это твой счастливый день.

Она захлопала в ладоши.

– Ты нашла себе библиотекаря! Я помогу тебе понять важные вещи и покажу прекрасные стихи. Это входит в мои обязанности.

Библиотека

Сдвинув назад свою старомодную шляпу, девушка представилась:

– Я – Маргарет. Помнишь книгу «Ты здесь, Боже? Это я, Маргарет». Только мне не нравится, когда меня так называют.

– Маргарет?

– Нет. Богом. У меня и без того раздутое эго, – с усмешкой ответила она. – Мэгги Ли. Зови меня Мэгги. Если мы пойдем в мой кабинет, где я предложу тебе пластырь и чашечку чая, твой мост останется на месте?

– Думаю, да.

– Ладно. Прекрасно. Надеюсь, твой мост не исчезнет. Хотя я уверена, что мы можем отправить тебя домой и без него. Устроим с-с-с-сбор средств или что-нибудь еще. Но лучше, если ты вернешься тем же способом, которым приехала. Тогда не придется объяснять родителям, как ты оказалась в Айове. Нет, конечно, ты можешь ос-с-статься на какое-то время. У меня есть постель в отделе романтической поэзии. Я периодически провожу там ночи. Короче, можешь устроиться в моем кабинете, а я переселюсь в дядин трейлер, пока мы не купим тебе билет на автобус.

– Отдел романтической поэзии?

– Полки с номерами с 821–2 по 821–6. Я не должна с-с-спать в библиотеке, но мисс Говард закрывает на это глаза, если не злоупотреблять и ночевать здесь не каждую ночь. Она жалеет меня, потому что я сирота и немного не в себе. Все нормально. Я не против. Некоторым не нравится, когда их жалеют, а я считаю: «Эй! Зато мне можно спать в библиотеке и читать ночами книги!». Где бы я была без чужой жалости? Вот такая я побирушка.

Взяв Пацанку за предплечье, Мэгги помогла ей встать на ноги. Она подняла велосипед и прислонила его к скамье.

– Можешь не запирать. Вряд ли в этом городе хоть кто-нибудь догадается его украсть.

Вик последовала за ней по тропинке через полоску тенистого парка к задней двери внушительного каменного храма книг. Библиотека была высечена в склоне холма, поэтому тяжелая железная дверь вела в подвал – во всяком случае, так подумала Вик. Мэгги достала ключ, открыла замок и толкнула дверь. Пацанка без колебаний вошла следом за ней. Она полностью доверяла Мэгги. Ей и в голову не приходило, что девушка могла завести ее в темный подвал с толстыми стенами, где никто не услышит ее криков. Вик инстинктивно догадывалась, что девушка, которая вместо сережек носит костяшки «Скраббл» и называет себя «побирушкой», не представляла большой угрозы. Кроме того, Вик хотела найти человека, который мог бы сказать ей, что она не сумасшедшая – что она не выжила из ума. Ей нечего было бояться Мэгги, если только Короткий Путь не мог привести ее в неправильное место – а такого, как догадывалась Вик, никак не могло произойти.

В комнате по другую сторону железной двери было на десять градусов холоднее, чем в парке. Вик ощутила запах огромного, заполненного книгами подвала и лишь потом увидела его – ее глазам понадобилось время, чтобы подстроиться к пещерной темноте. Она вдохнула аромат разлагающейся фантастики и забытых стихов, впервые осознавая, что зал, полный книг, пах как десерт: сладкая закуска из фиников, ванили, клея и таланта. Железная дверь захлопнулась за ними, с тяжелым лязгом ударив по раме.

– Если бы книги были девушками, – сказала Мэгги, – а чтение – перепихом, это был бы крупнейший дом терпимости в округе. Я с-с-стала бы самой безжалостной с-с-с-сутенершей во всем мире. Я бы шлепала девушек плеткой по ягодицам и отправляла бы их на акты с-с-соития так быстро и часто, как только могла.

Вик засмеялась, затем прижала руку ко рту, вспомнив, что обычно библиотекари не любят шум в читальном зале.

Мэгги повела ее через темный лабиринт шкафов среди узких коридоров со стенами высоких полок.

– Если тебе придется в спешке убегать отсюда, – сказала Мэгги, – ну типа от копов, просто запомни: держись правой стороны и дальше вниз по ступеням. Самый легкий способ уйти от погони.

– Думаешь, мне придется убегать из общественной библиотеки?

– Не сегодня, – ответила Мэгги. – Как тебя зовут? У тебя же есть имя, помимо прозвища?

– Виктория. Вик. Пацанкой меня зовет только отец. Он так шутит. Как ты узнала, что это мое прозвище, а не имя? И что ты имела в виду, когда говорила, что ожидала меня? Как ты могла меня ждать? Десять минут назад даже я сама не знала, что увижу тебя.

– Верно. Я все объясню. Но с-с-сначала позволь мне остановить кровотечение, и тогда мы перейдем к вопросам и ответам.

– Мне кажется, что вопросы важнее, чем мое колено, – сказала Вик.

Она помолчала, а затем с чувством непривычной робости сказала:

– Я кое-кого испугала своим мостом. Хорошего старика в моем городе. Боюсь, что я испортила ему жизнь.

Мэгги с усмешкой взглянула на нее. Ее глаза ярко блестели во тьме высоких полок. Осмотрев свою гостью, она тихо произнесла:

– Вроде Пацанка, а говоришь как взрослая. С прозвищем точно не ошиблись?

Уголки ее рта приподнялись в едва заметной улыбке.

– Если ты кого-то расстроила, то ведь не нарочно же. И я сомневаюсь, что ты причинила серьезный ущерб. Мозги у людей довольно гибкие. Немного пошумят и успокоятся. Пойдем. Пластырь и чай. И ответы на твои вопросы. Сюда.

Они вышли из лабиринта полок в прохладное открытое пространство – некое подобие обшарпанного кабинета. Он выглядел как кабинет детектива в старом черно-белом фильме, подумала Вик, а не кабинет библиотекарши с панк-прической. Внутри имелось пять важных предметов, необходимых для обители детектива: темно-серый письменный стол, просроченный календарь с красотками, вешалка для плащей, раковина с ржавыми пятнами и короткоствольный револьвер 38-го калибра, прижимавший какие-то документы. Еще здесь был большой аквариум, заполнявший полутораметровую выемку в одной из стен.

Мэгги сняла серую фетровую шляпу и швырнула ее на вешалку. В сиянии лампы, освещавшей аквариум, ее пурпурные волосы засияли, как тысячи неоновых нитей. Пока она наполняла водой электрический чайник, Вик подошла к столу и осмотрела револьвер, который на деле оказался пресс-папье с потертой надписью на гладкой рукоятке: СОБСТВЕННОСТЬ А. ЧЕХОВА.

Мэгги вернулась с пластырем и жестом попросила Вик сесть на краю стола. Та сделала, как ей было сказано, и поставила ногу на потертый деревянный стул. Когда она согнула ногу, жалящая боль в колене вновь полностью заполнила ее сознание. Вместе с ней возникла глубокая неприятная пульсация в левом глазном яблоке. Казалось, что глаз поместили между стальными зубьями какого-то хирургического инструмента и с силой сжали. Она потерла его ладонью.

Мэгги обработала колено Вик холодной мокрой тряпкой и смыла грязь с царапин. Девушка закурила, и дым от ее сигареты был сладким и приятным. Мэгги работала над ногой Вик со спокойным старанием механика, проверяющего в машине масло.

Вик бросила оценивающий взгляд на большой, размером с гроб, аквариум, встроенный в стену. Одинокий золотистый карп, с длинными усами, придававшими ему мудрый вид, вяло плавал в воде. Она взглянула еще раз и наконец поняла, что лежало на дне: не горка камней, а опрокинутые костяшки «Скраббл», целые сотни, но только с четырьмя буквами: «Р», «Ы», «Б», «А».

Сквозь дрожащее зеленоватое искажение стекол она видела то, что происходило с другой стороны. Там располагалась застеленная коврами детская библиотека. Около десятка ребят с матерями собрались полукругом вокруг женщины в аккуратной твидовой юбке. Та сидела в кресле, которое было слишком маленьким для нее. Она держала книгу таким образом, чтобы маленькие дети могли видеть картинки. Женщина читала им, хотя Вик не слышала ее через каменную стену и бульканье воздуха в аквариуме.

– Ты попала сюда в час ис-с-сторий, – сказала Мэгги. – Лучшее время дня. Единственный час, который я стараюсь не пропускать.

– Мне нравится твой аквариум.

– Пока вычистишь, три пота сойдет, – сказала Мэгги.

Вик сжала губы, чтобы не рассмеяться. Мэгги усмехнулась, и на ее щеках снова появились ямочки. Она очаровывала своим кругленьким личиком и ясными глазами. Как панк-рок-эльф Киблер.

– Это я насыпала туда костяшки «Скраббл». Я немного помешана на этой игре. Теперь дважды в месяц мне приходится вытаскивать их и мыть. Семь потов сойдет, пока вымоешь их все до единой. Тебе нравится «Скраббл»?

Вик снова посмотрела на сережки Мэгги и впервые заметила, что на одной была написана буква «Н», а на другой – буква «Х».

– Я никогда не играла в эту игру, – ответила Пацанка. – Хотя мне нравятся твои сережки. У тебя не возникало из-за них неприятностей?

– Нет. Никто не присматривается к библиотекарям. Люди боятся ос-с-слепнуть от нашей мудрости. Подумай сама! Мне двадцать лет, а я одна из пяти лучших игроков в «С-с-скраббл» в целом штате, хотя, думаю, это больше говорит об Айове, чем обо мне.

Она наклеила пластырь на царапины Вик и разгладила его.

– Так-то лучше.

Мэгги смяла сигарету в оловянной пепельнице, наполовину заполненной песком. Библиотекарша куда-то ушла, чтобы налить чая. Через минуту она вернулась с парой щербатых чашек.

На одной из них было написано: «БИБЛИОТЕКА: ЗДЕСЬ ГОВОРЯТ «Ш-Ш-Ш». Другая гласила: «НЕ ВЫНУЖДАЙ МЕНЯ ГОВОРИТЬ СВОИМ ГОЛОСОМ БИБЛИОТЕКАРЯ». Когда Вик взяла чашку, Мэгги наклонилась и открыла ящик. Обычно в таких ящиках детективы держат бутылку с алкоголем. Мэгги же достала оттуда старый фиолетовый мешочек из искусственного бархата, на котором бледными золотистыми буквами было отштамповано слово «Скраббл».

– Ты спрашивала, как я о тебе узнала. Как я предугадала твое появление. С-с-с-с-с…

Ее щеки покраснели от напряжения.

– «Скраббл»? Это как-то связано со «Скрабблом»?

Мэгги кивнула.

– С-с-с-спасибо, что закончила за меня предложение. Многие заики не любят, когда другие люди заканчивают их предложения. Но, как мы уже говорили, мне нравится, когда меня жалеют.

Вик почувствовала, как ее лицо запылало, хотя в тоне Мэгги не слышалось сарказма. Почему-то из-за этого стало только хуже.

– Извини.

Мэгги, казалось, ее не услышала. Она села у стола на стул с прямой спинкой.

– Значит, ты пересекла мост на своем велосипеде, – сказала Мэгги. – А можешь преодолеть крытый мост без него?

Вик покачала головой.

Мэгги кивнула.

– Нет. Ты используешь велосипед в своих грезах о мосте и едешь по нему, чтобы найти то, что потерялось. Я права? Найти то, что тебе очень нужно? Не важно, как далеко. Эти вещи всегда находятся на другой с-с-с-стороне моста. Верно?

– Да. Да! Только я не знаю, почему могу делать это и каким образом. Иногда я чувствую, словно воображаю поездки через мост. Иногда мне кажется, что я схожу с ума.

– Ты не сходишь с ума. Просто ты творчес-c-c-cкая личность. Очень творческая. Как и я. Ты используешь свой велосипед, а я – костяшки с буквами. Когда мне было двенадцать, я купила с-с-старую игру «Скраббл» на распродаже за доллар. Первое с-с-слово уже было выставлено. Увидев игру, я поняла, что должна ее получить. Мне нужно было ее купить. Я отдала бы за нее что угодно. А если бы она не продавалась, я схватила бы ее и убежала. Даже одно наличие «Скраббла» и первые броски в игре уже колебали реальность. Электрический поезд самостоятельно включился и побежал по рельсам. У машины на дороге сработала сигнализация. В гараже забубнил телевизор. И когда я увидела «Скраббл», он буквально спятил. Начал шипеть с-с…

– Статикой, – сказала Вик, забыв об обещании, которое дала сама себе моментом раньше, – ни в коем случае не заканчивать фразы Мэгги за нее, как бы сильно та ни заикалась.

Мэгги, казалось, была не против.

– Да.

– У меня было что-то в этом роде, – сказала Вик. – Пересекая мост, я слышу вокруг себя статику.

Мэгги кивнула, словно это не была самая удивительная вещь на свете.

– Несколько минут назад все лампы в здании мигнули. Во всей библиотеке отключилось электричество. Так я узнала, что ты близко. Твой мост «коротил» реальность. Как мои костяшки «Скраббл». Ты находишь вещи, а мои костяшки сообщают мне о различных вещах. Они сказали, что ты приедешь сегодня, и я смогу найти тебя на заднем дворе. Они сказали, что Пацанка приедет по мосту. Они твердят о тебе уже несколько месяцев.

– Ты можешь показать, как это работает? – спросила Вик.

– Наверное. Думаю, ты здесь отчасти ради этого. Возможно, мои костяшки «Скраббл» хотят тебе помочь.

Она развязала шнурок, сунула руку в мешочек и вытащила несколько костяшек, с грохотом бросив их на стол. Вик нагнулась, чтобы посмотреть на них, но это была просто мешанина из букв.

– Это о чем-нибудь тебе говорит?

– Еще нет.

Мэгги склонилась над буквами и начала раздвигать их мизинцем.

– А так что-нибудь скажет?

Мэгги кивнула.

– Потому что они волшебные? – спросила Вик.

– Вряд ли в них есть магия. Другие люди от них ничего не добьются. Костяшки «Скраббл» – это мой нож. То, чем я с-с-создаю дыру в реальности. Думаю, это должна быть вещь, которую ты любишь. Я всегда любила слова, и «Скраббл» дал мне возможность с ними играть. Пригласи меня на турнир по «Скрабблу», и кому-то там точно не поздоровится.

Она передвинула буквы таким образом, что они создали непонятную фразу:

ПАЦАНКА РАЗБОГАТЕЕТ А ЫМРА БЕКОНА НЕТ

– Что означает «ЫМРА»? – спросила Вик, рассматривая костяшки.

– Не обращай внимания. Я еще не выложила верное сообщение.

Мэгги нахмурилась и передвинула костяшки еще раз.

Вик отхлебнула чай. Он был горячим и сладким, но, сделав глоток, она почувствовала, как на лбу выступил холодный пот. Воображаемые щипцы, сжимавшие ее левое глазное яблоко, слегка сжались.

– Каждый живет в двух мирах, – рассеянно сказала Мэгги, рассматривая буквы. – Реальный мир со всеми его раздражающими фактами и правилами. В реальном мире есть истинные вещи и неправильные. В основном он отс-с-с-стой. Но еще каждый человек живет внутри своей головы. Во внутреннем мире, или инскейпе, – в своих мыслях. В мире, созданном мыслью, где каждая идея воплощается в реальность. Где эмоции такие же реальные, как сила тяжести. Сны, настолько мощные, что творят историю. Творческие люди – например, писатели вроде Генри Роллинса – проводят много времени в своих мысленных мирах. С-с-с-сильные фантазеры могут использовать нож, чтобы делать надрезы между двумя мирами или соединять их друг с другом. Например, твой велосипед или мои костяшки. Это наши ножи.

Она склонила голову и еще раз решительным образом повернула костяшки «Скраббл». Теперь они говорили:

РЕБЕНОК ПАЦАНКИ СТАНЕТ БОГАТЫМ РАЗДОЛБАЕМ

– Почему это богатым раздолбаем? – спросила Вик.

– Ты немного молода, чтобы иметь ребенка, – ответила Мэгги. – Пока трудно о чем-то говорить. Мне нужен еще один с-с-с…

– Значит, мой мост – воображаемый?

– Когда ты на велосипеде, он вполне реальный. В твоем внутреннем пространстве создается свой нормальный мир.

– Хорошо, возьмем твой мешочек «Скраббл». Обычный мешочек. Он не похож на мой велосипед. Он не выглядит как что-то невоз…

Пока Вик говорила, Мэгги взяла мешочек в руки, развязала шнурок и засунула внутрь руку. Костяшки защелкали и застучали, словно перемешались в ведре. Ее запястье исчезло внутри, потом локоть и предплечье. Мешочек был примерно сантиметров пятнадцать в глубину, но спустя мгновение рука Мэгги исчезла в нем по плечо. Искусственный бархат нигде не выпирал. Вик слышала, как она копалась внутри – все глубже и глубже. Казалось, что она перебирала тысячи костяшек.

Вик завопила от ужаса.

По другую сторону аквариума чопорная библиотекарша, читавшая детям, оглянулась по сторонам.

– Вот она – большая дыра в реальности, – сказала Мэгги.

Со стороны казалось, что ее левая рука исчезла по плечо, словно мешочек каким-то образом ампутировал ее руку.

– Я пробралась во внутреннее пространство и взяла нужные костяшки. Не в мешочке, а в своем уме. Когда я говорила, что твой велосипед и мои костяшки – ножи, разрезающие реальность, я выражалась далеко не образно.

Тошнотворное давление в левом глазу усилилось.

– Пожалуйста, – попросила она, – не могла бы ты вытащить свою руку из мешочка?

Свободной рукой Мэгги потянула пурпурный бархатный мешочек в сторону, вытянув вторую ладонь. Когда она опустила мешочек на стол, Вик услышала, как в нем брякнули костяшки.

– Жуть. Сама знаю, – сказала Мэгги.

– Как ты это делаешь? – спросила Вик.

Мэгги выпустила воздух, скорее похожий на вздох.

– Почему некоторые люди говорят на десятке инос-с-странных языков? Почему Пеле может сделать «ножницы» и забить мяч через голову? Я так понимаю, что для этого нужно обладать особым даром. Звездой экрана становится лишь один достаточно красивый, талантливый и удачливый человек из целого миллиона. Ни один человек из миллионной толпы не знает так много слов, как поэт вроде Джерарда Мэнли Хопкинса. Он знал о внутреннем пространстве! Он и дал ему это название. Кто-то становится звездой экранов, кто-то – лучшим игроком в футбол, а ты – с-с-суперсильной творческой личностью. Это немного странно, но рождаются же люди с глазами разного цвета. И мы не единственные, есть и другие. Я их встречала. На них мне указали костяшки «Скраббл».

Мэгги склонилась к своим буквам и начала их перебирать.

– Например, однажды я встретила девушку, которая была в инвалидной коляске – старинной и красивой вещи с белыми шинами. Девушка могла исчезать на глазах. Ей нужно было только качнуть свою коляску назад – на то, что она называла Изогнутым переулком. В свое внутренне пространство. Она выкатывала себя в переулок и как бы переставала с-с-существовать, но все еще видела, что происходит в нашем мире. Во всех цивилизациях нашего мира существуют сказания о людях, подобных мне и тебе… о людях, которые используют тотемы, чтобы выйти из реальности. Индейцы навахо…

Она вдруг замолкла, а лицо исказилось в печальной гримасе. Она смотрела на свои костяшки. Вик наклонилась вперед и тоже взглянула на них. Она едва успела прочитать фразу, прежде чем рука Мэгги превратила ее в кучу букв.

ПАЦАНКА МОЖЕТ НАЙТИ ПРИЗРАКА

– Что это значит? Что за Призрак?

Мэгги бросила на Вик косой взгляд, в котором страх смешался с извиняющейся просьбой.

– Ох, котенок, – прошептала Мэгги.

– Это какая-то потерянная вещь?

– Нет.

– Хочешь, чтобы я его нашла? Я могу помочь…

– Нет. Нет, Вик. Обещай мне, что не будешь его искать.

– Это парень?

– Это беда. Худшая из бед, которую ты только можешь представить. Тебе сейчас сколько? Двенадцать?

– Тринадцать. Практически.

– Ладно. С-с-с…

Мэгги снова замолчала, не в силах продолжать. Она судорожно вдохнула, прикусила нижнюю губу – причем впилась в нее зубами с такой силой, что Вик едва не расплакалась. Потом Мэгги выдохнула и продолжила вообще без каких-либо следов заикания:

– Значит, обещаешь.

– Но почему твой мешочек «Скраббл» хочет, чтобы ты знала, что я могу его найти? Почему он сообщил об этом?

Мэгги покачала головой.

– Это работает не так. Костяшки «Скраббл» ничего не хотят, как и нож… как и твой велосипед. С помощью «Скраббла» я получаю факты, которые были мне недоступны. Точно так же ты используешь открывалку для писем, чтобы вскрыть конверт. И это все равно что получить бомбу в письме. Способ разрушить свое маленькое эго.

Мэгги пососала нижнюю губу и несколько раз провела по ней языком.

– Почему я не должна его искать? – спросила Вик. – Ты сама говорила, что я приехала сюда лишь для того, чтобы твои костяшки рассказали мне что-то важное. Почему они сообщили об этом Призраке, если мне не нужно его искать?

Однако прежде чем Мэгги ответила, Вик наклонилась вперед и прижала руку к левому глазу. Воображаемые щипцы сжались так сильно, что глаз был готов взорваться, словно перезрелая виноградина. Не в силах сдерживать боль, она издала тихий стон.

– Выглядишь ужасно. Что случилось?

– Мой глаз. Он начинает болеть, когда я пересекаю мост. Возможно, это потому, что я засиделась с тобой. Обычно мои поездки заканчиваются быстро.

Если брать в расчет ее глаз и губу Мэгги, то разговор оказался травмирующим для них обеих.

– Девочка, о которой я тебе рассказала, – сказала Мэгги. – С инвалидной коляской. Когда она впервые начала использовать кресло-коляску, она была здорова. Кресло досталось ей от бабушки, и девочке просто нравилось с ним играть. Но если она слишком долго оставалась в Изогнутом переулке, ее ноги начинали неметь. К тому времени когда я встретила ее, она была полностью парализована от пояса и ниже. За подобные чудеса придется заплатить большую цену. Ты прямо сейчас расплачиваешься за то, что поддерживаешь мост. Ты должна ис-с-спользовать мост как можно реже.

– А какая цена у твоих костяшек? – спросила Вик.

– Открою тебе небольшой секрет: я не всегда з-з-з-заикалась!

Она снова улыбнулась своим окровавленным ртом. Вик не сразу догадалась, что на этот раз заикание Мэгги было притворным.

– Ладно, – продолжила библиотекарша. – Мы должны вернуть тебя. Если просидим здесь слишком долго, твоя голова взорвется.

– Тогда расскажи мне о Призраке, или тебе придется собирать мои мозги со стола. Я не уйду, пока ты мне все не расскажешь.

Мэгги открыла ящик, бросила туда мешочек «Скраббл» и затем чересчур громко захлопнула его. Когда она заговорила, в ее голосе впервые не было и намека на дружелюбие.

– Черт, не будь такой…

Она замолчала, либо от недостатка слов, либо из-за своего заикания.

– Пацанкой? – спросила Вик. – Что, начинаю соответствовать своему прозвищу?

Мэгги медленно выдохнула. Ее ноздри расширились.

– Я не шучу, Вик. Держись подальше от Призрака. Не все люди со способностями – хорошие. Я почти ничего не знаю о Призраке, кроме того, что он старик на винтажной машине. И эта машина – его нож. Только он использует ее, чтобы красть жизни. Призрак увозит детей на машине, и она что-то с ними делает. Он использует их – как вампир, – чтобы оставаться живым. Он забирает малышей в свое внутреннее пространство – плохое место, которое сновидит, – и оставляет их там. Из машины они выходят уже не детьми. Даже не людьми. Это с-с-с-существа, которые могут жить только в холодном воображении Призрака.

– Откуда ты это знаешь?

– Костяшки. Они начали говорить со мной о Призраке пару лет назад – после того, как он похитил ребенка в Лос-Анджелесе. Тогда он орудовал на Западном побережье, но из-за неких обстоятельств перебрался на восток. Ты видела новос-с-сти о пропавшей русской девочке из Бостона? Несколько недель назад. Она исчезла вместе со своей матерью.

Вик видела эти телевизионные репортажи. В их захолустье эту новость мусолили несколько дней. Мать Пацанки смотрела их с очарованием и ужасом. Пропавшая девочка была того же возраста, что и Вик, – темноволосая, худощавая, с неловкой, но привлекательной улыбкой. Милая бестия. «Ты думаешь, она умерла?» – спросила Линда у мужа, и Крис Маккуин ответил: «Если ей повезло».

– Девочка Грегорски, – сказала Вик.

– Верно. Водитель лимузина поехал за девочкой в отель, но кто-то опередил его и похитил Марту Грегорски и ее мать. Это был Призрак. Он выпил из малышки кровь и оставил ее с другими детьми, которых уже использовал. Он бросил ее в своем фантастическом мире. Во внутреннем пространстве, в которое никто не хотел бы попасть. Оно похоже на твой мост. Только больше. Намного больше.

– А что с ее мамой? Он тоже выпил ее кровь?

– Вряд ли. Он не может питаться взрос-с-слыми. Только детьми. Но у него имеется помощник вроде Ренфилда, который помогает ему похищать детей и избавляться от взрослых. Ты знаешь, кто такой Ренфилд?

– Кажется, приспешник Дракулы?

– Вроде того. Я знаю, что Призрак очень старый. У него было много Ренфилдов – он лгал им, наполнял их иллюзиями и, возможно, убеждал, что они герои, а не похитители детей. В конце концов он всегда ими жертвовал. Такова их с-с-судьба. Когда его преступления раскрывали, он перекладывал всю вину на одного из своих подручных. Призрак долгое время забирает детей и всегда остается в тени. Я сложила о нем все подробности, но не могу найти улики, которые позволили бы мне узнать его личность.

– Почему ты не можешь спросить его имя у своих костяшек?

Мэгги моргнула и печальным голосом, пронизанным смущением, сказала:

– Таковы правила. В «Скраббл» нельзя использовать настоящие имена. Вот почему костяшки сообщили, что мне стоит ожидать Пацанку, а не Викторию.

– Если я найду Призрака, узнаю его имя и то, как он выглядит, мы сможем его остановить?

Мэгги так сильно хлопнула ладонью по столешнице, что чайные чашки подпрыгнули. В глазах светились ярость… и страх.

– Перестань, Вик. Ты вообще меня слушала? Если ты найдешь Призрака, то умрешь. И будешь сама виновата! Думаешь, я хочу такой груз на своей совести?

– Но если мы ничего не сделаем, что будет с детьми, которых он похитил? Тогда мы обречем их…

Увидев лицо Мэгги, искаженное страданием и болью, Вик замолчала. Мэгги взяла салфетку «Клинекс» и протянула Пацанке.

– Твой левый глаз, – сказала она, отдавая ей влажную ткань. – Ты плачешь, Вик. Тебе нужно вернуться. Поспешим.

Вик не стала спорить, когда Мэгги взяла ее за руку, вывела из библиотеки и потащила вниз по тропинке в тень дубов.

Колибри пила нектар из бутонов на ближайшем дереве, жужжа крыльями, как маленькими моторчиками. Стрекозы поднимались над потоками нагретого воздуха. Их крылья сияли как золото под солнцем Среднего Запада.

«Роли» стоял на том же месте, где они его оставили, – у скамейки. Дальше виднелась однополосная асфальтовая дорога, которая огибала библиотеку; за ней – травянистое поле над рекой. И мост.

Вик потянулась к велосипеду, но прежде, чем она взялась за руль, Мэгги стиснула ее запястье.

– Скажи, это безопасно? Ты чувствуешь, что с-с-с-сможешь проехать по мосту?

– Раньше ничего не случалось, – ответила Вик.

– Звучит не очень обнадеживающе. Значит, мы договорились? Ты еще мала, чтобы искать Призрака.

– Ладно, – сказала Вик, поправляя велосипед и ставя ногу на педаль. – Я еще мала.

Сказав эти слова, она подумала о «Роли» и вспомнила, как впервые увидела его в магазине велосипедов. Продавец сказал, что он для нее великоват. Отец обещал купить велосипед, когда она подрастет. Затем три недели спустя, в ее день рождения, велосипед, украшенный бантом, стоял на дорожке – точно так, как она этого хотела. Ей даже в голову не приходило усомниться в своих ожиданиях. «Ну вот, – сказал ее отец. – Ты ведь повзрослела?»