Джим Батчер
Архивы Дрездена: Маленькое одолжение. Продажная шкура

Глава 3

– Ты совершенно уверен, что это были фэйри? – спросил Боб-череп.

Я насупился:

– Много ли ты знаешь существ, у которых плоть при соприкосновении с железом и сталью воспламеняется? И потом, Боб, мне кажется, я как-нибудь распознаю фэйри на расстоянии, с которого этот гад может сломать мне нос.

Я сидел у себя в лаборатории. Попасть в нее можно только через люк в полу моей расположенной в полуподвале гостиной, по складной деревянной стремянке. Лаборатория представляет собой бетонное помещение, в котором постоянно прохладно, чтобы не сказать холодно. Летом это хорошо. А зимой не очень, но я справляюсь.

Обстановку лаборатории составляют большой деревянный стол в центре помещения и окружающие его с трех сторон столы и скамьи поменьше. Свободного места они оставляют ровно столько, чтобы обойти вокруг большого стола. Все они сплошь заставлены и завалены необходимыми для нашего ремесла предметами, а все стены я увешал проволочными полками, которые можно задешево купить в «Уолмарте», и это добавило места для хранения, которого всегда не хватает. Полки заставлены самыми разнообразными емкостями, от маленького свинцового контейнера до полиэтиленовых пакетов, жестянок из-под леденцов или кожаного кисета, сделанного из – я не шучу – гениталий настоящего берберийского льва.

Мне его подарили. Не спрашивайте кто.

Помещение освещалось свечами, и блики огоньков играли на миниатюрных оловянных зданиях на большом столе – масштабной модели центральной части Чикаго. Еще я выкроил немного места, чтобы поставить письменный стол для Молли – должен признать, ее тетради и медленно, но верно растущий набор оборудования хранятся, несмотря на тесноту, в идеальном порядке.

– Что ж, похоже, кто-то продолжает настраивать против тебя Арктис-Тор, – сообщил Боб. Череп, в глазницах которого горели оранжевые огоньки, обитал на собственной полке – единственной, не забитой еще до отказа. Собственно, она вообще оставалась почти пустой, если не считать с полдюжины бульварных любовных романов в потрепанных бумажных обложках. Еще один свалился с полки и лежал на полу, как раз на заделанном в цементный пол серебряном кольце, которое служило мне магическим кругом. – Фэйри никогда не забывают обид, босс.

Тряхнув головой, я подобрал упавшую книгу и вернул ее на полку.

– Тебе не приходилось слышать о ком-нибудь вроде этих ребят?

– Мои познания о фэйри ограничены почти исключительно Зимними, – ответил Боб. – Те ребята, о которых ты говоришь, не напоминают никого из тех, с кем доводилось мне сталкиваться.

– Тогда с какой стати им участвовать в борьбе между мною и Арктис-Тором, а, Боб? – поинтересовался я. – Черт подери, да это даже не мы первые напали на столицу Зимних. Мы просто зашли туда уже после боя… и помахались немного с парнями, похитившими Молли.

– Может, их нанял кто-нибудь из Зимних сидхе. Это может быть кто-то из Диких. Ты ведь знаешь, у Диких разновидностей больше, чем у кого-либо другого. Возможно, это сатиры. – Огоньки в глазницах у черепа разгорелись ярче. – Слушай, а ты нимф там не видел? По логике вещей, где сатиры, там и нимфы – одна-две наверняка поблизости должны ошиваться.

– Нет, Боб.

– Ты уверен? Такие нагие девицы, убийственно хорошенькие, достаточно взрослые, чтобы уметь кое-чего, но достаточно юные, чтобы их это не заботило.

– Если бы я таких увидел, наверняка запомнил бы, – заметил я.

– Тьфу, – расстроился Боб, и огоньки у него в глазницах снова померкли. – Вечно у тебя все через задницу, Гарри.

Я помассировал рукой шею. От этого боль не стала меньше, но движение помогло мне хоть как-то занять руки.

– Кажется, я все-таки видел когда-то этих козлоподобных тварей, – сообщил я, – или читал о них. А может, о ком-то похожем. Куда там я сунул записи о ближних областях Небывальщины?

– Северная стена, зеленая пластиковая корзина под верстаком, – с готовностью отозвался Боб.

– Спасибо, – кивнул я и вытащил из указанного места тяжелую пластиковую корзину вроде тех, что выдают на входе в супермаркет.

Она была доверху наполнена книгами, по большей части рукописными, в кожаных переплетах, посвященными различным сверхъестественным явлениям. Кроме одной, которая представляла собой подшивку комиксов «Кельвин и Хоббс»; ума не приложу, как она туда попала.

Я выбрал несколько книг и положил их на ту часть стола, которая обозначала озеро Мичиган. Потом придвинул стул и принялся листать их.

– Как прошла поездка в Даллас? – поинтересовался Боб.

– Хм? А, хорошо, хорошо. Там одного преследовал Черный Пес. – Я бросил взгляд на висевшую на стене под полкой Боба карту Соединенных Штатов. Потом почти машинально выдернул из пробковой доски зеленую кнопку и воткнул ее в кружок, обозначавший Даллас, штат Техас, добавив ее к дюжине других зеленых и двум-трем красным, обозначавшим ложные тревоги кнопкам. – Со мной связались через Паранет, и я научил их, как заставить этого Фидо унести лапы из города.

– Эта сеть, что вы организовали с Элейн, действительно толковая штука, – заметил Боб. – Пескарям надо учиться действовать сообща, когда их желает слопать щука.

– Я предпочитаю думать об этом как об обучении воробьев давать отпор ястребам, – заявил я, возвращаясь на место.

– Так или иначе, это означает уменьшение размеров угрозы и – в перспективе – меньше работы для тебя. Конструктивная трусость. Очень изобретательно. Уважаю. – Голос его стал задумчивым. – Говорят, в Далласе лучшие стрип-клубы в мире, Гарри.

Я как можно суровее посмотрел на Боба.

– Если ты не собираешься мне помогать, по крайней мере хоть не мешай.

– О! – спохватился Боб. – Заметано.

Книга, которую я поднял с пола, шевельнулась и сама собой открылась на первой странице. Череп повернулся в сторону книги, и оранжевый свет из его глазниц принялся скользить по строкам.

Я пробежал по диагонали один старинный текст. Затем другой. Затем третий. Адские погремушки, я точно помнил, что в одном из них встречался с чем-то подобным.

– Сорвать с нее платье! – заорал Боб.

Видите ли, Боб-череп относится к дешевым бульварным романам очень серьезно. Следующая страница перевернулась с такой скоростью, что слегка порвалась. Боб обращается с книгами даже еще более жестоко, чем я.

– Ну вот, я же говорил! – продолжал орать Боб, перевернув еще несколько страниц.

– Они не могли быть сатирами, – пробормотал я вслух, пытаясь не сбиться с мысли. Нос распух и дико болел, да и шея тоже давала о себе знать. Боль такого рода быстро изматывает, даже если вы чародей, осваивавший основы оборонительной магии под градом бейсбольных мячей. – У сатиров человеческие лица. А у этих тварей – козлиные. Или бараньи.

– Козлы-оборотни? – предположил Боб, не отрываясь от чтения. Боб – дух интеллекта, так что умеет заниматься одновременно несколькими делами лучше, чем, скажем, почти кто угодно. – Или, возможно, козлоиды.

Я оторвался от чтения и подозрительно покосился на Боба.

– Что-то мне не верится, чтобы я раньше слышал это слово.

– Какое? – невинно удивился Боб. – «Козлоиды»?

– Козлоиды. Я глубоко убежден, что моя жизнь была бы полна и интересна и без этого слова или порождаемых им ассоциаций.

– Звезды и камни, – фыркнул Боб. – И легкий же у тебя характер, Гарри.

– Козлоиды, – буркнул я и продолжил поиски.

Перелистав пятую книгу, я наведался к корзине за новой партией. Боб оживленно комментировал свой роман, встречая одобрительными воплями каждую новую постельную сцену и с насмешками пролистывая все остальное, словно проматывал порнофильм.

Будь я проницательнее, это наверняка сказало бы мне много ценного о характере Боба. В конце концов, Боб – духовное существо, созданное единственно энергией мысли. Персонажи книги, которую он читал, если подумать, в некотором роде мало чем отличались от него: визуального образа они не имели, равно как и физических тел. Собственно, помимо графических знаков на бумаге, они существовали лишь в голове у читателя, формируясь в ней в меру таланта автора и читательского воображения. А значит, автор и читатель выступали, образно выражаясь, родителями визуализированных персонажей.

Может быть, читая свои книжки и представляя излагаемые в них события, Боб ощущал в этих бестелесных персонажах… Родственные души? Своих братьев и сестер? Сверстников? Или детей? И вообще, может ли существо вроде Боба развить в себе некую потребность в семье? А почему бы и нет? Это могло бы объяснить его неизменное восхищение тем, как придуманные персонажи живут на страницах почти материальной, плотской жизнью.

С другой стороны, эти придуманные персонажи могли выполнять для него ту же функцию, что для некоторых мужчин надувные женщины. В общем, знать это точно мне бы не хотелось.

Хорошо, что я не слишком проницателен.

Нападавших на нас тварей я обнаружил в середине восьмой книги – описание и рисунки.

– Черт меня побери, – пробормотал я, выпрямляясь.

– Что, нашел? – поинтересовался Боб.

– Угу, – сказал я и поднял книгу так, чтобы он мог видеть рисунок. Тот, по крайней мере, больше соответствовал оригиналу, чем большая часть полицейских фотороботов. – Если верить книге, я подвергся нападению бебек.

Книжка, которую читал Боб, сама собой закрылась. Боб издал странный, захлебывающийся звук.

– Эм… Мне не послышалось, ты сказал «бебеки»?

Я нахмурился, и он захихикал, лязгая челюстью о деревянную полку.

– Бебеки? – повторил он еще раз, давясь от смеха. – И мемеки?

– А что? – оскорбленно спросил я.

– Это прямо как в детском стишке. – Боб затрясся от хохота. – Можно сказать, тебя только что напугали карандашной надписью. Герои детского стишка.

– Что-то я не понял, кто и когда меня пугал, – буркнул я.

Боб едва не задыхался от хохота; с учетом того, что легких у него нет по определению, это впечатляло.

– Это все потому, что ты себя не видишь, – с трудом выдавил из себя он. – Нос у тебя распух, под глазами по фингалу. Больше всего ты сейчас напоминаешь енота. Напуганного к тому же.

– Ты не видел этих гадов в деле, – возразил я. – Сильные и весьма хитрые. И их было четверо.

– Тебя послушать, так это прямо Четверо Всадников, – хмыкнул Боб. – Только с собственными копытами!

Я нахмурился еще сильнее.

– Ладно, ладно, – сказал я. – Рад, что мне удалось тебя развлечь.

– Ох, не могу! – не унимался Боб. – Ох, спасите-помогите! Это четверо барашков! С карандашиками!

Я испепелил его взглядом:

– Ты упускаешь главное, Боб.

– Нет, этого просто не может быть, – хихикнул он. – Готов поспорить, все Зимние сидхе просто животики надрывают.

– Готов поспорить, что нет, – возразил я. – Я как раз об этом. Бебеки работают на Летних. Они входят в воинство Королевы Титании.

Боб разом перестал смеяться.

– Ой.

Я кивнул:

– После той истории в Арктис-Торе я бы мог понять, если бы на меня охотился кто-нибудь из Зимних. Но от Летних я ничего такого не ожидал.

– А разве не ты, – напомнил мне Боб, – можно сказать, почти что своими руками убил дочь Титании? Тысяча колото-резаных ран…

Я хмыкнул и кивнул.

– Угу. Но почему сейчас? Она могла послать убийц еще пару лет назад.

– Это не кто-нибудь, а фэйри, – сказал Боб. – Логика не входит в число их сильных сторон.

– Жизнь могла бы быть и проще, – вздохнул я и задумчиво побарабанил пальцами по книге. – Нет, тут что-то еще, нутром чую.

– Как высоко они находятся в иерархии Летних? – спросил Боб.

– Не на последнем месте, – ответил я. – У них репутация убийц троллей. Наверное, отсюда и детский стишок. Только в стишке бебека забодал медведя.

– Убийцы троллей… – задумчиво пробормотал Боб. – Троллей… Вроде тех, из личной охраны Королевы Мэб, которые валялись тогда, растерзанные, по всему Арктис-Тору?

– Именно так, – подтвердил я. – Но то, что я сделал тогда, взбеленило Зимних, а не Летних.

– Меня всегда восхищали твои способности по части взбеленить кого угодно.

Я мотнул головой:

– Нет. Должно быть, я сделал там что-то такое, что задело и Летних. – Я нахмурился. – Или помогло Зимним. Скажи, Боб, известно ли тебе…

Зазвонил телефон. После того как Молли едва не сломала шею, упав со стремянки, когда спешила ответить на звонок, я провел провод в лабораторию и подключил к нему второй аппарат. Старые ходики на полке утверждали, что времени уже далеко за полночь. Так поздно мне не звонят, если только не случилось какой-нибудь настоящей пакости.

– Напомни мне, что я собирался спросить, – бросил я Бобу и снял трубку.

– Это я, – сказала Мёрфи, даже не поздоровавшись. – Ты мне нужен.

– Очень тронут, – хмыкнул я. – Наконец-то признание. Романтическая музыка за кадром.

– Я серьезно, – сказала она.

Что-то в ее голосе подсказало мне, что ей действительно не до шуток.

– Куда? – спросил я.

Она продиктовала адрес и положила трубку.

Последнее время меня реже приглашают консультировать чикагскую полицию, а частые поездки в другие города по делам, связанным с обязанностями Стража, и вовсе почти не оставляют мне времени на сыскную работу. Жалованье Стража Белого Совета чародеев помогает мне избежать банкротства, но мой банковский счет все же понизился до той критической отметки, когда поневоле думаешь дважды, а то и трижды, прежде чем подписать очередной чек.

Лишний заработок мне очень даже не помешал бы.

– Это Мёрфи, – сообщил я Бобу. – Звонила по делу.

– В такой час по-другому и быть не могло, – согласился Боб. – Ты там смотри осторожнее, босс.

– Ты чего это вдруг такой внимательный? – удивился я, застегивая мой заговоренный кожаный плащ.

– Не знаю, хорошо ли ты знаком с детскими стишками, – сказал Боб, – но в той, про барашка, он здорово напугал всю звериную братию.

– Угу, – кивнул я. – Только в стишке он один, а здесь их было четверо.

Я задул свечи, поднялся из подвала и отправился на встречу с Мёрфи.

Бебеки. Господи Исусе.

Глава 4

Я стоял в толпе зевак, глядя вместе со всеми на пожар, когда один из дежурных копов привел ко мне Мёрфи.

– Почти не опоздал, – заметила она.

Голос ее звучал напряженно. Она приподняла полицейскую ленту и поманила меня за собой. Я уже нацепил на лацкан плаща свой маленький ламинированный бейджик консультанта.

– Чего так долго?

– Если ты не заметила, снега выпало с добрый фут, и он продолжает идти, – отозвался я.

Она покосилась на меня. Ростом Кэррин Мёрфи от горшка два вершка, а в куртке с меховым капюшоном она казалась и того меньше. Большие пухлые снежинки ложились на ее золотые волосы и поблескивали на ресницах, из-за чего голубые глаза ее казались ледяными.

– Твоя игрушечная машинка забуксовала, да? Что у тебя с лицом?

Я оглянулся на окружавших меня нормальных людей.

– В снежки играл.

– Готова поспорить, продул, – хмыкнула Мёрфи.

– Видела бы ты соперника.

Мы стояли перед небольшим пятиэтажным зданием – точнее, развалинами, оставшимися после того, как что-то разнесло строение к чертовой матери.

Взрыв или нечто аналогичное по разрушительной силе снесли с дома уличный фасад, словно кто-то отсек его невообразимо огромным топором. При желании можно было заглянуть в квартиры; правда, дым и снегопад мешали это сделать. Дом продолжал гореть. Обломки фасада усыпали проезжую часть и тротуары, повредив даже дома на противоположной стороне улицы, так что полиции пришлось перекрыть движение на квартал в обе стороны от места происшествия. Повсюду валялись битое стекло и обломки кирпича. В воздухе стоял едкий запах гари.

Несмотря на погоду, поглазеть на пожар собралось сотни две людей. Какая-то предприимчивая душа предлагала желающим горячий кофе из большого термоса, и я оторвал от сердца доллар за пластиковую чашку благословенного напитка, маленький пакетик сухих сливок и другой, чуть больше, – сахара.

– Куча пожарных машин, – заметил я. – Но «скорая» всего одна. И санитары согреваются кофе, в то время как остальные дрожат от холода. – Я отхлебнул из чашки. – Вот придурки.

– Здание не было заселено, – пояснила Мёрфи. – Реконструкция.

– Значит, обошлось без жертв. Что ж, уже хорошо.

Мёрфи бросила на меня загадочный взгляд:

– Согласишься сегодня поработать сдельно?

Я отхлебнул кофе, пытаясь скрыть разочарование. Я весьма рассчитывал на гонорар, по крайней мере за пару дней работы.

– У города уже не хватает средств на услуги консультантов, да?

– ОСР экономил на карманных расходах на случай, если вдруг понадобится твоя помощь.

На этот раз мне не удалось скрыть своих эмоций. Одно дело – получать деньги от городских властей. Совсем другое – брать их из кармана работающих в ОСР копов.

Отдел специальных расследований Чикагской полиции можно сравнить с прудом-отстойником. Все, что не вызывает интереса у других отделов полицейского управления, спускают в ОСР. По большей части это просто муторные дела, за которые никто не хочет браться, но встречаются и действительно труднообъяснимые случаи. В общем, ребятам из ОСР приходится расследовать все – от дождя из жаб до слухов об обитающей в канализации чупакабре, похищающей мелких домашних животных. Работа эта хлопотная, перспектив карьерного роста почти никаких, поэтому ОСР считается чем-то вроде палаты для хронических неудачников. На самом деле это не так, но сотрудники отдела, как правило, обладали парой общих черт: достаточным интеллектом, чтобы задаваться вопросами и консультироваться со специалистами в случаях, когда произошедшее не поддается объяснению с точки зрения здравого смысла, и непозволительным отсутствием способностей ориентироваться в мутных водах кабинетной логики.

Когда сержант Мёрфи была еще лейтенантом Мёрфи, отделом руководила она. С должности ее сняли за двадцатичетырехчасовой прогул в разгар самых напряженных часов расследования. Не могла же она объяснить начальству, что все это время брала штурмом ледяную цитадель в Небывальщине? Теперь отделом руководил ее старый сослуживец, лейтенант Джон Столлингс, и ему приходилось здорово изворачиваться, втискиваясь в урезанный начальством бюджет.

Вот вам и объяснение, почему единственному профессиональному чародею в Чикаго почти не предлагают работы.

Я бы обошелся без их денег. В конце концов, они в них не купаются. Но в то же время следовало брать в расчет их гордость. Отказаться от этих денег я тоже не мог.

– Сдельно? – переспросил я. – Черт возьми, мой банковский счет едва ли не меньше моральных принципов лоббиста табачных производителей. Пора переходить на почасовую оплату.

Несколько секунд Мёрфи свирепо смотрела на меня, потом хмуро кивнула. Гордость гордостью, но дело прежде всего.

– Итак, в чем здесь дело? – спросил я. – Поджог?

Она пожала плечами:

– Какой-то взрыв. Может, случайный. Может, и нет.

Я фыркнул:

– Угу. То-то ты меня при всяких случайностях зовешь.

– Пошли. – Мёрфи достала из кармана куртки респиратор и надела его.

Я порылся в кармане, достал бандану и тоже завязал ее, закрыв нос и рот. Для полноты образа мне не хватало только мятой широкополой шляпы и сапог со шпорами. Я есть тихий мучачо.

Она оглянулась на меня – выражения ее лица под респиратором я не разглядел – и повела в разрушенный дом. Там нас уже поджидал ее коллега.

Роулинс – коренастый мужчина лет пятидесяти пяти, и при откровенно избыточном весе в нем не больше мягкости, чем в армейском грузовике. Последний год он начал отращивать бородку, и седые волосы смотрелись особенно контрастно на фоне его темной кожи. Поверх полицейской куртки он набросил поношенное зимнее пальто.

– Дрезден, – улыбнулся он. – Рад вас видеть.

Я пожал ему руку.

– Как нога?

– Побаливает всякий раз, как меня пытаются выпереть на пенсию, – хмыкнул он. – Ох.

– Вы это, держитесь, – заявила Мёрфи, скрестив руки на груди. Похоже, разговор этот начался у них уже давно, но все еще был далек от завершения. – Вам семью кормить.

– Ну да, да, – вздохнул Роулинс. – Что ж, я буду на улице.

Он подмигнул мне и вышел. Он почти не хромал – могло быть и хуже после того, как Мадригал Рейт прострелил ему ногу. Что ж, рад за него. За себя я тоже рад – в конце концов, это я впутал его в ту историю.

– Держаться? – переспросил я у Мёрфи.

– Ничего конкретного, – ответила Мёрфи. – Но источники в руководстве всячески намекают на то, что ты персона нон грата.

Не могу сказать, чтобы это меня совсем не задело, и, боюсь, в голосе моем звучало больше горечи, чем мне хотелось бы.

– О, еще бы. То, как я помогаю городской полиции в делах, с которыми она сама не справляется, простить нельзя.

– Я все понимаю, – заверила меня Мёрфи.

– Мне еще повезло, что меня не обвинили в нарушении общественного порядка, нанесении ущерба чужому имуществу и не закатали в кутузку.

Она устало отмахнулась:

– Можно подумать, это тебе в новинку. Это же бюрократия.

– Ну да, если не считать того, что когда кого-нибудь исключают из членов сельского клуба, никто из-за этого не погибает, – заметил я. – По большей части, конечно.

Мёрфи пристально посмотрела на меня.

– Что ты хочешь, чтобы я делала в этой ситуации, Гарри? Я и так за все доступные мне ниточки дергала только для того, чтобы не потерять эту долбаную работу. Начальницей меня ни за что больше не сделают, так что шансов влиять на решения руководства у меня нуль.

Я стиснул зубы и почувствовал, как заливаюсь краской. Она не произнесла этого вслух, но должность и надежды на продвижение по службе она потеряла, прикрывая не чью-то, а мою спину в бою.

– Мёрф…

– Нет, – произнесла она очень спокойно и твердо. – Мне это, право же, даже интересно, Дрезден. Я плачу тебе из своего кармана, когда этого не делает город. Ребята в отделе тоже пускают шляпу по кругу, когда мы не можем обойтись без твоей помощи. Или ты думаешь, мы позволим тебе с голоду помереть?

– Адские погремушки, Мёрф! – вскинулся я. – Я же не о деньгах. При чем здесь деньги?

Она пожала плечами:

– Тогда чего ты обиженную физиономию строишь?

Я подумал немного.

– Тебе не стоит плясать вокруг всех этих аппаратчиков только ради того, чтобы тебе позволяли делать свое дело.

– Нет, – кивнула она. – В разумном мире не стоило бы. Но – на случай, если ты не заметил – этот мир не слишком разумен. И потом, сдается мне, ты тоже раз или два имел проблемы со своим начальством.

– Туше. – Я поднял руки. – И в яблочко.

Она невесело улыбнулась:

– Жаль, конечно, но пока все обстоит именно так. Ну, выплакался?

– К черту, – сказал я. – Давай показывай, что у тебя там.

Мёрфи мотнула головой в сторону засыпанного щебнем переулка между поврежденным зданием и его соседом, и мы двинулись туда, перебираясь через груды битого кирпича и обломки деревянных балок.

Мы углубились в переулок фута на три, когда в ноздри мне ударила знакомая серная вонь, ясно различимая даже сквозь запах гари. Так пахнуть может только одно.

– Вот черт, – пробормотал я.

– Мне показалось, пахнет чем-то знакомым, – заметила Мёрфи. – Как там, в крепости. – Она покосилась на меня. – И как в других случаях, когда… когда я ощущала этот запах.

Я сделал вид, что не заметил ее взгляда.

– Ага, – сказал я. – Это Адский Огонь.

– Это еще не все, – кивнула Мёрфи. – Идем дальше.

Мы одолели еще пару десятков футов завалов и добрались до неповрежденной части здания. Только что вокруг не было ничего, кроме обломков, а спустя шаг или два на всю высоту здания тянулась ровная кирпичная стена, верх которой терялся в клубах пыли, дыма и кружащегося снега. Целый кирпич обрывался рваной линией – везде, кроме одного места футах в пяти от земли.

В этом месте иззубренная линия сменялась абсолютно ровным полукругом.

Я нахмурился и шагнул ближе. Серный запах усилился, и до меня дошло, что стена в этом месте прожжена насквозь узким пучком чудовищной энергии, похожим на гигантское сверло. Я с трудом представлял себе, какая температура нужна для того, чтобы прожечь в толстом слое кирпича, бетона и стали дыру диаметром с баскетбольный мяч. Отверстие с оплавленными до стеклянной гладкости краями было изначально полным кругом, но обрушившаяся часть стены срезала половину.

Любой естественный источник подобного жара по меньшей мере обуглил бы стену соседнего здания и мостовую. Однако там, где я стоял, ничего подобного не наблюдалось – так, обычный уличный мусор, припорошенный кирпичной пылью… даже снег не растаял.

– Скажи чего-нибудь, – тихо попросила Мёрфи.

– Нормальный огонь не может быть такой концентрации, – сообщил я.

– Что ты хочешь этим сказать?

Я сделал руками неопределенный жест:

– Огонь, генерированный с помощью магии, остается огнем, Мёрф. Конечно, ты можешь создать чудовищную температуру и направить ее в нужную тебе сторону, но вести себя она будет так, как и положено жару. Я имею в виду, станет подчиняться законам термодинамики.

– Значит, разговор идет о сверхъестественном, – сказала Мёрфи.

– Ну, с формальной точки зрения сверхъестественное не является…

Она вздохнула:

– Скажи, Гарри, мы имеем дело с магией или нет?

Можно подумать, по запаху Адского Огня этого не ясно.

– Да.

Мёрфи кивнула.

– Ты время от времени вызываешь огонь, – сказала она. – И насколько я видела, и не раз, этот твой огонь способен на такие штуки, какие с обычным огнем не получатся.

– Конечно, – согласился я, осторожно проводя рукой по опаленным огнем кирпичам. Они еще не успели остыть. – Просто дело в том, что, вызвав огонь, им нужно потом еще и управлять – концентрировать, нацеливать в нужную сторону. А такой контроль требует дополнительной энергии, почти столько же, сколько изначальная генерация пламени. Если не больше.

– Ты мог бы сделать что-нибудь в этом роде? – Она махнула рукой в сторону разрушенного дома.

Когда-то давно она сформулировала бы этот вопрос совсем по-другому, и я занервничал бы из-за того, что в ее карманах прячутся пистолет и наручники. Но это и правда было очень давно. Хотя тогда я, вероятно, тоже не дал бы ей прямого ответа, как и сейчас.

– Чтоб мне гореть в аду, – тихо произнес я, не слишком, впрочем, метафорически. – Ни малейшей возможности. Начнем с того, что мне и половины такого количества энергии не набрать. А если бы все же ухитрился накопить, у меня не осталось бы сил, чтобы ею управлять.

Я на секунду закрыл глаза, пытаясь ощутить следы магических энергий, но клубившиеся в воздухе дым, пыль и продолжавшийся снегопад мешали мне. Во всяком случае, я никак не мог уловить схему, по которой могло строиться необходимое для такого огня заклятие.

Зато я обнаружил кое-что другое. Ось оплавленного отверстия шла не перпендикулярно к стене здания, а под небольшим углом к ней. Я нахмурился и оглянулся, пытаясь проследить, куда упирается невидимая ось.

Мёрфи знакома со мной не первый год, поэтому сразу же поняла, что я заметил что-то особенное. Я тоже знаю ее достаточно хорошо, поэтому обратил внимание, как она хмурится, сдерживая интерес, чтобы не мешать мне работать.

Я выпрямился и пересек улицу. Стена противоположного дома была запорошена снегом и пылью.

– Прикрой глаза, – посоветовал я сам себе и прищурился. Потом поднял правую руку и сосредоточился. – Ventas reductas, – пробормотал я.

На этот раз ветер, вызванный мной, отличался от того шквала, что я обыкновенно использую. Это был несильный, хорошо отрегулированный ветер. Он срывался с моей руки и дул на стену. То, чему я учил Молли, приносило пользу и мне самому: в частности, я переработал многие самые расхожие свои заклятия – быстродействующие, лишенные особой точности заклинания, к которым чародеи прибегают в самых отчаянных ситуациях. Я пытался обучить им Молли, но ей недоставало такой грубой силы, как у меня, так что вызов достаточно мощного порыва ветра едва не лишал ее чувств. Мне пришлось изменить формулу, чтобы она могла хотя бы умеренно использовать воздушную магию, и в результате нам удалось добиться вполне удовлетворительных результатов, сравнимых по мощности с электрическим феном.

Именно эту формулу использовал я сейчас для того, чтобы очистить стену от снега и пыли. У меня ушло на это полторы минуты, и, закончив, я уловил еще один запах сквозь серную вонь.

– Дважды черт, – сказал я.

Мёрфи шагнула ко мне и посветила на стену фонариком.

На очищенной от снега стене виднелся знак, начертанный чем-то густым, бурым, напоминающим по запаху кровь. Поначалу я решил, что это пентаграмма, но тут же увидел, в чем заключается разница.

– Гарри, – тихо произнесла Мёрфи. – Это человеческая?

– Скорее всего, – ответил я. – Нет эффективнее чернил для сильных заклинаний, чем кровь смертных. Вряд ли что-то иное могло содержать столько энергии, чтобы ее хватило на взрыв такой силы.

– Это ведь пентаграмма, да? – спросила Мёрфи. – Вроде той, что ты носишь на цепочке.

Я мотнул головой:

– Эта другая.

– Как это? – Уголок рта ее дернулся. – Чем она другая, если не считать крови?

– Пентаграмма – это символ порядка, – попробовал объяснить я. – Пять углов, пять сторон. Она олицетворяет силы воздуха, земли, воды, огня и духа. Она заключена в круг, касаясь углами его абриса. Это символ магии, находящейся под контролем человека. Сил, обузданных волей.

Я махнул рукой в сторону знака:

– А здесь, видишь? Углы звезды выходят далеко за пределы круга.

Она нахмурилась:

– Что это значит?

– Представления не имею, – признался я.

– Господи, – вздохнула она. – И за что мы тебе только платим?

– Ха-ха. Очень смешно. Послушай, если бы я и видел такой знак прежде, он все равно может означать разное для разных людей. Например, индуисты и нацисты одну и ту же свастику воспринимают совершенно по-разному.

– Но хоть догадки у тебя имеются?

Я пожал плечами:

– Навскидку? Не нравится мне все это – какое-то дикое сочетание пентаграммы и анархистского символа. Ничем не обузданная магия.

– Чародеи-анархисты? – предположила Мёрфи.

– Это только догадки, – сказал я.

Впрочем, нутром я ощущал, что предположение мое близко к истине, и Мёрфи, по-моему, тоже это почувствовала.

– Но для чего этот символ? – спросила Мёрфи. – Какой цели он служит?

– Отражать энергию, – ответил я. – Мне кажется, энергия, прокатившись по зданию, отразилась от этого знака, а это значит… – Я на ходу спрыгивал со ступеньки на ступеньку этого логического каскада. – Это значит, что прежде эта энергия должна была откуда-то взяться. – Я медленно повернулся, пытаясь прикинуть угол. – Входящий луч энергии должен был пройти через разрушенную часть здания и…

– Луч?

Я ткнул пальцем в полукруглую дырку в стене.

– Угу. Тепловая энергия, ужас какая сильная.

Она присмотрелась к оплавленной дырке.

– На вид маловата, чтобы развалить чуть не целый дом.

– Ей и не нужно, – сказал я. – Для взрыва, во всяком случае. Этот луч только прожег отверстие. Может быть, поджег по дороге дом, но сорвать фасад таким вот образом он не мог.

Мёрфи нахмурилась и склонила голову набок.

– Тогда что же это сделало?

– Как раз над этим я и думаю, – буркнул я.

По возможности прикинув направление луча, я быстро направился по переулку дальше. Пожарные продолжали поливать дом водой, и по дороге нам пришлось несколько раз перешагивать через шланги. Выйдя к заднему фасаду здания, я медленно двинулся вдоль него, подняв руку и прислушиваясь к любым следам магических энергий. Ничего похожего я не обнаружил, зато снова уловил запах Адского Огня, а спустя пару футов наткнулся на еще одну не-пентаграмму, идентичную первой, тоже скрытую под тонким слоем снега.