Джеймс С. А. Кори
Падение Левиафана
– Думаю, капитан хочет сказать, – вмешался Амос, – что ему не по вкусу использовать тебя как живой щит. Не то чтобы ты не согласилась – ты ведь такое уже проделывала. Но те, кто с другого конца ствола? Мы их не знаем, неизвестно, чего от них ждать, так что не стоит на них рассчитывать.
Тереза все хмурилась, но уже меньше.
– Да, – признал Джим, – так оно куда более красноречиво.
– Иногда мне и такое дается, – сказал Амос. Может быть, пошутил, а может, и нет. – Подготовить корабль к бегству? Реакторной массы у нас хватит на приличное ускорение.
– Помнится, у нас не хватало топливных пеллет?
– Верно, но остаток можно потратить, чтобы выбраться из Кроноса: внесем воду в список покупок, и порядок. Вот восстановители и правда поджимают.
Эта мысль притягивала его сильней гравитации. Включай двигатель, нацелься носом в подходящее кольцо и рви когти, пока враг не сцапал. Джим непроизвольно стиснул груши с кофе.
– Наоми, что скажешь?
Короткое молчание.
– Извини, я прослушала. О чем речь?
– Подготовить «Роси» к броску? Когда «Черный змей» наберет разгон, можно будет прорваться.
– Нет. – Он ждал этого ответа. – Они нас не опознали. Ударившись в бега, мы только навлечем подозрение. Лучше сойти за непричастных. Алекс? Просчитай, как нам перехватить «Белый дуб». Тот большой ледовоз у второго газового гиганта.
– Есть курс, – доложил Алекс.
Амос поерзал на скамейке.
– Капитан…
– Все нормально.
– Надо будет бежать, – сказала Наоми, – сбежим.
«Вечно нам надо бежать. И никакой передышки», – думал Джим. Говорить это вслух не было смысла.
Глава 2. Танака
Алиана нажала кнопку вейпа и глубоко затянулась. Пахнущий ванилью туман мягким теплым облачком наполнил легкие. Смесь никотина с тетрагидроканнабинолом и примесью какой-то экзотики. Экзотики, уравновешивающей сонливость от ТГК обострением восприятия. Шторы были задернуты, но свет по краям просачивался, поджигал пылинки радужными искорками. Алиана шевельнула ногой. Шелковистая простыня была ласковей тысячи миниатюрных любовников.
Тристан спал рядом, прижавшись к ее бедру подтянутой мускулистой задницей. И тихо похрапывал, изредка подергиваясь и вздыхая. Алиана понимала, что эти звуки кажутся ей милыми и очаровательными только потому, что она на взводе и после коитуса. Как только храп начнет раздражать, Тристан станет здесь лишним.
Опытным путем она отыскала два способа выживать при жестком авторитарном режиме. Первый – к нему прибегало большинство: быть тем, чем хочет видеть тебя власть. Марсу требовались верные солдаты, их он и штамповал, как принтер штампует детали. Алиана с годами успела понять, что принадлежит к их числу. Она видела, как соратники тщатся задавить или изгнать из души все не вполне марсианское, и порой им это удавалось.
Другой способ выжить: научиться получать удовольствие от тайны. Радоваться тому, что кажешься не тем, что ты есть. И отточить это умение. Оно напоминало сексуальное извращение, даже если не требовало тащить в койку младших по званию. Волнующее сознание, что обмолвка или оплошность могут привести к пуле в затылок, ей нравилось гораздо больше обычного секса.
Снисходительное, открытое общество, где занимаются тем же самым, не опасаясь последствий, свело бы ее с ума. Она с самого начала была в восторге от лаконского эксперимента, потому что мечта Дуарте, обернувшаяся сперва восстанием против Марса, а затем непрерывной чередой опасностей, кормила ее адреналином. Алиана этого не стыдилась. Знала, что собой представляет.
– Просыпайся, – сказала она, пальцем ткнув юношу в спину.
– Сплю, – промямлил Тристан.
– Знаю. А теперь просыпайся. – Она снова ткнула его пальцем. Десять часов в неделю они занимались борьбой и боксом. Пальчики у нее, если напрячь, были тверже железных стержней.
– Господи прокляни! – выговорил Тристан и перевернулся. Улыбнулся ей спросонья. Всклокоченные светлые волосы и гладко выбритые щеки с глубокими ямочками – чистый херувимчик с классического полотна. Рафаэлевский путти.
Еще разок затянувшись, Алиана протянула вейп ему.
Тристан покачал головой.
– Ты чего меня разбудила?
Она со вкусом потянулась на мягких простынях – ее тело едва умещалось на длинной койке.
– Я под кайфом, желаю трахаться.
Он с театральным вздохом повалился на спину.
– Алли, я отдал тебе всю жидкость до капли.
– Так ступай, выпей стакан воды, закуси соляной таблеткой и тащи задницу обратно в койку.
– Есть, есть, полковник! – рассмеялся Тристан.
Его смешок оборвался резким выдохом: «Уф-ф», – когда она навалилась ему на живот, лодыжками и ступнями прижала к матрасу бедра, а руками – запястья. Плечи и грудь у него были хорошей формы, но мягковаты: скорее как у здорового подростка, а не мужчины за двадцать. У нее руки были тонкие, жилистые, с мышцами бегуна на длинные дистанции, до основы обожженные постоянной нагрузкой и крепкие, как стальные пружины. Она легко пресекла его попытку шевельнуться, до хруста сжала пальцы – и он ойкнул.
– Алли, ты…
Она снова нажала, и он заткнулся. Видел, что она сердита. Она любила себя сердитой. И любила, чтобы он это видел.
– В этой комнате я Алиана, а ты Тристан, – медленно отчеканила она, не позволив наркотику сделать речь невнятной. – За ее дверями ты – капрал Ривс, а я – полковник Танака. И никогда не следует путать одно с другим.
– Знаю, – пробурчал Тристан. – Я пошутил.
– Не шути. Никаких смешков. Никаких оговорок. Мы с тобой держимся на строжайшей дисциплине. Любая твоя ошибка будет стоить мне как минимум позорной отставки.
– Я никогда не…
– И тебе, – словно он и рта не открывал, продолжала Алиана, – не понравится та я, с которой тебе тогда придется иметь дело.
Она уставилась на него сверху, дожидаясь, пока испуг перейдет в понимание. А потом выпустила запястья и слезла с него, легла рядом.
– Принеси и мне попить, хорошо?
Тристан молча встал и вышел. Алиана смотрела ему в спину, любуясь движением бедер и ягодиц, плавно сужающимся книзу силуэтом плеч и спины. Он был очень, очень хорош собой. Когда наступит неизбежный конец, она будет по нему скучать. Но это не отменяло неизбежности конца. Так происходило всегда. И это тоже было частью наслаждения.
Тристан скоро вернулся с двумя стаканами воды. Неуверенно остановился в ногах кровати. Алиана похлопала по простыне рядом с собой.
– Извини, если обидела.
– Да ничего, – ответил он, подал ей стакан и сел рядом. – Извини за ошибку. Ты трахаться не расхотела?
– Через минутку, – сказала она.
Минуту оба гулко глотали.
– Я тебя еще увижу? – спросил наконец он. Алиана отметила, что радуется звучащей в его голосе надежде.
– В этот раз мне придется задержаться на Лаконии, – ответила она. – Да, мне хочется снова тебя увидеть. Только надо помнить об осторожности.
– Понимаю, – сказал он.
Она знала, что он действительно понял. Она любила, чтобы игрушки были много моложе нее и младше чином. Так было проще. Но с дураками она время не проводила.
Жажда прошла, тепло из легких приятно расползалось к животу. Она протянула руку, накрыла ладонью его бедро.
– Думаю, нам надо бы…
У нее на столике звякнул ладонник. Она установила режим «Не беспокоить» – значит, входящий вызов был достаточно важен, чтобы устройство игнорировало запрет. Ладонник был хорошо натаскан и, вероятно, не ошибался. Она взяла его и посмотрела, кто вызывает. Из здания Государственного совета. Она включила связь без видео. Тристан, выскользнув из постели, потянулся за штанами.
– Добрый вечер, полковник. Это лейтенант Санчес из «Графиков и логистики». Вас ждут на совещании через два часа.
– Впервые слышу, – отозвалась она, нашаривая на столике отрезвляющие препараты. – Какая повестка, не скажете?
– Простите, полковник, у меня нет допуска к этим сведениям. В число участников вас включил адмирал Милан.
Конец забавам…
* * *
К зданию Государственного совета она подходила под дождем. Капельки покрыли мостовую темной блестящей пленкой. Невысокие горы за краем территории словно сошли с древней гравюры укиё-э Ёситоси или Хиросигэ. Атташе от научного директората ждал ее с чашкой кофе и зонтом. Она отмахнулась от того и другого.
Здание Государственного совета она знала неплохо. Чаще работала в поле, но завела немало друзей и профессиональных связей в высших эшелонах власти, чтобы, прилетая на Лаконию, частенько сюда заходить. Не бывала здесь после осады Лаконии, гибели строительных платформ и похищения или автоэмансипации Терезы Дуарте. Само здание за это время не изменилось. Литой бетон был по-прежнему прочен, букеты в вазах по-прежнему свежи. Охрана в отглаженной в острые стрелки форме по-прежнему непроницаема и сдержанна. Но все казалось каким-то хрупким.
Атташе провел ее в знакомый кабинет. Желтые стены из местной древесины с голубыми гербами Лаконии в панелях и две строгие кушетки. Адмирал Милан – заместитель командующего на время, пока верховный консул пребывал в уединении, а адмирал Трехо – в системе Сол, – сидел за большим столом. Он был крупный мужчина с тяжелым лицом, сединой в короткой щетине и выбритой головой. А по Марсу она знала его как закаленного годами службы космического волка, не терпевшего никаких глупостей и вспыльчивого, как барсук. И невероятно его любила.
У одной кушетки стоял лейтенант со значком радиоэлектронной разведки на синей флотской форме. Рядом, сложив руки на коленях и сплетя пальцы, сидел доктор Очида из научного директората. В тишине ощущалась неловкость прерванного разговора.
Нарушил молчание адмирал Милан:
– Мы здесь немножко задержались, полковник. Садитесь, мы скоро заканчиваем.
– Да, сэр, – отозвалась Танака и села.
Адмирал Милан взглянул на стоящего лейтенанта – Россифа, согласно именной нашивке, – и кончиком пальца начертил в воздухе кружок. Закругляйтесь.
– Система Гедара. Население не дотягивает до двухсот тысяч. Высокая концентрация расщепляемых материалов в верхних слоях коры, так что они там в последние годы пытались наладить глубинную добычу ископаемых. Сельское хозяйство существует, но до самодостаточности им еще десятки лет.
– Провал? – спросил адмирал.
– Двадцать три минуты одиннадцать секунд, – ответил Россиф. – Полный провал в сознании. Несколько погибших, некоторый ущерб инфраструктуре. В основном автомобильные аварии или падения с высоты. Согласно журналам, за несколько секунд до провала в кольцо вне графика вошли два тяжелых грузовика – отправились к летучим голландцам.
Доктор Очида прокашлялся.
– В этот раз отмечена одна странность.
– Более странная, чем всеобщее отключение мозгов на двадцать минут? – заинтересовался адмирал Милан.
– Да, адмирал, – ответил Очида. – Приборы показывают за время события еще потерю времени нового типа.
– Объясните.
– Сокращение, – сказал Очида. – Свет ускорился.
Адмирал Милан почесал шею.
– Мы по-разному понимаем слово «объясните»?
Танака сдержала улыбку.
– Проще говоря, скорость света есть функция от базовых характеристик вселенной. Скажем так… Причинно-следственные связи быстрее всего распространяются в вакууме. В Гедаре на двадцать с чем-то минут природа пространства-времени изменилась таким образом, что увеличилась скорость света. Световой лаг от кораблей у кольца Гедары до планеты чуть меньше сорока минут. Согласно записям приборов, на время события он уменьшился почти на четыре тысячи наносекунд.
– Четыре тысячи наносекунд… – повторил Милан.
– На двадцать минут в этой системе изменилась природа пространства-времени, – подчеркнул Очида и, не дождавшись должной реакции, изумленно округлил глаза.
– Ну что ж, – отозвался Милан, – это определенно следует обдумать. Спасибо за доклад, лейтенант, доктор. Вы оба свободны. А вы останьтесь, полковник.
– Да, сэр, – ответила Танака.
Когда двое вышли, Милан развалился на стуле.
– Выпить хотите? Есть вода, кофе, бурбон и травяное дерьмо, которое мои мужья называют чаем, – на вкус вроде сена.
– Я не при исполнении?
– Думаю, о соблюдении устава можете не волноваться, если вы об этом.
– Мне нравится, как звучит «бурбон», сэр, – ответила Танака.
Адмирал минуту повозился у стола и вернулся с бокалом резного хрусталя, на два пальца наполненным темной жидкостью с кружащимся в ней облачком.
– Ваше здоровье. – Танака пригубила напиток.
– Ну, – Милан, по-стариковски крякнув, сел на место, – и как понимать этот бред про скорость света?
– Не представляю, сэр. Мое дело – стрелять, а не ломать голову.
– За что я вас всегда и любил, – кивнул он и снова откинулся на спинку, переплетя пальцы в замок. На этот раз молчание было другим, и разгадать его Танака не сумела. – Так, между нами, старыми служаками, вы ничего не хотите мне сказать?
Она ощутила выплеснувшийся в кровь адреналин. Но не показала виду. Достаточно поднаторела в увертках.
– Не понимаю, о чем речь.
Он со вздохом склонил голову к плечу.
– Я тоже. Нахожу все это адски загадочным. А я уже не так молод, чтобы наступать на горло своему любопытству.
– И все же я искренне не понимаю, о чем идет речь.
Никто не хочет объяснить, зачем меня сюда вызвали? – Вызвал вас не я. Вас затребовал Трехо, а мне пришлось повозиться с оформлением.
Он достал настоящую папку из красного картона с серебряными завязками и протянул ей. Папка выглядела здесь неуместной, как каменные скрижали. Танака, прежде чем взять ее в руки, залпом допила остатки бурбона. Папка оказалась неожиданно легкой, серебряный шнурок легко развязался. Внутри лежал единственный лист трехслойного «безопасного» пергамента с кружевным плетением удостоверяющих документ металлических нитей. На листе была фотография Танаки, ее биометрический профиль, имя, ранг и идентификационный номер. И несколько строк, наделяющих ее статусом «Омега» в Лаконском директорате разведки по личному запросу офиса верховного консула.
Окажись там отрубленная голова, она бы меньше удивилась.
– Это… – начала она.
– Не шутка. Адмирал Трехо распорядился вручить вам ключи от своего королевства. Открытый доступ ко всем миссиям. Допуск к сведениям любого уровня секретности. Иммунитет от цензуры и судебных преследований на время работы. Очень мило. Вы и правда хотите сказать, что не знаете, в чем дело?
– Надо понимать, будет задание?
– Возможно, но какое – мне знать не дозволено. Вы посидите, а я выйду.
Как только адмирал Милан закрыл за собой дверь, система вывела на экран сообщение по связи. Через секунду на стене появился адмирал Трехо. Его она знала, сколько себя помнила. Глаза того же небывалого зеленого оттенка, но под ними набрякли темные мешки. Волосы поредели, кожа приобрела нездоровый восковой блеск. Видно, ему досталось.
– Полковник Танака, – начал он. – Я поручаю вам важнейшее для существования империи задание. Я надиктовываю это сообщение в перерыве между периодами жесткого ускорения от системы Сол. Если бы дело можно было отложить до возвращения в Лаконию, я ввел бы вас в курс лично. Отложить нельзя, придется так.
Она уставилась в свой бокал. Пустой, и до бутылки рукой подать, но ей вдруг расхотелось пить. Она вся обратилась в слух.
– Наверняка вы вместе со всей империей гадали, чем именно занимается в своем уединении верховный консул. Какой удар он готовит против сил, угрожающих нам из врат. Мне известно, что кое-кто предполагал его болезнь или недееспособность. И я должен откровенно сказать, что, когда я отбывал в систему Сол, верховный консул представлял собой пускающего слюни безмозглого идиота, не способного донести ложку до рта и подтереть себе задницу. Он пребывал в таком состоянии со времени удара, уничтожившего «Тайфун» и «Медину».
Танака глубоко вздохнула и выдохнула сквозь зубы.
– Доктор Кортасар посредством технологии протомолекулы значительно изменил организм верховного консула. Изменения дали верховному консулу некоторые… способности, не вполне документированные и не до конца исследованные к моменту смерти доктора Кортасара. А его фактически убил Дуарте. Махнул рукой – и расплескал гребаного маньяка по всей комнате. Я никогда подобного не видел. На данный момент это известно вам, мне, доктору Окойе из научного директората и Терезе Дуарте, бежавшей с диверсионной группой подполья после ее атаки на нашу технику. То есть противнику вообще, черт его побери.
Учитывая эти обстоятельства, вы поймете мою растерянность при появлении верховного консула в моем кабинете в системе Сол восемьдесят… восемьдесят пять часов назад. Датчики его не зарегистрировали. Он не взаимодействовал с материальными объектами и не оставил следов своего пребывания, доступных внешнему наблюдателю. Но он здесь был. И, пока вы не слишком насладились теорией «У Антона Трехо случился нервный срыв», есть и независимые свидетели. Только не в Сол.
Вскоре после того, как я пережил то, что пережил, Дуарте исчез из здания Государственного совета. Никаких «вот он есть, а вот его нету». Он надел штаны, сменил рубашку, попросил чашку чаю, вежливо поблагодарил лакея, после чего ушел с территории. С тех пор его ищут все планетарные датчики. Никто его не видит.
Мы имеем дело с тысячей колоний, гадающих, что осталось от власти. Мы имеем дело с находящимся вне измерений врагом, опытным путем подбирающим способ сдуть нас с лица вселенной. И я убежден, что решением обеих проблем окажется Уинстон Дуарте или та чертовщина, в которую он превратился. Вас я давно знаю и доверяю вам. Вам поручается найти его и вернуть. Вы уже получили карт-бланш, а я гарантирую, что и счетов к оплате вы не увидите. Мне плевать, сколько вы потратите – деньгами, оборудованием, жизнями, – лишь бы вернули Уинстона Дуарте оттуда, где он есть. Если он не пожелает вернуться, убеждайте всеми способами, лишь бы в конце концов он оказался в нашем распоряжении.
Доброй охоты, полковник.
Запись кончилась. Танака развалилась на кушетке, раскинула руки, как птица расправляет крылья. Колесики в мозгу уже вертелись. Все странности, потрясающее откровение, связанная с ним угроза. Все это она уже усвоила. Все прочувствовала. И еще пришло спокойствие предстоящей работы и неожиданно глубокое удовольствие от врученной ей власти.
Тихо открылась дверь, вошел адмирал Милан.
– Все в порядке?
Танака расхохоталась.
– Чего нет, того нет.
Глава 3. Наоми
Они дали «Черному змею» отойти подальше от кольца – настолько, что для перехвата ему потребовалось бы тяжелое, а то и недопустимое ускорение. Дольше того Наоми не вытерпела.
Через три часа после этого лаконский фрегат ударил их направленным лучом, формально и строго запросив объяснения, что это они вытворяют.
– Говорит «Винсент Су», свободный торговец на контракте с корпорацией совместной ответственности «Атмосфера» с Земли. Везем образцы для контроля качества. Открытые контракты и разрешения прилагаю. Повторяю…
Голос синтезировали из десятка мужских голосов, так перемешанных системой «Роси», что лаконцы, даже распознав подделку, не сумели бы проследить источники. «Винсент Су» существовал в действительности, подпись его двигателей и силуэт корпуса напоминали нынешний, модифицированный «Роси», только он не покидал пределов Солнечной системы. И приложенные к сообщению контракты, если глубоко не копать, сошли бы за подлинные. Более правдоподобной маскировки Наоми соорудить не сумела.
– Не отвечают, – сказал Алекс.
Они оба сидели в рубке. Освещение приглушили. Хотя Наоми заметила, что даже приглушенный свет Алекс теперь настраивает поярче – глаза уже не молодые.
– Не знаю, хорошо это или плохо, – отозвалась Наоми.
– А хорошо бы знать.
– Если погонятся за нами, паля из всех орудий, – значит, плохо.
– Да, – кивнул Алекс, – верно говоришь. Хотя, по мне, могли бы передать: «Эй, там, мы решили вас не загонять и не убивать». Хоть из вежливости.
– На таком расстоянии мы заранее увидим несущуюся к нам жестокую погибель. Такое не пропустишь.
– Ну, слава богу хоть за это.
Шли минуты. «Черный змей» не отвечал и не разгонял двигателей для погони, и Наоми с каждой минутой чувствовала, как гаснет страх смерти или плена, а нарастает страх перед переходом. Ей уже с трудом верилось, что было время, когда ее жизнь не состояла из скачков от травмы к травме – как по камешкам в декоративном саду. Не один десяток лет прохождение сквозь кольцо вызывало разве что мимолетную тревогу. Да, при слишком плотном движении корабль мог обратиться в летучий голландец: просто исчезнуть из мира, бог весть куда или никуда. Но риск был сравним с другими. С тем же успехом им могло разбить двигатель попаданием микрометеорита. Могла отказать магнитная ловушка, залив реакцией расщепления весь корабль. Ее саму мог хватить удар.
Когда-то кольца работали по правилам.
Правила, установленные людьми, регулировали поток движения. Нечеловеческие правила ограничивали количество материи и энергии, которое можно было отправить сквозь врата за определенный период, не прогневив темных кораблеядных богов.
Теперь никаких правил.
– Как ты думаешь, сколько кораблей нас ищет? – спросил Алекс.
– Ты о том, сколько у них вообще кораблей или сколько в этой группе охотников?
Алекс помолчал, поцокал тихонько языком.
– Оба ответа меня не порадуют, да?
– Сколько у нас времени до врат?
– Если не тормозить перед прохождением, около восемнадцати часов.
Наоми отстегнулась и встала с кресла. Палуба толкнулась ей навстречу – гравитация ускорения около половины g.
– Отдохну немножко. Если кто-то решит нас пристрелить, вызовешь.
– Вызову, – сказал Алекс ей в спину и добавил: – Как Джим?
Наоми оглянулась. В свете экрана лицо Алекса стало голубоватым. Редкая белая щетина на висках и затылке напоминала картинки снега на черноземе, а мягкий взгляд говорил, что это, в сущности, был не вопрос.
– Да знаю я, – отозвалась она. – А что делать?
Спускаясь на жилую палубу, она вслушивалась в успокоительный гул корабля. Столько лет провела с «Роси», что научилась по звуку судить о его здоровье. И, даже не зная, что они вывели двигатель из равновесия, поняла бы это по бормотанию, поскрипыванию палуб.
Пока Джим был в плену на Лаконии, Наоми по нему тосковала. Тосковала по себе – той, с которой он был рядом. Когда он вопреки всякой вероятности вернулся, она оказалась к этому не готова. Не позволяла себе надеяться, потому и не продумала, как это будет.
Койка-амортизатор была переделана на двоих. При особенно жестком ускорении кто-то из них мог перейти в свободную каюту, а чаще – в амортизатор рубки. Двойная кровать обеспечивала не оптимальное функционирование, а качество жизни. Радость просыпаться не в одиночестве. Близость, когда видишь человека спящим, ощущаешь его дыхание. На клеточном уровне сознаешь, что не одна.
Она застала Джима спящим. Он все еще был худее, чем ей помнилось до его тюремного срока. И до ее срока в самоизгнании. Возможно, просто от седины, но веки казались темнее, чем были, словно их залили неизлечимые синяки. И тело даже во сне оставалось напряженным, словно он готовился встретить удар.
Она уверяла себя, что он поправляется, и, вероятно, не обманывалась. Она чувствовала, что и сама меняется с течением дней и недель. Позволяет себе немного продвинуться туда, куда не давала себе доступа, пока они были в разлуке. Все стало не так, как раньше. Бобби нет. Клариссы нет. Амос превратился во что-то такое, от чего у нее, стоило об этом задуматься, мурашки ползли по коже. Зато появилась Тереза со своей собакой – постоянные пассажиры и в то же время постоянная угроза. Но даже такая жизнь была ближе к тому, на что она смела надеяться. Семья, уж какая ни есть, снова собралась вместе. Иногда это утешало. Иногда превращалось в ностальгию по тому, что вернуть невозможно.
Будь у них время остановиться, опомниться, пройти декомпрессию, может, удалось бы спасти что-то еще, но времени не было.
Она легла с ним рядом, пристроила голову ему на согнутый локоть. Джим шевельнулся, приоткрыл один глаз. Улыбка у него осталась прежней – светлая мальчишеская радость от того, что она здесь. И Наоми улыбнулась в ответ.
– Привет, соблазнительница, – сказал Джим. – Я что-то пропустил?
«Годы, – подумала она. – Ты пропустил годы». Проглотила невысказанную правду и улыбнулась. – Ничего важного.
* * *
– Я, правду говоря, не прочь бы притормозить, – сказал Алекс.
Наоми как раз отправляла объедки в камбузный утилизатор. Они снизили тягу, и чмоканье засасывавшего остатки еды вакуума прозвучало почти так же громко, как голос Алекса из динамика. На стенном экране висело кольцо системы Кронос на фоне звезд – неестественная темнота. Искажение материи на его периметре было различимо только благодаря обработке системой «Роси». Система с каждой секундой сокращала увеличение. Кольцо имело в поперечнике тысячу километров, расчетное время до прохождения составляло двенадцать минут, но невооруженным глазом его все еще было не разглядеть.
– Кто тебе мешает нажать на тормоза? – спросила Наоми. – Только если в пространстве колец нас ждет недружелюбная встреча, им так будет проще в нас попасть.
– Мне бы хотелось зарядить рельсовую пушку, – объяснил Алекс. – Но ты не разрешила, вот я и сублимирую.
– Можешь перепроверить торпеды и ОТО.
– Этим уже занимаются Амос с Терезой. Как бы не подумали, что я им не доверяю.
– Можешь заложить заряды на корпусе, чтоб сорвать при нужде маскировочные пластины.
Алекс протяжно вздохнул. Джим с другого конца камбуза одобрительно показал ей большой палец.
– Да, так и сделаю, – сказал Алекс. – Хотя на самом деле мне бы рельсовую.
– На той стороне заряжай, сколько душе угодно, – утешила Наоми.
– Все обещаниями кормишь.
Щелчок сказал ей, что Алекс прервал связь. Увеличение обзора кольца продолжало сокращаться. Наоми вызвала на экран маленькое окно с задним видом. Помехи от их двигателя сделали изображение размытым и зернистым, весьма приблизительным, но она и на таком поняла, что «Черный змей» их не преследует.
– Не вижу транслятора, – отметил Джим. – Наш они подорвали, а своего, похоже, не оставили.
– Я тоже заметила. О координации с той стороной не думают. Так что есть хотя бы шанс, что мы гоним не в ловушку.
– О да!
Осталось десять минут.
– Готовность? – спросила Наоми.
Вместо ответа Джим подтянулся к захвату на стене и оттолкнулся в сторону центрального лифта. Наоми вышла на связь с Амосом.
– Мы занимаем посты в рубке. Не то чтобы ждали неприятностей, но на случай…
– Слышу тебя, босс. Щен уже в конуре, на случай болтанки.
Под «болтанкой» он подразумевал маневры уклонения от огня.
– А Тереза?
Опять эта странная пауза перед ответом.
– Мы пристегиваемся в машинном. Если что нужно, только скажи.
Наоми отключила связь и двинулась вслед за Джимом. Лифт ждал вызова внизу, а они проплыли по пустой шахте до уровня командной палубы. Заняли свои обычные места, подтянули крепления, развернули экраны, чтобы сразу увидеть, не ждет ли за переходом опасность. Кольцо оставалось на месте, только теперь телескопическое изображение захватывало меньше звезд вокруг.
– В рубке готовы, – доложила Наоми.
– В кабине, – отозвался Алекс.
– Да, – сказал Амос. – У нас порядок. Работайте.
Счетчик показал зеро. Джим резко втянул воздух. Кольцо, моргнув, перескочило в зернистое заднее окно – структура та же, только теперь позади и удаляется. Сразу погасли все звезды.
– Вот и проскочили, – сказал Алекс. – Угроз не наблюдаю, только тесновато, скажу я вам. Сейчас перевернусь и приторможу, пока не разберемся, куда летим.
Он все-таки включил предупреждающий сигнал, и после мгновенного головокружения верх и низ поменялись местами. Гелевые подушки давили Наоми на спину. Она уже вывела на экран тактическую схему.
Пространство колец – про себя она все еще называла его Медленной зоной, хотя жесткое ограничение скорости давным-давно отключили Джим с протомолекулярным симулякром детектива Миллера, – занимало места чуть меньше, чем солнце системы Сол. В нем мог бы уместиться миллион Земель, а сейчас находилось только тысяча триста семьдесят одно кольцо, одна загадочная станция в центре и пятьдесят два корабля, считая «Роси», – каждый на своем переходе. Алекс был прав. Тесновато. Опасно.
– Как считаешь, сколько мы потеряли? – спросил Джим.
Оглянувшись, она увидела перед ним ту же схему.
– Кораблей подполья?
– Нет, «мы» в широком смысле. Все. Лаконцы, подполье, гражданские, которые всего лишь пытались доставить товар туда, где его ждут. Как считаешь, сколько потеряли?
– Не могу сказать, – ответила она. – Никто уже не считает. Война.
Она поставила «Роси» задачу опознавать корабли по сигналам транспондеров, подписи двигателя, термальному профилю и силуэтам и отмечать любые отклонения от ожидаемого, а также помечать все корабли, связанные, насколько известно, с подпольем или Лаконской империей. Через три секунды корабль выдал список с перекрестными ссылками и удобным интерфейсом. Наоми досталась человеческая работа – все это пролистать. Из союзников Лаконии ближе всех к ним находился грузовик «Восемь принципов бусидо» с Бара Гаона и дальний разведчик «Летучий буйвол», базировавшийся в Сол, но принадлежащий сетевой корпорации, после капитуляции Земли и Марса моментально подчинившейся Дуарте. Ни тот ни другой не военные, и оба представлялись Наоми скорее вынужденными союзниками, чем верными последователями дела Лаконии. Так или иначе, официальная лаконская иерархия на них не распространялась.
Из связанных с подпольем был, насколько она знала, только независимый астероидный прыгун, летавший под именем «Ядовитая сука», хотя в регистре числился как «Розовый поцелуй». Если за этим стояла какая-то история, Наоми она вряд ли интересовала.
И еще в пространстве плавала «бутылка».
– Из ваших? – спросил Джим.
– Надеюсь, – сказала Наоми. – Посмотрим.
Было время, когда человечество располагало довольно надежной сетью связи. Направленные в систему радиосигналы подхватывались релейными станциями у колец. Этим трансляторам хватало мощности перекричать помехи во вратах или физически пройти их, имея приемники на обеих сторонах. Расположенная посреди пространства колец станция «Медина» обслуживала трансляторы и мониторила поток передач. Много десятилетий сообщение с Земли на Бара Гаон и ответ на него укладывались в одни сутки даже тогда, когда на связь выстраивалась длинная очередь. После гибели «Медины» и восстания подполья все это пропало.
Теперь тринадцать сотен миров общались через непостоянную лоскутную систему передаточных станций, отправляли сообщения кораблями и модифицированными торпедами, которые Наоми назвала бутылками. Та, о которой сейчас шла речь, была усовершенствованной конструкции: настроена на сбор и накопление предназначенных для Наоми входящих сообщений подполья и хранение их до особого сигнала. Система была далека от совершенства, Наоми не сомневалась, что немало теряется по дороге, зато она легко проверялась, трудно подделывалась, и проследить ее было почти невозможно.
