Джеймс Фенимор Купер
7 лучших историй для мальчиков

– Все же нельзя сидеть здесь сложа руки, – прибавил он. – То, что хотели предпринять до предательства Айртона, по-моему, теперь еще более необходимо, чем раньше.

– Что вы хотите сказать, Джон? – спросил Гленарван.

– Я хочу сказать, что нам срочно необходима помощь, и раз нельзя отправиться в бухту Туфольд, надо отправляться в Мельбурн.

– Но это рискованная попытка, Джон, – сказал Гленарван. – Не говоря уже обо всех опасностях этого путешествия в двести миль по неизвестному краю, надо принять во внимание еще и то, что все дороги и тропы, вероятно, отрезаны сообщниками Бена Джойса.

– Я это знаю, сэр, но знаю также и то, что подобное положение не может продолжаться. Айртону, по его словам, требовалась неделя, чтобы доставить сюда матросов с «Дункана»; я же берусь вернуться с ними на берега Сноу через шесть дней. Так как же, сэр? Каковы будут ваши приказания?

Гленарвана опередил Паганель.

– Я должен высказать одно соображение, – сказал он. – Ехать в Мельбурн надо, но я против того, чтобы этим опасностям подвергался Джон Манглс. Он капитан «Дункана» и поэтому не должен рисковать своей жизнью. Вместо него поеду я.

– Хорошо сказано! – похвалил майор. – Но почему именно вам надо ехать?

– А мы разве не можем? – в один голос воскликнули Мюльреди и Вильсон.

– А меня, вы думаете, испугает путешествие в каких-нибудь двести миль, да еще верхом? – сказал Мак-Наббс.

– Друзья мои, – заговорил Гленарван, – раз один из нас должен ехать в Мельбурн, то давайте бросим жребий… Паганель, пишите наши имена.

– Во всяком случае, не ваше, сэр, – заявил Джон Мангле.

– Почему? – спросил Гленарван.

– Как можете вы покинуть миссис Элен, да притом еще тогда, когда не зажила ваша рана!

– Гленарван, вам нельзя покидать экспедицию! – воскликнул Паганель.

– Я тоже против этого, – сказал Мак-Наббс. – Ваше место здесь, Эдуард, вы не должны уезжать.

– Поездка предстоит опасная, и я не хочу взваливать мою долю опасности на других… – возразил Гленарван. – Пишите, Паганель. Пусть мое имя будет смешано с именами моих товарищей.

Спутникам Гленарвана пришлось подчиниться его решению. Имя Гленарвана присоединили к другим именам. Стали тянуть жребий, и он пал на Мюльреди. У отважного матроса вырвалось радостное «ура».

– Сэр, я готов пуститься в дорогу, – отрапортовал он.

Гленарван пожал руку Мюльреди и направился к колымаге, а майор и Джон Манглс остались на страже.

Элен немедленно узнала о принятом решении послать гонца в Мельбурн, а также и о том, на кого пал жребий. У нее нашлись для честного матроса слова, тронувшие его до глубины сердца. Все знали Мюльреди как человека храброго, толкового, неутомимого, и, конечно, жребий ни на кого не мог пасть более удачно.

Отъезд Мюльреди был назначен на восемь часов вечера, тотчас же после коротких австралийских сумерек. Вильсон взял на себя снарядить лошадь. Ему пришло в голову заменить на ее левой ноге изобличительную подкову с трилистником другой, снятой с одной из павших ночью лошадей. Благодаря этому, думалось ему, каторжники не будут в состоянии распознать следы Мюльреди, а гнаться за ним, не имея лошадей, они не смогут.

В то время как Вильсон был занят лошадью, Гленарван занялся письмом Тому Остину. Он не мог писать из-за раненой руки и попросил сделать это Паганеля. Ученый, видимо поглощенный какой-то навязчивой мыслью, казалось, не замечал того, что творится вокруг него. Надо сказать, что среди всех этих тревожных обстоятельств Паганель думал лишь об одном: о неверно истолкованном документе. Он всячески переставлял слова, стремясь извлечь из них новый смысл, и с головой ушел в эту работу.

Конечно, он не расслышал просьбы Гленарвана, и тот принужден был ее повторить.

– А, прекрасно! Я готов! – отозвался Паганель. Говоря это, он машинально вырвал листок из своей записной книжки, взял в руки карандаш и приготовился писать.

Гленарван начал диктовать следующее:

– «Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести «Дункан»…

Паганель дописывал это последнее слово, но тут его глаза случайно остановились на валявшемся на земле номере «Австралийской и Новозеландской газеты».

Газета была сложена, и из названия виднелось лишь слово «зеландская». Карандаш Паганеля вдруг остановился: географ, по-видимому, совершенно забыл и о Гленарване, и о его письме, и о том, что ему диктовали.

– Паганель! – окликнул его Гленарван.

– Ах! – воскликнул географ.

– Что с вами? – спросил майор.

– Ничего, ничего, – пробормотал Паганель. Потом он зашептал про себя: – Зеланд… ланд… ландия!

Он вскочил и схватил газету. Он тряс ее, стараясь удержать слова, рвавшиеся с уст.

Элен, Мэри, Роберт, Гленарван с удивлением смотрели на географа, не понимая, чем могло быть вызвано его волнение.

Паганель походил на человека, внезапно сошедшего с ума. Но нервное его возбуждение длилось недолго. Ученый мало-помалу успокоился. Радость, светившаяся в его глазах, угасла. Он сел на прежнее место и сказал спокойно:

– Я к вашим услугам, сэр.

Гленарван снова принялся диктовать письмо. В окончательном виде оно гласило: «Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести «Дункан», придерживаясь тридцать седьмой параллели, к восточному побережью Австралии».

– Австралии? – переспросил Паганель. – Ах да, Австралии!..

Закончив письмо, географ дал его на подпись Гленарвану. Тот кое-как подписал – ему мешала его рана. Затем письмо было запечатано, и Паганель еще дрожащей от волнения рукой написал на конверте:

«Тому Остину, помощнику капитана яхты «Дункан», Мельбурн».

Вслед за этим он покинул колымагу, жестикулируя и повторяя непонятные слова:

– Ландия! Ландия! Зеландия!

Глава XXI
Четыре томительных дня

Остаток дня прошел без происшествий. Все приготовления к отъезду Мюльреди были закончены. Честный матрос был счастлив, что может доказать Гленарвану свою преданность.

К Паганелю вернулись его хладнокровие и обычная манера держать себя. Правда, по его виду можно было догадаться, что он о чем-то беспрерывно думает, но решил скрывать свою заботу. Без сомнения, у него были на это серьезные причины, ибо майор слышал, как он повторял, словно борясь с собой:

– Нет, нет! Они мне не поверят! Да и зачем? Слишком поздно!

Приняв такое решение, Паганель занялся Мюльреди и показал ему на карте тот путь, которого ему следовало держаться, чтобы достигнуть Мельбурна. Все имевшиеся на равнине тропы вели к дороге на Люкноу. Последняя шла прямо на юг до самого побережья, где круто поворачивала по направлению к Мельбурну. Географ советовал Мюльреди все время держаться этого пути и не пытаться ехать напрямик по малоизвестному краю. Ничто не могло быть проще. Заблудиться Мюльреди не мог.

Опасность грозила только вблизи лагеря, на протяжении тех нескольких миль, где, по всей вероятности, засел в засаде Бен Джойс со своей шайкой. Проехав это расстояние, Мюльреди мог быть уверен в том, что каторжники его уже не догонят и он благополучно выполнит свое важное поручение.

В шесть часов пообедали. Шел проливной дождь, защитить от которого палатка не могла. Поэтому все забрались в колымагу. Она представляла собой надежное убежище. Увязнув в глине, она прочно покоилась на ней, как форт на своем фундаменте. Арсенал этой крепости, состоявший из семи карабинов и семи револьверов, давал возможность выдержать довольно продолжительную осаду, благо не было недостатка ни в боевых припасах, ни в съестных. Между тем можно было рассчитывать на то, что через шесть дней «Дункан» бросит якорь в бухте Туфольд, а еще через сутки его команда появится на противоположном берегу Сноу, и если даже переправа через реку будет еще невозможна, то шайка каторжников, во всяком случае, принуждена будет отступить перед превосходящими силами противника. Но для этого прежде всего нужно было, чтобы Мюльреди успешно выполнил свое опасное поручение.

В восемь часов вечера совершенно стемнело. Настало время трогаться в путь. Привели оседланную лошадь. Ее копыта, из осторожности обернутые тряпками, беззвучно ступали по земле. Животное имело утомленный вид, а между тем от твердости его поступи и крепости ног зависело общее спасение. Майор посоветовал Мюльреди поберечь свою лошадь, как только он будет вне досягаемости со стороны каторжников. Лучше хотя и с опозданием на полдня, но зато наверняка добраться до цели.

Джон Манглс передал матросу револьвер, только что им тщательно заряженный. Он мог явиться грозным оружием в руке отважного человека, ибо шесть выстрелов, последовавших один за другим в течение нескольких секунд, легко расчистили бы дорогу, прегражденную бандитами. Мюльреди вскочил на лошадь.

– Вот письмо, которое ты передашь Тому Остину, – сказал Гленарван. – Скажи ему: пусть, не теряя ни часа, плывет в бухту Туфольд, и если нас там в это время не окажется из-за невозможности переправиться через Сноу, то пусть немедленно спешит нам на помощь. А теперь, мой честный матрос, отправляйся в путь!

Гленарван, Элен и Мэри Грант – все крепко пожали руку Мюльреди. Этот отъезд в темную, дождливую ночь, когда предстояло пробираться путем, усеянным опасностями, через необъятные пространства дикого, неизведанного края, смог бы, пожалуй, смутить немало людей, менее крепких духом, чем отважный матрос.

– Прощайте, сэр, – промолвил он спокойно. Затем он поскакал по тропе, шедшей вдоль опушки леса, и вскоре исчез.

К этому времени порывы ветра еще более усилились. Ветви эвкалиптов ударялись с глухим стуком друг о друга, и порой было слышно, как они, отломившись, падали на мокрую, размякшую землю. Не одно гигантское дерево, высохшее, но все еще стоявшее, повалилось в эту бурную ночь. Среди треска деревьев и рева Сноу раздавались завывания урагана. Густые тучи, гонимые к востоку, неслись так низко над землей, что казались клубами пара. Царивший кругом беспросветный мрак делал еще страшнее эту и без того страшную ночь.

После отъезда Мюльреди путешественники приютились в колымаге. Элен, Мэри Грант, Гленарван и Паганель разместились в переднем отделении. Оно из предосторожности наглухо было закрыто. В заднем отделении устроились Олбинет, Вильсон и Роберт. Майор и Джон Манглс несли дозор у колымаги, что являлось необходимым ввиду возможного нападения каторжников.

Оба этих верных стража стояли на своем посту, стоически перенося хлеставшие им в лицо порывы дождя и ветра. Сознавая, насколько благоприятен такой мрак для нападения, они силились проникнуть взором в его глубину, ибо из-за воя бури, треска сучьев, шума валившихся деревьев, рева бушевавших вод расслышать что-либо было совершенно невозможно.

Однако среди всего этого оглушительного шума порой на короткое время наступало затишье. Ветер приостанавливался словно для того, чтобы перевести дух. Одна лишь Сноу бурлила среди неподвижных камышей и черной завесы камедных деревьев. В такие минуты тишина казалась особенно глубокой. Майор и Джон Манглс слушали тогда с удвоенным вниманием.

В один из моментов затишья до них донесся пронзительный свист. Джон Манглс поспешно подошел к майору.

– Слыхали? – спросил он его.

– Да, – ответил Мак-Наббс. – Но что это: человек или животное?

– Человек, – ответил Джон Манглс.

Оба стали напряженно прислушиваться. Вдруг снова послышался тот же необъяснимый свист, а вслед за ним – звук, похожий на выстрел. В этот миг буря опять забушевала с новой силой.

Мак-Наббс и Джон Манглс, не будучи в состоянии расслышать друг друга, направились к колымаге с подветренной стороны. В ту минуту, когда они подходили к ней, кожаные занавеси колымаги приподнялись, и из нее вышел Гленарван.

Он тоже слышал и зловещий свист и выстрел, отдавшийся эхом под брезентовым навесом.

– В каком направлении это было? – спросил он.

– Вон там, – Джон Манглс указал рукой в сторону темной тропы, по которой поехал Мюльреди.

– На каком расстоянии?

– Звуки донеслись по ветру. Должно быть, происходило это не ближе чем в трех милях отсюда, – ответил Джон Манглс.

– Идем! – сказал Гленарван, вскидывая на плечо карабин.

– Нельзя! – отозвался майор. – Это западня, расставленная бандитами, чтобы увести нас подальше от колымаги.

– А что, если Мюльреди пал от руки этих негодяев? – настаивал, схватив за руку Мак-Наббса, Гленарван.

– Об этом мы узнаем завтра, – хладнокровно ответил майор, твердо решивший удержать Гленарвана от бесполезной неосторожности.

– Вам нельзя покинуть лагерь, сэр, – сказал Джон, – пойду я один.

– И вы также не должны идти! – с твердостью возразил Мак-Наббс. – Неужели вы хотите, чтобы нас перебили поодиночке, хотите ослабить наши силы, хотите, чтобы мы оказались в руках этих злодеев? Если Мюльреди стал их жертвой, зачем же прибавлять к этому несчастью еще новое? Мюльреди отправился потому, что на него пал жребий. Пади жребий на меня, отправился бы не он, а я, но при этом я не просил бы и не ждал бы никакой помощи.

Майор был со всех точек зрения прав, удерживая Гленарвана и Джона Манглса. Было бы безумием, притом совершенно бесполезным, идти на поиски матроса в такую темную ночь, в лесу, где засели в засаде каторжники. В небольшом отряде Гленарвана числилось слишком мало людей, чтобы можно было рисковать еще чьей-нибудь жизнью.

Однако Гленарван, видимо, не хотел согласиться с этими доводами. Рука его нервно теребила карабин. Он ходил взад и вперед у колымаги, прислушивался к малейшему шороху, вглядывался в зловещий мрак. Его терзала мысль, что один из близких ему людей где-то лежит смертельно раненный, всеми брошенный, тщетно зовя на помощь тех, для кого он рисковал жизнью. Мак-Наббс далеко не был уверен, что ему удастся удержать Гленарвана и что тот, повинуясь порыву сердца, не бросится под выстрелы Бена Джойса.

– Эдуард, – сказал он, – успокойтесь. Послушайте друга. Подумайте об Элен, о Мэри Грант, обо всех, кто останется здесь. И куда же вам идти? Где искать Мюльреди? Если на него напали, то не ближе чем в двух милях отсюда. На какой дороге? Какой тропой нужно туда пробираться?

В эту минуту, как бы в ответ на слова майора, раздался жалобный крик.

– Слушайте! – сказал Гленарван.

Крик послышался с той же стороны, откуда прозвучал выстрел, на расстоянии какой-нибудь четверти мили. Гленарван, оттолкнув Мак-Наббса, уже бежал по тропе, но тут шагах в трехстах от колымаги послышался голос:

– Помогите! Помогите!

Голос был жалобный, полный отчаяния. Джон Манглс и майор бросились по тому направлению, откуда он раздался. Пробежав несколько минут, они увидели, что вдоль опушки леса ползет и жалобно стонет какой-то человек. То был Мюльреди, раненный, умирающий. Когда товарищи подняли его с земли, они почувствовали, что руки их в крови.

Ливень все усиливался, ураган неистовствовал в вершинах сухостойных деревьев. Борясь с яростными порывами ветра, Гленарван, майор и Джон Манглс понесли Мюльреди к колымаге.

Когда они внесли в нее Мюльреди, все встали с места. Паганель, Роберт, Вильсон и Олбинет покинули колымагу, а Элен уступила бедному Мюльреди свое отделение. Майор снял с матроса промокшую от крови и дождя куртку и обнаружил у него в правом боку рану, нанесенную кинжалом. Майор умелой рукой перевязал ее. Сказать, были ли задеты главные органы, Мак-Наббс не мог. Из раны, то усиливаясь, то ослабевая, струилась алая кровь. Бледность и слабость раненого говорили о серьезности ранения. Майор, обмыв предварительно рану свежей водой, наложил на нее плотный тампон из трута и нескольких слоев корпии, а затем туго забинтовал. Ему удалось остановить таким способом кровотечение. Мюльреди уложили на здоровый бок, приподняв ему при этом голову и грудь, и Элен дала ему выпить несколько глотков воды.

Пролежав неподвижно с четверть часа, раненый зашевелился, глаза его приоткрылись, и он стал шептать какие-то бессвязные слова. Майор нагнулся к нему и расслышал, как он несколько раз пробормотал:

– Сэр… письмо… Бен Джойс…

Майор повторил вслух эти слова и вопросительно взглянул на своих товарищей. Что силился сказать Мюльреди? Видимо, Бен Джойс напал на матроса. Но зачем? Неужели же с одной только целью – помешать ему добраться до «Дункана»?Письмо… Гленарван осмотрел карманы Мюльреди. Письма, адресованного Тому Остину, там не оказалось!

Ночь прошла среди мучительного беспокойства. Боялись, что раненый умрет. У него был сильнейший жар. Элен и Мэри Грант, взявшие на себя роль сестер милосердия, не отходили от Мюльреди. Кажется, ни один пациент не пользовался лучшим уходом и никогда ухаживавшие не проявляли большего сочувствия к больному.

Рассвело. Дождь перестал, но тяжелые тучи еще ползли по небу. Земля была покрыта обломками ветвей. Размокшая глина стала более вязкой, и хотя колымага увязнуть глубже уже не могла, но подступ к ней сделался труднее.

Джон Манглс, Паганель и Гленарван отправились на рассвете обследовать окрестности лагеря. Они пошли по тропе, где еще виднелись пятна крови. Никаких следов Бена Джойса и его шайки не оказалось. Они дошли до того места, где произошло нападение. Там валялось два тела: то были бандиты, сраженные пулями Мюльреди. Один из них был кузнец из Блек-Пойнта. Лицо его было отвратительно искажено смертью. На этом Гленарван прекратил свою разведку – далеко отходить от лагери было неблагоразумно.

Озабоченный серьезностью положения, он вернулся к колымаге.

– Нечего и думать о посылке нового гонца в Мельбурн, – сказал он.

– Тем не менее это необходимо, сэр, – отозвался Джон Манглс, – и я попытаюсь пробраться там, где не смог этого сделать мой матрос.

– Нет, Джон, у вас даже нет лошади для этого путешествия в двести миль.

Действительно, лошадь Мюльреди, единственная оставшаяся у наших путешественников, не вернулась. Была ли она убита злодеями, носилась ли перепуганная по пустыне или ее захватили каторжники?

– Во всяком случае, – сказал Гленарван, – расставаться мы больше не будем. Подождем здесь неделю, две недели, пока спадет вода в Сноу. А тогда, делая небольшие переходы, мы доберемся до бухты Туфольд и оттуда более безопасным путем пошлем «Дункану» приказ идти к восточному побережью.

– Это единственное, что остается нам сделать, – согласился Паганель.

– Итак, друзья, – продолжал Гленарван, – повторяю: больше разделяться мы не станем. Слишком большому риску подвергает себя человек, отваживающийся один пуститься по дебрям, где бродят разбойники.

Гленарван был прав и в том, что он отказался от новой попытки послать гонца в Мельбурн, и в том, что он решил терпеливо выжидать на берегу Сноу понижения воды. Ведь они находились всего в каких-нибудь тридцати пяти милях от Делегейта, первого пограничного городка провинции Новый Южный Уэллс. Там они, конечно, найдут средства передвижения, необходимые, чтобы добраться до бухты Туфольд, и смогут отправить оттуда в Мельбурн телеграфный приказ «Дункану». Эти меры были разумны, но принимались они слишком поздно. Не пошли Гленарван Мюльреди по дороге на Люкноу, скольких бы бед они избежали, не говоря уже о смертельной ране, нанесенной матросу!

Вернувшись в лагерь, Гленарван застал своих товарищей менее удрученными. Казалось, у них затеплилась надежда.

– Ему лучше, ему лучше! – крикнул Роберт, бросаясь к Гленарвану.

– Мюльреди лучше?

– Да, Эдуард, – ответила Элен. – У него был кризис. Наш матрос будет жить!

– Где Мак-Наббс? – спросил Гленарван.

– Он у него. Мюльреди захотел поговорить с ним. Не надо им мешать.

Действительно, час назад раненый очнулся от своего забытья, жар уменьшился. Придя в себя, Мюльреди тотчас же попросил позвать Гленарвана, а в случае его отсутствия – майора. Мак-Наббс, видя, как раненый слаб, запретил было ему всякие разговоры, но Мюльреди так энергично настаивал, что майору пришлось сдаться.

К моменту возвращения Гленарвана разговор этот длился уже несколько минут. Оставалось только ждать появления майора. Вскоре кожаные занавески раздвинулись, и показался Мак-Наббс. Он прошел в раскинутую под камедным деревом палатку, где ждали его друзья. Лицо майора, обычно холодно-спокойное, теперь казалось сумрачным и озабоченным. Когда глаза его остановились на Элен, на Мэри Грант, в них отразилась глубокая грусть.

Гленарван стал расспрашивать майора. Вот что Мак-Наббс узнал от раненого.

Мюльреди, покинув лагерь, поехал по тропе, указанной ему Паганелем. Он подгонял лошадь, насколько это было возможно в ночном мраке. По его мнению, он проехал уже мили две, как вдруг несколько мужчин – как будто пять – бросились наперерез лошади. Она встала на дыбы. Мюльреди выхватил револьвер и открыл огонь. Ему показалось, что двое из нападавших упали. При вспышке выстрелов он узнал Бена Джойса. Больше ничего Мюльреди не видел. Он не успел расстрелять всех патронов своего револьвера: сильный удар в бок сбросил его с седла. Однако сознания он еще не лишился. Убийцы сочли его мертвым. Он почувствовал, что его обыскивают. Затем он услышал, как один из разбойников сказал: «Нашел письмо!»– «Давай его сюда, – отозвался Бен Джойс. – Теперь «Дункан» наш!».

Здесь у Гленарвана невольно вырвался крик. Мак-Наббс продолжал:

– «А теперь ловите лошадь, – сказал Бен Джойс. – Через четыре дня я буду на «Дункане», через шесть – в бухте Туфольд. Там встретимся. Отряд Гленарвана будет еще вязнуть здесь, в болотах Сноу. Вы же переходите реку через Кемпльпирский мост, добирайтесь до побережья и там ждите меня. Я найду способ ввести вас на борт «Дункана». Когда же мы побросаем команду в море, то с таким судном, как «Дункан», мы станем хозяевами индийского океана». – «Ура Бену Джойсу!»– крикнули каторжники. В это время привели лошадь Мюльреди, и Бен Джойс ускакал на ней по направлению к дороге на Люкноу, а шайка его отправилась к реке. Мюльреди же, как ни был он тяжело ранен, нашел в себе силы дотащиться до того места, где мы нашли его почти умирающим. Вот что рассказал мне Мюльреди, – закончил Мак-Наббс. – Вы понимаете теперь, почему отважный матрос считал таким необходимым сообщить нам обо всем этом? – добавил он.

Рассказ майора привел в ужас Гленарвана и его спутников.

– Пираты! Пираты! – воскликнул Гленарван. – Они перебьют мою команду и завладеют «Дунканом»!

– Конечно, – отозвался Мак-Наббс – ведь Бен Джойс нападет на экипаж врасплох, и тогда…

– Так, значит, нам надо добраться до побережья раньше этих негодяев! – сказал Паганель.

– Но как же мы переправимся через Сноу? – спросил Вильсон.

– Так же, как и они, – ответил Гленарван – каторжники перейдут через Кемпльпирский мост, то же самое сделаем и мы.

– А как быть с Мюльреди? – спросила Элен.

– Мы понесем его! Будем сменяться!.. Не могу же я допустить, чтобы моя беззащитная команда попала в лапы шайки Бена Джойса!

План перейти Сноу через Кемпльпирский мост был осуществим, но, конечно, рискован. Каторжники могли засесть у этого моста и не дать через него переправиться. Их оказалось бы человек тридцать против семи мужчин отряда. Но бывают в жизни такие минуты, когда не до подсчета боевых сил противника, когда, несмотря ни на что, надо идти вперед.

– Сэр, – обратился к Гленарвану Джон Манглс, – прежде чем решиться на такой рискованный шаг, как попытка перейти через Кемпльпирский мост, было бы благоразумно предварительно обследовать его. Я беру это на себя.

– Я иду с вами, Джон, – заявил Паганель.

Предложение географа было охотно принято молодым капитаном, и оба они стали тотчас же собираться в путь. Им предстояло идти вниз по течению Сноу до того моста, о котором говорил Бен Джойс. При этом им, конечно, необходимо было принять меры к тому, чтобы их не заметили каторжники, наблюдавшие, вероятно, за берегами реки.

Итак, эти два мужественных путешественника, хорошо вооруженные и снабженные пищей, пустились в дорогу и, пробираясь среди высоких камышей, росших по берегам реки, вскоре исчезли из виду.

Весь день их ждали, но наступил вечер, а они все не возвращались. В лагере начали беспокоиться.

Наконец около одиннадцати часов Вильсон возвестил об их приближении. Паганель и Джон Манглс вернулись, до крайности утомленные десятимильным переходом.

– Ну, что этот мост? Он существует? – бросившись им навстречу, спросил Гленарван.

– Да, мост из лиан, – сказал Джон Манглс. – Каторжники действительно прошли через него, но…

– Но что? – допрашивал Гленарван, предчувствуя новую беду.

– Перейдя через этот мост, они сожгли его! – ответил Паганель.