Джессика Гилмор
Абсолютная вера в любовь
Глава 2
Естественно, Себ не ожидал, что после этих слов Дейзи бросится перед ним на колени в порыве благодарности. Он бы оказался в неловком положении, если бы она так поступила. Себ ожидал, что она будет тронута великодушным предложением.
Недоверчивый смешок, вырвавшийся из очаровательного рта, несколько шокировал. Чувствительный удар. Себ почувствовал, как болезненно отозвалось его самолюбие.
– Мы же не герои старинного романа, Себ, и вы не запятнали моей чести. Нет нужды идти на такие жертвы.
Ударение, сделанное на последней фразе, производило уничижающее впечатление.
– Для чего же было приезжать? Мне показалось, что вам нужна моя помощь. Или вы приехали за деньгами? Это так?
Возможно, ситуация не более чем умная провокация. Руки невольно сжались в кулаки, пришлось сделать затяжной вдох, чтобы подавить признаки гнева. Негодование Дейзи выглядело настолько убедительно, что тиски, сдавливающие его грудь, немного ослабли.
– Я подумала, что вы должны узнать об этом первым, вот и все. И приехала не для того, чтобы просить денег, замужества или чего-либо еще.
– Понятно, вы собираетесь все делать в одиночку. А я-то зачем понадобился? Перехватить малыша на выходной и сводить в парк? Переночевать раз в месяц? – Себ вложил такую бездну презрения в каждое слово, что Дейзи побледнела и невольно отступила, нащупывая ручку дверцы автомобиля.
– Ну, я, честно сказать, еще не заглядывала так далеко вперед.
Он старался, чтобы голос звучал рассудительно, попытался развить полученное небольшое преимущество.
– А как же ваша работа? По пятнадцать часов в день, по выходным? И не только по выходным. Нынче люди женятся в любой день недели. Как же вы собираетесь ухаживать за малышом?
– Уж что-нибудь придумаю.
Прозвучало вызывающе, но в глазах мелькнула тревога, а ее рука все шарила в попытке нащупать ручку дверцы. Себ вложил в голос всю силу убеждения.
– В этом нет нужды. Просто выходите за меня.
В ее глазах отразилось замешательство.
– Зачем, скажите на милость, вам жениться на ком-то, кого вы едва знаете? И почему я должна соглашаться на подобное безумие?
Себ широким жестом обвел окрестные леса и поля, озеро и мрачную громаду замка, царственно нависшую над мирным пейзажем.
– Потому что этот ребенок – мой наследник.
– Что?
– Этот ребенок – мой наследник. Наш ребенок. Наследник Хоуксли.
– Не смешите меня. Какое отношение замок может иметь к ребенку?
– Не только замок, еще и поместье, и титул, и все остальное.
– Но вы ведь просто рабочий, не так ли? У вас только лопата, толстовка и этот офис.
– Рабочий?
Он начинал понимать. Если бы только коллеги могли видеть его сейчас, так далеко от милого сердцу тихого офиса в самом дальнем уголке Оксфордского колледжа.
– Ну, в моем понимании, я и собственник, и рабочий, и управляющий, и кассир. Чтобы разобраться с хозяйством такого имения в наши дни, требуются весьма разносторонние навыки.
– Так, значит, вы кто, рыцарь?
– Граф. Граф Холгейт.
– Граф? – Она рассмеялась, но как-то истерично. – Это что-то вроде розыгрыша? Где-то здесь скрыта камера?
– Мои родители умерли полгода назад, и замок перешел ко мне.
Не только замок, но и громадные долги. Правда, сейчас упоминать об этом неуместно. Она и так настроена не по-деловому.
– Вы это серьезно?
Себ наблюдал за тем, как появляется осознание и понимание в широко распахнутых глазах, хотя Дейзи упрямо покачала головой.
– Титулы ничего не значат. Больше не значат.
– Значат для меня, для этого поместья. Понимаете, Дейзи, вы приехали потому, что считали этот поступок единственно правильным. Так вот, выйти за меня замуж тоже правильно. Ребенок может стать следующим графом Холгейтом. Вы хотите лишить его этого права? Внебрачные дети не имеют права наследования.
– Но может родиться девочка. – Ей не хотелось так просто сдаваться.
– Это не имеет значения, в наши дни это не имеет значения. Наследники по мужской линии потеряли исключительное право наследования. – Он протянул руку, словно пытаясь задобрить ее. – Дейзи, давайте вернемся в дом и спокойно обо всем поговорим.
Она долго молчала; ему чудилось, будто он ощущает ее паническое желание бежать. Потому он стоял и ждал, протянув руку, застывшую в приглашающем жесте. Она перевела дыхание и медленно кивнула.
– Хорошо, зайду. Поговорим о ребенке. Но я не выйду за вас. И мне безразлично, граф вы или работник в этом поместье. Я вас не знаю.
Себ с облегчением выдохнул, чувствуя, как спадает напряжение, обручем сжимающее грудь. Ему нужно выиграть время, чтобы она услышала, чтобы суметь убедить ее.
– Тогда пойдем.
Себ не смог удержаться от долгого оценивающего взгляда на ее красивую спину, когда она слегка изогнулась, запирая дверцу автомобиля. Твидовые шорты сидели прекрасно, соблазнительно обрисовывая стройные изгибы. Он не сразу сумел оторвать взгляд, отвел глаза и поспешно сфокусировался на живой изгороди. Успел как раз вовремя, Дейзи выпрямилась и повернулась, чтобы присоединиться к нему. В голубых глазах загорелся огонек любопытства.
– Надо же, граф! Неудивительно, что ваш покой охраняет настоящая горгона.
– Горгона? – На самом деле он все прекрасно понял. Уголок рта приподнялся в невольной усмешке под ее многозначительным взглядом. – Не думаю, что у нее в обычае превращать посетителей в камень. Пока за ней этого не водилось. Семья миссис Саффолк работает здесь на протяжении нескольких поколений. Она просто бдительна.
Они прошли по внутреннему двору. Дейзи привычно направилась к задней двери, однако Себ подхватил ее под локоть, разворачивая в противоположном направлении на чисто выметенную подъездную дорожку, с которой открывался вид на покрытую рощами равнину.
– Через парадный вход, и начнем все заново. Здравствуйте! Я – Себастьян Бересфорд, граф Холгейт.
– Себастьян Бересфорд? Мне знакомо это имя. Вы не граф, вы же историк.
– И то и другое. Даже у графов в наше время есть профессия.
Хотя теперь трудно сказать, как ему удастся сочетать академическую карьеру с управлением Хоуксли. Это проблема, которая еще ждет решения.
– Прошу вас в мой дом.
Дейзи, поколебавшись мгновение, вложила холодную ладонь в его руку.
– Дейзи Хантингдон-Кросс, приятно познакомиться.
Кто? Слабое воспоминание понемногу выплывало откуда-то издалека, высвечиваясь в фокусе сознания.
– Хантингдон-Кросс? Дочь Рика Кросса и Шерри Хантингдон?
Ничего удивительного, что ее лицо показалось таким знакомым! Высокородный отец и мать – чистокровная графиня. Сестры Хантингдон-Кросс, белокурые и длинноногие, славились своей красотой не меньше, чем дурной репутацией. То и дело мелькали на страницах таблоидов на разных этапах карьеры. Зато их родители сумели стать красивой легендой – богатые, знаменитые, лихие в любви.
Сердце Себа заколотилось, болезненно разрывая грудь, дыхание вырвалось в глубоком вздохе. Это совсем не его план спокойного, продуманного и закрытого от всех союза. Вместо этого перед ним открывается дорога к большим неприятностям. Женившись на подобной девушке, он даст пищу для нескончаемых газетных сплетен. Бересфорд и Хантингдон-Кросс станут заголовками первых страниц, и тогда всплывет то, что его родители предпочли бы не ворошить. Все усилия, предпринятые, чтобы держать прессу как можно дальше, рухнут скорее, чем он успеет произнести «согласен». Но если он не женится, ребенок лишится наследства. Так что выбора практически нет.
– Хантингдон-Кросс, – повторил он.
Дейзи выпустила руку, отпрянув от ужаса, прозвучавшего в голосе Себа. В какой-то момент ей даже захотелось придумать, что она не из тех Хантингдон-Кроссов, а всего лишь кузина, очень, очень далекая родственница. Откуда-нибудь с севера. Разумеется, откуда Себу знать, что у семьи нет родственников на севере. Но какой смысл? Правда откроется довольно быстро. Родители могут быть сумасбродными, с дурной репутацией, но они ее родители. Не важно, сколько титулов или прославленных предков, у него нет права насмехаться над ее семьей.
Дейзи позаимствовала толику высокомерия матери, прибавив от себя достаточно льда в голосе.
– Да, я младшая из сестер. Уверена, из газет вам известно, что в прошлом я неуправляемый ребенок, оторва, если нужна подсказка.
Жар пробежал по ее телу, заставив кровь стучать в жилах. Несправедливо, что лишь улыбка способна преобразить лицо, сделать таким привлекательным. Таким желанным.
– Ты та самая, кого исключили из школы? – Следовало бы самому вспомнить об этом.
Кровь бросилась Дейзи в лицо, краска залила щеки. Разумеется, он оксфордский профессор, которому никогда прежде не приходилось иметь дела с теми, кого исключают из школы за неспособность к обучению.
– Меня вовсе не исключили, а просто вежливо попросили покинуть школу.
– Для меня это одинаково.
– Там все было до нелепости строго. Не вылететь просто невозможно. Особенно если нет ума и старания, в отличие от моих сестер. – Прошло восемь лет, а она продолжает убеждать себя, что с ней поступили несправедливо. Эта рана по-прежнему болит. – Мать настоятельница всегда искала случая очистить школу от тупиц вроде меня. Вот так я и провалила переводной экзамен.
Дейзи внимательно посмотрела на Себа, словно подталкивая его к живой реакции. Очень может быть, что в качестве матери будущих наследников он планировал кого-нибудь с таким же букетом степеней, как у него. Это непременно скрепит подобный союз.
– Но вас ведь исключили не за академические провалы?
– Я и не говорю, что только за них. Скорее за то, что я переходила границы и позволяла себе появляться в ночных клубах Лондона. Думала, все обойдется более или менее легким наказанием. Но на первых страницах The Planet появились снимки, которые должны были немного встревожить некоторых родителей.
– Всего лишь немного? – Его рот еще больше скривился, глаза загорелись, став такими яркими.
– Мне было всего шестнадцать. Большинство шестнадцатилетних девчонок даже не подозревают, каково это – оказаться запертыми в монастырской школе, где не позволяют даже бросить взгляд в сторону парней, заставляют носить страшенную форму. Это же противоестественно! Я сразу попала на первые страницы газет, самые первые! Но они недолго цеплялись ко мне, быстро поняв, насколько я для них скучна. Однако могу поклясться, даже если бы я после этого хоть сто раз умерла, то и тогда в моей эпитафии значилось: «Дейзи – бывший трудный ребенок, исключенный из престижной школы для девочек».
– Возможно. – Его голос снова стал маловыразительным, огоньки в глазах погасли, словно никогда и не было. – Ну, вперед! Давайте войдем в дом. На улице холодает, а у одного из нас не по сезону голые ноги.
Как только солнце начало клониться к закату, тепло быстро ушло. В вечерний воздух незаметно вплетался прохладный ветерок, холодящий ноги Дейзи. Она вздрогнула, озноб пробежал по рукам и спине. Но не только от холода. Если она снова войдет в замок, все может перемениться. Хотя все и так должно перемениться. Не лучше ли ей оказаться не одной? Это не то предложение или замужество, которое она видела в своих мечтах. Но пора взрослеть. Все эти сказки о принцах остались в детстве, а в жизни принцы могут принимать разнообразные формы и размеры, оказаться, к примеру, графами. Она окинула его взглядом, быстро пробежавшись по ногам, торсу, мускулистому и поджарому под рубашкой и свитером.
Тело еще помнит ощущения того момента, когда он подхватил ее на руки, даже не покачнувшись, как перекатывались его мускулы.
А как же невероятные усилия, чтобы обрести независимость? Не спекулировать именем знаменитых родителей, не зависеть от их денег? Пусть это замужество необходимо для поддержки – эмоциональной, не финансовой, – но чем такая поддержка отличается от того, что она могла бы получить в семье? По крайней мере, дома ее любят. А замужество без любви не обсуждается. Это не для нее. Она намерена прояснить свою точку зрения в этом вопросе. Только так возможно двигаться дальше и решать, что лучше для ребенка.
– А где повар? Верные слуги? Где реверансы горничных?
Дейзи казалось, что они должны вернуться в библиотеку, но Себ провел ее в кухню. Ей бы понадобился клубок, чтобы по нити отыскать обратную дорогу.
В доме шла подготовка к реставрации, и кухня не явилась исключением. Дейзи очень понравились старые деревянные посудные шкафы, старинная дровяная плита. Монти растянулся перед ней, ритмично постукивая хвостом по полу. Не требовалось большого воображения, чтобы представить привидения маленьких горничных, появляющихся из кладовой, краснощекую повариху, раскатывающую тесто на мраморной столешнице. Мозг автоматически создал кадр, начал выбирать правильный фильтр и наиболее выгодную точку для идеального снимка.
Любой из друзей Дейзи избавился бы от этих шкафов, а на их место поставил кухонный остров и стойку для завтрака, а заодно завел раздвижные стеклянные двери, открывающиеся во внутренний двор, чем, несомненно, добился бы ошеломляющего впечатления. Правда, кухня потеряла бы свое сердце, неповторимую душу.
Себ жестом предложил ей низкий стул у плиты.
– Не хотите присесть здесь? Это самое теплое место. Здесь больше никого, кроме меня. Ежедневно приходит уборщица, но живу я один. – Он открыл дверь в кладовую. Дейзи показалось, что та больше, чем кухня. – Вы вегетарианка?
– Пробовала как-то в школе лет в одиннадцать.
– Ладно. Есть что-нибудь, что вам… э-э-э… действительно хотелось бы съесть?
В его голосе сквозла растерянность, от которой обоих бросило в жар. Так или иначе, они все время испытывали неловкость от любого намека, возвращающего к теме беременности.
– О! Это вы об особых пристрастиях в еде у беременных? Нет, по крайней мере, пока. Но если меня потянет на свеклу или подгоревшее ризотто, уверяю, вы об этом узнаете первым.
– Нисколько не сомневаюсь.
Дейзи не хотелось признаваться даже себе самой, как сильно устала. Неделя выдалась длинная, полная волнений, переживаний и счастья вперемешку с тревогой, она мало спала. Как приятно прислониться к спинке стула, почувствовать тепло плиты, мягко обволакивающее тело. Монти примостился рядом, положив голову ей на ступни.
Дейзи наблюдала за тем, как ловко Себ режет лук и поджаривает стейки.
– Это с фермы на территории имения. У меня, можно сказать, самоокупаемое хозяйство благодаря фермерам, которых я поддерживаю.
Они старательно избегали касаться темы, но она парила в воздухе.
Замужество. Как это? Уютные вечера на кухне. Покачиваясь в кресле у плиты, пока Себ готовит. Стоит научиться вязать.
– Вы на самом деле придерживаетесь мнения, что брак действительно деловое соглашение?
Он даже не повернулся, но она заметила, как его плечи словно затвердели, беззаботная грация куда-то исчезла.
– Только так это и может работать.
– Почему?
– Что вы имеете в виду?
Его взгляд выхватил яркий жилет, шляпу и помаду. Все это только подчеркивало необычайную бледность Дейзи, это не вязалось даже с последними днями долгой и холодной зимы. Тени под глазами были слишком глубокими, голубовато-зелеными. Она выглядела совершенно измотанной. Желание защитить с неожиданной и незнакомой силой поднялось откуда-то изнутри, переполнив все его существо. Нет, это вовсе не то, чего он ожидал. Не его путь. Но он отвечает и за нее тоже. Она, должно быть, заслуживает большего, чем он может предложить. Но это все, что у него есть.
– Почему вы так думаете?
Себ помедлил с ответом, принес хлеб и масло, захватив ножи и вилки.
– Идите, садитесь к столу. Мы можем поговорить потом.
Все было словно на первом свидании. Хуже того, на свидании вслепую, когда вы вдруг полностью теряете способность говорить, думать и ощущать вкус. Это и ждет его в будущем? Вот так сидеть за столом именно с этой женщиной, выискивая тему для разговора?
– Мои дед и бабушка каждую трапезу обязательно устраивали в большой столовой. Даже в том случае, если, кроме них, никого не было. Дед занимал место во главе стола, бабушка с противоположного конца. Несмотря на то, что между ними было тридцать свободных мест.
У обоих были пронзительные голоса. Не знаю, от природы или они выработали их после пятидесятилетней практики, докрикиваясь друг до друга через пятнадцать футов хорошо отполированного красного дерева.
– А ваши родители? Они освободились от этих правил, ели здесь или предпочитали сохранять дистанцию?
– Ах, мои родители. Они всегда жили далеко не по средствам. Если мне не удастся найти способ, чтобы Хоуксли начал окупаться в ближайшие пять лет… – Совершенно не хотелось говорить о худших опасениях: именно он станет тем Бересфордом, который потеряет Хоуксли-Касл.
– Потому и разнорабочий?
– Потому и разнорабочий. И временное отсутствие в университете, и сдача внаем зала для проведения свадебных церемоний. Это все, разумеется, капля в море. Но надо с чего-то начинать.
– Вам пригодились бы мои сестры. Роуз сейчас в Нью-Йорке, но она крутая пиарщица, а Вайолет прекрасный администратор, пожалуй, лучший из всех, кого я знаю. Держу пари, им по силам придумать план спасения Хоуксли.
Здесь скорее нужен не план, а чудо.
– Мои дед и бабушка заботились о процветании поместья, жили по средствам, на доходы от него. Родители в этом смысле полная противоположность. Они редко бывали в поместье, и то для того, чтобы устроить званый вечер. Им больше нравилось в Лондоне или на Карибах. Для них Хоуксли был гигантской копилкой, а не обязанностью.
– Что произошло?
– Должно быть, вы и сами читали о них? Ваши родители известны своим прочным браком, мои, напротив, бурной жизнью – наркотики, романы, необычные поездки и способы проводить время. Зато всегда на первых полосах газет. Дважды разводились и дважды воссоединялись. И всякий раз до смешного экстравагантно. В первый раз они сделали из меня пажа, во второй я отказался в этом участвовать.
– Да, теперь припоминаю. Мне так жаль. Кажется, потом произошло крушение самолета?
– Да, им говорили, что лететь небезопасно, но для них не существовало правил.
Дейзи принялась убирать тарелки.
– Вы готовили, а я буду убирать.
Некоторое время он наблюдал, как она со знанием дела расправляется со стопкой блюд и кастрюль. Надо четко проговорить ситуацию, пусть она усвоит, что предлагает он. «Брак как деловое соглашение».
– Когда-нибудь, пожалуй, мне нужно жениться и завести детей, у меня нет прямых наследников, и есть опасность, что род угаснет, если я этого не сделаю. Но мне бы не хотелось переживать эмоциональные безумства от романтических ожиданий.
Она слегка наклонилась, словно стараясь рассмотреть его глаза.
– Себ, ваши родители далеко не образец для подражания, и вы это знаете. Подобный накал эмоций в супружеских отношениях очень необычен.
– Да, им были свойственны крайности. Но считать их ненормальными, нет. Они всего-навсего не прятались от чужих глаз, как это делает остальной мир. Я думаю про моих друзей и их родителей. Да, там тоже начиналось с цветов, сердечек и ласковых прозвищ, но я сбился со счета, сколько из них переросли во взаимное отрицание, измены и банальную злость. Похоже, мои предки все же знали, что делают, когда устанавливали деловые границы отношений – совместимость, правила, мир.
– Мои родители полюбили друг друга еще сильнее после свадьбы. Временами, даже когда мы были все вместе, чувствовалось, что они заняты только друг другом. Это могли быть взгляды, которыми они обменивались, но в такие моменты каждому казалось, словно они одни в этой комнате.
– И как вы чувствовали себя в такие моменты?
– Бывало немного одиноко, но…
Вот оно! Сомнение у нее в голосе. Он перешел в наступление.
– Подумайте, Дейзи. Мне нет смысла предлагать вам любовь, я в нее не верю. Зато обещаю вам уважение и, надеюсь, привязанность. И сдержу обещание, если это будет взаимно. Я буду любить малыша и делать все, что смогу, чтобы стать ему хорошим отцом.
– Надеюсь, так и будет. Но, чтобы взаимодействовать, не обязательно вступать в брак.
– Не обязательно, да.
– Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы найти себя, создать собственное дело. Я не завишу ни от кого.
– А теперь все начинает меняться, так?
– Я справлюсь, несомненно, справлюсь. Если у меня нет планов по поводу брака, это вовсе не означает, что мне не хочется, чтобы вы участвовали в жизни ребенка. Ведь я здесь, не так ли?
Себ пребывал в замешательстве. Обладание титулом и замком всегда производило неизгладимое впечатление на женщин определенного типа, а ученые степени и известность в качестве автора популярных книг по истории невероятно привлекали женщин иного уровня. Честно говоря, Себ не ожидал, что ему придется уговаривать выйти за него замуж, несколько, возможно, высокомерно полагая, что стоит сделать выбор, и он тут же получит согласие. Дейзи выпадала из общего ряда. Для нее это не соблазн. Ей не хотелось повысить свой статус, став владелицей дома типа Хоуксли. Она не подходила под академический тип, не выказывала интереса к высокому положению в качестве жены профессора.
– Если вы не выйдете за меня, ребенок будет считаться незаконнорожденным. Ясное дело, в наше время это, по сути, ничего не значит. Но для меня все гораздо серьезнее. Я надеюсь получить наследника, и, если этот ребенок не будет рожден в законном браке, он не сможет наследовать. Как, Дейзи, он или она будут себя чувствовать, случись, что я женюсь на другой, и младшие сестры или братья унаследуют все?
– Вы сможете так поступить?
– Если бы у меня был младший брат – нет. Но я последний в своем роду. У меня нет выбора.
– Что, если я не смогу на это пойти и для меня этого недостаточно? Пора покончить с этим, Себ. Мне всегда хотелось, чтобы все было как у моих родителей. Я мечтаю встретить того, кто дополнит меня, а я его. Понимаю, это сентиментально, но когда растешь в такой атмосфере…
– Но нам стоило бы попробовать.
Себ удивился тому, как сильно ему хочется, чтобы Дейзи ответила «да». И вовсе не потому, что она носит его ребенка, с ней связано решение проблемы с наследником, а это гарантия стабильности, необходимой, чтобы круто развернуть замок к счастливому будущему. Зачем отрицать, это серьезные причины. Однако ему приходилось безжалостно гнать воспоминания о той ночи, жажду приблизиться и прикоснуться к ней.
– Если у нас не получится или вы почувствуете, что не счастливы, я не стану препятствовать вашему уходу.
– Разводу?
– Пребыванию здесь.
– Если у вас появится такое желание, да. Полюбовный и дружеский, насколько возможно, развод. Я надеюсь, вы действительно используете эту попытку, пообещав мне, по крайней мере, пять лет.
Довольно приличный отрезок времени, не стоит больше пачкать родовое имя.
– Я не знаю.
Она отступила дальше от волшебного прикосновения. Его рука упала, сохраняя ощущение шелка ее кожи на кончиках пальцев.
– Мне кажется, неправильно выходить замуж с оговоркой на расторжение брака.
– Все брачные контракты включают подобные пункты. Подумайте.
Он ее теряет. Совершенно ясно, ибо большинство женщин не способно устоять перед титулом и замком. Пора ввести в бой тяжелую артиллерию.
– Речь идет не только о нас двоих, но и о благе нашего ребенка. О его будущем. Мы ответственны за то, каким оно окажется, что принесет ему пользу.
– Или ей.
– Или ей.
У Дейзи голова пошла кругом. Она бесконечно устала, руки и ноги отяжелели, плечи опустились под грузом решения, которое предстояло принять. Да, она собирается стать матерью! Что под этим подразумевается? Качели и мороженое на пляже? Она не заглядывала дальше самого факта рождения малыша, пока не приходило в голову подумать о том, как совместить уход за ребенком с долгими рабочими днями и бессонными ночами. Неплохо привлечь кого-то в помощь. Но только не человека, от которого придется зависеть. Хотелось бы, чтобы рядом был тот, кому захочется вкладывать в ребенка силы и любовь в той же мере, что и ей. Если она не станет женой Себа, это место займет другая. Впрочем, он настроен серьезно. А что сказать остальным? Что она снова совершила промах, запуталась?
Дейзи пришлось достаточно потрудиться, чтобы оставить прошлое позади. Одна мысль о том, что предстоит разговор с семьей, и желудок нервно сжимается. Как признаться обожаемым родителям и снисходительным сестрам, что ей удалось забеременеть после единственной ночи с кем-то там, но «не переживайте, я собираюсь выйти за него замуж».
Правда, родители были знакомы не больше сорока восьми часов перед тем, как отправиться в часовню в Лас-Вегасе. Деловой характер ее замужества мог вызвать их осуждение. Хотя, возможно, им и знать об этом не надо.
– И как же это все должно выглядеть?
– На первом месте семья, на втором Хоуксли. Действовать всегда осмотрительно. Я частное лицо, никаких газетных репортажей о нашем восхитительном доме, никаких скандальных заголовков.
Ах, в этом смысл. Публичность в привычках ее семьи, и неплохо бы отступить от этого правила. Однако ответ на главный вопрос по-прежнему не озвучен. Дейзи собралась с духом.
– А как же с близостью?
Лишь один мускул дрогнул у него на щеке, а глаза потемнели. Она отступила, нащупывая кресло в качестве поддержки.
– Близостью? Зависит от вас, Дейзи. Мы друг другу подходим. Было бы хорошо, если бы наш брак оказался полноценным. Но все зависит только от вас.
Подходим? Было бы хорошо? А ей это кажется потрясающим. Но можно ли вот так очертя голову пойти на это? Выйти замуж за человека, который готов подменить любовь правилами, чувства – благоразумием, уверенного, что уважение – это самое большое достижение успешного брака. Как не согласиться в сложившихся обстоятельствах? Да, можно отказаться, предложить альтернативу. В горле стоял ком размером с обручальное кольцо. Все это так далеко от ее грез и надежд.
– У меня есть условие. – Это сказала она? Так уверенно!
Себ смотрел не мигая.
– Назовите.
– Не рассказывайте никому о том, что мы договорились на подобных условиях. Тогда будет возможность притвориться. Мы разыграем так, словно до смешного влюблены друг в друга, голову потеряли от любви. Если согласны, то – «да». Сделка состоялась.
