Джесс Редман
Чудеса
Глава 8
Закончив убирать книги, Вундер постарался отвлечься от слов Фэйт, которые снова и снова звучали у него в голове. Стихи. Птица. Ведьма.
Лучше бы он никогда с ней не заговаривал. Он захлопнул шкафчик и поднял свой рюкзак. Чудеса всё ещё лежали внутри, оттягивая его плечи.
На том месте у лестницы, где они обычно встречались, его ждали Томаз и Дейви.
– Эй, Вундер, – сказал Томаз. – Готов идти? – Дейви болтался рядом, с надеждой улыбаясь. – Пошли. Я хочу попробовать побить рекорд.
Вундер не знал, что сказать. Он не мог сейчас играть в видеоигры. У него было такое ощущение, что Томаз забыл, что произошло. Или что ему было всё равно… Вундер попятился от друзей.
– Стой, Вундер, – Дейви впервые за всё время заговорил. Он нервно пищал. – Мы не… я не видел тебя целую… целую вечность. И я хотел поговорить с тобой о…
– Прости, Дейви, – сказал Вундер. – Мне нужно… есть вещи, которые я должен… прости.
Он практически убежал от школьной лестницы. Спеша прочь, он увидел Фэйт на велопарковке. Он снова подумал о том, что она говорила о Портал-Хаусе, и уже открыл рот, чтобы окликнуть её.
А затем снова его закрыл. Он пошёл быстрее, сунув руки в карманы.
Ему нужно было побыть одному. Ему нужно было избавиться от Чудес. Сейчас же.
Полуденное солнце светило в небе высоко и так ярко, что мир казался блёклым и чужим, когда Вундер заковылял по тротуару прочь от школы. Голоса ребят у велопарковки и автобусов постепенно умолкли у него за спиной. Он шёл не домой. Он вообще не понимал, куда идёт.
В городе было тихо, и движение практически отсутствовало. Все сидели на работе, заканчивая текущие дела. Вундер прошёл мимо городской ратуши – кирпичного здания, перед которым был фонтан и росло несколько молодых деревьев. Затем быстренько прошёл мимо страхового агентства «Жив-здоров», где работала его мама, и универсама: там он опустил голову на случай, если Томаз и Дейви уже были внутри.
Он прошёл мимо библиотеки, аптеки и магазинов, в которых ни разу не бывал. На углах улицы тут и там стояли мусорные баки, и он подумывал о том, чтобы выбросить Чудеса в один из них, но не сделал этого. Мусорные баки казались ему неподходящим местом.
Он прошёл через центр, затем через жилые районы – и оказался в лесу.
В лесу Вундер наконец замедлил шаг. Он знал, что там никого не будет. Там никогда никого не было. В этом году деревья меняли листву медленно, и солнечные лучи светили сквозь неё, создавая на тропинке зеленоватый лоскутный узор. Испанский мох покачивался на лёгком ветру, а дубовые листья шелестели.
Он подумал, что, возможно, лес – подходящее место, чтобы оставить там дневник. Мальчик пошёл вперёд в поисках идеального тайника. Но всё же не смог его найти.
Вундер шёл и шёл и добрался до ворот кладбища у Портал-Хауса. Он опёрся о железную ограду и заглянул внутрь. Земля была усеяна надгробными камнями, напоминавшими кривые зубы в огромном зевающем рту. Надгробья теснились, словно костяшки домино, составленные рядом и готовые вот-вот повалиться. Как много могил. Он подумал, что в основном это были могилы стариков, тех, кто прожил долгую жизнь, но, возможно, есть там и могилы таких же, как его сестра. Могилы неизвестных и едва известных, могилы пропавших.
Он потянул на себя калитку и обнаружил, что она не заперта. Вундер не знал, есть ли какие-то правила посещения кладбищ. Входить туда казалось неправильным, но он всё равно пошёл.
У первой же могилы он остановился. На ней висела простая табличка. Буквы на ней поблёскивали, словно подмигивали, и надпись была как сигнал, путеводная звезда, светящая на фоне чёрного железа.
«Vita mutatur, non tollitur»[8], – гласили слова в верхней части таблички.
Ниже было указано имя – Флоренс Дабровски – и даты.
Вундер не знал, что означали слова в верхней части таблички, но мог прочесть даты. Флоренс умерла, когда ей было восемьдесят два.
Восемьдесят два – хорошее количество лет для прожитой жизни.
Он подумал о надгробном камне сестры. Его ещё не сделали, но мальчик знал, как камень будет выглядеть. Папа показывал ему. Даты будут выгравированы на отполированном белом мраморе, и если кто-то потрудится сосчитать, сколько она прожила, результатом вычислений будет восемь. Восемь дней.
Восемьдесят два года. Восемь дней.
Задул ветер, и на золотую табличку упала тень от туч. Теперь Вундер с трудом мог видеть написанное на ней.
Он выпрямился и снова зашагал по кладбищу, останавливаясь то тут, то там, чтобы взглянуть на таблички на могилах и прочесть даты. Мике Шунему было тридцать лет, когда он умер, и он был «любимым сыном и братом». На надгробной плите Эйвери Лазарь не было дат – только статуя белой птицы, распростёршей крылья в полёте. Имя Кобаяши Хана было высечено чёрными буквами в верхней части монумента: чёрная надпись с белыми цветами по контуру.
Теперь перед Вундером возвышался холм без деревьев, поросший зелёной травой. Вундер подумывал подойти к подножию холма, к могиле сестры. Он не стал бы молиться за неё, но, может, посидел бы здесь, у её могилы, как сидел возле неё в больнице.
Но чем дольше он был на кладбище, тем меньше ему хотелось там находиться. Кладбище, подумал он, подходя все ближе и ближе к холму, было полной противоположностью Чудес. Каждая могила была очередным происшествием, рассказывала свою собственную историю. Но вместо того, чтобы делать мир чудеснее, заставлять Вундера чувствовать связь с другими, чувствовать себя любимым и счастливым, эти истории отдаляли его ото всех, заставляя чувствовать одиночество и злость.
А затем ему в голову пришло, что здесь ему и стоит оставить Чудеса. Это место – чемпион по отсутствию чудес.
Он должен оставить их здесь и больше никогда не возвращаться.
Он опустился на колени и вынул чёрный кожаный том из рюкзака.
– Кар! Кар! Кар!
Мальчик направился к воротам. Птица снова прокричала. На этот раз ближе.
Вундер бежал, не останавливаясь. Он снова оказался в лесу, и здесь было темно – после кладбища, ярко освещённого солнцем, здесь было трудно разглядеть хоть что-то. Когда он проходил мимо высоченного вечнозелёного дуба, птица снова прокричала и полетела над земляной тропой. Он знал, что не должен смотреть, что не хочет смотреть, но всё же посмотрел…
Старушка была там. Качалась в кресле-качалке из спиральной древесины. На коленях у неё была развёрнута газета. Страницы колыхались на ветру.
От резкого крика птицы Вундер подпрыгнул, и Чудеса выпали у него из рук.
– Это всего лишь птица, – сказал он вслух, но голос его дрожал, и к нему вернулось это чувство: чувство, что он находится там, где его быть не должно. Он схватил свой рюкзак и побежал. Полетел, словно на крыльях. Словно птица.
Ведьма, как и в прошлый раз, глядела на него. Как и в прошлый раз, она поймала его взгляд. Она улыбнулась.
И помахала.
Глава 9
Вечером папа позвонил домой и предупредил, что задержится на работе.
– В холодильнике полно еды, – сказал он. – Можешь разогреть на ужин всё, что захочешь.
– Ладно, – сказал Вундер. – Конечно.
Несколько секунд его папа молчал.
– Я знаю, что должен быть дома, – сказал он. – Но я не был на работе две недели. Придётся многое наверстать.
– Всё в порядке, – сказал Вундер. – Я буду в порядке.
Папа Вундера работал инженером в «Силе Солнца»: он создавал солнечные батареи. Раньше он был там техником. Когда Вундер был помладше, он ходил на работу к папе, и они разбирали аппаратуру – огромные металлические устройства, – и папа объяснял, как и что работает. Как всё это соединяется.
Затем, когда Вундеру исполнилось семь, его папа окончил колледж – он много лет посещал вечерние занятия – и подал заявление на должность инженера. Вундер написал об этом в Чудесах. Вот как это было:
Чудесное происшествие № 322
Вчера я зажёг свечу в церкви и помолился, чтобы папа получил работу инженера. Сегодня, когда он вернулся домой, то сказал, что получил её! Многие хотели получить эту работу, но выбрали его. Он очень этому рад, и мама тоже, и я.
Все говорили, что Вундер похож на маму: вечно улыбается, вечно задаёт вопросы, вечно хочет узнать больше. Они были похожи даже внешне: оба высокие, с веснушчатыми носами, голубыми глазами и тёмно-каштановыми волосами, которые никак не хотели лежать аккуратно.
Папа Вундера, напротив, был тихим и серьёзным. Хотя его не смущало, что Вундер и его мама задают вопросы, но сам он практически никогда их не задавал. Он всегда говорил, что был доволен теми ответами, которые имел. Они были такими разными: Вундер и его папа.
Но каждую неделю они вместе ходили в церковь, сидели и стояли и преклоняли колени рядом. И Вундер был уверен, что помог папе получить работу, которую тот любил. Ему казалось, что это чудо сблизило их.
Теперь же, сидя в одиночестве за кухонным столом и поедая запеканку, приготовленную, судя по открытке, Иаиром Джефферсоном, Вундер понимал, что никак не мог повлиять на папину работу. Теперь, когда он запихнул Библию и ангелов в шкаф, теперь, когда он больше не хотел ходить в церковь… теперь он задавался вопросом, что связывает его с папой.
Он почти покончил с запеканкой, которая оказалась не так плоха, что-то вроде тако[9] в виде салата. И тут в кухню вошла мама.
– Вундер, – сказала она, как будто удивившись ему, как будто не ожидала, что он будет там. – Ты один?
Вундер не мог подобрать слов, чтобы ответить. Он не знал, как правильно сказать.
– Папе пришлось задержаться на работе, – наконец объяснил он.
– Он должен быть здесь, с тобой, – ответила мама. Она выглядела старше и более усталой, чем когда-либо.
– У него накопилось слишком много работы, – сказал Вундер. – И я в порядке. Со мной всё нормально. Я нормально справляюсь.
– Знаю. – Она взяла консервную банку с супом, открыла её и вылила суп в глубокую тарелку. – Но он должен быть здесь. Как и я… Я это понимаю. – Больше она на него не смотрела. Она смотрела в пол, сжимая в руках тарелку с супом. – Я понимаю, что должна была позволить твоим бабушке и дедушке остаться – ради тебя. И папины родные: я знаю, как сильно они хотят приехать. Но мне нужно… мне просто нужно немного времени.
А затем она выбежала из комнаты, прихватив с собой тарелку холодного супа. Вундер ждал, что она вернётся, чтобы разогреть его, вернётся за ложкой, но она так и не вернулась.
И он остался наедине со своими вопросами о том, что же теперь связывает его и с мамой тоже.
Когда несколько часов спустя он пошёл спать, дверь родительской спальни снова была закрыта. Он приложил к двери ухо, но не смог ничего расслышать. Папы дома ещё не было. А тени от перекладин кроватки уже добрались до его кровати.
