Дженни Ли
Анна К

– Извини, я не хотел загадывать загадки. Меня прислал Стивен. Он… твоя сестра…

Она нахмурилась, перебив Дастина.

– Я знаю, о каком Стивене речь.

– Да, конечно. – Все становилось хуже и хуже.

– И какие же вести ты принес от негодяя по имени Стивен из дома К.? – спросила она с каменным выражением лица.

– Э-э-э… – Дастин помедлил.

Кимми рассмеялась его замешательству.

– Только не говори мне, что ты – единственный, кто не смотрел «Игру престолов».

Дастин улыбнулся с облегчением.

– О нет, я фанат. И читал все книги.

– Я тоже, – призналась она, хотя мать однажды предупредила ее, что парням не нравятся девушки, которые любят читать. – Серьезно, что хотел сказать этот урод?

Похоже, она уже узнала новости от сестры и понимала, что Стивен послал Дастина на каток с единственной целью: устроить другу дипломатическую встречу с Кимми. До чего нелепо!

– То есть ты в курсе? – спросил он, желая удостовериться в подозрениях.

– Да. Лолли написала мне о «Брэде». Она ведь в порядке? Я ответила, что приеду, заберу ее, но она сразу отказалась.

– Я ее не видел. Но уверен, что она в порядке или, по крайней мере, насколько это возможно в подобных обстоятельствах. Честно, я не хотел вмешиваться, но Стивен попросил меня об услуге. Каток мне по пути. – И, хотя он понимал, что уже сказал достаточно, Дастин не мог остановиться. – Я репетитор Стивена. Мы были приятелями с детства, потому что наши матери дружили, – добавил он, помогая Кимми понять, как такой парень, как он, может якшаться со Стивеном.

– Я в курсе, – ответила она, и Дастин невольно задался вопросом, то ли она расспрашивала о нем после знакомства, то ли узнавала новости в своих ежедневных беседах с Лолли. Если Таша и Стефани, две болтливые девицы с вечеринки, и научили его чему-то, так это тому, что девчонки говорят друг с другом обо всем и ни о чем. Трепаться для них – то же самое, что дышать.

– Ты дрожишь, – сказал он.

– Это лишь потому, что я остановилась поговорить с тобой. Не беспокойся. Я привычна к холоду. Мне нравится.

– Можно я угощу тебя горячим шоколадом в «Серендипити»? – Он понятия не имел, откуда взялась смелость.

Кимми казалась смущенной.

– Стивен послал тебя угостить меня горячим шоколадом?

– Нет. Он послал меня спросить, сможешь ли ты прикрыть сестру перед родителями. Она сегодня вернется поздно… если вернется. – Теперь, когда его миссия была закончена, у Дастина гора с плеч свалилась. – И я решил спросить, не хочешь ли ты выпить горячего шоколада? Или холодного шоколада, раз уж ты любишь холод.

Несколько секунд Кимми внимательно изучала лицо Дастина, затем взглянула на телефон, притворяясь, будто проверяет время. Когда она обнаружила, что новых сообщений нет, то подняла голову и улыбнулась.

– Почему бы и нет? Но ты должен знать, что я феминистка и заплачу за себя.

– Круто. А я феминист и позволю тебе заплатить и за меня тоже.

Кимми изумилась тому, что она вновь громко рассмеялась. Однако никто не удивился остроумию и обаянию Дастина больше, чем он сам.

VIII

Когда они довезли мать Вронского до дома восемьсот тридцать четыре на Пятой авеню, Стивен сел рядом с сестрой на заднем сидении «Убера». Всю дорогу Анна оставалась очень тихой, и он знал, что она еще думает о бедной собаке, которую сбил поезд. И хотя это было действительно так, девушка вспоминала и симпатичного парня, который спасал в этот момент другого беспомощного пса.

«Он любит собак так же, как и я?»

Стивен взял руку сестры, сжал ее и, словно прочитав мысли Анны, сказал:

– Спасибо, что решила помочь и этой псине.

Они ехали вдоль Центрального парка, и снег падал быстрее и гуще, чем прежде.

– Может, у нас будет снежный день? – спросила она, притворяясь, будто размышляет о погоде.

– Чувиха, я б, мать его, убил за один только снежный день, – пробормотал Стивен, проверяя, нет ли новостей на телефоне. – Извини, я знаю, ты не любишь, когда я называю тебя чувихой.

Что-то в голосе брата заставило Анну вспомнить, что пришла пора разобраться со всеми его ужасными ошибками. Она выбросила из головы мысли о мертвых собаках и голубоглазых героях и повернулась к Стивену, сидевшему рядом с ней в полумраке. Это был не первый раз, когда она приходила к нему на помощь, и она знала, что далеко не последний. Анна прикрывала его с тех пор, как они были маленькими детьми.

– Хорошо, я готова, – ответила Анна. – Расскажи мне все.

Что Стивен и сделал. Он сообщил, как познакомился с «Брэдом», чье настоящее имя было Марселла. Эта семнадцатилетняя ученица общеобразовательной школы Южного Бронкса за несколько дней до Рождества на спор с подругами подошла к нему в «Старбаксе» на Юнион-сквер.

– Она подрулила прямо ко мне, ударила в грудь тыльной стороной ладони и заявила: «Дай двадцать баксов». Когда я спросил, почему я, она ответила, что я выгляжу богатым и скучающим. Затем она… – Стивен умолк.

– Я должна быть в курсе, просто признайся мне. Я не ребенок.

Стивен продолжил.

– Она говорила, что я похож на трахаля. – Он помедлил и закончил: – Ну… знаешь, того, кто трахает все, что движется.

– Я знаю, – солгала Анна и коротко хохотнула. – Ладно, я соврала. Но она что, действительно подошла к тебе и сказала это, даже не представляя, кто ты такой? – Анна попыталась вообразить, как сама делает нечто подобное, но это оказалось невозможным.

– Марселлу ничего не колышет. Она кому угодно может ляпнуть что угодно.

Анна распахнула глаза, услышав восхищение в голосе брата, но промолчала. Стивен продолжил, рассказав, как дал Марселле двадцатку, чтоб она купила кофе подругам, а потом обнаружил, что приглашает ее на ужин. Она приняла приглашение, бросив приятельниц, и они вдвоем завалились в «Пиццу Джо», где он с восхищением наблюдал, как она съела полпорции чесночных клёцок и два куска пиццы, прикончила остатки его кальцоне^[12] и завершила трапезу большим стаканом розового лимонада.

– Она не заикнулась об углеводах, калориях, сахаре и не извинилась за свой аппетит. Это было круто! – Стивен объяснил, что безумно очарован Марселлой, поскольку она вела себя более раскованно, чем кто бы то ни было.

И она не была ни вежлива, ни безупречно одета. Она смеялась над его приколами и повторяла, что для такого богатея он очень забавен.

– Лолли тоже считает тебя забавным, – напомнила Анна.

Стивен согласился, но не мог не отметить, что Лолли часто воздерживалась от смеха над его грязными и грубыми шутками, всякий раз пеняя, когда он говорил что-нибудь в дурном вкусе.

– Я все повторяю ей, что я – наполовину представитель меньшинств: мне позволено говорить такие вещи.

Анна отмахнулась от брата, хотя уже не раз слышала от него подобное.

– Видишь, ты тоже так себя ведешь. Ты не можешь не поправлять меня, но я ведь просто несу пургу. Я не расист, в чем проблема? Комики постоянно делают это. Да, Марселла показалась мне раскованной, но, может, все дело во мне. Наверное, мне нравится именно то, что рядом с ней я могу быть отвязным. Разве тебе не хочется иногда побыть собой, Анна? Со своими недостатками – и все такое?

Хотя Анна и понимала чувства брата, в тот момент она не хотела поощрять его образ мыслей. Она знала, что разговоры о свободе – следствие того, как сурово относится к нему отец. Ее он тоже держал на коротком поводке, но с ней это выглядело как почти милая гиперопека. Со Стивеном все было иначе. Стивен никогда не говорил с ней об этом, хотя ей хотелось бы многое обсудить. Поэтому она и теперь промолчала, лишь кивнула, чтоб он продолжал, поскольку было ясно: история пока не закончена.

– Я, мать его, устал от политкорректности, – добавил Стивен. – Почему сейчас все обижаются по малейшему поводу? Мне восемнадцать, разве я не могу слегка развлечься, когда хочется? Я не просил, чтоб меня рожали в высшем обществе.

Пришла очередь Анны напомнить брату, что у него никогда не было проблем с развлечениями, хотя она признавала, что с высокими запросами родителей справиться не так-то просто. Стивен оказался единственным сыном, что в корейской культуре означало ответственность за семью: вот какой груз однажды ляжет ему на плечи. Анна не сомневалась, что в жизни ему будет сложнее, чем ей.

– Конечно, ты расстроен – и ужасно, что отец остается таким жестким с тобой… Но мы отвлеклись, Стивен. Что ты еще можешь рассказать мне о той девушке?

Стивен поведал, что после пиццы они завалились в «Эйс Бар» в богемном районе Алфабет-Сити, поиграли в аркады. Двоюродный брат Марселлы был там барменом и позволил молодым людям выпить.

В конце вечера Марселла затащила Стивена в женский туалет, в одну из кабинок, и…

Анна кивнула.

– Практически уверена, я могу догадаться, что случилось дальше.

Потом Стивен был уже на крючке, и они встречались тайно последние два месяца или около того.

– Но у тебя есть чувства к Марселле? – наседала она. – Я не о сексуальных, а о реальных. Ну, о сердечных чувствах.

– Анна, я едва знаю эту девушку. Она сексуальная и безотказная. Я люблю Лолли. Но иногда… так скучно бывает с девчонками, после того как ты уже тусуешься с ними некоторое время.

– На самом деле, нет, – ответила она, глядя в окно. – Не ищи у меня сочувствия. Я встречаюсь с Александром подольше, чем ты – с Лолли.

– О чем я и говорю! Вы двое должны понимать, что я имею в виду, по крайней мере, он.

Анна была раздражена высказыванием брата и не сразу сообразила, с чего начать.

– Ты намекаешь, будто Александр мне изменяет? – спросила Анна, переходя к сути.

– Нет! Конечно, он верен тебе. Твой парень – слишком хороший человек, тогда как я – жуткий придурок.

Анна знала, что их мать часто пытала сына, сравнивая Стивена с вроде бы идеальным бойфрендом дочери.

– Да, это отстой. Но прекрати уже уклоняться. Если ты говоришь, что любишь Лолли, то зачем изменять ей? – спросила она, догадываясь, что у брата нет ответа. Она готова была поспорить, что он вообще редко понимал, почему делает то или иное.

– Не знаю, – выпалил Стивен, как по команде.

Анна не сомневалась, что ничего лучше этого признания она сейчас от него не добьется, и потому продолжила. Она спросила, не в первый ли раз он изменил Лолли, и после долгого молчания брат ответил, что раньше кое-что было. Она метнула на него взгляд, полный сестринского неодобрения.

– Ты уверен, что хочешь быть с Лолли? Куча парней в городе остаются холостяками и каждые выходные спят с новыми девушками. Может, это подойдет тебе больше. Если честно, мне кажется, ты совсем не готов быть чьим-то бойфрендом. Ключевое слово «совсем».

– Да, все выглядит именно так. Но я люблю Лолли именно потому, что хочу быть ее парнем. Она такая же добрая, как и ты. И нет никого милей. Она держит меня в узде, а ведь мне это необходимо. Она заставляет меня еще сильнее стараться и самому быть лучше. Марселла для меня ничего не значит. Хотя у нее в языке продето дурацкое колечко…

– Фу. Хватит о ней. Стивен, ты должен положить этому конец. – Анна любила брата, но сейчас он ей совершенно не нравился. Разумеется, парни сильно отличаются от девушек, но, слушая Стивена, она чувствовала, что разрыв между представителями мужского и женском пола шире, чем она могла себе вообразить.

– Ты права. Я так и сделаю. А кольцо в языке… я не намекал на какие-то непристойности, я просто видел его, потому что она много смеялась. И еще она думала…

– Стивен, ты смешон! Все так считают. Почему ты всегда сосредоточен на подобных вещах? – раздраженно бросила Анна.

– Потому что это – моя тема, Анна! Я не идеален, как ты, и я уж точно не лучше твоего гребаного парня, ясно? – Стивен редко повышал голос на сестру и сразу почувствовал стыд.

Но Анна все поняла. У отца были невероятно высокие запросы, когда дело касалось сына, что казалось ей несправедливым. Стивен никогда не обсуждал это с сестрой, но не раз отец приказывал ему явиться в кабинет, чтобы читать нотации о том, как много он работал на благо семьи.

Эдвард говорил, что как иммигранту ему приходилось трудиться вчетверо больше, дабы считаться равным американцу. И это было действительно так: хотя Эдвард, как и Стивен, родился в состоятельном семействе, отец-кореец послал своего отпрыска учиться в США. Мальчика отправили в интернат на Восточном побережье, когда ему было всего десять лет. Дети любой расы и любого социального слоя могут быть жестокими, но привилегированные белые ребятишки порой проявляют особую жестокость. Одноклассники Эдварда не выказали ни капли дружелюбия. Ему пришлось упорно бороться, чтоб заслужить их уважение: заниматься с репетитором, избавиться от акцента, пока он не заговорил на идеальном английском, преуспеть в спорте, убедиться, что его академические успехи – первые в классе. Привлечь внимание девочек он мог лишь тщательным расчетом.

Женитьба на матери Стивена была продиктована не только любовью, но и желанием, чтобы будущим детям Эдварда было проще, чем ему самому. У него имелись деньги и мозги, но именно старинная фамилия Грир открыла юноше нужные двери в обществе. И теперь он предупреждал Стивена, что тот, наполовину кореец, наполовину белый, столкнется с расизмом, но не с таким открытым, как раньше, а с более изощренным. И он должен понять, что так будет всегда. Отец повторял сыну, что Стивен никогда не будет по-настоящему ладить ни с корейцами, ни с белыми, однако, если правильно разыграет сданные карты, его будущим детям будет проще жить. Он не мог позволить себе облажаться, но, как ни старался Эдвард, с той минуты, как Стивена выгнали из пятого класса школы, он оставался сплошным разочарованием.

Стивен ненавидел давление, постоянно разрываясь между тем, чтобы оправдывать ожидания отца и тем, чтобы понять, кем же он хочет быть. Стивену очень хотелось сказать Анне правду, но он никак не мог заставить себя сделать это.

– Боже, прости, я не хотел орать. Я… понимаю… ты просто пытаешься помочь, а я – неуверенный в себе урод.

Анна проигнорировала вспышку брата.

– Да, я буду счастлива помочь, но ты больше не должен видеться с Марселлой. И ты порвешь с ней по телефону или эсэмэской. Ты слишком слаб, чтобы сделать это лично.

Анна знала, что говорит слишком резко, но пришла пора суровой любви.

– А Лолли примет меня обратно? – спросил он.

– Ты на сто процентов уверен, что хочешь остаться с ней? – спросила Анна. – То есть… подумай, Стивен, ты не сможешь снова поступить с ней таким образом. Я серьезно. И если измена опять повторится, даже не звони мне.

– Я хочу вернуть ее! И не буду изменять. – Стивен вздохнул. – А Лолли примет меня обратно? – повторил он.

Анна посмотрела на заснеженный городской пейзаж.

– Ну… Вероятно, примет, но ведь ты в курсе, что она слишком хороша для тебя?

– Да, – ответил Стивен, чувствуя разочарование сестры и желая стать лучше не только для Лолли и Анны, но и для собственного отца. Просто-напросто казалось несправедливым то, как сложно было оставаться хорошим.

IX

Шофер припарковался у здания, и швейцар кинулся открывать заднюю дверь. Анна повернулась к брату.

– Дай мне час наедине с ней. Пойди и купи любимый десерт Лолли. – Она оглядела Стивена с головы до пят. – Ты ведь знаешь любимый десерт своей девушки?

– Кремовый банановый пирог из ресторана «Джо Аллен». Но, Анна, ради бога, – вечерний час пик. На Таймс-сквер сейчас творится такое… – Стивен сразу же замолчал, поскольку ее взгляд прожигал дыру у него во лбу. – Я вернусь через час.

Анна улыбнулась швейцару, державшему зонт в ожидании, когда она выйдет из машины. Она приняла предложенную руку и решительно шагнула на тротуар.

Очутившись в квартире, она сделала две чашки «Неспрессо Дулсао до Бразил» и захватила пару бутылочек кокосовой воды, а потом подошла к комнате родителей. Анна жила в пентхаусе постоянно только пока училась в начальной школе, однако здесь у нее до сих пор была своя спальня. Она очень любила Нью-Йорк, но в последнее время предпочитала его в меньших дозах. Она чувствовала себя в своей тарелке, лишь сидя в седле на одной из голландских теплокровных. Стоит упомянуть Марка Антония, названного в честь мультяшного бульдога (творение студии «Уорнер Бразерс»), а не римского политика, и лошадь Клео, получившей кличку в честь крошечной кошечки, любившей свернуться на Марке Антонии. Ну а еще Анна ощущала себя по-настоящему хорошо, когда возилась на заднем дворе с ньюфаундлендами, Джеммой и Джоном Сноу.

Она постучалась и сказала Лолли, что хочет поговорить с ней наедине, добавив, что они могут сделать это, примеряя наряды матери. Она ничуть не сомневалась, что Лолли не откажет ей, и была права: девушка открыла дверь. Анна вошла, предложив ей на выбор «Неспрессо» или кокосовую воду. Лолли потянулась за водой, открутила крышку и выпила все залпом. Конечно же, если девчонка часами плачет о вероломном парне, она почувствует жажду.

После того как Лолли успокоилась, девочки надели абсолютно новые шелковые японские халаты, которые они извлекли из глубин гардеробной. Анна предложила Лолли оставить себе кимоно – бледно-розовое, с цветами сакуры в повторяющемся узоре. Она была уверена: мать даже не помнит, что у нее есть этот наряд.

Анна объяснила, что, хотя родители ее матери были не против, чтоб их дочка встречалась с бойфрендом в Йеле, они были потрясены, когда та объявила о помолвке. Они были слишком вежливы, чтобы сказать это прямо, но девушка знала: они не в восторге, что она выходит замуж за корейца. В итоге предки устроили ей шикарную вечеринку в азиатском стиле. Как будто объявили миру: «Смотрите! Наша дочь – Грир, но любит все азиатское. Даже мужчин! Мы не виноваты». Невеста, разумеется, была в ужасе от мероприятия, но тактично промолчала. Жених, который, несомненно, имел полное право расстроиться по этому поводу, воспринял все спокойно. Он привык к расизму в любых проявлениях в отличие от своей шокированной суженой.

Первые несколько лет супружеской жизни мать Анны и Стивена постоянно получала подарки азиатской тематики: тарелки для суши, модные палочки для еды и очень дорогие японские кимоно. Она рассказывала, что поначалу презенты сильно злили ее: ведь окружающие воспринимали это как что-то несущественное, но, в конце концов, она прошла тяжелый период и осознала, что большинство людей глупы и понятия не имеют, что Азия разделена на множество разных стран, каждая из которых имеет отдельную историю и культуру. Теперь, спустя двадцать один год, родители все еще были вместе, тогда как многие из их знакомых развелись по два-три раза.

Грир говорила, что теперь даже поверить не может, как это расстраивало ее в юности, однако брак уже долгие годы выдерживал критику и скептицизм нью-йоркского сообщества и становился день ото дня лишь прочнее. Но это не означало, что она хоть раз надевала кимоно.

– Мне нравится халат, я буду носить его вечно, и вообще какая-то дичь, что твоим покойным бабушке с дедушкой не нравился твой отец. Ведь благодаря ему Стивен такой безумно крутой красавчик. Немного азиатской крови – и у тебя будут красивые дети. Посмотри на себя! Я бы убила за то, чтобы выглядеть так. Признайся, когда в последний раз ты брила ноги? – Лолли провела ладонью по гладкой, без единого волоска, голени Анны.

Именно в этот момент Анна поняла, что Лолли упустила в ее рассказе главное: время лечит любые раны. Лолли была милой, но не самой умной девушкой на свете.

Анна легла на спину и уставилась в потолок. Над кроватью родителей висела новая хрустальная люстра «Баккара», ослеплявшая при включенном свете, но казавшаяся зловещей при выключенном. Сейчас она была выключена.

– О боже, я объелась пирогом и готова лопнуть, – простонала Анна, закрыв глаза.

От кремового бананового пирога, который Стивен оставил под дверью час назад, осталась лишь половина.

Лолли перекатилась на спину и глубоко вздохнула.

– Я не представляю, могу ли теперь быть вместе с ним, Анна. Я чувствую себя униженной.

Анне не требовалось поворачиваться к подруге брата, чтобы понять: та снова плачет. Так они провели целую ночь – смеялись и рассказывали друг другу разные истории, а в перерывах Лолли всхлипывала и причитала, что вся ее жизнь рухнула. Анна никогда не видела проблем в девичьих слезах – она рыдала этим вечером о собаке, которую никогда не видела.

Поэтому она никак не стыдила Лолли за плаксивость, однако удивлялась количеству пролитой соленой влаги. Анна невольно задавалась вопросом, как у девушки еще оставались какие-то слезы. Этот поток укрепил Анну в решимости как-то уладить дело. Хотя она по-прежнему понятия не имела, какое решение будет лучшим.

Лолли перекатилась на живот.

– Он испортил для меня «Эрмес». Причем навсегда. Как мне теперь вообще смотреть на их логотип и не вспоминать, что случилось там?

Анне всегда твердили, что у нее есть дар находить подход к животным: в конце концов, она успокаивала многих упрямых лошадей. Она предполагала, что разгадка кроется в том, что она – безмятежный по натуре человек, ну а грандиозный план по усмирению Лолли заключался в том, чтобы держаться столько, сколько потребуется. Спустя пару часов Лолли устанет и примет решение.

Придерживаясь задуманного, Анна опробовала несколько приемов, которые работали с лошадьми. Она следила за тем, чтобы говорить тихо и ровно. Она расчесывала длинные золотистые волосы Лолли, вспоминая, как инструктор по верховой езде учил ее расчесывать гривы плавными движениями, чтоб угомонить животных. Затем девушки принялись сооружать забавные прически, повторяя видео какой-то королевы кос с «Ютьюба», и Анна сделала Лолли двойные косы, свернутые в бублики а-ля принцесса Лея. Все время, пока Анна играла с волосами Лолли, она уверяла ее, что, хотя сейчас та и расстроена, но с ней уже случилось худшее, что только могло случиться, а дальше жизнь обязательно наладится.

Анна не знала, было ли это действительно так, но была уверена: она должна верить себе, если они обе хотят вместе пережить долгую ночь.

Очевидно, большая часть страданий Лолли оказалась вызвана страхом. Страхом принять неправильное или окончательное решение о своей романтической жизни. Страхом потери, если она решит порвать со Стивеном. Страхом возненавидеть себя, если она не порвет с ним. Страхом остаться без парня и снова быть одинокой в дебрях Манхэттена. Страхом перед тем, что если она решит искать нового бойфренда, то не найдет никого лучше. И самым большим страхом – умереть нелюбимой и совсем одинокой.

– А как насчет страха полюбить не того парня? – спросила Анна.

– Не тот парень… в смысле, твой брат – отстой? – серьезно переспросила Лолли.

– Нет, – ответила Анна. – Что, если всю жизнь проведешь, любя не того парня?

– Поясни, пожалуйста, – сказала Лолли, потянувшись к коробке с пирогом.

– Ну… я знаю, что люблю Александра, но если он – не тот парень? Может, где-то есть другой парень, которого я могла бы полюбить, который был бы… лучше? Для меня. – Как только Анна озвучила свою мысль, она сразу же пожалела об этом. Ей нужно перестать думать о том мгновении, когда Алексей Вронский обернулся к ней в поезде. Быть не могло, что он так красив, как ей запомнилось.

– Невозможно! – воскликнула Лолли, эхом отвечая на размышления Анны. – Александр – лучший парень на планете. Он и за миллион лет не сделает с тобой того, что сделал со мной Стивен. О боже, у вас с Александром тоже проблемы? А если так, то мне стоит бросить все. – Лолли мелодраматично вздохнула. – Ведь если у лучшей пары в мире ничего не получается, на что надеяться остальным?

Анна вдруг села.

– Нет, нет. Мы с Александром в порядке. Он идеален. Мы счастливы. Извини, я не хотела пугать тебя. Не пойму, почему я спросила об этом. Полагаю, я просто устала. А поскольку мы перечисляем страхи, то я подумала, что мне надо поделиться одним из своих.

Анна редко откровенничала с подругами о своих отношениях с Александром: когда она поднимала щекотливую тему, у девчонок была такая же реакция, как у Лолли. Ее парень идеален, как ей повезло, что он у нее есть. Когда другие девушки жаловались на бойфрендов, Анна понимала, что у нее едва ли есть подобные проблемы. Единственное, на что она могла бы посетовать: их отношения стали немного скучными, но она полагала, что это происходило исключительно потому, что они уже долго были вместе.

Анна встала и прошлась по комнате, чтобы собраться с мыслями. Ей нужно придумать новый подход. Сейчас определенно не время задавать вопросы собственному сердцу.

X

Кимми проводила время в «Серендипити» с Дастином гораздо лучше, чем она ожидала. Их первая встреча на новогодней вечеринке Стивена оставила у нее совершенно иное впечатление о парне. Они всего несколько минут общались на крыше, и она едва помнила, о чем они болтали. Обычно она плохо запоминала разговоры, но ее плохую память можно было списать на «Вдову Клико», благодаря которой она чувствовала себя несколько навеселе.

В лифте, по пути на вечеринку, Лолли предупреждала Кимми:

– Убедись, что съешь что-нибудь, прежде чем начнешь закидываться шампанским.

Кимми не экспериментировала с алкоголем, в отличие от большинства подростков ее возраста, в основном потому, что она вечно тренировалась и совсем не умела пить. Она твердо намеревалась прислушаться к совету сестры («Чтоб под конец ночи тебя не вырвало – и ты не вырубилась на куче пальто», – как предупредила ее Лолли), но вечер прошел так, как она и вообразить не могла.

Было несправедливо винить в этом сестру, но Кимми казалось, что Лолли могла бы сопровождать ее, даже представить кому-то, а не сразу же бросить и умчаться на поиски Стивена, едва лишь они вошли в квартиру. Тусовка была в самом разгаре, поскольку они приехали намного позже, чем планировали (Кимми наблюдала, как сестра делает селфи в разных платьях, пытаясь понять, какое из них выглядит лучше при разном освещении, и, похоже, на это были потрачены часы).

Кимми попыталась протолкнуться в гостиную, однако оказалась зажата в углу, рядом с отвратительной ледяной скульптурой фонтана. К счастью, симпатичный парень с щеголеватой прической – волосами, собранными на макушке в узел, – предложил ей бокал шампанского. Она моментально приняла напиток из его рук, горя желанием с кем-нибудь подружиться.

Почему, ну почему она спросила его, кто эта пара, изваянная изо льда? Хотя парень с узлом не мог быть таким уродом, чтоб рассмеяться ей в лицо, верно?

Закрывая глаза, она все еще видела перед собой его усмешку и слышала дурацкий голос:

– Как, мать твою, ты не знаешь Рика и Морти?

Она поверить не могла, что незнакомец может быть настолько груб. Ей следовало плеснуть шампанским ему в физиономию, но она осушила бокал до дна и сбежала на крышу.

Надеясь, что зефир с горячим шоколадом нейтрализует действие шампанского, Кимми набила лакомством щеки, словно сладкоежка-бурундук. И тут она заметила Дастина, который стоял в одиночестве и смотрел на ночное небо. Ей сразу понравилось его лицо, как и то, что волосы мальчишки не были собраны в узел на макушке. Он казался таким серьезным и неуместным во всепоглощающей толпе гостей, что ей тоже стало легче… ведь он выглядел именно так, как Кимми себя чувствовала: ошеломленным и жаждущим очутиться в каком-нибудь другом месте.

Внезапно Кимми вспомнила, о чем они говорили на крыше: про космические исследования метеорита… или астероида? Дастин обладал обширными познаниями в астрономии, о которой болтал некоторое время, но ей нравилось, что он слишком много треплется, когда нервничает. Кимми предположила, что он не может остановиться именно поэтому, зато она являлась причиной его нервозности и наслаждалась этим.

Она была полной противоположностью Дастина. Когда Кимми нервничала, то замолкала. Она ненавидела свою черту главным образом потому, что люди считали подобное поведение проявлением высокомерия. Она слышала, как некоторые фигуристы говорили о ней именно так. «Кимми – сноб. Она считает, что лучше всех остальных потому лишь, что она – богатая сучка из Нью-Йорка». В принципе она уже должна была стать более толстокожей, но так и не стала.

Когда Кимми спустилась вниз, чтобы найти сестру, она была полна решимости вновь встретиться с Дастином позже и продолжить разговор. Но по пути она столкнулась со Стивеном, направлявшимся на крышу, и тот развернулся и пошел за ней в переполненный коридор. И он ужасно громко спросил: «Ты хочешь Молли?» – а Кимми показалось, он спрашивает ее, не хочет ли она познакомиться с Молли. Решив, что он имеет в виду человека, а не наркотик, она ответила: «Конечно же. Очень». Стивен выудил из кармана пакетик с кристаллами и велел Кимми открыть рот пошире. Девушка никогда раньше не пробовала никаких веществ, поскольку все соревнующиеся спортсмены постоянно проходят тест на допинг. Но эта страница ее жизни была перевернута – и теперь ничто не удерживало ее от экспериментов.

Вдобавок она не хотела выглядеть перед Стивеном ребенком, особенно после того, что за приглашение должна благодарить именно его.

А Лолли как раз не хотела, чтоб сестра была здесь, потому что не собиралась отвечать за нее, но Стивен начал спорить: «У Кимми был дерьмовый год. Она заслужила немного веселья». Лолли сдалась: больше потому, что она всегда уступала бойфренду, а вовсе не потому, что решила побыть крутой старшей сестричкой.

Откровенно говоря, Кимми была в ужасе и не хотела пробовать наркотики, но она оказалась слишком слаба, чтобы признаться Стивену в том, что поняла его неправильно. Потому она сделала, как ей велели: откинула голову и широко открыла рот.

В основном ее первый опыт употребления вредных веществ начался, когда она сидела одна в огромной ванной матери Стивена и Анны. Хозяйская спальня оказалась единственной комнатой на вечеринке, куда проход был закрыт, но Кимми проигнорировала это и все равно вломилась туда, предполагая, что как сестра официальной подруги хозяина вечеринки, она имеет особое разрешение. Следующие два часа она тупо играла с самыми изысканными и чудесно пахнущими бомбочками для ванн, которые когда-либо видела. Миссис К. хранила их в высокой стеклянной банке. Они так блестели, что Кимми уверилась: семья Стивена настолько богата, что покупает уходовые средства с настоящим золотом. Отец Кимми и Лолли являлся партнером в крупной юридической фирме, и они тоже были богатыми, но сестра сказала ей, что они не так обеспечены, как предки бойфренда. У семейства была «чертова прорва денег»: состояние, как у звездной певицы Бейонсе или рэпера (и по совместительству ее мужа) Джей-Зи, а это уже совсем другая лига.

Когда Лолли нашла ее два часа спустя, Кимми сидела в пустой ванной, напоминая унылую гусеницу, ее платье было покрыто мерцающей цветной пылью бомбочек. Девушка заглянула в расширенные зрачки младшей сестры и сразу поняла, что случилось. Вскоре и Стивен, и Лолли, которые и сами кое-что приняли, уставились на бедняжку сверху вниз, словно на крошечную гуппи в огромном аквариуме. Закрыв глаза, Кимми слушала, как Стивен бубнил, что он дал малышке детскую порцию, а вечеринка должна помочь девочке развеяться. Лолли дулась на бойфренда за то, что он перемежал свою речь матом, но не разозлилась, потому что никогда не умела сердиться на него. Как будто Стивен наложил на нее какое-то магическое заклятие: один щелчок пальцев – и она ходит по струнке. Внезапно стало очень тихо, и Кимми подумала, не оставили ли ее одну, поэтому открыла глаза и обнаружила, что Лолли и Стивен целуются, прижавшись к стене. Руки парня гуляли по всему телу сестры, а та издавала грубые постанывания. В конце концов Стивен перекинул свою подругу через плечо и, хихикая, вынес из ванной комнаты. Мимоходом он бросил Кимми, что скоро она «оклемается».