Джефф Алюлис
NOFX: ванна с гепатитом и другие истории
26
Майк
Мне потребовалось несколько лет, чтобы понять, почему у мамы висело зеркало на потолке над кроватью. Когда мне было двенадцать, я смотрел телевизор в ее комнате и подумал: «Круто, я вижу себя!» И, наконец, меня осенило в двадцатилетнем возрасте, когда я остановился в отеле «Сизарс Пэлэс» в Лас-Вегасе. «О, так это же сделано, чтоб ты мог наблюдать за собой во время ебли! У моей мамы было такое. Оооооо…»[14]
После развода моих родителей мама больше не вступала в повторный брак, но около восьми лет у нее был французский бойфренд. Он был тем, кто предложил установить зеркало, но я не уверен, нужно ли ему и моей маме приписывать вину за мой первый просмотр садомазохистского порно.
Журнал Penthouse Variations – это вроде как журнал Reader’s Digest, только для людей, увлекающихся бичеванием и зажимами для сосков. В основном это истории (якобы представленные читателями) о причудливом сексе. Я откопал экземпляр во время рысканья в вещах моей матери. Ее экземпляры Hustler и Cocks and Cunts никогда не торкали, но рассказы о бондаже/связывании и подчинении в этом номере Penthouse Variations дали мне мой первый стояк. Там был рассказ о доминирующей жене, которая переодевала своего мужа в женскую одежду и относилась к нему как к рабу, даже позволяя ее друзьям приезжать и насиловать его. Довольно интенсивный материал для чтения в тринадцатилетнем возрасте. Но я дрочил на него, может быть, раз сто.
Я всегда связывал и буду связывать женское превосходство с эротизмом. Оно сформировало мою сексуальность и всегда оставалось одним из важнейших компонентов всех моих отношений. Натали и я душили друг друга во время секса, и она царапала мою спину до крови. Уэнди превратила кожаные забродные штаны, сворованные у Red Hot Chili Peppers, в бондажную маску. А между ними двумя была Синди.
Синди была хозяйкой дома, где на вечеринке Дилан, Мэлвин и я играли, как трио, на заре NOFX. У меня не было планов клеиться к ней, потому что Мэлвин запал на нее, и к этому времени я уже приударял за другой девушкой. Но Синди подошла ко мне на вечеринке и начала целоваться и обжиматься со мной, так что, в конечном итоге, я оказался с двумя девушками, а у Мэлвина не было ни одной.
Мэлвин был в обиде из-за этого, но держал ее при себе. По крайней мере, до одной ночи в зале Stardust Ballroom. Синди и я ебались на стоянке между двумя припаркованными машинами. Люди шли мимо и смотрели на нас, Синди лежала в луже мочи, поэтому мы решили изменить свое местоположение. Мы заползли внутрь универсала Мэлвина, закончили ебаться и вырубились.
После шоу Мэлвин обнаружил нас голыми и спящими: «Ты что, блядь, делаешь?!»
Он кругами гонялся за мной вокруг автомобиля. Он вопил: «Ты ебешь девушку, в которую я по уши влюблен?» – а я кричал: «Не бей меня!»
После нескольких кругов я не удержался от смеха, потому что он не мог поймать меня. Затем Мэлвин начал смеяться тоже. Я не знаю, как этот сценарий разыгрался бы между другими людьми. Но мы ушли с этого концерта друзьями.
Синди и я встречалась только в течение месяца, но он был тем месяцем, когда мне в руки впервые попало какое-то реальное садомазохистское оборудование. Отец Синди был агентом ЦРУ, так что их гараж был полон крутейших старых шпионских устройств. Однажды мы копались в детекторах лжи и дешифровщиках кодов (ну, или чем бы там они ни были) и нашли коробку с изготовленными кустарным способом кожаными секс-игрушками. Это были не лощеные, черные садо-мазопринадлежности, которые можно увидеть в секс-шопах; это была дубленая кожа с неровной прострочкой. Было ясно, что ее папа в свое свободное время позаботился о том, чтобы изучить кожевенное ремесло и изготовить плети и ремни крепления к туловищу для подвески тела.
Мы играли с кнутами, но не могли понять, как крепить ремни для подвески. Самую большую тайну, однако, составляла анальная затычка с отверстием по центру и исходящей из нее пластиковой трубкой. Мы думали, что это какое-то сумасшедшее клизмоподобное устройство, но мы решили, что из него вышел бы чумовой пивной кальян.
Мы притащили его на кухню, вымыли с мылом и приделали воронку к концу трубки. В тот момент, когда мы вылили в него первое пиво и высосали его с конца анальной затычки, вошла мама Синди:
– Откуда вы взяли это?
– Нашли в гараже.
Сгорая от стыда, она повернулась и ушла. Больше я ее не видел.
Позже мы катались на машине, и меня остановил полицейский. И по делу: я был пьян от анального пивного кальяна. Коп посмотрел в багажник автомобиля и увидел затычку. Он поднял ее.
– Что это?
– А на что это похоже?
Испытывая отвращение, он бросил ее на заднее сиденье: «Пиздуйте отсюда».
Когда я начал встречаться с Эрин, наш причудливый эксперимент произошел в дороге с NOFX. Как-то вечером мы одолжили фургон на некоторое личное/интимное время после концерта. Мы заехали на пустую стоянку супермаркета, и в фургоне она связала меня – голого, с завязанными глазами. Она вытащила кнут, и вдруг на парковку заехал полицейский автомобиль.
Я не мог видеть, но я услышал, как она закричала: «Блядь!»
– Что такое?
– Здесь копы!
– БЛЯЯЯДЬ!
Они постучали в окно, и Эрин открыла дверь, чтобы пролить свет на то, что позже, я уверен, было приковывающей внимание темой разговора их полицейского участка.
– Пиздуйте отсюда.
Мы дали обратный ход в дом, где той ночью остановились все остальные. Это прискорбно, но мы не довели это дело до конца, и в итоге я получил два комариных укуса на яйцах.
Даже у себя дома было трудно найти уединение, чтобы заниматься исследованиями. Эрин и я сразу съехались и жили в доме на улице Пейдж в Сан-Франциско. В какой-то момент наши соседи по жилплощади уехали, мы остались одни и реально дали себе волю. Я с кляпом во рту, с завязанными глазами, связанный, в позе орла, распяленный на кровати. Эрин оставила меня там, беспомощного, на то время, когда она пошла принимать душ. Это было изумительно! Но потом я услышал стук во входную дверь. Далее дверь открылась, кто-то зашагал вверх по лестнице, в сторону спальни.
«Здесь кто-нибудь есть? Это Алекс, хозяин дома!» Я бы с радостью откликнулся, если бы у меня не было кляпа во рту. Дверь в спальню была широко открытой. Шаги стали ближе, а потом они стихли. Я ничего не мог видеть с повязкой на глазах, но после краткого перерыва услышал, как шаги быстро спустились вниз по лестнице и за дверь.
Сейчас я абсолютно открыт и не скрываю своей сексуальности, но в то время я жил в постоянном страхе быть обнаруженным, как фетишист. Я слишком стеснялся пойти в книжный магазин для взрослых, чтобы купить садомазохистское порно. До конца 80-х я не мог даже заикнуться о садомазохизме в беседах с моими коллегами по группе. После концерта в Гамбурге, в ходе тура, я купил кое-какие кожаные ограничители двигательных функций и шарообразный кляп в местном секс-шопе. Когда мы проходили таможню в аэропорту Амстердама, чиновник вытащил все из моей сумки.
И я наконец-то узнал, как чувствовала себя мама Синди, когда она застала нас врасплох с анальным кальяном несколько лет назад. Я хотел испариться в воздухе. Но таможенника это вовсе не напрягло. Это был Амстердам – они, вероятно, здесь видят такие вещи все время. Мэлвина и Смэлли, похоже, это тоже не волновало. По всей видимости, что они тоже поднабрались моих, не таких уж скрытых, лирических намеков (например, когда я назвал альбом S&M Airlines). Вот тогда-то я и понял, что мне нечего стыдиться. С тех пор я перестал скрывать, кто я и от чего получаю удовольствие. И если бы я хотел носить кожаную маску, сделанную из штанов Хиллела Словака, в то время как моя подруга запихивает пивной кальян в форме анальной затычки мне в жопу перед нашим хозяином дома, – да пусть так и будет!
27
Смэлли
У меня созрел план убить моего друга. Я предложил бы ему пойти и накатить или попытался бы надыбать каких-нибудь наркотиков и заманить его в машину. Я бы увез его в горы, чтобы упороться, и я застрелил бы его и оставил тело на обочине дороги. Достать оружие несложно – я знал приличное количество темных людишек, так что потребовался бы только телефонный звонок. Власти, вероятно, не стали бы слишком тщательно проводить расследование. Они просто списали бы это на бандитские разборки.
Это, вероятно, был не самый лучший план. Но мне была нужна какая-то стратегия, потому что я знал: в интересах выживания мог бы наступить день, когда я должен был бы ебнуть Реймонда.
Реймонд – не его настоящее имя, потому что даже после долгих лет с тех пор, как я его не видел, этот парень приводит меня в оцепенение. И, несмотря на то что он попадал в тюрьму за все мыслимые насильственные преступления и выходил из нее, я не хочу давать новые обвинительные показания в отношении этого человека, чтобы у него была причина мстить. Ради того, чтобы и вы, и я лучше по ночам спали, давайте просто скажем, что остальная часть этой главы – выдумка.
* * *
В Санта-Барбаре был угол, где все панки собирались во второй половине дня для длительного ничегонеделания, ничего не делая. Изредка туда приходил страшно выглядящий чувак, и люди разбегались. Он выглядел как белая инкарнация Майка Тайсона, с зачесанными назад волосами и в тюремных татуировках на руках, шее и спине. Ему не нужно было ни произносить слова, ни шевелиться. Он машинально прививал глубокое чувство страха любому, кто вставал на его пути. За его спиной шептали: «Это чувак Реймонд – пиздец как ужасно крут».
По городу ходили слухи, что Реймонд убивал бомжей и пьяниц для удовольствия. Я не могу это подтвердить лично, но мне никогда не было трудно поверить в это. Наш общий друг-уголовник рассказывал мне, что он и Реймонд насильно увезли парня, задолжавшего Реймонду сорок баксов. Они бросили его в багажник и пытались решить, что делать с ним дальше. Реймонд сказал: «Хуй с ним, давай просто убьем его». Мой друг среагировал: «Ты что, блядь, шутки шутишь? Хочешь на зоне сидеть всю жизнь за сорок баксов?» Реймонд не видел в этом проблем. В итоге они просто отколошматили парня до бессознательного состояния, сняли с него обувь и высадили его у черта на куличках. И в довершение своей истории мой друг резюмировал: «Да, Реймонд любил убивать людей».
Однажды мой теперь уже покойный друг Линн Стрейт (из группы Snot /Сопли/) пришел на пати, и Реймонд отхлестал его по щекам перед всеми без какой-либо причины. Это было в некоторой степени больше похоже на какое-то доминирование, типа как в мире животных. Или точнее – типа как на зоне. В конце своего подросткового возраста он провел семь лет в California Youth Authority – центре заключения несовершеннолетних – за избиение полицейского. Я уверен, что это повлияло на его понимание этических норм. Линн однажды одолжил Реймонду свою машину, а потом спросил, может ли он забрать ее обратно. Реймонд отхлестал его по щекам еще раз и сказал, что он вернет ее, когда будет готов ее вернуть.
Он терроризировал город панк-рокеров. И он был моим лучшим другом.
В который раз я бежал в сторону того, что должно было отпугивать меня. И в который раз я приходил к заключению, что, пытаясь всем доказать, что я крутой хулиган, я всего лишь компенсирую этим свою необеспеченность и незащищенность. Я подружился с Реймондом, только потому что он был той бляхой, которую я мог нацепить, и представителем той контркультуры, которую мне хотелось исследовать.
Я работал в магазине тканей и знал, что они там оставляли пару сотен баксов в кассе на ночь. Я рассказал об этом Реймонду; мы взяли с собой пару фомок и попытались туда вломиться. Место было плотно заперто, но мы не хотели идти домой, не совершив КАКОГО-НИБУДЬ преступления, поэтому мы забрались на крышу соседней синагоги и влезли через окно второго этажа. Мы нашли сейф, но и в него мы залезть не смогли. Мы облазили все ящики и столы, но там ничего не было, что бы стоило брать. Все, что мы в конечном итоге нашли, был галлон мороженого, который мы сидели и ели вместе на кухне синагоги. Я рисковал попасть в тюрьму за мороженку! Такова была моя степень потребности в одобрении.
Я стал подельником Реймонда, и мы расхаживали по Санта-Барбаре, донимали его врагов, взламывали и проникали в дома, забирая все говно, вне зависимости от того, был там кто-то или нет. Я знал одного паренька-панкера, у которого была хорошая гитара. Мы проникли в его дом и украли ее вместе с коробкой кассет. Я думал, что эта гитара Les Paul, но она оказалась дешевой копией, поэтому мы просто разбили ее. Вернувшись домой, я просмотрел кассеты и нашел демо NOFX. Я изо всех сил старался быть социопатом, в разладе с обществом, как и Реймонд. Но до этого момента я все равно знал, что такое хорошо и что такое плохо. Сам вид кассеты вызывал тошноту от чувства вины, но я его заглушал.
Перед тем как я начал тусоваться с Реймондом, чоло (мексиканцы-гангстеры из низов), которые жили со мной на одной улице, никогда не беспокоили меня. Теперь же они специально проезжали мимо моего дома, а увидев меня, вели себя так, как будто сорвались с цепи. Все из-за того, что сводный брат Реймонда был авторитетом в мексиканской мафии и теперь я был у них на радаре. Это была не шутка. Я помню, как зависал в доме единоутробного брата Реймонда; его оружие было запрятано под диваном, за телевизором, в цветочных горшках… В хате вряд ли было место вне досягаемости рукой, где бы не было пистолета.
Реймонд и я жили в западной части Санта-Барбары. Однажды мы тусовались в кафе с друзьями, и туда вошли несколько чоло-гангстеров из восточной части города. Реймонд тут же вскочил на ноги и насел на них: «Что за хуйня, бляди? Какого хуя вы делаете в нашем районе?» Бандитский обмен колкостями шел в обе стороны, затем они отступили и ушли. Через час они вернулись снова с подкреплением.
Нас было 20 на 10. Они набросились на нас, и начался махач. Реймонд вошел в режим «Невероятного Халка» и отбивал атаку любого из нападавших. Я не знаю, ударили меня кулаком или бейсбольной битой, или еще чем-то, но что-то ударило меня в живот, и я сложился пополам. Валяясь на полу, я получил несколько ударов по голове, но все это закончилось так же быстро, как и началось. «Восточные «дали нам понять – кто есть кто! Наша команда лежала распластанной на полу. Я посмотрел вверх. Реймонд был единственным, кто остался стоять. Он всегда оставался стоять и обычно жаждал большего.
Хотя, честно говоря, большую часть времени мы просто тусовались вместе и разговаривали. Я видел мягкую сторону Реймонда, в существование которой вряд ли кто бы поверил. Под наркотиками мы говорили о наших чаяниях, о жизнях, о семьях, всем этом дерьме. Он сбрасывал маску, открывался, и некоторые интимные моменты делали его реально уязвимым. В некотором смысле все это было душераздирающим. Где-то глубоко… глубоко, глубоко… Славный малый, да.
Но я все равно знал, что мне нужен план, чтобы убить его. Вне зависимости от того, что было ангельского у него внутри, Реймонд все равно был легко возбудимым психопатом, который мог повернуться против меня в любой момент. Через Реймонда я начал общаться с большим количеством криминальных типов, и я видел, как в один момент они были абсолютно сдержанными, но и бессердечно пиздили кого-нибудь – в другой. Но у Реймонда это не было так просто, как брутальное избиение или колотая рана. После захвата цели он наслаждался психическими пытками своих жертв. Он изводил их и ебал им мозг без остановок. Он держал людей в качестве заложников их собственного сознания. Одно дело избить кого-то, отобрать деньги и бежать. Другое дело – зайти в чей-то дом, забрать телевизор и сказать: «Ну и хуй ли ты собираешься делать?» – и выйти со смехом. Он был хищником, питающимся страхом.
Ходили слухи о пареньке, который пошел вместе с Реймондом на его миссию по «охоте на бомжей». Реймонд якобы убил бездомного чувака перед этим пареньком и угрожал убить и его, если он проговорится. Садист был настолько неустанным в своих домогательствах, что ему даже не нужно было доводить до конца свои угрозы. Паренек был так напуган, что покончил с собой, прежде чем Реймонд получил шанс расправиться с ним сам.
К счастью, я никогда не становился такой целью, однако он устроил мне одну из самых страшных ночей в моей жизни. Вместе с этим психом я отправился в Окснард, чтобы забрать его автомобиль у его знакомого, который занимался ремонтом. Один из друзей подвез нас к заселенному малоимущими гетто, которое состояло из ветхих типовых домов массовой застройки, запрятанных в лабиринте тупиков. Там нас ждала машина Реймонда. Но также – и с десяток угрожающего вида чоло-мексиканцев. Мы были в западне.
Каким-то образом Реймонд кого-то разозлил, и это было часом расплаты в отместку за содеянное. Мексы начали разборку: «Ну что, бля, братан? Что теперь скажешь? Теперь ты, блядь, у нас на районе». Я не знаю, почему они нас не убили прямо там. Если ты связывался с Реймондом, нужно было знать, что речь пойдет о смерти, но каким-то чудом нас отпустили. «Мы забираем твою машину, братан. Хуй что теперь поделаешь! Пошел на хуй! Вали пешком в Санта-Барбару!» Мы вышли из района и присели на бордюр рядом с бензоколонкой.
Реймонд давал выход своему пару. Ему не нравилось, что другие применяли те же приемы против него. «Вернись и посмотри, если они все еще там. Мы выкрадем у них автомобиль». Классическая, тотально проигрышная ситуация: выглядеть обоссавшимся перед парнем, на которого ты так долго пытался произвести впечатление, или противостоять целой своре обозленных бандитов. Я развернулся и зашагал обратно в гетто. Один.
Чоло увидели, как я приближаюсь. Один парень схватил невъебенных размеров отвертку, другой монтировку: «Какого хуя ты хочешь, малыш? Пошел на хуй, панк». Я не знаю, что я сказал; но все мои силы были направлены на то, чтобы мое дерьмо не выскочило наружу. Я отступил, разыскал Реймонда и рассказал ему, что произошло.
«Хуй с ним. Все – идем, и они получат».
Отлично. Я иду за своей смертью. На этот раз они увидели, как мы приближаемся, издалека, и никаких криков или запугивания не последовало. На нас стремительно набросились, на полной скорости. Я развернулся и побежал, Реймонд благоразумно побежал вместе со мной. Чоло запрыгнули в пикап и погнались за нами.
Мы ныряли в задние дворы и перепрыгивали через заборы, чтобы выбежать из лабиринта уличных тупиков. Но это была их территория, и здесь они знали все закоулки, так что они были все время на хвосте и постепенно загоняли нас в угол. Скрываясь от погони, перебегая из одного двора в другой, мы прятались под машины, за кустами и мусорными баками. Но чоло наперед знали, куда мы повернем. Найдя черенок от метлы, мы сломали его напополам, так что теперь у каждого из нас было оружие, но мы не сомневались – это вряд ли бы нам помогло, если бы нас поймали.
В течение двух долгих часов погоня была реальной версией фильма The Warriors. Я был напуган как никогда. Мы очутились на заднем дворе, который упирался в шоссе. Чоло, должно быть, подумали, что мы перепрыгнули через забор, и выбежали наверх на шоссе. Прячась в кустах, мы видели, как они медленно заезжают на эстакаду. Мы знали, что они не смогут быстро развернуться, и дали стрекача. Прибежав обратно к бензоколонке, мы обнаружили там полицейского. Вероятно, именно в этот момент Реймонд был счастлив как никогда увидеть сотрудника правоохранительных органов. Не вдаваясь в подробности, мы объяснили, что нам нужно выехать оттуда. Видимо, коп понял, что мы оказались в неправильном месте, поэтому высадил нас через два съезда с основного шоссе, не задавая слишком много вопросов. Автостопом мы добрались до Карпинтерия и прошли еще десять миль до дома, в Санта-Барбару.
Примерно через месяц Реймонд объявился в моем доме. Он выглядел так, как будто кто-то взял терку для сыра и стер себе половину лица. Я знал, что он отправился в Окснард снова, и подумал, не сцепился ли он с местными чоло по новой? Он сказал, что, перепрыгивая через цепь парковки, зацепил ее ногой и упал на асфальт. Это звучало как разумное объяснение. Если бы его избили, он, вероятно, не только мне бы об этом рассказал, но и рекрутировал бы меня на отмщение. Но то, что я знаю наверняка, – это то, что он так и не получил свою машину обратно.
* * *
Если бы я не вернулся в NOFX и не уехал в турне, я уверен, что моя дружба с Реймондом закончилась бы плохо. Для него же все это закончилось точно плохо: в 1989 году Реймонд имел сомнительную честь быть одним из первых пассажиров автобуса с заключенными, который въехал в ворота Пеликан-Бей, ужаснейшей тюрьмы Калифорнии и, вероятно, одной из десятка самых ужасных в стране.
Обычно в тюрьмах происходит самостоятельная сегрегация по расовому признаку: у мексиканцев своя территория, у негров – своя и т. д. Но так как Пеликан-Бей была совершенно новой зоной и территориальных претензий было много, в течение первых нескольких недель (в то время, когда находили свои очертания невидимые границы) она стала площадкой массовых драк на расовой почве. И Реймонд был прямо посреди всего этого. Вероятно, он и там продолжал стоять в то время, когда все остальные преступники падали вокруг него. Или, может быть, наконец-то ему встретился достойный соперник.
Что же, наконец, заставило его приземлиться в тюрьме? Изнасилование. Я потерял связь с Реймондом до ареста, так что многие детали мне неясны, но из того, что я слышал: ему было за двадцать, ей было пятнадцать, он говорил, что это – по взаимному согласию, она говорила, что нет. И якобы, когда обвинения были предъявлены, куча других девушек выступила с параллельным обвинением, что Реймонд изнасиловал и их тоже. После того как в открытом судебном заседании судья вынес приговор на двенадцать лет, Реймонд повернулся к своим обвинителям и сказал: «Когда я выйду из тюрьмы, я убью всех и каждую из вас, суки».
Он появился на шоу NOFX после того, как отсидел свой срок, с несколькими, совершенно новыми татуировками на лице и ножевыми ранениями. Мы обменялись новостями в течение нескольких минут, и с тех пор я его больше не видел. Говорят, он наставил на кого-то пистолет и вернулся на зону, через несколько лет вышел, а затем снова вернулся за третье преступление, что стало пожизненным заключением за решетку.
Позже выяснилось, что обвинение Реймонда об изнасиловании было подано в суд до того, как закон о трех преступлениях вступил в силу в Калифорнии. Недавно я услышал от друга, что он снова на свободе.
Как я и говорил: «Вы будете спать лучше, если посчитаете, что я все это выдумал».