Джавид Алакбарли
Кофе по-турецки
– Харош урус.
И всё-таки, наверное, восхищение в этом восклицании преобладало над всем остальным. Ими восторгались. Им пытались помочь. Их хотели понять. При этом сами русские часто утверждали, что Стамбул их ломает. Аверченко, в свою очередь, всем внушал, что этот город делает из благодушных, мягких, ласковых русских дурачков железное бревно. И это было очень важно. Во всём этом абсолютной правдой было то, что только железо было способно выдержать всё, что выпало на их долю.
Кругом все что-то продавали. Меняли деньги. Открывали рестораны, игорные дома, кафешантаны и даже театры. А ещё держали пари. Какой-то купец с известной московской фамилией спорил на сногсшибательные суммы, уверено заявляя:
– К Новому году все будем в Москве.
А тем временем на островах вблизи Стамбула тихо умирала обессиленная, разоружённая, деморализованная Белая армия. На какой-то период известный русский генерал вернул туда дисциплину и порядок и подчинил всех военных строгим правилам. Почему-то это ещё больше испугало оккупационные войска. От военных здесь пытались быстро избавиться. Прежде всего потому, что их высылки требовало Советское правительство.
Все обрадовались, что после долгих обсуждений наконец-то Лига Наций учредила должность верховного комиссара по делам русских беженцев. Но это не могло сразу же разрешить все их проблемы. Ясно было одно: русских военных никуда нельзя было отправить в таком количестве. Страны, которые готовы были их принять, озвучивали очень смешные цифры, сколько же человек может туда приехать.
Становилось очевидным, что военных надо было разделять на какие-то группы, выяснять их возможности и желания, а уже потом пытаться понять, как помочь им устроить жизнь на чужбине. На всё это требовалось много времени и огромное количество финансовых ресурсов. И того и другого было мало.
Шли дни, и каждому из попавших сюда русских людей становилось ясно, что уже не стоит мечтать о том, чтобы вернуться обратно в Россию. Постепенно приходило горькое понимание простой истины, что Родины им больше не видать. Точно так же, как своих поместий, фабрик, заводов и капиталов. Страшное слово «национализация» положило конец всем надеж дам белых русских.
В одночастье, сразу же после революции, эти люди оказались лишёнными того образа жизни, к которому они привыкли. И если в начале этой Голгофы кому-то из них Стамбул казался всего лишь остановкой на пути в Европу, то постепенно наступало чёткое понимание того, что нужны прежде всего деньги, чтобы выбраться отсюда. И немалые. А они были далеко не у всех. Вот и получалось в итоге, что именно здесь и сейчас всем им надо было выстраивать свой быт беженцев.
***
Им сказочно повезло. Они прибыли на корабле, который не подвергся ни карантину, ни дезинфекции, ни унизительному досмотру. Их старинные знакомые по Петербургу ещё на корабле предложили им поехать вместе с ними. Эту пожилую пару прямо у трапа встречали работники российского посольства. Оно ещё не стало советским и могло себе позволить такую роскошь, как забота о соотечественниках, не являющихся большевиками. Потом они ещё не раз поразятся мудрости главы этого семейства, который смог ещё до Первой мировой войны разместить немало своих средств в надёжных американских банках. И фактически обеспечил будущее своей семьи. Их дети были уже в Европе. С ними они должны были встретиться в Риме и обсудить, что же им делать дальше.
Эти добрые люди пробудут в Стамбуле совсем немного. И отсюда уедут в Италию. При этом они почему-то долго будут извиняться перед ними. Мучительно краснея, говорить, что не могут взять их с собой. Действительно, все документы были заранее подготовлены. И у них не было возможности дожидаться, пока эта молодая пара сможет получить визу в Италию или во Францию. Да и сможет ли она её вообще получить? Обстановка удивительным образом менялась почти каждый божий день. И было очевидно, что уезжать отсюда надо как можно быстрее. Пока ещё это возможно. Но и уехав, эти прекрасные люди оставили в их распоряжении свои апартаменты, оплаченные на целый месяц вперёд. Это казалось им просто невероятным подарком судьбы.
А потом произошло просто чудо. Так обычно не бывает, а вот с ними случилось самое обыкновенное чудо, о котором мог только мечтать каждый из собратьев по нелёгкой судьбе. Помог французский язык. Ведь они оба по-прежнему предпочитали общаться между собой именно по-французски. Услышав их речь на узкой улице, где застрял огромный автомобиль, к ним стремительно бросился прекрасно одетый молодой человек.
– Это просто катастрофа. Какое же счастье, что я вас встретил.
А дальше всё было как в сказке. Её муж легко смог устранить возникшие в машине неполадки. И тогда этот эксцентричный француз объявил о своём решении:
– Всё ясно. С сегодняшнего дня вы – мой шофёр. Иначе этот монстр доведёт меня до гибели гораздо раньше, чем я состарюсь. Соглашайтесь. И знайте, что с этой минуты я ваш личный должник.
У него появилась работа. Здесь, в Стамбуле, где зачастую в это непростое время даже турки не могли найти себе достойного занятия, получить должность шофёра было просто огромным везением. А этот француз в конце концов оказался не просто хорошим работодателем, но и прекрасным человеком. Казалось, что всё складывается просто замечательно.
Но во всём этом был некий ярко выраженный привкус горечи. В прошлом люди их круга и представить себе не могли, чтобы вдруг этот граф-гуляка оказался у кого-то в услужении. Но в эти страшные дни, когда рушился привычный мир, гибли империи и шёл передел всего и вся, даже самые гнусные фантазии вдруг могли обернуться жестокой реальностью.
А потом она тоже смогла устроиться на работу. Как ни странно, но ей также помог его величество случай. Они обнаружили, что неподалёку от той квартиры, которую они сняли, находится учреждение, занимающееся проблемами русских беженцев. Туда её и взяли на работу. Там требовалось всего лишь знание языков, аккуратность, наличие хорошего почерка и желание работать за очень небольшие деньги. Всего этого в ней было с избытком.
Бюро, в котором она начала работать, занималось множеством вопросов. Его работники создавали картотеки, регистрировали беженцев, пытались их трудоустроить, обеспечить кровом и едой. Инвалиды, сироты, больные и неприкаянные люди шли сюда с раннего утра до позднего вечера. Постепенно к ней приходило осознание масштаба той огромной трагедии, с которой столкнулись её соотечественники. И на фоне всего этого их собственные проблемы уже казались такими мелкими. Они были молоды, здоровы и полны сил. Неужели они совместными усилиями не смогут преодолеть все эти трудности?
Кругом все активно обсуждали вопрос, что французы и англичане хотели использовать русских военных для борьбы с теми, кто в Анатолии начинал формировать новую власть. Но Белая армия категорически отказалась воевать на чужой территории. Вместе с тем она очень болезненно отреагировала на то, что Советская Россия так активно поддерживает политика и полководца, пытающегося в самом центре турецкой земли противостоять коварным планам по расчленению его родины.
Белогвардейцам даже не могло прийти в голову, что теперь политики различных стран захотят выстраивать дипломатические отношения с новой властью в России. Бывшие союзники начнут считать Белую армию уже использованным и ни на что негодным человеческим ресурсом. Кто ещё вчера сотрудничал с ними, отвернутся от них и даже не захотят мириться с самим фактом их пребывания в Стамбуле. Всем, кто попал сюда из Крыма, рано или поздно надо будет обустраиваться на чужбине, думать о том, как заработать кусок хлеба и пытаться найти своё место в столь чуждой им действительности.
Если будущее военных всё же определяли какие-то политические силы, то гражданские лица оказались просто брошенными на произвол судьбы. Конечно же, здесь работали какие-то благотворительные организации: Красный Крест, различные союзы и общества помощи. Постепенно начали открываться ночлежные дома и общежития. Создавались госпитали и инвалидные дома, формировались детские приюты и основывались православные церкви. Но люди, ещё вчера сами выступавшие в роли меценатов и благодетелей, трудно мирились с тем, что отныне они сами пополнили ряды беспомощных людей, отчаянно нуждающихся в благотворительности.
***
По Стамбулу им хотелось всё время ходить пешком. Вдвоём, взявшись за руки. Ощущая друг друга единым целым и пристально вглядываясь в то, что находилось вокруг них. Они горели желанием всё увидеть и перепробовать великое множество столь соблазнительных и привлекательных вещей. Успели познакомиться почти со всеми диковинными блюдами турецкой кухни, начали посещать русские рестораны… Словом, постепенно постигали все прелести восточного уклада жизни с его кальянами, долгими чаепитиями, экзотическими сладостями и уникальной привычкой никогда и никуда не спешить.
А потом они впервые в жизни попробовали кофе по-турецки. Он поразил их воображение. Наверное, всё-таки у каждого города есть свой особенный, лишь ему присущий вкус. У этого кофе по-турецки был вкус настоящего Стамбула. Вот они и познавали шаг за шагом все вкусы и запахи этого города. В нём же всего было с избытком. С лихвой. Именно поэтому все чувства здесь порой просто зашкаливало.
Его фрукты показались им слишком сладкими. Его вертящиеся на шампурах шашлыки были необыкновенно сочными. Они просто вынуждали их немедленно остановиться и обязательно всё это попробовать. Диковинные леденцы всех цветов радуги на лотке
уличного торговца также требовали особого внимания к себе. А ещё слишком звонко кричали зазывалы-продавцы на его крытых рынках, чересчур остро пахли какие-то неведомые им пряности, в лёгкие же врывался такой вкусный морской воздух, что он мог, всё время опьяняя их, дарить к тому же безумные надежды на то, что их хождение по мукам вот-вот закончится. Всюду царила обстановка такой раскрепощённости, что терялось даже ощущение времени. Сам город наполнял их такой жаждой жизни, что всё плохое забывалось и хотелось верить в то, что в конце концов всё будет хорошо.
А ещё здесь было много солнца. Слишком много. Оно звенело и играло на стеклянных дверях магазинов и ресторанов. Сверкало на медных кувшинах колоритных торговцев водой. Слепило глаза, заставляя их всё время жмуриться. От него нельзя было спрятаться и укрыться. Оно настигало везде и всюду. Могло застать их тогда, когда они рассматривали необычайно красивые чётки, продаваемые в каждой из этих экзотических лавок. А потом вдруг засверкать именно на той блестящей безделушке, к которой они приценивались в магазине, напоминающем им сказочную пещеру АлиБабы. Оно преследовало их во всей этой бесконечной веренице торговых рядов, хаотически сменяющих друг друга и в конце концов всё-таки настигало их, слепя им глаза.
Здесь солнце умело проходить через любые занавески и врывалось в их квартиру с самого утра. Иногда оно могло просто погладить их по лицу на закате, когда они выбирались из сплетения узких улочек и переулков. Но нередко оно просто обжигало их, загоняя в тень и прохладу. И как это ни странно, всё это их радовало. Причин тому было немало. И не все они сводились к тому, что солнце дарило загар их коже, наполняло их невероятной энергетикой, ласкало их тело и лицо, восполняя всё то тепло, которое они утратили на дорогах своих тяжких странствий.
Словом, здесь всего было слишком много. В отличие от красавца-Стамбула, у них в это время всего было слишком мало. Точнее говоря, в первый день не было вообще ничего, кроме желания помыться и вдоволь поесть. А ещё напиться воды. Просто чистой, ничем не пахнущей воды.
Их новые друзья утверждали, что Стамбул для русских всегда был всего лишь дверью. Это была дверь, которая вела к настоящему Востоку. Они также считали, что истинный Восток, при всей своей притягательности, никогда не может быть настолько яр ким и комфортным.
Но одновременно с этим для всех русских Стамбул был ещё дверью в Европу. Практически все приехавшие сюда русские, осознав наконец-таки невозможность возвращения в Россию, мечтали уехать в Париж или Рим, Берлин или Прагу. Но в силу того, что для многих из них французский язык был практически родным, они, конечно же, больше всего хотели попасть во Францию. Пусть и не в Париж, но всё же туда, где говорят пофранцузски. Даже если это будет Алжир или Марокко. Можно было бы ещё поехать в Софию или в Белград. Возможность вроде была, но как же трудно было превратить её в реальность.
При этом все были абсолютно уверены в том, что из Стамбула обязательно надо будет уехать. Им было просто страшно оставаться здесь. Причин тому было много. И они были такие разные. Их пугали тем, что всех русских заставят принять ислам. Говорили о том, что если войска из Анатолии войдут в Стамбул, то их непременно вышлют в Советскую Россию. А может быть, в конце концов их всех обяжут принять турецкое подданство. И всё это казалось всем просто ужасным.
***
У них наконец-таки появилось своё жильё. Конечно, его нельзя было сравнивать с имениями и особняками, в которых они проживали в России. Но ведь там они никогда и не жили вдвоём. Теснота их первой стамбульской квартиры дарила им прежде всего чувство пронзительной близости. Они впервые по-настоящему познали друг друга. Окунулись в удивительный мир чувственности. У них была крыша над головой, работа, кусок хлеба и возможность любить друг друга. Оказывается, что всего этого было вполне достаточно для того, чтобы к ним вернулся вкус к жизни. И кто его знает, может быть, в конце концов всё это и являлось настоящим счастьем?
У них появились свои собственные семейные ритуалы. Самый главный сводился к тому, что утром он провожал её на работу. И пока они шли по этим узким улочкам, он всё время что-то подсчитывал. В первый раз он просто ошарашил её своими выводами и этими сумасшедшими числами. Теперь она уже привыкла, что, доведя её до Бюро, он каждый раз шёпотом сообщал ей эту информацию. Почему-то озвученные им числа никогда не опускались ниже двадцати. Она же, выслушивая все эти «32, 43, 51»… просто заливалась смехом.
В первый раз он объяснил ей, что всё это означает число восхищённых взглядов, которые бросают на неё мужчины и женщины. Это могли быть обычные люди, идущие им навстречу. Очень состоятельные персоны, обгонявшие их на экипажах или автомобилях, не забывая при этом внимательно окинуть её полными восхищения взглядами. Чаще это были какие-то семьи, завтракающие на открытой веранде. Мужчины, сидящие в кофейне или чайной и смотрящие на неё горящими глазами, полными чисто мужского восторга. Женщины, разглядывающие её из-под своей чёрной чадры. Всех не перечислишь. А потом итоги их прогулки от дома до её работы выливались в его короткую речь на пороге Бюро. Она каждый раз звучала по-разному. Но суть всегда была одна и та же.
– Они все завидуют мне. И каждый, в своих разгорячённых фантазиях, представляет, что это именно он ведёт тебя под руку. Вдыхает аромат твоих духов. Касается твоей кожи, чувствует твоё дыхание. А ещё мечтает о том, чтобы этот день закончился, наступила ночь, и ты легла бы спать рядом с ним.
Вот так и возникла их весьма странная традиция. Сводилась она к этим проводам и его фантастическим комментариям о желаниях всех тех людей, кто встречался им на пути.
– Конечно же, здесь не всё однозначно. Возможны варианты. Самые старые из этих мужчин будут представлять себе, как ты засыпаешь, а у них появится возможность гладить твои руки и ноги, касаться твоей шеи и губ и жалеть о том, что, когда они могли что-то делать с женским телом, у них не было такой необыкновенно красивой женщины. Но они уверены, что даже сейчас, когда жар былых ярких желаний уже стих, такое сказочное существо способно подарить мужчине незабываемые минуты истинного наслаждения. Обеспечить возврат в его далёкую молодость.
Воображение же тех, кто ещё что-то может, рисует им такие картины, которые я никогда не осмелюсь тебе раскрыть. Но даже самые маленькие мальчишки тоже думают о том, что было бы просто замечательно каждый день засыпать и просыпаться рядом с тобой. Спасибо им всем. Своими взглядами они дарят нам удивительную атмосферу восхищения. Это прекрасный заряд энергии. И он, конечно же, должен помочь тебе пережить столь скучный и непростой день. Я-то лучше всех знаю, что у тебя все дни непростые.
– А женщины? Что они думают?
– Они не думают. Они жалуются. И не кому-нибудь, а самому господу богу. А ещё они спрашивают его о том, почему он не дал им лицо такой красоты, эти поразительно прекрасные волосы и столь удивительную фигуру. Естественно, что все их вопросы остаются без ответа. Это их очень злит. Именно поэтому они свою злость хотят излить на тебя. Вообще-то, тебе следует бояться женщин. Всегда. Разных и всяких. Они хорошо понимают, что в твоём присутствии у них нет ни единого шанса на счастье, любовь и обожание тех мужчин, которым хоть раз довелось увидеть тебя.
– Неужели всё так плохо?
– Хуже, чем ты думаешь.
– Почему?
– Ну, это же женщины. А их отношение к красавицам всегда остаётся тайной за семью печатями. Они могут называть тебя ангелочком и даже искренне восхищаться тобой. А потом всё же захотят выяснить, а правда ли это? Ангел ли ты на самом деле? Есть ли у тебя крылья? И начнут думать о том, что же станет с тобой, если лишить тебя крыльев? Им будет очень интересно узнать, а может ли выжить ангел, если оторвать его крылья? Они даже не будут считать это убийством. Станут убеждать всех в том, что им просто было любопытно узнать, а как же устроены ангелы? А ещё они будут оправдываться. Строить из себя дурочек, говоря: ну кто же знал, что после этого ты не выживешь?
Конечно, каждый день эти их разговоры были разными. Вариаций на одну и ту же тему зарождалось великое множество. Но суть от этого не менялась. И все они сводились к простой мысли о том, как же ему завидуют мужчины и что способна сделать с ней беспредельная женская зависть. Почему-то каждый такой комментарий вызывал у неё безудержный смех. Уже на пороге здания, куда ей предстояло войти, они старались принять серьёзное выражение лица, хотели успеть расцеловаться, помахать друг другу и расстаться на долгих десять часов. Им надо было ещё и работать, а не только ворковать друг с другом.
Жизнь начала понемногу налаживаться. Они стали учить турецкий язык. Он давался им очень легко, и уже через три месяца могли вполне прилично объясняться. А ещё пытались научиться грамоте. А вот она очень трудно усваивалась ими. Дело было не только в начертании непривычных букв арабской прописи. Было непонятно, почему в письме не надо выписывать гласные, считая, что и без них всё предельно ясно. Но они честно старались вникнуть в эти особенности.
