Динар Галимов
Предел Чандры

Глава 5

Версаль встретил их легким дождем и солнцем. Сойдя с поезда, они какое-то время озирались по сторонам, затем, сообразив, в каком направлении двигаться, бодро зашагали вперед. Рядом шли группками туристы. Впереди говорили на испанском, позади их догоняли и все никак не могли догнать парень и девушка, которые громко что-то обсуждали на китайском. Они завернули за угол и увидели наконец изящные очертания дворца. Элина восторженно захлопала в ладоши и грациозно побежала вперед, легкая как лань, юная и свежая.

Ден, глядя на нее, подумал, что она – его бессмертие, способ отсрочить неизбежное. Догнал ее уже у самого входа в дворец. Она обняла его и страстно поцеловала. Здорово, что они так мало разговаривают. Разговоры его утомляли. Отчасти поэтому рядом с Элиной ему было так легко.

Солнце между тем скрылось, и стало прохладней. Ден вспомнил, что сейчас зима, пусть и не похожая на те зимы, которые, он помнил, были еще десять лет назад. Тогда Версаль и вовсе закрывался в октябре.

– Заглянем внутрь или сразу пройдем в парк?

Элина укуталась поплотнее в легкое пальто цвета лазури, растворенной в молоке.

– Пожалуй, заглянем.

Ден посмеивался в душе, глядя на то, как Элина вышагивает по коридорам дворца. Чинно и медленно, как подобало знатным дамам эпохи Людовика XIV, критически оценивая интерьеры и размеры кроватей XV века. Войдя в зеркальную галерею, она, однако, снова стала собой, принялась танцевать, прыгать и кружиться в лихом вальсе под ритмы, игравшие в ее голове. Она попыталась было увлечь за собой в танец Дена, но наткнулась на осуждающий взгляд смотрителя музея, после чего зашагала горделивой походкой, проходя мимо она сделала глубокий реверанс.

Дальше пошли роскошные в своем излишестве пурпурные комнаты, Элина примеряла нас себя роль хозяйки дворца, беспардонно ступая за рамки ограждения. Продолжалось это до первого окна, из которого открывался вид на садовый ансамбль. После они двигались в спешке, которой стены Версаля не видели с самой середины двадцатого века, позабыв о всякой величественности. Молодые люди буквально выбежали из дворца, обогнули его и поспешили к садам.

– Расскажи мне о Версале.

– Версаль… он для каждого свой.

Запыхавшись, Ден ответил не сразу, затем задал команду поиска информации, вспоминая поэтические слова Артура. На дисплее его высветилась запрошенная информация, и он бодро, но педантично продолжил:

– Сады и парк Версаля находятся на территории Королевских владений в Версале и являются частью дворцово-паркового ансамбля Версаля. Расположенные к западу от дворца сады занимают девятьсот гектаров, большая часть которых благоустроена в классическом стиле регулярного французского парка, который здесь был доведен до совершенства знаменитым ландшафтным архитектором Андре Ленотром…

Элина, слегка было опешившая от такого потока информации, наконец заметила, что смотрит он не на нее, а как будто куда-то перед собой. Подойдя к нему, она мягко забрала очки, спрятав в сумочку.

– Я думаю, наша с тобой реальность сейчас настолько прекрасна, что не нуждается в какой-либо обработке или дополнении.

– Хорошо, моя госпожа, – улыбнулся Ден. – Знаешь, в чем прелесть Версаля?

Элина молча пожала плечами, ожидая ответа. Ден подвел ее к вершине лестницы, где начинался спуск к садам, и закрыл глаза, приобняв за плечи.

– В том, что он безумно разный, только здесь мы можем потеряться в зеленом лабиринте и вдруг найти себя у фонтана с восемью сходящимися дорожками. Одна из них приведет нас к каскаду из тридцати девяти других фонтанов, под журчание которых мы будем есть горячие бриоши. Затем я завяжу тебе глаза, и когда ты снова увидишь солнце, мы с тобой окажемся посреди бального зала, окруженного амфитеатром, выложенным из дикого камня, усыпанного розами. И мы будем танцевать под симфонию, написанную руками гения, еще не родившегося в те дни, когда вино текло рекой в этих стенах, а уста стонали от наслаждения. А потом мы вспомним, что мы еще дети, и побежим по шахматной доске, примеряя на себя отнюдь не детские роли пешки, офицера, королевы. Ты будешь моей королевой, а я буду твоей пешкой. Затем, устав от игры, мы будем наслаждаться друг другом в саду короля, где растут цветы, красивей которых ты еще не видела до этого дня и не увидишь после. Затем отправимся в парк, выпьем вина и посетим в театр, заблудимся где-нибудь у фермы Марии Антуанетты и…

Продолжение он шептал ей на ушко, нежно обняв за талию, от чего она зарделась и оглянулась по сторонам.

Они так и поступили, играли в прятки в лабиринте и танцевали под дождем, и пили легкое вино из молодого винограда. И день сменился вечерним сумраком, который они встретили, сидя на траве.

* * *

Элина долго смотрела на отражение звездного неба и огней Версаля в водах канала.

– Очень красивое небо, Гоген здесь написал свою картину?

– Которую?

– Ту, что ты вчера показывал в д’Орсэ.

– Нет, та картина называется «Звездная ночь над Роной». На берегу Роны он ее и написал. Но, думаю, проведи Ван Гог побольше времени в Версале, он мог бы подарить нам не одно прекрасное звездное небо.

Подойдя поближе к каналу, Элина показала на яркую звезду, сияющую на небе, отраженном в спокойных водах.

– Как она называется? – спросила она бесхитростно.

Ден проследил за направлением ее изящной руки.

– Это не она, ты показываешь на Сириус.

Элина продолжила с той же детской непосредственностью:

– Почему она светит так ярко?

– Из всех звезд, что ты видишь на небе, она ближе всех к нам.

– А из тех, что я не вижу?

– Ближе Альфа Центавра, но ее видно только в Южном полушарии.

– А что за желтая звезда светит рядом с Сириусом, чуть левее?

– Бетельгейзе. Красный гигант из созвездия Ориона.

– Гигант?

– Она больше нашего Солнца в миллионы раз. И окажись в центре Солнечной системы, простиралась бы до Марса, а может, и Юпитера. А скоро станет еще больше, когда превратиться в сверхновую. Возможно, мы или наши дети смогут увидеть, как на небе засияют целых два солнца.

Элина задумчиво посмотрела на него, затем вернулась взглядом в темную синеву.

– Сколько всего существует звезд?

– Миллиарды, может, триллионы…

– Почему в таком случае мы видим на небосводе их так мало?

– Некоторые из них так далеко, что глаз человека не способен уловить их сияние, а что до остальных, то они находятся еще дальше. И их свет пока просто не добрался до Земли. Возможно, пройдет десяток миллионов лет, и новые звезды засверкают на небосводе, а старые умрут и погаснут…

– А что происходит со звездами, после того как они умирают?

– Некоторые рассеиваются, иные превращаются в сверхновые, ну а каждая тысячная превращается в нейтронную звезду. А теперь посмотри вон туда, чуть выше горизонта, ты видишь?

– Что это?

– Планетарное трио, сегодня в небе встретились Меркурий, Венера и Марс. Такого еще не было в двадцать первом веке.

Элина посмотрела на него с легким изумлением.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я не рассказывал? В школьные годы я участвовал в олимпиаде по астрономии, занял четвертое место.

– А по правде?

– У очков предусмотрен специальный режим, когда активируешь его, на дисплее подписаны звезды и краткое описание.

Элина было захохотала, но остановилась. Очарованная Версалем, она не хотела нарушать уединение. Увидев, что Ден присел на скамейку, подошла к нему и, присев перед ним на колени, потрепала его по прохладной щеке. Глаза его были закрыты и казалось, он не дышит. Раздался вздох, глаза открылись, он тяжело поднялся и обнял ее.

– Я бы не хотел покидать Версаль, но все же нам пора домой. Завтра нас ждет Эмиль.

– Верно, когда еще мы сможем побывать в университете Пьера и Марии Кюри? – в голосе сквозила ирония.

Они зашагали в сторону дворца, к выходу из сада. Под ногами мягко поскрипывал песок. Снова пошел дождь. С грустью посмотрев напоследок на каскад садов, окутанных темнотой, они направились в сторону поезда, который доставит их в Париж.

* * *

Эмиль снял очки и устало протер глаза. Он не хотел в этом признаваться, но, кажется, он зашел в тупик, продвинуться дальше в переносе сознания не удавалось. Нужны были опыты, нужно было рисковать и опробовать технологию в действии. Но клиенты, сознание которых он с такой старательностью сохранял на облака, делали это не потому, что хотели, но могли. И ни один из них не пустил свое второе «я» в вольное плавание, предпочитая спящий режим и ежемесячную синхронизацию. Они заплатили хорошие деньги, сделали копии своих сознаний, но не верили им или боялись. Как же, ведь у того цифрового парня есть данные всех счетов и паролей, ему не нужна записная книжка и биометрия, он знает информацию обо всех офшорных компаниях и операциях, о сделках с переуступками, этому парню известны контакты любовниц и дни рождения детей.

Наверное, большинство его клиентов мечтало о том, чтобы его эксперимент не сработал и двойник не обрел самостоятельность, но забвения они боялись больше. Они отчаянно пытались продлить свою жизнь, делая множественные операции по трансплантации органов и переписывали ген за геном в попытке обмануть рак, Паркинсона и Альцгеймера.

Другие были настоящими цифровыми гиками, которые могли себе позволить место на облаках, и не могли себе позволить роскоши не поддаться веяниям времени и примеру не менее успешных и богатых друзей. Для них это было, как выстоять в долгой очереди и приобрести очередной айфон, хоть и безумно дорогой.

Эмиль за прошедший год осуществил более двадцати операций по извлечению сознания. И ни одна из них не была завершена до конца, ни один из этих избранных не позволил своему второму «я» зажить собственной жизнью. Но все они с нетерпением ждали возможности увидеть новые тела, в которые будет закачано их сознание, случись с ними что-то неприятное, например, смерть. Отчаянный парень, готовый рискнуть всем, не страшившийся участи умереть молодым – вот кто ему был нужен, но такие ребята не зарабатывали миллионы, в отличие от тех, что до самой смерти сидели в удобных кабинетах с видом на реку, или умирали в результате несчастного случая при занятии экстремальными видами спорта.

На дисплей очков выскочило уведомление. Как он мог забыть: на следующей неделе его и партнеров ожидает встреча с инвестиционным комитетом. Фондам, что вложились в его рискованное предприятие, хотелось знать, каких они достигли результатов и имеет ли смысл поддерживать проект и дальше. Особенный интерес питали те из инвесторов, кто успел оцифровать себя, а также пенсионные фонды, которых, в свою очередь, поджимали регуляторы, недовольные инвестициями в столь рискованный проект. Эмиль всегда с иронией думал о том, что пенсионные фонды должны обладать немалым мужеством, чтобы вкладывать средства в проекты, целью которых являются коренные преобразования в смертности населения, что поставит фонды в незавидное положение, когда пенсионеры, вышедшие на пенсию двадцать лет назад, вдруг массово перестанут умирать, и с каждым годом придется платить им все больше и больше. «И пенсионный возраст дальше не поднимешь, – подумал он, – ведь нельзя же, чтобы пенсионный возраст был выше среднего возраста дожития».

Впрочем, это не его дело. Ему нужно думать о том, как двигаться дальше, как суметь переместить сохраненные эго клиентов в искусственно синтезированные выращенные тела, все до единого красивые и накачанные, с большими бицепсами и не только. И заставить эту конструкцию работать, думать, говорить, есть, пить и совокупляться.

Встреча была назначена на понедельник. Сегодня работать дальше он был уже не в силах, на завтра была запланирована встреча с его взбалмошной сестренкой и Деном, следовательно, работать он будет в воскресенье, благо дорога до Жиф-сюр-Иветт занимала не более часа. Может, оно и к лучшему, поможет отвлечься от тяжелых мыслей, навеянных, вне всяких сомнений, одиночеством.

Со времени переезда из Сан-Франциско в свободное от работы время он занимался тем, что исследовал Париж, скучал по друзьям и прежней работе. Только Эйприл давала ему силы на новые свершения, помогала в работе. Не время думать об Эйприл… Он был рад приезду друзей, загрузка на проекте не позволяла ему покинуть Францию. Посетить родные края, семью, друзей при его графике было просто немыслимо. Он находился либо в Сорбонне, либо в одном из научных центров в Страсбурге, Орлеане и Жиф-сюр-Иветте, либо в пути между ними.

В лаборатории в Орлеане изготавливались тела, точнее прототипы тел. Французские коллеги впервые со времен Родена снова превратились в величайших скульпторов, зодчих человеческого тела. Правда теперь строение человека они моделировали хоть и не на уровне атомов, но уже на молекулярном и субмолекулярном уровне. В Страсбурге нейрофизики пытались решить вопрос синхронизации облачных процессоров с искусственно выращенными нейронами, свободными с точки зрения генетики от любых заболеваний, неуязвимых как для гематом и повреждений, так и для большинства известных ядов.

Сам же он большую часть времени проводил на берегу реки Иветт, в эпицентре французской научной мысли, так называемой научной долине, изучая и моделируя свою собственную цифровую копию. Успех пришел к нему не сразу и непросто. В Сан-Франциско тогда еще были запрещены эксперименты с привлечением людей, поэтому в его распоряжении были всего один мозг и всего одно тело, его собственные. Никто не смог бы запретить ему, кроме родителей, но они были далеко. Эмиль провел годы в виртуальном мире в попытке настроить взаимодействие между процессорами и разумом, все время совершенствуя работу системы. И ребят в свою команду выбрал под стать себе самому, таких же безумцев, способных не есть и не спать неделями, работать на грани, а иногда и за гранью человеческих возможностей.

Поначалу они были группой фанатиков, уверовавших в воплощение своей идеи, и не хотели сдаваться, не покорив Олимпа. Он попытался вживить электроды в мозг. Это был опасный и болезненный эксперимент и, увы, безуспешный. Затем Эмиль пошел иным путем. Отказавшись от идеи вживления электродов только в мозг, он вживил их равномерно по всему телу, вшивая чипы под кожу. С годами он менял их один за другим по мере совершенствования технологии и уменьшения размеров чипов. Если семь лет назад он начинал с пятидесяти электродов в руках, пытаясь научить компьютер распознавать сигналы, посылаемые синапсами мышцам руки, уже через три года его тело представляло собой цифровую карту, наполненную как простыми электродами с небольшими чипами, так и полноценными микропроцессорами, заряжаемыми непосредственно от его тела. Под конец он все же вживил электроды и в мозг, но, к счастью, для этого ему не потребовалось вскрывать черепную коробку. Электроды, послушные командам его мозга. прошли по сосудам в самое сердце мысли. У этих экспериментов, однако, оказалось неожиданное последствие. Ему стало затруднительно совершать перелеты, поскольку системы безопасности аэропортов буквально сходили с ума при его появлении, а архаичные металлорамки, которые еще не везде успели заменить системами анализа человека на молекулярном уровне, поднимали пронзительный вой. Но это была небольшая плата за прогресс. Электроды и чипы открыли перед ним новые горизонты.

Он вспомнил, как еще студентом впервые услышал о проекте Blue Brain, использовавшем суперкомпьютер Blue Gene. С тех пор прошло уже два десятка лет, но идея, захватившая его тогда, не отпускала и по сей день. Он и его команда, отчаявшись обработать данные на имеющемся «железе», не добившись финансирования по покупку оборудования, построили собственный суперкомпьютер и назвали его со свойственным им юмором Large C. Для университета «C» означало компьютер, но про себя они смеялись как школьники. Они отпраздновали свой успех, но вместо того, чтобы начать поиск инвесторов, на следующее же утро принялись проектировать с использованием Large C его более мощного, но компактного младшего брата с кодовым именем Little C. Параллельно, втайне от команды Эмиль занимался вживлением, часами сидел, запершись в кабинете. У него ушел не один месяц на то, чтобы Little C научился понимать движение его рук. И он совершенно не представлял, как научить его понимать мимику, эмоции и переживания. Помог случай.

Однажды он забыл отключить систему считывания сигналов и погрузился в виртуальный игровой мир, разрабатываемый на досуге его командой. Всю ночь он бродил по ледяным просторам гор, затем по диким джунглям, а закончив игру, увидел, что свободная память суперкомпьютера сократилась сразу на процент, хотя за весь прошлый месяц он с трудом наполнил десятую часть процента.

Это была вершина самоиронии. Битва на мечах, скачка на лошадях и занятие магией в виртуальном мире, удовлетворение первобытных потребностей куда лучше раскрывали мозг, чем сложные попытки научить компьютер распознавать взаимодействие синапсов. Тогда-то он и решился попробовать создать свою копию. Решил, что для начала он испытает ее в виртуальном мире. Для того чтобы она была максимально точной, он провел полную трехмерную томограмму тела, пролежав неподвижно больше суток, и загрузил данные в систему, создав тем самым прототип своего цифрового двойника в виртуальном мире, вместилище его виртуального «я». Двойник перемещался с ним по просторам игры, по вечерам они разговаривали, и Эмиль пересказывал ему свою историю, заново переживая воспоминания, одно за другим. Двойник копировал его жесты, мимику, походку, параллельно выстраивая логические цепочки, анализировал порядок взаимодействия синапсов нейронов.

Он дошел до стадии, когда мог увидеть транслируемые его цифровой копией картинки из его, Эмиля, давно позабытого прошлого. Девочку с косичками, к которой он стеснялся подойти в детском саду. Картины того, как он учился кататься на велосипеде, впервые взял в руки теннисную ракетку.

Прошел не один месяц, и его двойник начал осуществлять поддержку по переносу данных в те редкие периоды, когда Эмиль погружался в глубокий сон. Это было эффективно, но его не покидала навязчивая мысль о том, что он не знает, кто этот парень, который выглядит, как он, разговаривает, как он, и думает, как он. Сохранил ли свое собственное сознание или создал цифрового близнеца?

Надо отвлечься, ему будет полезно увидеться с сестрой и другом. Эмиль волновался перед встречей с Элиной, они не были близки, и он не видел ее уже пару лет, но все же сильно скучал и как бы по-детски это ни звучало, беспокоился, что она заметит отпечаток, который на нем оставила работа, и расскажет маме. Маму он не видел еще дольше, она не одобряла его идей и взглядов и наверняка бы не одобрила то, что он вытворяет с душой и телом, с такой любовью ею взращенными.

Глава 6

Утро началось с дождя. Это был не тот дождь, под которым было приятно прогуляться по берегу Сены и по узким улочкам, вымытым от ставшего уже привычным амбре. Это был тяжелый дождь, со снегом и пронзительный ветром. Он громко барабанил в окно, вызывая тревогу, Элина поежилась и посильнее прижалась под одеялом к Дену. Он не спал.

– Будет буря?

– Будет буря.

– Может, останемся дома, займемся чем-нибудь? – рука ее потянулась к его паху.

– Может, но боюсь твой брат не поймет.

Он чмокнул ее в лоб и неспешно поднялся с кровати. Приняв душ, они направились завтракать. После вчерашней прогулки Ден был страшно голоден. Они надели теплые пальто, не позабыли зонты и вышли в бурю. Элина ежилась и прижималась к Дену, он старался удержать зонт, борясь с ветром. Они торопливо распахнули дверь и ввалились внутрь гостеприимного бистро. Le Bistro du Perigord встретил их уютными запахами домашней еды. В этот ранний час еще не было других посетителей, и хозяин сам встретил гостей с радушной улыбкой на лице, словно старых друзей. Он неспешно подошел к ним с бокалами, в которых плясало янтарное вино, и спросил на ломаном, оттого еще более приятном английском:

– Для вас, моя молодая леди, луковый суп с бриошью, половину порции улиток и чашечку кофе?

– Да, Пьер, благодарю. Как сегодня ваше колено?

Элина с сочувствием посмотрела на симпатичного седого старичка, он изредка подергивался от боли.

– Все в порядке, мадмуазель, вот когда оно перестанет болеть, тогда-то я и начну беспокоиться.

Он поставил бокал перед Деном и неспешно нараспев спросил:

– Для вас, мой друг, луковый суп с уткой на второе и кофе в конце, а мартини прямо сейчас?

– Да, мой дорогой Пьер, надеюсь мы вас не сильно потревожили в столь ранний час?

– Не тревожьтесь, молодые люди, мы с Люсьен половину жизни провели, работая на виноградниках Бордо, привыкли вставать с петухами. Люсьен и сейчас встает в пять, а что касается меня, я себя ни в чем не утруждаю, мое время на исходе.

Ден лишь вежливо улыбнулся:

– Не думаю, Пьер, вы еще меня переживете.

Позавтракав, они направились в сторону института Пьера и Марии Кюри. Институт находился в десяти минутах ходьбы от бистро, и пока они шли, успели изрядно промокнуть. Устав бороться с ветром, Ден свернул зонт и шел, низко опустив голову, словно пытаясь спрятаться от непогоды, чувствовал он себя неважно, но не хотел в этом признаваться.

– Ты знаешь, куда нам идти? – перекричала Элина вой ветра.

– Посмотри, в радиусе нескольких километров должно быть всего одно здание из стекла и стали, если видишь его, оно-то нам и нужно.

– Нужно было взять такси!

Когда они подошли ко входу, им уже улыбалось с экрана усталое, но довольное лицо Эмиля. Ворота широко открылись, пропуская их на территорию кампуса. На дисплее очков Дена высветился маршрут. Они прошли мимо главного входа и направились по тенистой алее к неприметной двери. На очках вспыхнуло сообщение с комбинацией.

Ден набрал замысловатый код, и тяжелая дверь медленно отворилась, по темному коридору к ним шел человек, худой и бородатый, он широко улыбался.

– Сколько лет прошло с нашей встречи, сестренка. Ден, дружище, рад видеть.

Он резко замолчал. Элина, бросившись обнимать, едва его не задушила.

– Пройдемте в лабораторию, я вам расскажу и, может, даже покажу, чем тут занимаются наши безумные ученые. Выпьем горячего кофе, съедим по булочке, вам не помешает согреться.

Они направились к лестничной площадке, Элина бросила на брата вопросительный взгляд, мол, почему не на лифте, но он лишь виновато ответил:

– Здесь все стараются снизить потребление электроэнергии, отключаем лифты на ночь и выходные. Не переживайте, нам не на самый верх.

Эмиль их не обманул, они остановились на одиннадцатом этаже двенадцатиэтажного здания. Элина, пока поднималась, успела согреться, с Дена и вовсе градом катил пот. Оставив вещи в кабинете Эмиля, они прошли в небольшую кухню, где несмотря на выходной день, сидели несколько человек из команды.

– Внимание все. Это моя сестренка Элина и мой друг Ден. Элина, Ден, знакомьтесь – все.

– Пришли на экскурсию, а?

Добродушного вида парень с широким улыбчивым лицом весело подмигнул им.

– Да, я пригласил их, хотел рассказать о нашей работе. Майк, ты ближе всех, передашь кофе?

– Да, секунду, держите, осторожно, она горячая.

Он протянул сперва руку, потом кофеварку. Ден, пожав руку, передал кофе Эмилю, затем снова обернулся к Майку.

– Рад знакомству.

Эмиль вернулся с двумя чашками обжигающего кофе.

– Бриоши на столе рядом с Фредериком.

Улыбчивый парень кивнул им, пододвинув блюдце поближе.

– Ну же, не стесняйтесь, ребята, расскажите, чем мы здесь занимаемся. Майк, расскажи ты, в чем заключается твоя роль?

– Мне и самому хотелось бы знать. Ты, меня нанимал не совсем для этого, я сейчас и не вспомню, как вообще оказался в команде, но в основном я занимаюсь поисками ответа на вопрос, как заменить жизнь, основанную на молекулах воды и углерода на жизнь, основанную на электромагнитном взаимодействии. У природы был миллиард лет на то, чтобы собрать молекулу ДНК, а Эмиль требует то же самое, но за три года.

– Верно, и полтора года из трех отпущенных уже позади, но я верю, что ты справишься. Майк руководит нашей лабораторией в Страсбурге.

– А вот этого молодого человека, которого я попрошу передать уже нам наконец блюдо с бриошами, зовут Фредерик, он наш штатный скульптор, руководит лабораторией в Орлеане.

– Скульптор, – Элина издала ехидный смешок, – что может быть общего у скульптора с моим братом? Без обид, Эмиль, но ты побывал в Лувре хоть раз после своего переезда?

Фредерик потер руки.

– Довольно много, если учесть, что я никогда в жизни не держал в руках долото и пемзу. Я занимаюсь подготовкой прототипов тел для тех ребят, кто может себе это позволить. Моя задача ваять безупречные тела.

– И как, получается?

– Пытаюсь.

– Я хотела бы на них посмотреть, можно?

– В другой раз, сестренка. Орлеан – это не на соседней улице, больше часа езды.

Ден запихнул в рот вторую половину булочки и залпом допил кофе.

– Эмиль, дружище, я далек от политики, но ты не задумывался о том, что у вас могут возникнуть проблемы, скажем, – он на секунду замешкался, – из-за резко отрицательно негативного восприятия вашей работы обществом, в большинстве своем отнюдь не столь состоятельным и прогрессивным.

– Загуглил? Непременно возникнут, – согласился Эмиль, – и именно поэтому в нашей команде лучший социолог и политтехнолог, которого мне доводилось встречать, знакомьтесь – Анна.

Анна вежливо улыбнулась Дену, помахала Элине.

– Эмиль, безусловно, преувеличивает мои достоинства, строго говоря, думаю, я единственный социолог, с которым он когда-либо сталкивался, а про политтехнолога он и вовсе все выдумал.

Эмиль сделал загадочные глаза:

– Мне кажется, она здесь по заданию комитета, шпионит за нами.

– Скорее, присматриваю за тем, чтобы дорогостоящий эксперимент не вышел из-под контроля. А также помогаю ребятам, как могу, не сойти с ума от стресса и переработок.

Эмиль согласно кивнул.

– Анна помогает нам расслабиться, она у нас еще и за штатного психолога.

– Так чем вы здесь, ребята, занимаетесь?

Элина выглядела по-настоящему заинтересованной.

– Налейте себе еще кофе, устраивайся поудобнее, рассказ будет длинным, начну издалека. Готовы? Тогда начинаю, – Эмиль, откашлявшись продолжил с наигранным пафосом. – Еще в середине девятнадцатого века мой предшественник, которого, как и меня звали Эмилем, но который носил куда более напыщенную фамилию, Генрих Дюбуа-Реймон, если не ошибаюсь, пришел к поразительному открытию. Мозг способен генерировать электрические сигналы. Меньше века понадобилось нашим предшественниками на то, чтобы, поняв природу электричества, осознать глубину его проникновения в самые разные процессы бытия. Прошло еще около века, и Грей Уолтер придумал вживлять микроэлектроды в мозг. Он воспользовался следующим трюком. Посадил подопытных перед проектором и велел нажимать на кнопку переключения слайдов. Через несколько переключений отключил передатчик, не предупредив об этом ребят, и – вуаля! – подопытные продолжили переключать слайды, но уже без кнопки, а с помощью электродов, представляете?

– Впечатляет…

– Так вот, когда я еще учился в университете, мой профессор ставил аналогичные опыты, правда без вживления, он одевал нам на головы аппараты, похожие на ЭЭГ, сажал нас перед телевизором и велел переключать каналы. Для нас восемнадцатилетних юнцов это было настоящее открытие. Позже мы продолжили эксперимент. Помните, были такие компьютерные мыши? Так вот, он одел на нас забавные шапочки, за пару лет они сумели уменьшить громоздкость приборов, и велел водить курсором по экрану, открывать файлы, выделять, нажимать правой кнопкой и так далее. Мы на этот раз были начеку и ждали подвоха, не выключится ли мышь. Но профессор был тот еще хитрец. Оказалось, что индикаторы зарядки на мышах были подменены обычными лампочками. На третий день мы заподозрили неладное, и мышки сразу начали отказывать, тогда-то профессор нам и поведал, что мыши разрядились еще в начале второго дня и все это время мы управлялись мыслью, все без исключения.

Позже данный эксперимент вылился в интерфейс между компьютером и очками, правда поначалу еще приходилось надевать специальные браслеты и кольца с электродами, поскольку многие пользователи слишком уж привыкли к тому, что мысль существует на кончиках пальцев… Потом в этой области последовали достижения, одно за другим, ты наверняка слышал про Neuralink Илона Маска…

Ден его слышал, но не слушал, кофе был обжигающе горячим, по венам разливалось приятное тепло. Он почувствовал легкое головокружение и в следующее мгновение его одолела сонливость, он откинулся в кресле и закрыл глаза…

* * *

Он мчался верхом на гнедом коне в погоне за всадником в длинном плаще. Погоня продолжалась уже не один час, и конь его был весь в мыле, выступавшую пену срывало ветром. Он приник к шее коня, успел почувствовать бешеный пульс, судороги и прыгнул… Вовремя – конь проскакал метров двадцать и рухнул, без сомнений, мертвый. Ему было жаль это сильное и благородное животное, но оплакивать его у него не было времени. Он подхватил меч и бросился следом за всадником. Мало кто об этом догадывался, но человек на длинной дистанции может бежать едва ли не быстрее коня. Он не был прославленным бегуном, но сейчас его переполняла энергия, вдобавок конь всадника устал после многочасовой погони, он же был полон решимости. Бежалось ему удивительно легко, словно земля не тянула его к себе, что-то необычное было в гравитации. Он догонял и уже мог разглядеть узор на щите, притороченном к седлу: лилии на фоне звездного неба.

Он был метрах в семидесяти, когда конь беглеца рухнул. Всадник не стал бежать дальше, поднялся и медленно повернулся к нему, откинув капюшон. Лица у него не было. Ден вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

– Кто ты?

– Я это ты, – ответил Безликий.

Теперь Ден смотрел словно на свое отражение.

– Почему ты бежишь от меня?

– Ты не готов к этой встрече. Ты страшишься того, что с тобой вскоре случится.

– С чего ты взял, что я страшусь?

– Меч в твоих руках, не моих.

Ден вложил меч в ножны и огляделся по сторонам. Они находились посреди безлюдной долины. Далеко на горизонте возвышались величественные горы, выше любых, что он когда-либо видел. Шапки были покрыты белоснежными ледниками, прятавшимися за облаками, у подножья рос лес, кедровый или пихтовый, не разглядеть, облака наконец расступились, он поднял взгляд. На небе сияло солнце, размером чуть меньше земного, а рядом, он не мог описать словами, было черное пятно, чернее самой темной ночи.

– Что это за место?

– Мир, созданный воображением.

– Как я здесь оказался?

– Довольно вопросов на сегодня. Когда будешь готов, возвращайся, я буду ожидать тебя здесь, посреди долины, – всадник направился в сторону леса.