Дина Шехур
Sophie
А я постепенно научилась чертить круги силы, нужные для сеансов знаки и знала не только их названия, но и назначения. С постоянными клиентками у меня сложились доверительные отношения и они мне, как своей, рассказывали свои истории. В свой законный выходной я оставляла Люсьену Карла и часто сама, иногда мне составляла кампанию Анна Леопольдовна, ехала в центр Парижа и гуляла по прекрасным улочкам. Сидела в маленьких кафешках. Присматривала наряды. У меня, как у любой французской мадмуазель, появились милые модные шляпки. Особенно мне нравилась летняя. Светлая, с широкими полями. Я себя в ней чувствовала истинной француженкой. А иногда, Пьер учил меня водить машину. Пару раз я даже объехала вокруг дома сама. С горничной так ни чего и не сложилось, но я пока справлялась сама.
Пробежал сентябрь месяц и с каждым днем надо было одеваться теплее. На свои прогулки я стала чаще брать зонт. Научилась пользоваться диковинной машинкой на своем столе. Просто чудо инженерной мысли. Как мне объяснила хозяйка: некоторые клиентки верят больше видимому эффекту. Вот этот агрегат и позволял сделать невидимую работу – видимой. Нажав у себя на столе на нужную клавишу машинки – в кабинете у хозяйки из под стула начинал валить густой дым. Смотрелось это эффектно. Еще были кнопки со звуками: нежная мелодия, страшный вой, тихое поскуливание и завывание. Просто надо в определенное время нажимать нужную кнопку. Я справлялась с этой задачей на отлично. Так и пробегали дни за днями. Совершенно закрутилась. Все, казалось, забылось.
И в тот день, совершенно неожиданно, на звякнувший колокольчик, мельком глянув на посетительницу, поздоровавшись, по привычке спросила: «Мадам, вам кофе или чай?». Я с чашкой в руке застыла. Не поверив своим глазам.
Она оглядывала меня с головы до ног. Я четко чувствовала, ее недовольство слишком коротким платьем, открытыми плечами, неубранными волосами. Рука невольно заправила локон за ухо. Затем ладонью попыталась потянуть платье вниз, как будто оно от этого сразу станет длинней. Язык прирос к небу.
– Как была, так и осталась невоспитанной, – вместо приветствия услышала я стершийся из памяти голос маман.
– Вы, маман, – совершенно забывшись, выдала я, – что воспитали, то и получите.
И с ужасом осознав, что сорвалось у меня с языка, прикусила его.
Ее глаза сверкнули, надменно вздернулся подбородок и она помедлив, специально растягивая слова сказала:
– Поэтому, тебе тут самое место.
И вышла.
Колокольчик снова звякнул. Я от звука дернулась, как от пощечины. Карл громко каркнул.
Я разревелась от обиды. Теплые, нежные руки обняли меня и повели на кухню. Там сунули в руки чашку с горячим чаем. И успокаивающее, что то рассказывали. Карл, сидя на столе, единственным, удивленным глазом поглядывал на меня. Я с трудом успокоилась.
– Я тебе должна сказать, – серьезно взглянув на меня произнесла Анна Леопольдовна. У меня внутренне все сжалось.
– Прости и забудь ее, – продолжила она глядя мне в глаза, – жизнь так сложилась, и как я вижу не изменится, поэтому научись жить своей жизнью. Забудь все что было раньше: свое положение, свою истинную фамилию, свою семью. Только тогда ты выживешь. Как истинная ясновидящая я могу точно тебе сказать, что возврата обратно не будет. Лет через сто, чуть меньше, ты сможешь признаться и назваться своим истинным именем. Но до этого дожить еще надо. История сделала крутой поворот. Поэтому сейчас нужно все забыть. Только тогда ты выживешь. Мама твоя уже все потеряла. Ее можно только пожалеть. И умрет она в угрызениях совести, но будет поздно. Пожалей и прости. Они завтра уезжают в Америку, так она захотела. Только ее представления о жизни там совершенно разойдутся с реалиями. Увы. Ко мне она не прислушалась.
Я кивала, а у самой сердце разрывалось от жалости к себе. Да и к ней тоже. А думать о малышке Машеньке я себе совсем запретила. «Надеюсь, что она ее тоже кому-нибудь продала, как меня», – мелькнула у меня мысль и была тут же забита в самый дальний уголок моего сознания. Иначе жить я бы уже не смогла.
Через неделю, все почти забылось и только иногда я вздрагивала услышав звякающий колокольчик.
По вечерам у нас с Анной Леопольдовной повелось сидеть в ее комнате. Она иногда рассказывала мне особенности своей работы. Применения своего дара. Порой мне казалось, что все так сложно. А изредка, вдруг, я совершенно все понимала. Учила меня раскладывать карты таро. Некоторые мне очень нравились, а некоторых я жутко боялась. Особенно висельника. Он мне казался жутким. Но давались они мне с трудом.
К новому году, когда мы уже думали сократить рабочие дни, хозяйка получила письмо. К ней должен был приехать ее единственный племянник. Я присутствовала при получении письма. Она мне в слух его зачитала. И я видела ее замешательство. Сначала я думала, почему это она не радуется. А потом, вдруг ощутила нарастающую тревогу в груди. И промолчала.
В день приезда племянника, Мишеля, Анна Леопольдовна была сама не своя. То замрет у окна, то судорожно кинется проверять все ли готово.
Пьер уехал встречать на вокзал. А хозяйка закрылась у себя в комнате. Мы с Карлом сидели в столовой и смиренно ждали.
Молодой человек, высокий, светловолосый, в форменном мундире вошел в комнату, оглядел все вокруг, задержал взгляд на мне.
– Ты и есть помощница моей тетушки, та самая София? – неожиданно по-русски спросил он меня. Я, давно не слышавшая родную речь, долго соображала. И поняв вопрос, смутившись вскочила и присела в небольшом поклоне поприветствовать племянника хозяйки.
Но мое приветствие потонуло в громких, раскатистых приветствиях Анны Леопольдовны и Мишеля. Они обнимались и троекратно целовались. И я вдруг подумала, что зря раньше не расспросила хозяйку о нем.
За ужином я иногда поглядывала на него и окружающих. Эванс был сама сдержанность, Марта кидала на хозяйского племянника заинтересованные взгляды. А я, почему то, вздрагивала от его обращений ко мне. А он, как нарочно, то попросит передать солонку, то спросит, как мне с его тетушкой работается. А за чашечкой кофе, когда я уже собралась сбежать к себе, вдруг стал расспрашивать меня о моей семье. Но тут выручил Карл. Раскричался, как только он умеет, когда просится на улицу. Он редко, но летал вечерами в сумерках. И я под предлогом сходить его выпустить, убежала к себе в комнату. Решив, что тетушке с племянником есть о чем поговорить.
Поздно вечером, когда уже ложилась спать и Карл уже притих, и не мигал своим единственным глазом, раздался тихий стук в дверь. Хозяйка присела на мою кровать и долго молчала, видимо решая, что мне сказать.
– Софи, – осторожно начала она после долгого молчания, – я вынуждена предупредить тебя и настойчиво просить, чтобы ты на ночь изнутри закрывалась. Мишель не плохой мальчик, он просто избалованный и слишком самоуверенный. Я знаю, что ты хорошо воспитана и не позволишь глупостям задурить себе голову. Но он воспитан иначе, а верней совершенно не воспитан. Не могу сказать, что он распущен, но безответственен и самовлюблен. А еще тщеславен. Поэтому, я вынуждена тебя просить не говорить ему о твоем истинном положении. Для него ты из обедневшей семьи, сирота. Так он быстрей потеряет к тебе интерес. Мы с тобой договорились?
– Да, Анна Леопольдовна, – я поняла, что эта просьба вызвана заботой обо мне, – я и сама не хотела бы распространяться о своем положении. Мне тяжело вспоминать свою семью.
– Вот и хорошо, – хозяйка встала с кровати и вышла.
Я тут же закрыла за ней дверь на ключ. Обещания надо выполнять. Спать я ложилась с нарастающей в груди тревогой.
Следующие два дня я крутилась, как белка в колесе. В салоне был предпраздничный наплыв посетителей. Дамы гадали на кавалеров, на подарки и на свое будущее. Анна Леопольдовна стала привлекать меня чаще. Даже доверила разложить карты молоденькой актрисе. Они с театром были проездом и решили, что очень весело с подругами зайти в салон «к той самой Сивилле». Пока ее подружка решилась на сеанс ясновидения, я практиковалась в карточном гадании. Вышло довольно мило. Карты были благосклонны, клиентка раскладом была довольна. Выходили подружки от нас весело щебеча. А у меня кружилась голова от напряжения и осознанной ответственности. Мысли крутились: «а все ли я правильно сделала, ни чего не забыла, верно ли истолковала?». И только одобрение хозяйки не дало мне опуститься до банальной истерики. К вечеру, сидя в машине я была уже уверенна, что все сделала верно и хорошо.
И только ужины дома напрягали меня. Его серые глаза впивались в меня, руками он постоянно прихватывал меня то за локоть, то пытался погладить руку, а один раз даже приобнять. Карл тоже невзлюбил его сразу. То больно клюнет, то сядет прям на голову. Раньше он никогда себе такого не позволял. В конце концов Мишель уговорил тетушку и Карла больше не допускали в комнаты. Я позорно сбегала каждый раз, как только удавался подобный момент. Закрывалась в комнате и тихо сидела, как мышь. Так мы с Карлом и проводили вечера. Близился мой выходной, последний в этом году и я мечтала его отметить поездкой в город. Присмотрела в магазинчике милую вещицу, в подарок хозяйке. Эвансу и Люсьену у меня уже лежали маленькие подарочки в шкафу. Пьеру, подумывала поискать специальный кофр для инструментов в машину. Мысль, что я весь день проведу подальше от этих буравяще-изучающих серых глаз, меня вдохновляла.
Вечером получила разрешение воспользоваться машиной. Договорилась с Пьером. Довольная ушла спать. Карл, видимо хандрил, часто подскакивал ночью и недовольно бурчал. Утром я к условленному времени была готова и спешила на выход. И только я собралась открыть дверь и выбежать из дома, как услышала за спиной:
– И куда это ты собралась? – голос был сиплым.
Я повернулась, он спускался по лестнице потирая глаза и в полосатой пижаме. Проснулся.
– Мадам меня отпустила, у меня выходной, – пролепетала я и намеревалась выскочить из дома.
– Стой, жди меня! – приказным тоном выпалил он и медленно пошел в сторону столовой, – мне тоже надо в город.
Я изнывала от ожидания и разочарования. Пьер, как мог меня успокаивал. Сначала предложил было отвезти меня, а потом за ним вернуться. Но я понимала, что ему попадет за расточительство. Потому и сидела на сиденьи в машине и терпеливо ждала. Даже стала замерзать. Уже было подумывала вернуться в дом погреться, как он соизволил выйти. Довольный жизнью не спеша подходил к машине. Пьер завелся, Мишель осмотрел заднее сиденье, вздохнул (как будто его насильно усаживали) и мы поехали.
Пьер остановился как обычно на улице Ренуар, она мне очень нравилась. Круто почти сбегая вниз тянулись заросшие зеленые сады до самой Сены. А потом перебравшись через реку, медленно поднимаясь можно было добрести до чуда света – Эйфелевой башни. Ее странная, даже фантастическая красота меня пленяла. Я уже было вышла из машины и собралась пуститься в свой путь, как вдруг меня крепко ухватили за руку.
– Давай заедем в одно место, – он стоял вплотную ко мне, цепко держа меня чуть выше локтя.
– Парень, в Латинский квартал в Синема-де-Пантеон, строго скомандовал он Пьеру и затолкал меня в машину.
Я еще ни разу не бывала в Латинском квартале и только мое любопытство удержало меня от желания выскочить из машины на ходу.
Вечером, отужинав, отмахнувшись парой дежурных фраз, я сбежала к себе. И стоя у окна, поглаживая черные, как смоль перья Карла, недоумевала. «Неужели стоило отрывать меня от моих запланированных дел, что бы отвести меня в новомодную синему? Заставить меня пить, в общем-то неплохой кофе, в незнакомой мне кофейне? Тратить деньги на ненужный мне веер? Маман бы взвилась от такого подарка. Хорошо, что я в руки его не взяла и категорично отказалась», – крутились мысли в голове.
В синематографе мне было некомфортно. Здание большое, красивое. Внутри убранство было шикарное. В самой синеме: темно, душно, тапер играл хорошо, но слишком нервно и громко. И Мишель, все пытался в темноте прижаться ко мне. Благо мест было много свободных и я отсела от него. А картина. Картина была ужас. Мне было совершенно неприятно под громкую, спешащую музыку следить за несчастными влюбленными соперниками. Мне их было очень жаль. А эту вертихвостку я осуждала.
Больше всего я переживала, что на Рождество Пьер останется без подарка. И присутствие восторженного племянника рядом все праздники меня тоже не вдохновляло.
Карл сидел смирно на подоконнике, а потом вдруг встрепенулся и запросился на улицу. Странно. Он обычно в это время всегда дома. Я приоткрыла окно, в комнату ворвался прохладный воздух. Карл немного потоптался на подоконнике, чуть присел, взмахнул крыльями и оттолкнувшись вылетел. Я задумчиво проводила его взглядом, прикрыла окно и пошла раздеваться ко сну. Выключила свет, подошла посмотреть не возвращается ли Карл. За окном было уже темно. И тут я четко увидела неясную фигурку, которая воровато оглядываясь спешила в сад. «Скорей всего к скамейке», – мелькнуло у меня в голове. Я тут же из шкафа вытащила свой темный, теплый плащ, завернулась в него и опрометью бросилась из дома.
Путь к скамейке я бы нашла даже с закрытыми глазами. Услышав приглушенные голоса, я старалась ступать медленно и осторожно. Подобралась ближе и присела прямо под куст.
– Ты мне купил такой подарок специально? Что бы меня умаслить? Что бы я тетушке твоей про нас не рассказала? – услышала я. Очень знакомый, хоть и приглушенный голос.
Ну, это было вполне ожидаемо.
– Нет, что ты, – раздался узнаваемый голос в ответ, – просто я увидел красивый веер, подумал о тебе и решил, что подарков тебе давно не дарил.
– Сознайся, что это ты купил своей царевне, – чуть насмешливо, но от этого не менее зло прозвучал голос.
– Нет, ты у меня единственная, а эта холодная лягушка не достойна моего внимания. А почему царевна? На вид простушка, простушкой.
Оказывается шепотом можно выразить презрение.
– Да, ведет она себя, как царевна. Не меньше. Не знаю, не нравится она мне.
Я так и представила себе, как Марта презрительно пожимает плечами.
– Ты когда скажешь о нас своей тетушке? Ты же обещал!
– Да не переживай, скажу. Вот выдастся удобное время, тетушка будет в хорошем настроении я и скажу.
– А то, я уже подумала, что надо самой сказать. Время то идет. Месяца два, или три и будет видно, что ты наследника ждешь. Смотри, я терпеть не буду. Даю тебе срок эта неделя. А дальше я сама все скажу. Уж твоя тетушка заставит тебя выполнить свой долг. Все, ладно, мне бежать надо. А то еще хватится меня хозяйка.
Раздался шорох в кустах и отчетливо слышались удаляющиеся шаги.
Надо ждать и когда он уйдет.
– Ох, как ты права Марта. Не знаешь о чем говоришь, но права. Не меньше, чем царевна.
Раздалось сквозь кусты и шум уходящего человека.
Еще минуты две я сидела под кустом. «Что же мне с этой информацией делать? Как же мне быть? Рассказать все хозяйке?» – крутились панические мысли в голове.
Вернулась я в комнату стараясь не попасться ни кому на глаза. Привычно закрыла дверь и увидела мельтешение за окном. Побежала открывать окно. Карл недовольно посмотрел на меня своим единственным глазом.
– Не обижайся, – тихо прошептала я ему, – извини, я сама только что пришла.
Он потоптался на подоконнике и спикировал на кровать. Я закрыв окно подошла к нему. В его клюве, что то блеснуло. Чуть наклонившись он бережно уложил на покрывало нечто блестящее. Я села рядом и взяла в руки. Серебристого металла колечко, на нем висит похожий на большую монетку диск с изображением автомобиля. И автомобиль прям точь-в-точь, как у хозяйки.
