Диана Садреева
Ты не виновата
Надя не жалеет об отъезде и откровенно признается, что побег от мужа был лучшим решением за последние годы. Долгое время она жалела супруга, считая его жертвой жестокой матери и надеясь: однажды он поймет, что причиняет ей боль. Ей казалось, что таким образом Паша возмещает свои страдания.
Сейчас она так не думает: мысли, что он убил собак исключительно ради удовольствия, до сих пор не дают ей покоя.
– Я все думала, – говорит Надя, – когда муж поднял тело собаки, а она вообще-то размером с наших дочерей, что он проснется однажды утром и скажет девочкам: «Теперь ваша очередь стоять коленями на гречке». Я не хочу такой судьбы ни себе, ни детям. Уж лучше никак не жить и ни с кем не жить, чем вот так, сидя дома и боясь произнести хоть одно лишнее слово.
История Вики и Амелии
Бессонница
Вике двадцать лет. Она познакомилась с будущим мужем в восемнадцать, и через год у них родился ребенок. Ребенок не был желанным – после того, как тест неожиданно показал две полоски, Вика четырежды подходила к серому зданию женской консультации города Саратова с мыслями о прерывании беременности. В первые два раза уходила домой, в третий записалась на прием к гинекологу, в четвертый, оказавшись там, постыдилась говорить седовласому пятидесятилетнему врачу о желании сделать аборт. Будущий муж, который был старше на семь лет и уже имел трехлетнего ребенка в первом браке, новости не обрадовался, настаивал на прерывании, но в итоге молча принял Викино решение.
Она регулярно сдавала анализы и приходила на утренние приемы, как примерная школьница. О том, что внутри нее ребенок, вначале думать не хотела: новые ощущения сложно было назвать приятными.
Вика была студенткой первого курса, училась довольно неохотно, поэтому абсолютно спокойно бросила учебное заведение и стала идеальной домохозяйкой. Она очень хотела заслужить предложение о замужестве, но вначале мужчина отказывался звать беременную под венец.
По словам Вики, Андрей всегда был скуп на эмоции, строг и холоден, хотя подруги Вики убеждали: «С таким, как он, будешь как за каменной стеной».
Он неплохо зарабатывал, самостоятельно покупал продукты, выдавал деньги на необходимые витамины и одежду, но не более.
Отношение Вики к беременности изменилось, когда она впервые услышала сердцебиение. Тук-тук-тук-тук-тук – сердце стучало так быстро и так громко, что девушка не могла поверить, что в ее утробе находится настоящее чудо.
– Там человек, – повторяла она по пути к дому, – внутри меня живой человек!
Только в тот день девушка почувствовала, что любит и ждет ребенка, до этого думала, что внутри нее маленький прозрачный эмбрион.
Андрей впервые избил Вику в день свадьбы: праздник закончился, входная железная дверь захлопнулась за последними друзьями, девушка повернулась к супругу и, не поняв как, вдруг оказалась прижата к стене. Он схватил ее за горло и процедил сквозь зубы:
– И как себя ощущает моя жена?
Ей запомнилось злобное выражение его лица: как сузились голубые глаза и надулась большая вена на лбу. Вика попыталась сглотнуть слюну и выкрикнуть хоть слово, но ничего не получилось. Она еще раз посмотрела на него, почувствовав, что воздух заканчивался, а желание жить усиливалось.
Он ослабил хватку, и она упала на пол.
– Я же беременна, – прошептала Вика, – за что… – и, так и оставшись лежать в дешевом свадебном платье, взятом в аренду по случаю торжества, заплакала.
Андрей слегка пнул ее, прошел на кухню, кинул пиджак на стул и заварил себе кофе.
– У нас осталось что-нибудь из еды? – крикнул он.
Вика хотела подойти к нему, задать несколько вопросов, но вместо этого склонилась над пакетами с едой и, откашлявшись, сказала:
– Жареная рыба есть. И торт.
Подойдя к нему и присев рядом, удивилась, как легко он делает вид, что ничего не произошло.
Вике всегда нравились такие мужчины, как Андрей: высокие, худощавые, светловолосые, гоняющие по городу на автомобилях под громкую музыку. С ними ей было комфортно и не стыдно за свое прошлое.
Девушка никогда не видела отца, бо́льшую часть времени, впрочем, не видела и мать: та была то на пьяных посиделках, то на работе. С шести лет Вика была предоставлена самой себе – ела то, до чего могла дотянуться, забравшись на детский стульчик, надевала то, что находила в груде вещей. Когда-то она любила рисовать и думала, что станет дизайнером, но в итоге поступила на менеджера по туризму в один из самых непрестижных городских вузов. Девственности лишилась в двенадцать и с тех пор никогда долго не засиживалась в одиночестве.
Девушка была заметной – красила волосы в ярко-рыжий и накладывала на ресницы толстый слой фиолетовой туши. Худенькая, невысокая, но смешливая и спортивная, она привлекала внимание мужчин.
С Андреем познакомилась на улице, когда стояла у дороги и, вытянув руку, пыталась поймать машину до дома. Он остановился и сказал:
– Подвезти?
– Да, – ответила она и, довольная, плюхнулась на кресло. – А можно мне поднять спинку? – спросила, имея в виду водительское сидение.
– Вначале поднять попку, потом поднять спинку, – пошутил он, барабаня пальцами по черному рулю, и Вика засмеялась.
И тогда в машине, и сейчас на кухне она позволила ему вести себя так, как он хотел: сдавить тонкую шею, съесть кусок жареной рыбы, сказать грубую шутку – она молча принимала все его поступки, слова и действия.
Под шум телевизора они доели все, что было, и легли вместе спать.
Утром Вика проснулась – ей было больно глотать, вначале она не поняла почему, а потом вспомнила то, что случилось сразу после свадьбы.
Она подошла к маленькой деревянной кроватке и достала оттуда ребенка – их дочь, которая родилась семимесячной, крохотной, но здоровой малюткой.
Попросила ее:
– Тише, тише, пожалуйста, не плачь. – Но новорожденные дети не всегда прислушиваются к маминым просьбам.
– Заткни ее прямо сейчас, или я подойду и придушу подушкой.
Она слышала эти угрозы на протяжении последних трех месяцев – с того самого момента, как их выписали из родильного дома.
Несколько дней все было в порядке – дочка ела и засыпала, потом опять ела и снова засыпала. Ее сон никто и ничто не беспокоило, как и сон молодой мамы.
Андрей не приехал встречать жену и еще двое суток не появлялся дома. А когда вернулся, то прямо в обуви, предварительно пошаркав ногами о коврик, прошел на кухню:
– Ну че, – спросил он осипшим голосом, – как дела?
– Ты где был? – ответила вопросом на вопрос Вика и сразу же почувствовала боль от деревянной разделочной доски, брошенной в ее голову.
– Где хочу, там и буду, поняла? Тебя это не касается. Поняла?
Вика смотрела перед собой: белая сахарница была вся в коричневых разводах. «Надо бы помыть», – подумала она.
– Ты меня поняла?! – еще раз крикнул Андрей и схватил ее за волосы, собранные в пучок.
– Поняла-поняла, – кивнула Вика.
Андрей прошел в гостиную комнату, в которой стояли диван, телевизор, шкаф и детская кроватка. Вика за ним.
Мужчина взял пульт с прикроватной тумбы, улегся на диван и включил телевизор, не обращая внимания на спящего рядом новорожденного ребенка.
– Сними, пожалуйста, ботинки. Грязно же.
За окном стоял печальный апрель. Дожди лили, и когда Вика добиралась до роддома, и когда услышала крик ребенка, и когда впервые покормила дочь молозивом, и когда вернулась домой.
– На, сука, – прошептал он и бросил мокрые ботинки в сторону жены.
Молча подняв, она запихнула внутрь них смятую газету, поставила на этажерку и присела рядом с ним. Он властно ее приобнял и уложил головой на колени.
Дочь пронзительно закричала.
– Чего она так орет?
– Хочет есть, наверное. Сейчас я ее покормлю.
Она взяла девочку на руки и снова устроилась на диване: открыв будто покрытые пеленой маленькие синие глазки, дочь отыскала сосок и смиренно замолчала.
– Ты же понимаешь, – сказал Андрей, – я не хотел еще детей. Не хотел жениться. Все, что произошло, исключительно твоя вина. Ты не сделала аборт, хотя я просил. Так что с ребенком тебе придется сюсюкаться самой – от меня не будет никакой помощи.
– Но это и твой ребенок, – попыталась спорить она.
– Нет, у меня только один ребенок, от первого брака. Второй ублюдок мне не нужен.
– Она не ублюдок… Не говори так.
– Если будете мне надоедать, выкину на улицу, – ответил он, выключил телевизор и вытянул ноги на диване. – А теперь я буду спать.
Вика посмотрела на дочку и со слезами на глазах вернулась на кухню. Там пролистала телефоны в записной книжке – из близких только мама, лучшая подружка и друг детства. Рассказывать им о семейной жизни было стыдно, обидно, больно, поэтому она аккуратно положила телефон на стол.
Вика пишет мне, случайно увидев репост моей записи в одной из групп социальной сети «ВКонтакте». На тот момент девушка жила с мужем второй год – дочери едва исполнилось восемь месяцев, и все это время Вика находилась в жутком страхе за ее жизнь.
– Каждую ночь он говорит мне одно и то же: «Именно сегодня я возьму подушку и придушу твоего ребенка». Я, конечно же, стараюсь не спать, держу дочку рядом, но в какой-то момент все равно засыпаю, а утром вскакиваю с ужасом: «Что, если?» Потом вижу, что она дышит, провожу рукой по щеке: если отводит голову и недовольно морщится, значит, все в порядке. Живая.
Я отвечаю, что его за такое посадят в тюрьму, он врет; слабо себе представляю, как взрослый человек может сознательно думать об убийстве ребенка.
– Он обещает, что сделает все так, будто это я задушила собственное дитя. От безысходности. Оттого, что необразованная. Что аморально себя вела. Типа, сошла с ума.
– Почему вы от него не уходите?
– А куда мне идти? У мамы постоянно собутыльники. К подругам никак, они сами с родителями живут. Никто меня к себе не примет. Работы нет, денег нет, жилья нет. Мне хотя бы несколько лет отсидеться: дочка пойдет в садик, а я – на работу.
– Вы понимаете, что оставаться опасно?
– Понимаю. Но я не знаю, что делать.
Несколько недель мы общаемся и обсуждаем, как быть. Даю контакты телефонов доверия, совместно с сотрудниками которых она прорабатывает план побега.
Последовательность действий такова: собрать документы, продумать, кто сможет приютить хотя бы на первое время, накопить немного денег, записать угрозы на телефон, зафиксировать побои и обратиться в полицию.
Вика не делает и половины того, что нужно. Несколько родственников говорят, что не стоит выносить сор из избы и нужно попробовать помириться. Подруга пугается, что всю агрессию супруг Вики перенесет на нее, поэтому решает, что лучше не подвергать себя опасности. Хороший друг обещает молодой матери дать в долг на квартиру, но просит подождать несколько недель или месяцев. И после слов «Я что-нибудь придумаю» перестает отвечать на звонки.
Из веселого и бесшабашного подростка Вика превратилась в пугливую и робкую женщину: она боялась перечить мужу, никогда не защищалась и, будто уже смирившись, принимала каждый удар. Она даже не сворачивалась в калачик, пока он бил ее ногами по животу.
Винила себя в том, что не сделала аборт. Если бы прервала беременность, то сейчас ее маленькую девочку никто не хотел бы убить.
– Вика, иди сюда, – он позвал ее на кухню. – Это что такое? – крикнул он, держа в руках телефон. – В полицию на меня вещдоки собираешь?
– Это не то… что… – зашептала Вика.
Андрей бросил в нее чашкой с горячим кофе, вскочил с места и, схватив за волосы, заставил опуститься на пол. Он контролировал ее жизнь от и до: она оказалась в полной финансовой зависимости и отчитывалась за каждый выход из дома. Но о том, что он стал просматривать ее телефон, Вика еще не знала.
Она сидела, опершись спиной о стену, и мечтала найти в себе силы подняться и ударить в ответ. Когда-то Вика видела телевизионные передачи и детективные сериалы, в которых женщины, защищаясь от собственных мужей, в состоянии аффекта или при самообороне их же и убивали.
27–28 апреля 2019 г. издание «Новая газета» проводила II хакатон по дата-журналистике «Дискриминатон: большие данные о маленьких людях».
Один из редакторов «Медиазоны» Егор Сковорода совместно с командой проанализировал датасет с приговорами, которые были вынесены женщинам, осужденным с 2016 по 2018 г. за убийство, и выяснил, что доля приговоров, связанных с домашним насилием, составила 80 %. Всего с 2016 по 2018 г. за убийство были осуждены 2488 женщин.
Команда под руководством Никиты Гирина, корреспондента «Новой газеты», изучила, от кого защищались женщины и мужчины, осужденные за превышение пределов необходимой самообороны (ст. 108 ч. 1 УК РФ): в 83 % дел осужденные женщины противостояли своим партнерам, еще в 8 % случаев – близким родственникам и членам семьи. Знакомым и посторонним людям – в 4 и 5 % соответственно. Только 3 % осужденных мужчин защищались от жен или сожительниц.
В 38 % приговоров, вынесенных в отношении женщин, упоминается, что сожитель регулярно избивал женщину ранее.
«Однажды либо он меня убьет, либо я его. Я больше не могу терпеть», – пишет мне Вика и опять пропадает на десять дней.
Друзья на то и друзья, чтобы оказывались в нужное время в нужном месте. У Вики таковых не имелось, поэтому она решила действовать сама – в какой-то момент сложила вещи в потертый черный рюкзак и большой полиэтиленовый пакет из магазина напротив и зашла в знакомый подъезд.
Поднялась на несколько лестничных пролетов, встала напротив двери и неуверенно нажала на звонок. Дочь Амелия плакала, и девушка пыталась, укачивая, ее успокоить.
– Кто там?
– Это Вика. А Таня дома?
Дверь открылась.
– Вика? Ты как? – спросила, внимательно посмотрев, мама Тани, крупная женщина лет пятидесяти.
– Можно мне пожить у вас? Пожалуйста. Нам некуда идти. Хотя бы несколько дней.
Женщина кивнула:
– Проходи.
Две недели они ютились впятером в двухкомнатной квартире: Вика с дочкой, Таня и ее родители. Потом девушка вновь собрала вещи и переехала к другой подруге. Все те ребята, с которыми она раньше гуляла по ночному городу и распивала пиво в беседках, теперь заменили ей семью. Чьи-то родители были недовольны и в открытую оскорбляли молодую мать, но никто не осмелился выгнать малышку на улицу.
Андрей караулил Вику на улице, писал угрозы ей и подругам. Просил прощения и оставлял на пороге цветы.
Вика не хочет больше вступать в отношения, говорит, что встретила Андрея, потому что сама заслужила:
– Я вела себя неправильно. Гуляла. Пила. Курила. Спала со всеми подряд. Я не хочу, чтобы моя дочь была похожа на меня и повторяла мои ошибки.
Отвечаю, что Вика – жертва насилия и не виновата ни в одном из нанесенных ударов, как и дочь не виновата в том, что ее хотели придушить подушкой из-за громкого крика.
Вика не соглашается:
– Нет-нет, это я его спровоцировала.
Несколько раз она звонит на бесплатные линии и общается с психологами о том, какой путь ей предстоит пройти, чтобы перестать испытывать чувство вины и вновь начать доверять людям.
«Но сейчас, – пишет мне Вика, – это не главное. Сейчас нужно начать зарабатывать, чтобы снять квартиру и обеспечить дочь всем необходимым».
Устав скитаться и ходить с протянутой рукой, Вика возвращается в дом матери и теперь практически ежедневно выгоняет из дома маминых собутыльников.
– Я с ними справлюсь, – говорит она, – каждый день вспоминаю о том, в каком аду жила. У меня нет ощущения, что это был страшный сон. Это была моя реальность. Никогда раньше я не испытывала столько страха и смирения, как тогда. Если бы он бил только меня, я, наверное, так и терпела бы… Он был прав, когда говорил, что я родила дочь только для себя. Так и получилось. Она моя, и только я в ответе за то, будет она в безопасности или нет.