Деннис Мюллер
Разум, религия, демократия

I. Религия и причинность

Представим, что два соплеменника преследуют антилопу на африканской равнине. Им жарко, и они бегут уже довольно долго. Внезапно один падает, хватается за грудь, жалуется на боль и через несколько минут умирает. Что случилось? Должна быть какая-то причина. Люди не падают замертво просто так, без всякой причины. Умерший ничего не ел и не пил перед смертью, на нем нет следов укуса змеи или паука. Второму, живому, охотнику доводилось видеть, как люди умирают в сражении, получив удар копьем в грудь. Мертвый товарищ в приступе боли схватился за грудь; значит, что-то должно было проникнуть туда и вызвать боль, а затем смерть. Но что это могло быть? На груди нет ни раны, ни пореза, нет вообще ничего, что свидетельствовало бы о внешнем проникновении. Должно быть, в его грудь проникло нечто невидимое – злой дух. Но почему он выбрал именно его, а не второго охотника? А, вот в чем дело: второй охотник в то утро надел ожерелье, сделанное из рогов антилопы, которую убил на прошлой неделе. Оно и защитило его от злого духа. Итак, наш живой охотник вполне успешно нащупывает путь к созданию теоретического представления о злых духах, убивающих охотников, и способах защиты от них.

Этот пример показывает, как могут возникать мифы и суеверия. Наш ум всегда ищет причинные объяснения событий. Если охотника укусила ядовитая змея или на него напал лев, причина смерти очевидна. Поскольку явная причина отсутствовала, второму охотнику пришлось искать причину неявную. Злой дух первым пришел ему на ум, но он мог бы предположить и многие другие причины. Скажем, если его племя охотилось с помощью отравленных стрел, он мог бы заключить, что дух пронзил грудь его товарища невидимой отравленной стрелой. А если бы он заметил черную птицу, наблюдавшую за ними с ближайшего дерева, то мог бы сделать вывод, что птица убила его товарища губительным взглядом или изнутри испустила нечто невидимое в его грудь^[72]. Второй охотник мог измыслить очень много возможных причин смерти товарища, и нам не стоит предполагать, что любой другой охотник на его месте укажет ту же самую причину. Избыточное количество возможных причин помогает объяснить, почему существует столько вариантов религиозных верований. В одних случаях невидимые духи и боги принимают человеческий облик; в других они принимают обличье зверей или птиц. Лишь одно можно сказать со значительной долей уверенности: второй охотник вряд ли предположил бы, что товарища убил находившийся поблизости камень. Камни – предметы неодушевленные. Они не движутся, не похожи на живые существа, и, насколько можно судить, не думают. Смерть товарища – такое событие, которое могло быть вызвано только существом, способным к целенаправленному действию, – человеком или иным животным, решившим убить охотника. Люди и животные – активные, целенаправленно действующие существа. Нечто невидимое решило убить одного охотника, и другой должен догадаться, кто или что тому причиной.

Этот пример показывает и важность языка для распространения религий. В миметический период два охотника тоже смогли бы договориться о совместных действиях, а на охоте могло произойти то же самое. Второй охотник мог подумать, что нечто проникло в грудь умершего и убило его. Однако при отсутствии языка ему было бы крайне трудно выразить свое предположение о причине смерти. А вот обладание языком позволяло ему описать наблюдавшую за ними подозрительную черную птицу и сообщить предположение, что именно она убила его товарища. Так мог возникнуть миф о злокозненности черных птиц. Если при каких-то несчастьях и дальше присутствуют черные птицы, миф будет укрепляться. При достаточном количестве совпадений вера в злую силу черных птиц станет частью религии данного племени. Описанные в главе 2 эксперименты Ф. Б. Скиннера с голубем, по мнению самого исследователя, объясняли, как возникают суеверия. Бессистемное вознаграждение бессмысленных действий закрепляет эти действия и приводит к убеждению, что они и являются причиной вознаграждения.

Мнение, согласно которому религия возникла как средство объяснения причинных связей, восходит к Томасу Гоббсу. В начале главы «О религии» мы находим следующие соображения:

«Во-первых, человеческой природе свойственно доискиваться причин наблюдаемых событий. Такая любознательность свойственна некоторым людям в большей, другим – в меньшей степени, но всем людям в такой мере, чтобы доискиваться причин своего счастья и несчастья.

Во-вторых, при виде какой-нибудь вещи, имеющей начало, человеку свойственно также думать, что эта вещь имеет причину, почему вещь началась именно в данный момент, а не раньше или позже.

<…>

Человек замечает, как одно событие производит другое, и запоминает в них предыдущее и последующее. А если он не может удостовериться в истинных причинах вещей (ибо причины благополучия и неблагополучия большей частью бывают скрыты), то он строит такие предположения насчет этих причин, какие ему внушает его собственная фантазия, или он полагается на авторитет других людей, а именно тех, кого он рассматривает как друзей и считает более мудрыми, чем он сам» (Thomas Hobbes, [1651] 1946, pp. 69–70)^[73].

Затем Гоббс рассуждает о том, как человек выдумывает богов и духов, чтобы объяснить то, что ему непонятно, и заключает: «И в этих четырех вещах: в представлении о привидениях, незнании вторичных причин, покорности по отношению к тому, чего люди боятся, и в приятии случайных вещей за предзнаменования – состоит естественное семя религии, которое в силу различных фантазий, суждений и страстей разных людей развивалось в церемонии, столь различные, что те, которые практикуются одним человеком, в большинстве случаев кажутся смешными другому» (Thomas Hobbes, [1651] 1946, p. 72; курсив в оригинале; см. также цитату в эпиграфе к данной главе)^[74].

II. Религия и смерть

Ритуализация смерти – древний, возникший еще до появления языка вид человеческой деятельности^[75]. Потеря близкого – тяжкая эмоциональная травма, и для всех людей была такой всегда, сколько существует человечество. Мы воспринимаем другого человека и как живое существо, и как существо индивидуальное, как личность, наделенную набором качеств, присущим только ей. Когда человек умирает, мы осознаем, что он перестал дышать, перестал жить и вскоре распадется, как и прочие живые существа. Инстинктивное отвращение к загрязнению подсказывает нам, что от тела покойника нужно избавиться раньше, чем оно начнет гнить. Однако нашему сознанию трудно смириться с тем, что человека, которого мы знали – с кем говорили, с кем делили радость и горе, – больше нет. Оно говорит нам, что дух этого человека продолжает существовать. Так возникает концепция дуализма: мы обладаем телом и душой, но это разные субстанции. Тело умирает, душа продолжает жить. Духи умерших – наиболее распространенный вид сверхъестественных сил во всех культурах^[76].

Во многих сообществах считается, что духи умерших наблюдают за жизнью людей и вмешиваются в их повседневные дела.

В таких случаях религия принимает форму поклонения предкам. Им молятся и приносят жертвы, чтобы они содействовали благополучию сообщества или отдельных его членов. А чтобы эти молитвы и жертвоприношения достигали результата, их всегда нужно совершать определенным образом. Так возникает потребность в посредниках – шаманах и жрецах, – искушенных в совершении необходимых ритуалов.

Духи умерших, ангелы, демоны и боги обладают общими свойствами. Они действуют осознанно и целенаправленно; можно представить, что они думают, каковы их намерения, что ублажает или, напротив, гневит их. Однако духи и боги, в отличие от тех осмысленно действующих индивидов, которых мы встречаем каждый день, обязательно обладают сверхъестественными качествами: они бессмертны, всеведущи, невидимы, способны проникать сквозь каменные стены и т. д. Таким образом, божества, с одной стороны, хорошо знакомые действующие лица, а с другой – существа, принадлежащие к таинственному потустороннему миру. Сочетание этих двух обстоятельств производит на человеческий ум яркое и неизгладимое впечатление.

III. Религия и нравственность

Мы не знаем, как именно у самых далеких наших предков возникли представления о богах и духах. Может быть, сначала кто-то предположил существование невидимого духа, чтобы объяснить загадочное событие, а потом племя решило, что эти духи – души умерших соплеменников? Или, может быть, племя сначала пришло к убеждению, что души людей продолжают жить после смерти тел, а потом решило, что эти души являются незримыми причинами загадочных событий? Ответы на эти вопросы для наших целей несущественны. По всей вероятности, у разных племен были разные основания для измышления духов. Но, будучи однажды измышлены, эти духи играют важную роль во всех племенных обществах. Они вмешиваются в повседневную жизнь членов племени, а люди верят, что иногда видят духов, общаются с ними и совершают поступки, которые ублажают или гневят духов.

В эпоху плейстоцена задача выживания стимулировала поведение, основанное на сотрудничестве. Как и во всех сообществах, дети учились у родителей и старших, узнавая, какие действия правильны, а какие нет. Чувство вины и чувство гордости, по-видимому, – часть унаследованного нами набора эмоциональных реакций^[77]. Таким образом, все люди растут в уверенности, что старшие умеют отличать правильное от неправильного и по заслугам наказывают или награждают детей за их поступки. Поэтому вполне естественно предположить, что старших и после смерти заботит, как мы поступаем – правильно или неправильно. Как известно, племена, практикующие культ предков, убеждены, что духи предков пристально следят за поведением племени. Кроме того, эти духи, в отличие от живых родителей и старших соплеменников, видят все; значит, невозможно совершить безнравственный поступок и не попасться. Так возникает связь между религией и нравственностью. Духи и души измышлялись, видимо, и по другим соображениям – чтобы объяснить непонятные события или помочь людям пережить травмы, причиненные смертью близких. Но раз уж духи появились, они взяли на себя и задачу следить за живыми и добиваться того, чтобы люди вели себя нравственно и действовали не только в своих интересах, но и в интересах сообщества.

Люди, не изучавшие математику, тем не менее способны понимать общие принципы вероятности. Они знают, что молния более вероятна летом, чем зимой, а дождь более вероятен в начале зимы, чем летом. При этом, однако, им трудно уяснить понятие чистой случайности^[78]. Почему во время летней грозы молния попала в мою дочь, а не в дерево, не в соседского сына или в меня? Должно быть, дочь в чем-то провинилась. Но она слишком молода и чиста, чтобы сделать что-то нехорошее. Тогда наверняка это я совершил какой-то проступок.

Потребность объяснить причину каждого явления, непонимание чистой случайности и убежденность в том, что предки пристально следят за каждым нашим шагом и наказывают нас за провинности, – все это вместе взятое привело к вере в прямую связь между нашими земными поступками, реакцией духов и богов на эти поступки и последующими земными событиями. Страх наказания (или надежда на награду) побуждает людей вести себя нравственно и считать удачу наградой за хорошие поступки, а неудачу – карой за плохие.

IV. Религия как отношение обмена

Людям свойственно интуитивное понимание справедливости. Если кто-то дает мне часть своей добычи, я понимаю, что в следующий раз должен дать ему часть моей. Когда мы обмениваем оружие на орудие труда, мы понимаем, что оба предмета должны обладать примерно одинаковой ценностью в пересчете на время, затраченное для их изготовления. Наши предки-соплеменники наверняка имели правильное представление о справедливости и знали, что вообще-то нельзя получать нечто за ничто – так не делается. И они, естественно, считали, что духи предков хотят получать в обмен на свою благосклонность что-то ответное – моления, танцы, жертвенных животных.

Это свойство обменных отношений присутствует во всех религиях. Люди, переживающие засуху, молят о дожде, будущий отец молится о том, чтобы ребенок родился здоровым, а жена не умерла при родах. Племя приносит в жертву козу, чтобы победить в сражении. Неизлечимый раковый больной просит поскорее забрать его на небеса. Если бы духи и боги не могли «поставлять нужные товары», не было бы особого смысла им молиться.

На заре человеческой истории самая насущная потребность большинства обществ состояла в том, чтобы иметь достаточно пищи и питья. Люди остро нуждались в пище, и было вполне разумно предположить, что их предки или боги тоже в ней нуждались. Принесение пищи в жертву – распространенный религиозный ритуал. Первые жертвенные животные, насколько можно судить, попусту истлевали на алтарях. Оставлявшие их там люди замечали, что боги, по-видимому, не едят их ягнят. Поскольку пищи не хватало, прагматичные сообщества должны были упорядочить ритуал во избежание напрасных расходов. Поэтому потом обычно оставляли только голову или сердце, а все остальное поедалось членами общины на религиозной церемонии^[79].

Для большинства обществ мясо было основным источником белков, а стало быть, и самой ценной жертвой. Людей тоже приносили в жертву, чтобы умилостивить богов, – причем предпочитали детей и взятых на войне пленников: пользы от них мало, а кормить их накладно^[80].

Подобно мясу мелкого и крупного скота, человеческое мясо богато белками; поэтому каннибализм был распространенным явлением, особенно там, где существовала нехватка крупного домашнего скота. Самый яркий пример – ацтеки. У них не было домашних коров, овец и свиней. Основными источниками белков для них служили насекомые, мелкие грызуны и некоторые виды птиц. Ацтеки остро нуждались в белках и поэтому предполагали, что боги тоже в нем нуждаются. В жертву богам они приносили пленников, причем сердце вырезали у живого человека, и это еще трепещущее сердце преподносили богу. А тело поедали участники церемонии. В руинах ацтекских поселений были найдены остатки сотен тысяч человеческих жертвоприношений. Ацтеки постоянно воевали. Воинственность этого народа и практиковавшийся им ритуальный каннибализм можно объяснить потребностью в белках. Ацтеки могут служить ярким примером того, как религиозные верования приводятся в соответствие с потребностями сообщества^[81].

Религиозные ритуалы всегда подразумевают конкретную цель – успех в сражении, в любви, на охоте, здоровье в земной жизни и блаженство в загробной. Чтобы ритуал был действенным, он должен совершаться строго определенным образом. Предки вряд ли будут довольны, если получат в жертву никчемную старую козу. Коза должна быть белой, ее должна трижды обмыть девственница или, напротив, женщина, уже пережившая менопаузу (поскольку в менструальные периоды женщина считается нечистой), а горло козы нужно перерезать обязательно слева направо^[82]. Для сложных ритуалов, как правило, требовался специальный исполнитель – шаман, колдун, жрец. Чтобы производить впечатление на клиентов, каждый шаман должен был владеть определенным набором «трюков» и, таким образом, отчасти напоминал фокусника. Здесь мы опять видим, как внешняя соотнесенность событий может приводить к ошибочным выводам о причинно-следственной связи. Выполняя те или иные ритуалы, некоторые люди действительно будут здоровыми или удачливыми на охоте; это совпадение укрепляет веру в то, что ритуал послужил причиной события. Кроме того, вера в могущество шамана может вызывать у охотника прилив дополнительной уверенности в своих силах и тем самым повышать вероятность удачи, а у больного человека – прилив уверенности в том, что он выздоровеет. Опыт современной медицины свидетельствует, что люди, глубоко верящие в свое выздоровление, имеют больше шансов на него^[83].

Поскольку религиозные ритуалы подразумевают веру в нечто сверхъестественное, поведение шаманов, колдунов и жрецов тоже должно быть в некоторой степени неестественным. Эпилептик во время приступа ведет себя самым неестественным образом – словно одержимый, допустим, неким духом. Эпилептики часто становились шаманами. Другие становились ими, поскольку умели вводить себя в транс или изображать его. По мере развития религий шаманов заменяли жрецы, приобретавшие «магические силы» благодаря специальной подготовке или особому образу жизни, например безбрачию.

V. Общие черты местных религий

Религия впервые появилась у охотников и собирателей, от которых мы произошли. Чтобы понять, что представляет собой религия и почему она важна для столь многих людей, нужно понять, почему она была изобретена. Религии, о которых сейчас пойдет речь, я предпочитаю называть местными (в отличие от мировых религий, к которым перейду ниже), поскольку термины «племенные» и «первобытные религии» представляются мне несколько уничижительными. Эти ранние религии были действительно местными, поскольку природа духов и богов, а также представления о них у разных племен в большинстве случаев разнились. Однако некоторые черты являются общими почти для всех религий – начиная с первых известных племен и заканчивая современными постиндустриальными государствами^[84]. Это вера в то, что

1) «нематериальная часть человека способна сохраняться после смерти и оставаться осознанно действующим существом»;

2) «некоторые люди особенно предрасположены к получению вдохновения или посланий непосредственно от сверхъестественных инстанций – богов и духов»;

3) «следование определенным ритуальным предписаниям в строго установленном порядке способно воздействовать на реально существующее положение вещей».

Такие верования возникают в результате попыток объяснить явления, которые нельзя понять на основе имеющейся информации и наличного знания^[85]. Поскольку уже известные причины событий хорошо знакомы, – лев убивает антилопу, дождь приводит к росту травы и цветов, солнце высушивает траву, – причины, измышленные для объяснения событий, недоступных привычному пониманию, тоже принимают форму чего-то хорошо знакомого. Насколько мне известно, ни одно племя или общество не придумало бога, напоминающего семиугольник или цилиндр.

И здесь случайное соположение событий тоже может провоцировать причинно-следственные умозаключения. Охотник находит камень в желудке антилопы и вскоре ему особенно везет на охоте. Он приписывает удачу духу, заключенному в камне^[86]. Племя отлично поохотилось в полнолуние и начинает поклоняться луне. У многих охотничьих племен были лунные божества. Поскольку охота – занятие мужчин, лунные боги были мужского рода. Племена, больше зависевшие от сельского хозяйства или собирательства, имели солнечных богов, потому что для роста растений солнце важнее луны. А поскольку сбором урожая, диких ягод и прочих полезных плодов занимались женщины, солнечные божества были женскими^[87].

Люди любят и ненавидят, смеются и плачут. Значит, то же самое делают души, духи, боги; некоторые даже вступают в любовные отношения и напиваются допьяна. Таким образом, хотя люди измыслили этих сверхъестественных существ для объяснения того, что не могли объяснить понятными причинами, они наделили богов совершенно человеческими чувствами и качествами, поскольку не имели никакого непосредственного представления об этих существах. Сверхъестественные существа – сознательно действующие лица, наделенные во многом теми же потребностями и желаниями, что и люди. От людей они отличаются лишь считаными важными свойствами: они бессмертны, и им ведомо все, что делают люди.

Смысл религиозных ритуалов передают умозаключения, имеющие одновременно причинно-следственный и абдуктивный характер^[88]. Вера в действенность религиозных ритуалов основана на трех предположениях^[89]:

1) допущение о конкретном эпизоде (например, «это образцовый пример ритуала Х»);

2) объяснительное предположение о конкретном человеке (например, «этот человек относится к категории У»);

3) причинно-следственное предположение (например, «поскольку данный человек относится к категории У, он совершил действие Х успешно»).

Поскольку задача всякого религиозного ритуала – да и вообще всех религий – состоит в приобретении чего-то (успеха на охоте, достойного места на небесах), способность шамана «сохранять покупателей» отчасти зависит от его умения «доставлять нужные товары». Череда неудачных охот или засух может оставить шамана без почитателей.

Кратко говоря, перед каждым сообществом встает задача понять причинные связи, свойственные среде его обитания, и обратить это понимание себе на пользу. Если соположение событий приводит к причинно-следственному заключению, допустимому с точки зрения здравого смысла, это умозаключение принимается. Но если явление нельзя понять в рамках здравого смысла, нужно искать другие объяснения. Пытаясь понять то, что не объяснимо естественными причинами, человеческие сообщества, как правило, апеллировали к сверхъестественным инстанциям. Суеверие и религию можно рассматривать как теоретические конструкции для объяснения явлений, природные причины которых не были обнаружены.