полная версия

Денис Сергеевич Лавров
Пилигрим

Среди чужих

 
Мне чуждо всё, что глухо до меня,
Мне отвратительны презрительные взгляды.
И чудо не найти, смотря вокруг себя,
Там, где надежд отраду видят гады.
 
 
Про гадов говоря, имею я в виду
Всех недостойных мира доброты,
Но знаю, что судьбы плоты
Доставят их, без исключения, к суду
Величественной Господа страны.
 
 
И там взгляд каждого из них,
По-злобному нацеленный на всех,
Не будет яростен, а станет бесконечно тих,
И потеряет свой ужасных грех.
Во свете истины, слепящей взгляды тех,
Кто в жизни нагрешить был лих.
 

Москва, 1995 г.

Не теряй веру

 
Возможно ли свернуть с пути,
Перед тобой проложенным судьбой,
Когда и метра не пройти
Нам по дороге жизни непростой.
 
 
Пусть будет путь тяжёл,
Но тяжести отрада
Прольётся светом истины
На странника из ада.
 
 
Бредущего в кромешной пустоте
Земной пустыни, безысходности созданья,
И потерявшего ту веру доброте,
Ведущую к началу мирозданья.
 
 
Не будет путь его высок,
Пока низки в нём те начала,
Которых он в дороге не сберёг,
Всё ж не придя с бессмысленности бала.
 
 
Но не угоден Богу человек,
Законам жизни не внимающий за тем,
Чтоб одинокой злостью освятить свой век
И без того коростных полон сцен.
 
 
Придёт же лучезарное Спасенье
Его душе, немало испытавшей мук,
И светом Божьим озаренья
Вновь возродится и воспрянет дух!
 

Москва, 1995 г.

Я актер в спектакле «Жизнь»

 
Загадочностью мрачной ночи,
Её таинственной красой
Я опьянён, и нету мочи
Остаться мне самим собой.
 
 
Таким, как серым днём бываю:
Во всеобъемлющей тоске
Я жизнь как будто доживаю
И корень зла ищу в себе.
 
 
Спектакль жизни скучен для меня,
Все действия его давно уже знакомы,
Лишь декорациями дня
Меняется постылая сюжетная основа.
 
 
И даже новая сценария страница,
Отыгранная на актёрской сцене дня,
Не заставляет вновь перемениться
И более не веселит меня.
 
 
И только лишь с приходом ночи
Дневное отступает прочь,
Во мне рождается призванье,
Я сам себе готов помочь.
 
 
Помочь в стремлении подняться
Над облаками в высоту
И только изредка спускаться
На Землю грешную свою.
 
 
Я отзовусь на плач того,
Кто сам подняться не сумел,
Ведь и меня, конечно, кто-то
Когда-то тоже пожалел.
 
 
И я готов взлететь и скинуть все оковы,
Но, вдруг, открыв глаза,
Я чувствую, что падаю туда,
Где нет от радости и жизни ни следа.
 
 
В последний раз на небо посмотрев,
Я острых пик предчувствую удар,
Но смерть свою предусмотрев,
Готов принять я этот дар.
 

Москва, 1994 г.

Девушке

 
Вся красота весны младой
Нашла в тебе свою обитель,
Когда б я был старик седой,
Исполнен мудрости благой,
Я бы сказал, что не встречал
Такой на свете красоты,
Какую излучаешь ты!
 

Москва, 1994 г.

О себе

 
Собой являя часть природы,
Готов сравниться я с ручьём,
Чьи быстро льющиеся воды
Текли по лесу каждым днём.
 
 
Ручей поил кусты и травы
И блеском радостным своим
Он, пробегая вдоль канавы,
В неё свет жизни приносил.
 
 
Но мать-природа так жестока —
Его решила иссушить;
И, испарившись, шалунишка
Стал в небе облаком парить.
 
 
Нельзя винить закон природы,
Но и ручья теперь уж нет,
Всё ж облако хранит те воды,
Что, отражая солнца свет,
Дарили радость все те годы.
 
 
Не может только вновь оно
Пролиться на Землю дождём —
Ему, как видно, суждено
Парить под солнцем каждым днём…
 

Переделкино, 1995 г.