Дарья Прокопьева
По лисьим следам и хлебным крошкам
– Вот, всё отнёс, тятька.
– Спасибо, – пробасил пекарь. – А что я тебе говорил насчёт покупателей?
– Ой, – мальчишка повернулся к Аглае и лешему. – Здрасьте…
Да так и остался стоять, раскрыв рот. Аглая тоже не могла вымолвить и слова, и очень жалела об этом: это был один из трёх парнишек, что вчера устроили за ней настоящую охоту. Тут надо было бы оправдаться, объясниться, но она ужасненько медлила – и поэтому случилось то, что должно было произойти.
– Это она! – завопил мальчишка на всю пекарню. – Это она вчера хлеб украла!
Он кинулся было к Аглае, но пекарь с неожиданной для человека его размеров ловкостью перегнулся через прилавок и ухватил мальчишку за воротник:
– А ну-кась, стой! Девочка уже во всём созналась.
– Как созналась? – мальчишка аж замер от изумления.
– Вот так и созналась, – Аглая разве что язык не показала.
Мальчишка удивлённо моргнул. А пекарь воспользовался этим промедлением:
– Кажется, знаю я, как вы можете мне оплатить. Ты, девчурка, поможешь моему племяннику заказы по деревне разносить. Поработаешь денёк – прощу тебе тот каравай.
– Чего?! – первым встрепенулся пресловутый племянник. – Я – с ней?!
– Да, и не спорь, – пекарь лишь слегка повысил голос, а мальчишка сразу будто язык проглотил. – Ты, вон, едва-едва всё успеваешь, а девочке поработать надо. Авось, поймёт, как всё тяжело достаётся.
– Поймёт-поймёт, – встрял, усмехаясь, леший. – Она у меня смышлёная.
Аглая могла лишь раздражённо на него зыркнуть.
– Ты – во всём слушайся меня, – стоило выйти на улицу, Всеслав (так звали пекарского племянника) начал раздавать указания. – Говорить с покупателями буду я, денежку собирать – тоже. Ты больше помалкивай, да хлеб аккуратно неси. Уронишь – тятька тебе подзатыльников надаёт.
– Сам-то поди не раз их испробовал? – усмехнулась Аглая.
Всеслав недовольно глянул на неё через плечо, но спорить не стал. Чего отнекиваться от очевидного: по расторопности мальчишки было видно, что выучил он её методом проб и наказаний. Деталей Аглае знать не хотелось, поэтому она не отставала, несмотря на тяжёлую ношу. Её, равно как и Всеслава, нагрузили корзинами с тёплым хлебом, по большей части с рождественскими караваями. Заказала их едва ли не каждая семья в деревне – юным разносчикам то и дело приходилось останавливаться, стучать в двери.
– Тамар Петровна, здрасьте! – здоровался по обыкновению Славик (он не любил, когда его так называли, но Аглае было начхать). – Вот, каравайчик ваш. Тятька только из печки достал!
– Ой, спасибо, удружил! – пышная тётенька всплёскивала руками, принимая из рук мальчишки ещё тёплый хлеб. – Вот, на тебе на ватрушку.
Довольный, Славик прятал лишнюю монетку в карман, а деньги за каравай складывал отдельно, в варежку. Аглая внимательно следила за этим, но лишнего слова не говорила, хотя и была уверена, что ей тоже полагается доля.
Лишний раз заговаривать с мальчиком ей не хотелось: ещё жива была в памяти вчерашняя погоня. Ох, и перепугалась тогда Аглая – её ведь сначала и впрямь чуть не поймали, чудом удалось к двери пекарни прошмыгнуть! Да и потом, если бы она обернуться не успела…
– Слушай, – вдруг вспомнила девушка. – А куда вы мои валенки дели?
– Валенки? – он аж запнулся. – Да их никто трогать не отважился, они на том дворе до сих пор и стоят. Ты ж так исчезла, как заколдованная. Кстати, куда ты…
– Ой, тогда я их заберу! – Аглая не дала ему договорить. – А то эти мамины, и я из них постоянно вылетаю. Те хоть немного, а поменьше были!
Возможно, Славик и попытался бы вновь задать опасный вопрос, но они опять пришли. На этот раз дверь открыл мальчишка, который, увидев гостя, незамедлительно просиял:
– О, это ты! Мама как раз тебя вспоминала!
Аглая поспешно отступила назад, долой с глаз мальчишки. Лицо его не показалось знакомым, но голос она узнала – вчера он несколько раз доносился ей вслед. Встречаться после такого с мальчиком никак не хотелось.
– То-то мне икалось недавно! – Славик, не обращая на Аглаю внимания, продолжал трепаться с мальчишкой. – Будешь за это мне должен! За это, как его… неудобство!
– А ты как настоящий торгаш говоришь! – одобрительно заметил второй. – Иваныч, который молоком торгует, тоже вчера так говорил. Только мама ему выкусить сказала, и ещё жадюгой назвала. Что, Славик, хочешь быть жадюгой?
– Да я тебя за такое сейчас…
Славик с угрозой шагнул навстречу своему другу, но тот только расхохотался. Аглая с недоумением прислушивалась – где тут шутка, ей было совершенно непонятно. Тем не менее, Славик тоже засмеялся, похлопал второго мальчишку по плечу:
– Хорош, хорош! Платить-то будешь?
– Конечно, мама мне денег дала. Скидку другу-то дашь?
– Неее, – Славик поморщился. – Я бы дал, но тятька мне потом голову оторвёт. Лучше потом с тобой кое-чем поделюсь…
Он многозначительно похлопал по карману, где к тому времени звякали уже три мелких монетки. Друг его понимающе ухмыльнулся и присовокупил к заработку Славика ещё немного – правда, эти деньги отправились уже в варежку.
– Аглая, давай сюда хлеб, – повернулся Славик. – В моей корзине закончились.
Вот же! Аглая мысленно выругалась, злая сразу по двум причина: во-первых, Славик мог бы давно разделить её ношу, а во-вторых – мог бы не привлекать к ней внимания. Теперь же, услышав незнакомое имя, второй мальчишка высунулся из дома. Аглая поспешно отвернулась к своей корзинке, но было поздно:
– Эй, это же та лиса!
Сердце у Аглаи болезненно ёкнуло, а кровь отлила от лица. Она лихорадочно думала: «Как он узнал? Что сейчас делать? Куда сбежать? А можно обратиться?»
– Ну, да, – Славик заговорил почему-то спокойно и немного стыдливо. – Пришла с утра, призналась в своих проделках, а тятька вместо того, чтобы наказать нормально, мне её поручил. Вот, приходится теперь таскаться, пока она кражу отрабатывает.
– И как ты только терпишь… – покачал головой мальчишка, мазнув по Аглае неприязненным взглядом. – Чего стоишь? Давай хлеб сюда! Или тоже украсть захотела?
Чего Аглая хотела, так это укусить его за руку, да хорошенько, чтоб завопил на всю улицу. Но вместо этого пришлось сцепить зубы и протянуть паршивцу злосчастный каравай.
– Кушайте не обляпайтесь, – пробормотала она.
– А ты молча завидуй, побирушка.
Она покраснела. Сам того не зная, мальчик попал по больному: когда их с мамой и Ладой выгнали из племени, им правда пришлось побираться. Тогда ещё девятилетняя, Аглая стояла с протянутой рукой на тракте и возле церквушек в тех сёлах, где им не повезло останавливаться. В те разы она такого наслушалась, что решила – ни за что больше. Лучше разочаровать маму и украсть тот же хлеб, чем стоять и клянчить что-то у этих зажравшихся…
– Эй.
Аглая подняла голову и обнаружила, что дверь дома давно закрылась, а они со Славиком всё продолжают глупо стоять перед ней. Судя по тону, он окликал Аглаю уже не впервые – в голосе смешивалось раздражение и нежданное беспокойство.
– Что – «эй»? – огрызнулась она. – Долго стоять будем?
– Это ты мне скажи, – он красноречиво взглянул на корзинку, стоявшую у её ног. Сам-то Славик свою уже поднял, стоял в полной готовности.
Уязвлённая, Аглая промолчала, подхватила свою нелёгкую ношу. Он развернулся к следующему дому, и она невесело поплелась рядом.
