Дарья Прокопьева
Безобидное соглашение

Интерлюдия I. Большие надежды

Лето 1808 года

Предместья Лондона, Англия

– Ты сумасшедшая!

Она только рассмеялась в ответ, заливисто, беззастенчиво – запрокинув голову и обнажив горло. Всё её естество противоречило правилам приличия, даже смотреть на неё было стыдно: на некогда идеальную причёску, взлохмаченную порывистым ветром, на измятый низ светлого платья, а хуже всего – на острые щиколотки и босые ступни, танцующие по драконьей спине.

Энн Харрингтон меньше всего сейчас соответствовала статусу леди, но, тем не менее, ею являлась. За острыми плечами стояли семья с богатой историей, громкое имя, приданое в пять тысяч фунтов и, конечно, дракон – последний, оставшийся после трагедии, о которой не принято было говорить. Тот самый дракон, с которым Энн обращалась, будто с домашней зверушкой.

– Так и будешь стоять и смотреть? – она опустилась на спину зверя: юбка задралась, открыла взору не по-девичьи сильные ноги.

Малькольму потребовалась вся сила воли, чтобы поднять взгляд на протянутую ему ладонь. Если он хотел жениться на мисс Харрингтон, то обязан был принять приглашение – Энн и её дракон были неотделимы. И оба отказывались понимать, как можно опасаться огромного огнедышащего хищника, способного одним укусом переломить твой хребет.

– Мал, ну же! – требовательная девочка, его требовательная девочка.

Он отверг её руку, но лишь для того, чтобы опустить ладонь на лестничную перекладину. Дракон заворчал, почувствовав лишний вес, и Малькольм поёжился: со зверя сталось бы прямо сейчас взмыть в небо, заставив незадачливого наездника болтаться между жизнью и смертью. Но только его – не Энн.

Она летала так, словно родилась верхом. Вот и сейчас, пока Малькольм надёжно закреплял себя в седле, чтобы не дай бог не встретиться с праотцами раньше времени, Энн восседала на драконе безо всякой страховки. Ещё и предлагала Малькольму за неё держаться.

– Готов? – оглянулась она через плечо и, заметив краем глаза кивок, похлопала по чешуе в основании драконьей шеи.

Зверь послушно поднялся, переступил с ноги на ногу, расправляя крылья. А затем оттолкнулся от земли так резко, что у Малькольма крик застрял в горле. Пожалуй, за это дракону следовало сказать спасибо – Малькольм не хотел бы так опозориться перед Энн.

Благо, тяжёлым был только взлёт. Выл ветер, в ушах закладывало, из всех звуков вокруг оставался лишь невнятный гул да стук собственного сердца. В такие моменты у Малькольма вся жизнь пролетала перед глазами – ещё одна причина не любить полёты на драконах. У Малькольма была паршивая жизнь, бедная, полная изнурительного труда и пренебрежительных взглядов. В последние годы он изо всех сил пытался отречься от прошлого, и рядом с Энн это порой удавалось. Её беззаботность распространялась на каждого, с кем она соприкасалась, и вот это было благословение.

– Разве это не счастье?! – Малькольм скорее угадал, чем понял смысл её крика, едва различимого за шумом ветра.

У него сжалось сердце, когда Энн раскинула руки в стороны. Глядя на это, Малькольм невольно сильнее стиснул ткань её платья, в которую всё же вцепился. Энн не обратила внимания – она отдавалась полёту так, словно в нём крылся таинственный смысл жизни.

Наконец, дракон замедлился. Могло показаться, что он застыл в воздухе, но плывущие далеко внизу пейзажи подсказывали – это не так. Тем не менее, на высоте стало спокойнее, тише. Пользуясь этим, Энн перекинула ногу через спину дракона, повернулась к Малькольму лицом в компрометирующей близости.

От Энн пахло лавандовой водой, но к аромату, любимому многими девушками, примешивалось что-то ещё. Забыв о том, где находится, Малькольм осторожно поднял руку, коснулся вьющейся прядки у её виска, поднёс к своему лицу. Вот оно: лаванда, а ещё – кожаная сбруя, свежескошенная трава и тепло.

Повторяя движение Малькольма, Энн костяшками пальцев коснулась его щеки. Провела сверху вниз, от скул к подбородку, который затем мягко сжала, направляя, подсказывая. Её тонкие губы на вкус были мягче и слаще, чем на вид, кожа оголившихся бёдер – нежнее и бархатистее, глаза – темнее и глубже.

Энн прерывисто выдохнула Малькольму в рот, приподнимаясь, чтобы удобнее расположиться в его объятиях. Губы его при этом скользнули ниже, вдоль линии челюсти, к сгибу шеи, от прикосновений к которому Энн особенно млела. Он лизнул солоноватую кожу и с удовлетворением почувствовал, как её пальцы сжались на его плечах.

В полётах на драконе Малькольм видел всего два плюса. Первый – решимость и отсутствие видимого страха возвышали его в глазах Энн. Второй – только здесь, на высоте в добрую сотню футов они оба могли делать то, чего на самом деле хотели. Она могла быть кем-то большим, нежели дебютанткой, единственная ценность которой заключалась в проходящей красоте и статусе. Он мог прикасаться к ней так, как, он знал, никто и никогда не касался.

Она вздрогнула, когда он поцеловал самый край благодатно глубокого декольте. А может, дело было в его пальцах, задравших юбку, скользнувших по внутренней стороне бедра к самому средоточию жара, уничтожавшего всё благоразумие на своём пути.

Малькольм поймал стон Энн поцелуем, проникая в неё – самую малость, лишь на фалангу пальца, но достаточно для того, чтобы разрушить всю её счастливую аристократическую жизнь. Энн знала это, но продолжала цепляться за него, продолжала встречаться с ним, продолжала позволять ему больше, чем следовало. Иногда Малькольму казалось, что ею движет вовсе не влюблённость, а жажда риска, пугающая и возбуждающая до чёртиков.

Он зарычал, прижимаясь губами к её горлу и страдая от невозможности оставить на ней свой след. Ему хотелось кричать, что эта леди – невыразимо богатая, желанная, приковывающая взгляды всякий раз, когда пересекает порог комнаты, – принадлежит ему, самозванцу без роду и племени. Малькольм знал: однажды он это сделает.

Пока же он держал её, теряющую контроль от оргазма, и не мог отвести взгляд. Энн кончала так же, как и смеялась: откровенно, самозабвенно, вновь запрокинув голову и глядя в безграничное небо. А потом неизменно обессилено опускала голову Малькольму на плечо, позволяя лениво перебирать волоски на покрывшейся мурашками шее и щекоча кожу тёплым дыханием. В такие моменты он начинал думать, что, возможно, только возможно, самую малость, но всё же в неё влюблён.

На земле необходимость притворяться возвращалась. Перед тем, как спуститься, Энн повернулась к Малькольму спиной и разгладила ладонями юбку – словно её можно было спасти. Он поцеловал выступающий позвонок в основании её шеи и отстранился на приличное расстояние. Она наклонилась, направляя дракона, и к зверь сиганул вниз так, словно надеялся разбиться.

– Сохранишь это втайне для меня, малыш? – уже спрыгнув на траву, Энн прижалась щекой к тёплой драконьей чешуе.

Малькольм не знал, слышал ли огромный зверь её шёпот, но ворчание его вполне можно было принять за согласие. Улыбнувшись, Энн похлопала зверя по морде, благодаря, и отстранилась – с полным сожаления вздохом. Малькольм надеялся, что хотя бы часть этого сожаления распространялась и на него.

– Поможешь? – Энн протянула ему руку, прося поддержки.

Опершись о предплечье Малькольма, она поочерёдно сунула босые, желтоватые от пыли ступни в туфли, казавшиеся теперь неправильно тесными. Ещё один жест, отрезающий их обоих от мечты и возвращающий в реальность, радовавшую куда меньше. Напоследок стиснув руку Малькольма, Энн отступила.

– Благодарю вас, мистер Робсон, – она присела в коротком книксене.

– Всегда рад прийти на выручку, мисс Харрингтон, – он вежливо поклонился.

Маски были надеты вновь. Энн оглянулась, подзывая компаньонку, тревожно ожидавшую на краю лётного поле. Девушкя, до того теребившая манжеты и нервно оглядывавшаяся по сторонам, поспешила к своей подопечной. Она не скрывала: для неё было большим облегчением видеть ту целой, невредимой, стоящей на ногах твёрдо и как можно дальше от любого мужчины.

– Мисс?

– Джинджер, – Энн улыбнулась ей так, как могла только она – открыто, будто компаньонка была ей ровней. – Не прикажешь ли снарядить карету? Думаю, нам пора домой: дядюшка и так достаточно поволновался.

– Конечно, мисс. – Однако Джинджер не спешила уходить, взгляд её тревожно скользнул в сторону Малькольма. – Почему бы вам не подождать в здании? Становится прохладно.

На самом деле пекло, как на сковородке. Джинджер даже не пыталась скрывать, что беспокоится больше за репутацию, чем за здоровье подопечной. На Малькольма она всегда смотрела неодобрительно, едва ли не с вызовом – словно чувствовала, что по крови он ближе к ней, чем к неприкосновенной Энн Харрингтон.

– Если тебе так будет спокойнее.

– Будет, мисс, – наконец, Джинджер потупила взор, как и полагалось.

– Тогда пойдём, – Энн развернулась на острых пятках. – Проводите нас, мистер Робсон?

Вопрос был риторическим: она говорила, а ловкие пальцы уже подцепили его под локоть. Джинджер оставалось только поджать губы и ускориться, позволяя Малькольму любоваться её раздражённо прямой спиной. Да, в отличие от неё, он сумел проложить себе путь к довольству и комфорту.

– Кажется, я не нравлюсь твоей компаньонке, – он наклонился чуть ближе, наслаждаясь тем, как Энн заливается румянцем от ощущения его дыхания на щеке.

– Ей не нравится любой, к кому не питает симпатии мой дражайший дядюшка. Но я не сержусь: в конце концов, пособие ей платит он.

– Странно слышать, что ты оправдываешь чьи-то поступки деньгами.

– Я не оправдываю, но понимаю. Моя свобода и безопасность тоже полностью зависят от его щедрости. За одним простым исключением: меня не так просто выставить за порог. Придётся придумывать объяснения, которые удовлетворят общество… – она неопределённо взмахнула рукой, намекая: найдутся и прочие сложности. – Дядюшка не захочет заморачиваться, и, пока это так, у меня остаётся пространство для вольностей.

«Вроде тебя», – не произнесла Энн, но Малькольм услышал. Ещё один вопрос, порой терзающий его разум: был ли он для неё лишь способом позлить родню или чем-то большим? И почему это его хоть изредка, а всё-таки волновало?

– Ну вот, я тебя огорчила! – её пальцы сильнее сжались на его плече, возвращая в действительность.

– Нет, просто заставила задуматься. – Малькольм вновь посмотрел в спину Джинджер, от которой они уже прилично отстали. – Возможно, я был к твоей компаньонке слишком предвзят.

– Ты просто смотрел на неё, исходя из своего положения в обществе. Я давно заметила: если поставить себя на место другого человека, можно быстро проникнуться к нему если не симпатией, то пониманием.

– Так ты поступила и со мной?

Она покачала головой.

– Есть люди, на чьё место я опасаюсь вставать.

Интуиция подсказывала Малькольму, что нужно свернуть разговор, перевести на тему более безобидную и приятную. Но любопытство – чувство сильнее благоразумия, в чём они оба уже не раз успели убедиться.

– Почему?

Энн посмотрела на него. Для этого ей приходилось задирать подбородок: она была невысокой, особенно по сравнению с ним. Удивительно, как кто-то столь маленький умудрялся оставаться настолько… заметным.

– Вдруг увиденное мне не понравится?

Они остановились. Малькольм посмотрел в её глаза, внимательные, изучающие, стремящиеся взглядом забраться ему под кожу.

– Например? – он сам не знал, почему понизил голос. – Чего ты боишься?

Её рука соскользнула с его локтя, пальцы вновь провели по щеке. Малькольму захотелось поймать их, прильнуть к тёплой ладони, закрыть глаза.

Он ничего не сделал.

– Я боюсь, что ты ничем не отличаешься от других.

Малькольм всё же поймал её руку, прижался сухими губами.

– Обещаю, этого ты не увидишь.

– Спасибо. – Он не был уверен, за что именно Энн благодарит. – А теперь нам нужно идти, иначе на обратном пути Джинджер сведёт меня с ума лекциями о том, как должна вести себя юная леди накануне дебюта.

Последнее слово она произнесла, будто ругательство, мило сморщив хорошенький носик. Малькольм знал причину: её дядя рассчитывал, что в новом сезоне Энн, как и полагается, заключит союз с достойным молодым человеком, жизнь с которым, также как полагается, обернётся для неё сущим кошмаром. Конечно, самого Малькольма к достойным не относили.

– Надеюсь, ты пропустишь её слова мимо ушей.

– Безусловно, – Энн фыркнула: как будто она позволяла кому-то навязывать свои мысли.

Нет, ею было непросто управлять, как и всякой стихией. Находясь рядом с Энн, Малькольм всякий раз боялся обжечься – он знал, что произойдёт, если она наконец-то разгадает его намерения. Достаточно сказать, что больно будет обоим.

– Надеюсь, однажды ты отринешь мнимые правила приличий, и согласишься выйти за меня замуж.

Энн остановилась. На секунду Малькольму показалось: он совершил глупость. Поспешил в единственном вопросе, в котором следовало быть осторожным и деликатным, проявить мягкость, а не решительность.

Всю эту секунду Энн не двигалась, только пальцы сжались, подбирая ткань платья. Наконец, повернулась вполоборота, взглянула на Малькольма с жалящим подозрением.

– Ты сказал то, что думаешь?

«Похоже, что я шучу?» – хотел усмехнуться Малькольм, но сдержался. Он вдруг почувствовал себя так, словно сидел верхом на драконе без седла и страховки: одно неосторожное движение, и можно проститься если не с жизнью, то с будущим.

– Да.

Энн сама сейчас походила на зверя – не хищник, но лань, вскинувшая голову на звуки охоты. Выжидающая, настороженная, она понизила голос.

– И что, ты готов пойти к моему дядюшке, чтобы просить моей руки?

Это было бы унизительно. Малькольм почти не сомневался, что ему откажут, слишком много на то имелось причин. Главная – он не особо умел просить, унижаться, кланяться в ноги. К сожалению, дядюшка Энн очень любил, когда перед ним преклонялись.

– Если ты считаешь это необходимым, – Малькольм предпочёл ответить уклончиво, оставить лазейку.

– Считаю, – отрезала Энн.

– Значит, да. Я готов завтра же утром постучаться в дверь твоего дома и сделать всё возможное, чтобы твой дядюшка позволил связать наши жизни, – он вновь взял её за руки, сжал осторожно, но крепко. – Ты важна для меня, Энн. Больше, чем тебе может казаться.

Последние слова наконец-то заставили её улыбнуться.

– Завтра не обязательно. Хотя, признаюсь, я буду с нетерпением ждать того дня, когда дядя позовёт меня, чтобы рассказать о твоём предложении. О предложении, которое я с удовольствием приму.

И Энн подмигнула ему, словно только что не рассматривала под невидимой лупой. Лань опять ускользнула – Малькольм остался наедине с хитрой куницей.

Если Энн можно было сравнить с мелким хищным зверьком, то её дядюшка был тем самым драконом, который мог бы сниться Малькольму в кошмарах. Охочий до золота и лести, считавший положение в обществе определяющим будущее, он свысока смотрел на каждого, кто хоть малость уступал ему в титуле. Малькольм, будучи сыном сквайра, мог на взгляд даже не рассчитывать.

Идти к этому человеку и просить руки его единственной подопечной, было страшно. Конечно, Малькольм бы ни за что не признался, что подобное чувство поселилось в его душе, но оно там было. Скрывалось, ныло, заставляло сердце сжиматься, пока сам Малькольм, гордо вскинув подбородок, стучал в дверь имения, ежегодные расходы на содержание которого превышали его доход в добрую сотню раз.

– Мистер Робсон? – на пороге стоял дворецкий Бёртон, чопорный старикашка, относившийся к Малькольму не лучше, чем к грязи под своими ногами.

Малькольм улыбнулся ему, как старому другу.

– Бёртон, старина! Как поживаешь? – он панибратски похлопал дворецкого по плечу, только чтобы увидеть, как тот попытается сохранить невозмутимое выражение лица, испытывая при этом невероятное отвращение. – Выглядишь, должен признаться, не очень. Тебе бы взять отпуск, отдохнуть на водах…

– Спасибо за участие, мистер Робсон, я чувствую себя превосходно. Если вы пришли, чтобы поинтересоваться моим самочувствием, то можете быть покойны. В дом, к сожалению, пригласить не смогу…

– А ведь как раз об этом я и хотел тебя попросить! Не мог бы ты сообщить лорду Пембруку, что мне необходимо увидеть его по жизненно важному вопросу.

– Боюсь, что нет, мистер Робсон. Если, конечно, вам не было заранее назначено, в чём я, если мне позволено об этом судить, сильно сомневаюсь.

– И как же я могу назначить встречу?

– Если подразумевается встреча по деловому вопросу, то вам следует обратиться к секретарю лорда Пембрука. Однако сейчас он также занят. Чтобы побеседовать с ним, обозначьте удобное время для аудиенции и цели вашего визита в письменном виде. Если ваше предложение или, скорее, просьба его заинтересуют, он назначит вам встречу, о чём обязательно уведомит не ранее, чем за неделю до предполагаемой даты.

«То есть, никогда», – додумал за него Малькольм. Он подозревал, что пробиться к лорду Пембруку, бывшему по совместительству дядюшкой Энн, будет непросто, но не планировал проходить ради этого все семь кругов ада.

– Ну что же вы, Бёртон! Держитесь так, будто я не знаком ни с вами, ни с лордом. К чему такие проволочки между друзьями?

– Не думаю, что лорд Пембрук относит вас к близкому кругу общения, мистер Робсон. Я уж точно не отношу, – Бёртон выразительно смерил Малькольма взглядом. – Если на этом всё…

Малькольму было впору проститься со своей затеей, а Бёртону – ликовать. Однако порой одно незначительное обстоятельство способно перевернуть ситуацию с ног на голову и превратить победителя в проигравшего. И наоборот.

– Кто это там, мистер Бёртон?

В холле за спиной дворецкого мелькнула знакомая тень, звонкий голос эхом разнёсся по пустому пространству, и в дверях показалась, щурясь на солнце, Энн. Подумав, что никогда ещё не был так рад её видеть, Малькольм просиял и с готовностью по всей форме поклонился.

– Мисс Харрингтон. Большая радость застать вас свободной, в добром здравии и расположении духа.

Она с трудом сдержала смешок: губы растянулись в улыбке, на левой щеке появилась очаровательная ямочка.

– Мистер Робсон, могу сказать то же самое о вас, – Энн опустилась в легкомысленном книксене. – Но что же вы стоите на пороге? Мистер Бёртон, прикажите подать закуски в гостиную. А вы, Робсон, не смейте говорить, что не голодны, ведь тогда я не смогу отведать вместе с вами изумительных лимонных тарталеток! Если так случится, я буду ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь.

– Ваша ненависть разбила бы мне сердце. – Малькольм театрально приложил ладонь к груди. – А посему: слушаюсь и повинуюсь, моя прекрасная леди.

Он перевёл взгляд на Бёртона, чьё лицо не покрылось красными пятнами исключительно благодаря годам тренировок, и весело ему подмигнул.

– Бывайте, старина!

Дворецкий выглядел так, будто мысленно примеряет к нему самые изощрённые способы убийства, о каких только писали в газетах.

– Не ожидала, что вы сегодня зайдёте, – продолжала щебетать Энн.

Не оглядываясь на Малькольма, она вела его по залитым светом коридорам в уютную гостиную. Энн шла быстро, не обращая внимания ни на что вокруг, в то время как Малькольм, пусть и проделывал этот путь не в первый раз, не уставал вновь и вновь поражаться убранству поместья.

Всё здесь указывало на богатство, ставшее для обитателей дома давно привычным. Высокие окна позволяли солнечным лучам беспрепятственно проникать в комнаты, выгодно подсвечивая детали интерьера: там – колонны под мрамор, там – сверкающую кристаллами люстру, там – расписной потолок, листья на котором словно нарисовали золотом. В гостиной, где Энн по обыкновению принимала Малькольма, свет был слегка приглушён тяжёлыми голубыми портьерами, отчего создавалось ощущение некоторой интимности, хотя в разумных пределах. Шёлковая обивка диванчиков и кресел так и манила присесть, круглый столик ждал, когда на него опустится поднос с чаем и бисквитами, а пианино в углу едва ли не подрагивало клавишами в нетерпении и надежде на то, что вечером его коснутся изящные дамские пальчики.

Единственным, что, по мнению Малькольма, портило обстановку гостиной, была сидящая на диване Джинджер. Верная компаньонка Энн не могла позволить подопечной остаться наедине с мужчиной и, судя по чуть скривившимся при виде Малькольма губам, прекрасно знала, какое неудобство доставляет одним свои присутствием. Знала – и получала от этого садистское удовольствие.

– Мисс О’Донахью, – Малькольм приветствовал её вежливым кивком. – Благодарю за вашу готовность составить нам компанию.

– Всё ради сохранения репутации моей госпожи.

По тону Джинджер можно было догадаться: она прекрасно знает, что эта самая репутация держится на волоске. И даже не развлечения с Малькольмом были тому причиной. Хватало того, что мисс Энн Харрингтон предпочитала полёты на драконах музицированию, во время редких выходов в свет позволяла себе резкие высказывания в адрес некоторых юношей и порою громче, чем следовало бы леди, заявляла о недостатках женитьбы перед перспективой остаться старой девой, а лучше бы и вовсе вдовой. Когда она высказала пожелание выйти замуж за дряхлого старца, чтобы как можно скорее избавиться от необходимости услаждать его взор и постель, глаз дёрнулся даже у Малькольма – а он и не такое слышал.

– Твоя преданность меня восхищает, – проворковала Энн, со свойственным её статусу изяществом опускаясь рядом с компаньонкой.

– Она не должна удивлять тебя, ведь во мне говорят родственные чувства. Пускай мы и дальние, а всё же кузины.

Малькольм знал: елейный тон Джинджер не способен очаровать Энн. Что бы та ни говорила, Энн для неё была прежде всего работой – хотя официально ей и выплачивали не заработную плату, а так называемое пособие.

– Конечно, – Энн, впрочем, не стала спорить, и мягко пожала руку кузины. – Мистер Робсон, не стойте же вы истуканом. Присоединитесь к нам!

Под тяжёлым взглядом Джинджер Малькольм опустился в кресло напротив, неудобно низкое, а потому искренне им нелюбимое. Колени в нём высоко задрались, ткань бриджей неприятно натянулась, но Малькольм лицо держал – продолжал улыбаться, как ни в чём не бывало.

– Что заставило вас посетить нас сегодня, мистер Робсон?

То, что в устах Энн было бы лишь невинным вопросом, в исполнении Джинджер показалось допросом. Малькольм невольно приосанился, словно стараясь выглядеть важнее, основательнее, и проговорил не своим голосом.

– Я рассчитывал застать здесь лорда Пембрука.

– Дядюшку? – удивление Энн было неподдельным: лицо её приобрело выражение недоумения, обычно свойственное детям – все морщинки на нём разгладились, брови взлетели вверх, а губы едва заметно приоткрылись, являя собой зрелище во многом чарующе. – Зачем бы вам?..

Она не договорила – поняла.

– Да, вы правы, – Малькольм кивнул её молчаливому «О!». – Тема, которую я хотел с ним обсудить, затрагивает вас непосредственно. И, пожалуй, я даже рад, что увидел вас прежде. Позвольте спросить, мисс Харрингтон…

Джинджер, с запозданием осознавшая, свидетельницей чему только что чуть не стала, натужно закашлялась. Действительно ли она поперхнулась от неожиданности или то была хитрая уловка, необходимая, чтобы прервать Малькольма, оставалось неясным. Однако если коварный замысел и имел место, то он не сработал: Энн, не обратив на компаньонку внимания, быстро, с готовностью, закивала.

– Да, конечно, да!

Малькольм практически не сомневался в таком ответе, ведь они с Энн уже не раз говорили о будущем. Оба понимали, что окажутся в выигрыше от подобного союза: Энн получит, возможно, единственного мужчину, готового мириться с её странностями и не пытаться их излечить; самому же Малькольму достанется та самая «выгодная партия» – невеста богаче и выше него по статусу.

Но, к несчастью, их мнение не имело значения, пока свой вердикт не вынесет лорд Пембрук.

– Ты должен сейчас же поговорить с дядюшкой, – от волнения забыв о формальностях, провозгласила Энн.

Она почти схватила Малькольма за руку, когда Джинджер, справившись наконец с изумлением, вскочила. С Малькольмом они заговорили одновременно:

– Нельзя же так сразу!..

– Но мне сказали, что лорд сейчас занят…

Перебив друг друга, Малькольм и Джинджер замолчали. Оба смотрели волком: мотивы их сейчас были прямо противоположны.

Брак до начала сезона, да ещё и на мужчине, настолько ей уступавшем, не мог не наложить тень подозрения на Энн, а вместе с ней – и на компаньонку, которая должна была следить, чтобы подопечная не натворила бед, оставшись наедине с кем не следовало. В связи с этим для Джинджер разрушить наметившийся было брак Энн было делом сохранения уже собственной репутации. И она выглядел готовой на всё, чтобы достичь цели.

Малькольм тоже не собирался отказываться от своего счастья. Пускай в уме он называл главной причиной своего выбора выгоды, которые сулила ему женитьба на Энн, сердце подсказывало – дело было не только в них. В конце концов, не так-то просто найти невесту, рядом с которой можно смело высказывать самые непопулярные суждения и не бояться, что, разошедшись с женихом во мнениях, она отправится обсуждать его слова с кем-то со стороны.

– Мистер Бёртон порой слишком рьяно охраняет покой моего дядюшки, – воспользовавшись воцарившимся молчанием, покачала головой Энн. – Всё, чем он сейчас занят, это перекладывание бумаг из одной стопки в другую. Дело, безусловно, полезное, но не настолько важное, как судьба родной племянницы.

Джинджер хотела было возразить, но на этот раз Энн её опередила. Плавным движением поднявшись на ноги, она самым дружелюбным образом улыбнулась Малькольму.

– Позвольте проводить вас, мой дорогой друг.

К двери кабинета лорда Пембрука они шли вместе, не держась за руки, но едва ощутимо соприкасаясь рукавами платья и сюртука, что вызывало в груди трепет и только усиливало волнение. Впрочем, волнение это ощущалось приятным: казалось, они стоят на пороге невиданной, счастливой жизни.

До момента полного разочарования оставалось двадцать три минуты и ещё пара секунд.