Дарья Князева
Нуждается в починке
Дальность
До тебя килограммы метеоритной пыли,
до тебя голубеют чужие снега и дали,
до тебя дотянуться – подвиг, удача… Или
эти тонкие прикосновения искромсали?
Догорает полымя парка дождливым утром.
Я смотрю вперед и не вижу, почти Кассандра.
Только та хотя бы пророчила, пусть и к худу…
Я смотрю и не вижу, куда наступает завтра.
До тебя дотянуться – бессмысленная затея.
До тебя стонут жилы высоковольтных линий.
До тебя было больше, чем после.
Листва редеет.
В поднебесье железные птицы съедают мили.
Парадоксы дальности – это вопросы веры.
А у нас с ней опять разногласия по мотивам –
все ее аргументы сколочены из фанеры,
все мои – шелушатся ленью и деструктивом…
____________________
До тебя килограммы метеоритной пыли,
я просею ее и отсыплю в кисет (на пояс),
чтобы помнить, куда драгоценные дни уплыли.
При непутных ветрах память самый надежный компас.
Слово
Вот новая сказочка: город остроугольный
в дрожащий канал беспомощно опрокинут.
Под ним простирается прочная сеть созвездий,
над ним чернокаменный мост выгибает спину.
На стеклышки крошатся в детском калейдоскопе
витрины, дворцы и скверы в уделах сна.
И в этом пространстве каждая точка тверди
от формы к исходной мысли устремлена.
И если начало исконно восходит к Слову,
звучание этого Слова обречено
на тысячи диалектов, дефектов речи,
ложащихся влажной припаркою на чело.
Оно поднимается аспидно и багрово,
растет, раздувается, вновь набирает силу
и лопается в сверхновый каскад наречий,
которыми все многобожие окропило.
На теле у спящего суть проступает солью,
под веками мечется, множится пыль и пламя
миров и галактик, свитых в тугие струны,
накрученные на ось колеса Сансары.
Чем ближе рассвет, тем туманней зачин историй,
тем гуще сквозь плазменный холст прорастет былье.
Мистический свет, превращая помалу в лунный,
наутро Слово свернется в имя твое.