Дарья Гущина
Ведьмин дар

Да, шепчущих не появлялось больше сотни лет. Последней была мать моей наставницы. Она рассказывала, как узнавать, слышать и понимать. А я ей… обещала. И сдержала слово. Нашла, используя все возможные связи, ведьму-шепчущую. Осталось сберечь – для будущего. Активная работа над которым начнётся сразу же, как только я доставлю беглянку в безопасное место.

Нет, она уже началась.

Глава 2

Ну что ж, решено. Новая ведьма, которую можно

задирать и на которую можно производить впечатление, –

это несколько взбодрит матушку,

а Агнесса потом только спасибо скажет.

Терри Пратчетт «Маскарад»

Стемнело.

Я одиноко сидела на лавочке у железнодорожной платформы и терпеливо ждала своего чуда. Аня должна была приехать три часа назад, но непозволительно задерживалась. Конечно, она просто испугалась, растерялась, опоздала, снова испугалась и опять растерялась… Но если она не приедет на этой электричке, придётся колдовать и искать потеряшку, хотя я даже в лечебном заклинании себе отказывала, лишь бы не следить магией, и своей подопечной строго-настрого запретила после того дождя использовать силу. Надеюсь, она не наломала дров.

За городом дождя не случилось, и поздний августовский вечер пах остывающим асфальтом, частыми электричками и душной прелостью. Я сидела в облике сутулого парнишки с загипсованной ногой, глазела на густую россыпь звёзд, считала минуты и размышляла.

Конечно, Анюта, говоря о «не провести», права. Пока мы потрошили закрома стародавних да изобретали своё, наблюдательская наука тоже не стояла на месте и искала, каждый день искала, чем бы нас прижать. Копалась в головах и знаниях сдавшихся отступников, рыскала по архивам и иногда находила ключи к нашим секретам. И эта «гонка вооружений» продолжается со времён охоты на ведьм. И, четыре года просидев в глуши, я не знала, научились ли наблюдатели замечать человека в личине, распознавать их обманные поля и ломать амулеты, добираясь до истинной сути носителя. Я-то и без личины смогу запутать ищейку – «угли», заключенные в трости, при использовании вносили в ауру изменения, но вот девочка-шепчущая… Если в её смерть не поверят, то найдут довольно быстро. Остаётся уповать на то, что папа не поднимет тревогу раньше времени, а безымянный действовал по своей инициативе и без приказа от начальства, а значит, его нескоро хватятся.

Да, научились ли – вопрос вопросов… После выжигания «угля» в шрам вшивалось заклятье подчинения наблюдательским ведьмам, но избавиться от него – дело пары минут. Однако целых четыре года это заклятье держало меня в неведении относительно важных событий, открытий, явлений и находок. Подчинение так и не смогло взломать мою защиту, поставленную наставницей, и развязать мне язык, но к любым замкам рано или поздно подбираются ключи, отмычки… или гранаты. И я предпочла не рисковать, ограничив поток поступающей от друзей информации короткими сводками, о которых могли знать те же наблюдательские студенты.

В общем, иного выбора у нас с Анютой нет, только действовать старыми и проверенными методами: переждать ночь в безопасном месте, разведать поутру, что да как – и опять в дорогу, и половина пути, считай, пройдена. А если моя замечательная баба Люба, горячо уважаемая мудрая старая «жаба», как и прежде, живёт в окружении своего многочисленного потомства, то цель становится близкой… как стремительно подъезжающая электричка.

Поезд шумно затормозил, двери открылись, и на платформу один за другим выползли уставшие люди. Я неловко приподнялась, опираясь на костыль, и привычно помянула «добрым» словом ведьм-палачей и их неизлечимо травмирующие проклятья. Больная нога – такая же броская деталь, как неизменная аура ведьмы-шепчущей, а перебирать лечебно-исцеляющим нельзя: ещё хуже будет, и вообще не встану.

Аня вышла из вагона в облике невзрачной тётки. Я махнула рукой, привлекая её внимание, и поковыляла по платформе к лестнице. Чёрт возьми, не маленькая, должна сообразить, что если я назначила встречу на конкретной станции и скамейке, – значит, здесь жду именно я.

– Эф, это ты? – она догнала меня унизительно быстро.

– А кто ж ещё, – проворчала я, с трудом спускаясь по лестнице.

– Я… извини… – начала моя подопечная виновато.

– …испугалась и долго думала, надо ли, стоит ли, не вернуться ли, – скучающе перебила я, одолев наконец спуск и внимательно оглядевшись.

Тёмные аллеи крошечного, в двадцать улиц, городка-спутника к приятным прогулкам не располагали, но я решилась ненадолго задержаться. Предупредить-то бабу Любу я не успела. И дорогу к её дому подзабыла – она живёт в таких буераках, что заблудиться проще, чем найти. А пока я ждала… я ждала. Зачем беспокоить человека, вернее, нечисть, раньше времени?

Мы добрались до единственного мигающего фонаря, и я остановилась, прижав к себе костыль и перенеся вес на здоровую ногу, зашарила по карманам куртки, один за другим вытаскивая маленький блокнот с карандашом, свёрнутый лист бумаги.

– Что это? – Аня явно не поняла, зачем мне посреди улицы понадобилось что-то писать. Да, я бы тоже не поняла.

– «Пейджер», – с иронией ответила я. – Не застала? Но хоть слышала? Это магический аналог, не отслеживаемый и не фонящий.

И, вытащив из-за пружинки карандаш, я перелистнула «старые сообщения» и торопливо вывела на чистой странице: «Чаем напоишь?» А снизу проступило корявое: «Таки бегом давай, дура! Опять шастаешь по ночам голодная!»

Я улыбнулась, «слыша» про себя мягко гэкающий суровый голос, а Аня не поняла:

– Кто это? И почему он… обижает?

– Стиль общения такой – с подзатыльниками по доброте душевной, – пояснила я, убирая блокнот в карман. – Но человек очень хороший. То есть нечисть. Как у тебя с ними?

Моя подопечная пожала плечами: дескать, никак. Я развернула лист, пробормотала наговор, и на чистой бумаге проступил трёхмерный макет городка – улицы с названиями, дома-одноэтажки, бараки и хрущевки с номерами, деревья в крошечных сквериках, гаражные коробки-«ракушки», ограды и заборы.

– Ой… – выдохнула Аня, и её испуганное недоверие сменилось восхищением.

– А это «навигатор», – я определила наше местонахождение, нашла взглядом домик бабы Любы в запутанном лабиринте частного сектора и бросила карту под ноги.

Бумага растаяла, превратившись в туманное облако, и серебристая дымка Млечным путем потянулась по улице, показывая дорогу.

– Ой…

– Идём, – подхватив костыль, я целеустремленно захромала в нужном направлении.

– Это тоже… не отслеживается? – осторожно поинтересовалась ведьма-шепчущая.

– Угу. А люди, если встретятся, не увидят. А теперь молчи и слушай. Баба Люба – «жаба». Нечисть с патентом. Очень старая, поэтому считающая всех младенцами несмышлеными. Может и обозвать, и полотенцем огреть. Не дуйся, не то она расстроится, что обидела, и всех зальёт слезами. Затопит – в прямом смысле слова. У неё очень тонкая душевная организация – то засмеётся, то вдруг заплачет, то рассердится, то опять захохочет. Это нормально. Не обращай внимания.

Аня серьёзно кивнула. Мы добрались до переулка и свернули в сумрачные подворотни. Я шагала осторожно, глядя под ноги и высматривая ямы, трещины и прочие «прелести» неухоженных дворов. Многие жители не спали, свет горел почти во всех окнах, но помогало это мало. Дома прятались за старыми берёзами и тополями, кустарники сползали с обочин, посреди дороги внезапно обнаруживался кусок поребрика. Да и туман-проводник, указывая путь, скрывал препятствия.

– А главное, ничего не бойся, – попутно наставляла я. – Логово «жабы» – это трясина, в которой всё тонет и исчезает безвозвратно. Да, и следы тоже. Любые. И с наблюдательской проверкой нас не найдут. Не заметят, даже если мы будем сидеть на самом видном месте и комментировать поиски. Если «жаба» не захочет. И, защищая свою территорию, она может даже соврать. Уникальная нечисть.

– Долго ещё?.. – спотыкаясь, невпопад уточняла Аня.

Вынырнув из очередной подворотни, мы перешли через гравийную дорогу и оказались у частного сектора.

– Минут пять-десять. Сюда.

В частном секторе стояла непривычная тишина. Лишь раз нас ревниво и педантично облаяла собака, выполняя свои служебные обязанности, да позади по дороге с рёвом и визгом пронёсся дурной лихач. Мы брели мимо закутанных в темень низких домиков и изгородей, слыша только шелест листвы да далёкий ритмичный топот поездов.

Туман закончился посреди улицы, у солидных железных ворот. В воздухе затрепетал лист-«навигатор», и я, изловив его, спрятала в карман. И толкнула открытую калитку, заходя первой.

– Закрой, – шёпотом попросила я и устало доковыляла сначала до крыльца, а оттуда, пять шагов, до дачных качелей. Плюхнулась на вожделенную горизонтальную поверхность, сбросила рюкзак, откинулась на мягкую спинку и сняла амулет-личину.

Всё. Перекур. Шуршащие кусты, первые жёлтые листья под ногами, тихое кваканье у крошечного пруда за домом…

– И чего расселася, прынцесса? – грохнула входная дверь, а за ней и зычный бас. – Я тебя, что ль, таскать должна? А ну давай за стол!

– Баб Люб, – я улыбнулась, – как я по тебе соскучилась!

– Не подлизывайся, змея, – проворчал бас, и в квадрате света на крыльце обозначилась устрашающих объёмов тень. – Глаза б мои тебя не видели, засранку…

Я рассмеялась и намекнула:

– Баб Люб, я не одна.

Тень шагнула вперёд и материализовалась в невысокую, чуть ниже нас с Аней, кряжистую фигуру. Моя подопечная издала очередное «ой…» от очередного разрыва шаблона. Баба Люба казалась моложе нас, и её возраст выдавали лишь тяжёлые складки мешков под глазами. Короткие и вьющиеся бордово-красные волосы, широкое лицо, острый нос и не менее острый внимательный взгляд из-под набухших век. Одетая по-спортивному, баба Люба запрыгнула в тапки и сбежала с крыльца.

– Ай-яй-яй! – покачала она головой при виде Ани. – Ай, ты ж змея подколодная! Зачем девочку-то с пути истинного сбила, а? Ребёнок же совсем!..

– Её убить хотели, – пояснила я. – Свои же. Пришлось срочно уводить. Спрячешь нас до завтра?

– Ай, сволочи ж какие!.. – предсказуемо запереживала «жаба», аж прослезилась. – Бедное дитятко! – и быстро шмыгнула носом. – И голодная, да? Погоди, накормлю… Венька! Владик! – зычно рявкнула она на весь частный сектор. – Живо встали и на выход! Стол поставьте и стулья! И остальное! – и снова повернулась к Ане, добавив успокаивающе: – И накормлю, отдохнёте, сейчас-сейчас…

Две кряжистые фигуры, неуловимо похожие на бабу Любу, шустро забегали из дома и обратно, раскладывая дачный столик, расставляя кастрюли и тарелки.

– Внуки? – я с любопытством посмотрела на мальчишек. На вид лет пятнадцать, но нечисть – это нечисть.

– Пока ты в своём болоте сидела, в моём правнуки народились, – усмехнулась «жаба», лично наливая Ане ухи. – Кушай, дитятко, кушай на здоровье… Вишь, на воспитание сдали.

– Даже не знаю, кому посочувствовать – тебе, пацанам или их родителям, после твоей-то муштры, – ухмыльнулась я.

– Ешь давай, – она замахнулась поварёшкой. – Сидит тут, зубы скалит… Кушай-кушай, дитятко.

Аня, смущённая вниманием, застенчиво ковырялась в ухе, зато я, за весь день потребившая лишь два зелья, наворачивала за троих.

– Ну, пересидишь ты… – баба Люба дождалась, когда я наемся, и нахмурилась: – Ночь-две-три – без проблем. Хоть неделю. Хоть месяц. Мне прикрыть нетрудно. А опосля куда?

– Утром на разведку, – я достала из рюкзака обезболивающее зелье. – Если всё будет тихо – прямиком в приют. Девочку спрячу… а дальше – как карта ляжет. Главное, её скрыть.

– Я этих лоботрясов отправлю, – «жаба» кивнула, – часиков в пять утра пробежаться. Сына вызвать? Он подбросит, куда надо.

– Нет. Пока, – я качнула головой. – Мои планы всегда развиваются по самому пессимистичному сценарию. Спонтанность привычнее. Доберёмся.

– …как-нибудь? – баба Люба шумно вздохнула. – Твое вечное «как-нибудь» однажды довело тебя до беды, иль забыла?

– И жизнь не раз спасало, – возразила я упрямо. – Не тревожь ни детей, ни внуков. Утро вечера мудренее.

– Лады, – нечисть смахнула со стола крошки и прямо спросила: – Ждать кого?

– Не знаю, – я взяла чашку с чаем и откинулась на спинку качели. – Мои связи, конечно, прорабатывали, но о том, что мы с тобой дружны, вряд ли в курсе. Не знаю.

– Поняла, – баба Люба встала. – Доедайте да по койкам. Пойду постели постелю и защиту поставлю. Ты кушай-кушай, дитятко.

«Дитятко» же смогло нормально поесть, когда на неё перестала давить опека сердобольной «жабы». Я мелкими глотками пила чай и рассеянно смотрела перед собой, мысленно выстраивая свою защиту, а Аня уплетала за обе щеки всё, что подворачивалось. И, наевшись, неловко поинтересовалась:

– А какая у неё защита?

– О, – я улыбнулась, отвлекаясь от угрюмых мыслей, – злобная и коварная. С друзьями «жаба» – добрейшее существо, а с врагами она жестока и безжалостна. Заведёт в трясину и утопит без раздумий. Всякий, кто ступит на порог её дома без разрешения, сгинет без следа. Да, «жабы» считаются низшими, но у этого народа есть свой магический дар – один на тысячу особей. И баба Люба – его хранительница. Она – страшное существо, поверь.

– А как вы познакомились?

– Дела давно минувших дней, – хмыкнула я уклончиво, вернула чашку на стол и осторожно поднялась на ноги. – Всё, я спать. Сегодня был не самый простой день.

Аня посмурнела.

– Выше нос, – я прихватила рюкзак и поковыляла к дому. – У тебя хотя бы ничего не болит.

Она быстро догнала меня и еле слышно поблагодарила:

– Спасибо.

– Сочтёмся, – отозвалась я. – Ты, главное, не раскисай, не тормози и держись за жизнь. Она даётся один раз, как и дар стародавних. Поняла?

Моя подопечная кивнула.

– А ванна и туалет у бабы Любы дома. Покажу. И чур я первая умываться.

Всё, добраться до дивана в гостиной, раздеться и рухнуть… Что-то я обленилась и отвыкла от тревожной жизни…

– А приют – это что? И где? – донеслось сквозь медитацию, в которую я успела погрузиться, пока Аня делала ванные дела.

– М-м-м… место. Там. Всему своё время. Не отвлекай.

– Но…

– Доберёмся – узнаешь, не добёремся – не будешь знать и не сможешь сдать, – произнесла я резковато. – Приют не для одной тебя создан. И не вздумай колдовать. Выключай свет и ложись спать.

Она затихла, свернувшись клубком в разложенном кресле-кровати. Я вспомнила свой тон и решила извиниться. А потом – её вопросы, и решила, что не стоит. Девочка, кажется, любопытна до запретного… как и все дети. Но иногда чем меньше знаешь – тем дольше проживешь и тем больше памяти сохранишь в неприкосновенности. А с другой стороны, не расскажешь – не дай бог, ринется сама добывать информацию и начудит.

– У приюта нет определённого местонахождения, – кашлянув, сообщила я в темноту. – Он в непрерывном движении. Но те, кто знает траекторию и скорость, могут вычислить, где приют появится в нужное время. Я наблюдаю за ним постоянно, и ты не первая, кого я туда отвожу. Сейчас приют недалеко от нас. Относительно. Часов пять шустрой машинной езды. И там… В общем, там живут такие, как ты. И немного таких, как я. Наследие стародавних. И те, кто его защищает.

А ответом – сонное сопение. Я шёпотом ругнулась – не то на себя, не то на Аню, – снова растеклась по дивану. Вдохнула-выдохнула, расслабляясь, и погрузилась в медитацию. Вспомнить и вернуться в состояние внимательной настороженности, прозондировать внутренние резервы, понять, на что я способна… И вырубить наконец эту, леший её забери, дурацкую боль, поставить между нами стену. Отвлекусь на колено – опять лоханусь, как с тем палачом. В лучшем случае. Откровенно говоря, мне тогда дико повезло.

Впрочем, везло мне часто: в своё время наставница долго и упорно заговаривала меня на удачу, как мать Ахилла на неуязвимость. Да, и «пятка» имелась – и она всегда проявлялась, когда я тормозила, не понимая, повезёт или нет. С опытом я научилась не вестись на сомнения и шла напролом, как танк – на силе, заначках и удаче, без планов и долгих метаний. Но эти качества под наблюдательским прицелом пришлось отключить. За поднадзорные годы я стала крайне осторожной, раздумчивой и, да, наблюдательной. И теперь необходимо в кратчайшие сроки этот разноплановый опыт как-то совместить. И настроиться на дело.

…

– Что, не хватает терпежу? – наставница смотрела на меня, весело щуря зеленовато-карие с золотыми крапинками глаза. – Тренируй. Для начала – терпёж. А с ним и медитации получатся легко и просто. Вдохнула-выдохнула – не дыши. Представь, что ты – сытая змейка, которая греется на солнышке…

И я представляла, но растворяться в солнечном свете получалось лишь на минуту-другую.

– И ещё раз. И ещё…

У неё-то терпения было на десятерых. Вечно сытая змейка на жарком солнышке – и всегда спокойная, как удав. Удавка – так называли наставницу любя её подруги-отступницы.

И мне постоянно её не хватает, хотя прошло уже столько лет…

…

– Эф, аптечку в зубы – и на выход.

– Нечисть?

– Нечисть. Помоги-ка.

– Но её рука…

– Отрастет. Перевязывай, живо. И здесь. А здесь зашей, пока я держу. Узнаю, какая сволочь охотилась на эту маленькую «жабку»…

– Маленькую?.. Да ей лет триста!

– Плюсуй лет сто – сто пятьдесят. А это что за пятно на плече?

– Яд. «Скорпион»?

– Верно. Присмотри за ней. Нечисти наши противоядия не помогут: или организм переборет отраву… или она переборет организм. А я пока кое-кому хвост ядовитый оторву.

– А…

– А ты сиди дома. Не готова пока. И не смеши меня своими рассказами о Круге. Ничему полезному там не учат, особенно несчастных светлых. А тёмной ты стала недавно и о новой силе знаешь слишком мало. Береги «жабку». Хорошо, что она нас почуяла и смогла доползти. И плохо, что она нас почуяла. Вернусь – уйдём. Раз она нашла, то и безымянные смогут. А к ним ты тем более не готова.

…

– Кто это? Только что ушёл?

– Где? Ах, это внучек мой. Не волнуйся, у него такая же память, как у тебя. Под заклятьем. Я всю свою семью обработала, когда уходила, – поставила защиту палача. Никто в ваши мысли не полезет, даже наблюдательский палач – это сразу смерть отдачей, долгая и мучительная. Я запретила семье искать меня, но этот мальчонка… Больно любознателен до всего неправильного. Вы с ним познакомитесь. Потом.

– А почему не сейчас? Опять я не готова?

– Нет. Он. И с одной-то бабкой-отступницей хлебнул лиха, и не приведи дар… Да, кстати, собирайся. Куда-куда… В дорогу. Раз он обнаружил, то…

…

– Ты куда? Мы же только что…

– Не мы, а ты. Я остаюсь. У нас гости.

– Но…

– Да, ты не готова. Но выбора нет. Или мы обе, или только я. Не из чего выбирать, милая. Не плачь. Я довольно пожила и достаточно сделала. Помни, что обещала. Береги девчонок с даром – в них ключ ко всему: и к сакральным местам, и к древним знаниям, и к стародавним договорам, и к нашей свободе. Не плачь, говорю. Беги.

…

Резко проснувшись, я открыла глаза и уставилась в чисто выбеленный потолок. «Беги» – это стало моим девизом и жизненным путём. И потому греться на солнышке змейка так и не научилась. До солнышка ли, когда…

Аня спала, свернувшись калачиком. Я осторожно встала, оделась и заправила постель. Да, не научилась… Зато успела развести личный «террариум». В ванной я с досадой изучила нетронутый сном макияж. Студенты случались всегда так внезапно, что я совершенно не успевала соблюдать имидж, и держался он на заклятье. Которое, к сожалению, кончится только через неделю-другую. А ведь так просто: надел парик и подходящий костюм, выпил обезболивающее – и на пару часов растворился в толпе вечно бегущих людей…

Умывшись, я порыскала по ванным шкафчикам и среди специфических лекарств нечисти нашла ножницы. Тряхнула волосами, перебрасывая хвост через плечо, придирчиво перебрала несколько косичек и аккуратно срезала четыре коротких «хвостика». Север и юг, запад и восток… Вернувшись в комнату, выбросила своих «змеек» в приоткрытое окно. Через час-полтора узнаю, кто кого где и зачем ищет, да и ищет ли вообще.

Дома, судя по тишине, никого не было, и, устроившись на кухне, я вывалила на стол всё содержимое своего рюкзака, освежая память. Я начала его собирать ещё позапрошлой весной и с тех пор каждый месяц дополняла, дополняла, дополняла… В приоткрытое окно светило солнце, в стекла бились мухи, вкусно пахло выпечкой, на плите что-то деловито попыхивало на медленном огне в двух кастрюлях. Банки и склянки, кольца и серьги, браслеты и подвески, ременные пряжки и безобидные на вид предметы вроде пуговиц, шнурков и салфеток выстроились на светлой скатерти в несколько рядов.

Истинная магия, любила повторять наставница, – это не то, что в нас, а то, что вокруг нас. Ветер и солнце, капли дождя и пыль дорог, бой часов и крики улетающих на юг птиц – всё это можно собрать, временно поместить в подходящий сосуд и после использовать, добавив каплю своей силы. А её можно найти всегда. И эти «консервирующие» ведьмовские умения, отнятые наблюдателями у Круга вместе с искусственными «углями» и заменённые на топорные артефакты от сглаза и зелье от насморка, наставница вколачивала в меня долго и методично. Ибо в дороге силы кончаются очень быстро. А бывает, что кончается дорога. Но если есть хоть одна капля…

Я рассортировала заначку, прикидывая, что можно отдать Ане, что – разложить по карманам, а что пусть пока полежит в рюкзаке. Маловато, конечно, для побега, дома много полезного осталось, но… Что есть – то есть. Хорошо хоть, это успела запасти.

На улице баба Люба громко и заковыристо отчитывала кого-то у ворот. Я рассеянно прислушалась, но её бас заглушал любые звуки. Но обычно она так орала на своих, и я рассудила, что волноваться не о чем. Сгребла со стола амулеты, застегнула рюкзак и поковыляла в коридор до вешалки. Трость ещё надо взять из комнаты, да… Утром ломающая боль не накрывала так, как к вечеру, и я могла позволить себе немного свободы. И – ох уже без меры расторопные палачи… Наставница, конечно, не в счёт, она не была чистым палачом. Так, умело собирала и консервировала крики птиц, улетающих по осени на юг, то бишь остаточную силу чужих заклятий.

Громкий голос бабы Любы затрубил с крыльца, и я насторожилась. Быстро припрятала амулеты, опустила рюкзак на пол, добралась до входной двери и прислушалась.

– Да иди ж лесом, засранец, со своим мозговыносительством! Утоплю ж заразу! А ну марш отсель!

Ответивший ей негромкий, интеллигентно ехидный голос я опознала сразу. Надо же, таки совпало и случилось…

– Иди лесом, сказала!

Ай, баба Люба же из-за меня на порог его не пустит – на всякий случай… А он – на машине, со свободным временем, под полезной защитой и вообще…

Отлепившись от косяка, я открыла дверь и вывалилась на крыльцо.

– Илюх, привет. Какими судьбами?

– Эфа! – заклинатель, давно и гордо именующий себя шаманом и забегающий ко мне за всевозможными консультациями и просто поприятельствовать по старой памяти, просиял, и во всём его напряжённом существе обозначилось несказанное облегчение. – Эф, объясни, будь другом, что я не с проверкой! И, кстати говоря, к тебе.

– Ко мне? – я напряглась. – Сюда? Зачем?

– Да не сюда, – приятель искоса глянул на надувшуюся заклятьем «жабу» и быстро добавил: – Я домой к тебе ехал. В ту избушку. За советом. А сюда заглянул, – и очередной косой взгляд, – просто… пожрать. Уж прости, баб Люб, неравнодушен я к твоим борщам. Проезжал мимо, голодный как волк… Эф, ну хоть ты объясни… Баб Люб! Ты же знаешь, когда люди врут!

– Так то люди, – проворчала «жаба», но сдулась, – а ты, шельмец рыжий… Весь в бабку. Ладно. Погоди, на стол накрою.

И, ловко просочившись мимо меня, исчезла в доме.

– Тьфу ж, чёрт… – Илья шумно выдохнул. – И сюда бабушку приплела… А ты, – и его взгляд стал внимательным, – опять?..

Да, весь в бабку… И глаза у него – как у бабушки, проницательные, зеленовато-карие с золотыми крапинками. И такой же рыже-русый вьющийся волос. Наставница в борьбе с кучерявостью отращивала тяжёлые косы, её внук – стригся максимально коротко, но фамильные «барашки» были упрямы и непобедимы.

– Не опять, а снова, – я переступила со здоровой ноги на больную и обратно, ухватившись за перила. – Пришлось.

Он понимающе кивнул:

– Как обычно? Хорошо, не успел доехать…

– А «пейджер» тебе зачем даден? – упрекнула я. – Просила же: предупреждай загодя.

– Да тут, Эф, такое дело… – Илья оглянулся в поисках скамейки, но заметил только недавние качели.

А у меня с утра не болит, и я местами гордая.

– Пойдём пройдёмся.

Глава 3

В охоте на ведьм дело вовсе не в ведьмах.

В такой охоте главное – найти козла отпущения.

«Ведьмак 3: Дикая охота»

Мы ушли подальше от дома и остановились между застеклёнными парниками. Там приятель достал из кармана джинсов телефон, нашёл фотографию и молча показал, зачем ехал. При виде мумии с символами изгнания на черепе у меня испортилось настроение. Всем своим несчастным существом мумия сигнализировала об одном: началось. Опять.

– Знакомо? – он, наклонившись, заглядывал через моё плечо, будто пытался посмотреть на фото моими глазами и увидеть что-то новое и ранее незамеченное.

– Конечно, – уныло отозвалась я. – К сожалению.

– Объяснишь?

– Влезешь же, – возразила я, и по его улыбке поняла, что уже влез и без моих объяснений. – Это дурная история, Илюх. Зачем она тебе?

– Затем, что если такой вещдок попадёт в руки ведьмам Круга, нашим с ними договорам конец, – негромко и серьёзно ответил Илья. – А заклинатели от ведьм зависят очень. Мы – организация молодая, малочисленная, и нам даже собственный опыт копить и обрабатывать недосуг. Мы у ведьм учимся, проходим практику, спрашиваем совета и помощи… Если нас обвинят, заклинатели должны чем-то ответить, кроме как «это не мы». А если и мы – если кто-то из нас, – то предъявить виновника.

– Но мои слова будут всего лишь словами отступницы, находящейся вне закона, – заметила я, возвращая ему телефон.

– Поэтому я и влезу, – спокойно подтвердил он, – но мне нужна отправная точка – кого именно искать, где начинать копать…

– За стол! – раздалось из кухонного окна.

– Точно весь в бабку, – проворчала я, повернулась и побрела обратно. – У наблюдателей есть поверье: ведьма с даром – это ведьма, одержимая духом стародавней. Якобы именно стародавняя служит дополнительным источником силы, и именно её изгоняли из этой несчастной. Кто и где обнаружил мумию?

– Мой учитель. В городском центральном парке. Мы с ним встречаемся раз-два в месяц – обсудить дела и обменяться новостями. Он зашёл за закрытый киоск покурить…

– …а там – мёртвые с косами стоят, – невесело продолжила я. – Вернее, лежат. Где тело?

– В багажнике, – невозмутимо сообщил Илья.

– Что? – я споткнулась. – Ты и труп с собой приволок?

– Конечно. Учитель разрешил.

– Я кому сказала, за стол! – и следом негромкое: – Дитятко, не в службу, а в дружбу, сгоняй за этими дармоедами, а?

Хлопнула входная дверь.

– Эф, это правда? Про одержимость?

На тропинке показалась Аня.

– Вот и проверь, – предложила я. – Перед тобой – девочка с даром стародавних. Ведьма-шепчущая. Из-за которой, собственно, я здесь. Добро утро, Ань. Это Илья, закли… ой, прости, шаман.

Аня замерла настороженно, а любознательный до всего запретного внук Удавки уставился на неё не мигая.

– Никакой одержимости, – доложил он через минуту. – Но что-то есть… такое.

– Что? – я знала, что именно услышу, и спросила для галочки.

– Следы… касания, – Илья щурился на Аню, как на яркое солнце. – Как будто кто-то хотел пробраться, но не вышло.

– Баба Люба за стол зовёт, – неуверенно кашлянула моя подопечная.

– Пошли есть. И перестань пялиться на девчонку, ты её пугаешь.

– Извини, – покаялся приятель. – Подбросить до приюта?

– А то, – я с облегчением улыбнулась и похромала за торопливо уходящей Аней к крыльцу. – И чем скорее – тем лучше.

– Но пять минут на мумию ты найдёшь?

– На какую мумию? – навострила уши ведьма-шепчущая.

– Трупов не боишься? – уточнила я, осторожно поднимаясь по ступенькам.

– Нет, я с ними работала, – удивила ответом она. – С утопленниками, самоубийцами…

– К столу будет сказано, – фыркнул Илья, поднимаясь следом за мной, – приятного, девочки, аппетита.

– А ну живо завтракать! – снова рявкнула баба Люба и жалобно протянула: – Остывает же!..

Аня стремительно исчезла в доме.

– Если мы немедленно всё не съедим, она заплачет, – предупредила я на крыльце. – Никаких разговоров за столом. Удовлетворим бабу Любу – и она согласится мумию осмотреть. Нелишне нечисти обнюхать объект.

– Думаешь, там ещё кто-то потоптался? – приятель придержал передо мной дверь.

– В прежние времена так и было.

Завтрак обильностью и плотностью походил на обед, но мы умяли всё, от борща до блинов, быстро и без разговоров. За кофе я объяснила «жабе», зачем здесь «рыжий шельмец», и она коротко велела перегнать машину в гараж и крикнула Веньку-Владика, чтобы те сбегали и открыли ворота. Илья в это время уже показал Ане мумию, и ведьма-шепчущая, изучив фото, уверенно указала:

– Маг поработал. Видишь, глазница с одного бока светлая, как налетом покрытая? Это след от ментальной иглы – от заклятья принуждения.

– Получается, трое убивали – наблюдатель, ведьма и заклинатель? – приятель убрал телефон и помрачнел.

– Четверо, – я встала, чтобы сходить за тростью, – и нечисть. Ты не увидишь её следов, потому что не знаешь, где искать и кто убивал. Это запрещённая особь. Якобы истребленная.

– «Медуза», – подтвердила «жаба», убирая посуду. – Отсюда её чую. Думала, ты с собой приятеля приволок.

– Баб Люб, – Илья достал ключи и посмотрел на неё с упрёком, – я сколько лет с нечистью работаю? Я чту вашу территорию. Все мои… подопытные в глубокой спячке. Да и запрещённой нечистью я, законный член заклинательской общины, точно не светил бы на каждом углу.

– Ну, прости дуру старую, – нечисть виновато улыбнулась. – Дитятко защищала.

– Блинов с собой дашь – прощу, – расщедрился он.

– Кыш, – баба Люба беззлобно замахнулась полотенцем, – шантажист выискался… Вот выгоню в шею, и ага.

Через десять минут мы собрались в гараже у открытого багажника, даже правнуки «жабы» просочились и, шумно принюхиваясь, перешёптывались в углу, у стойки с тяпками и лопатами. Своей машины у бабы Любы не было, и гараж она использовала под сарай.

Сама же «жаба» первой поморщилась на мумию и с прежней уверенностью повторила:

– «Медуза».

– Смотрите, – я встала сбоку, опершись о трость, – видите чёрные подпалины по кожному покрову? Старые электрические ожоги. Колдун обездвижил, нечисть пытала, ведьма прикрыла, заклинатель изгонял.

– Зачем пытать-то? – нахмурился Илья, склонившись над багажником, подсвечивая телефоном и изучая указанные подпалины.

Аня любопытственно топталась рядом, заглядывая через его руку.

– Чтобы рассказала, как изгнать то, что в ней есть, и изгнать наверняка, – я залезла в карман, перебирая амулеты. – Думаю, я смогу визуализировать несчастную. Восстановить внешность до нападения.