Дарья Дмитриева
Осторожно, Морозов!
Кино Лёша ужас как любил! И побывать на съёмочной площадке, конечно же, всегда мечтал. А тут даже идти никуда не надо – кино само пришло к нему!
Лёша уселся на подоконник поудобнее и стал наблюдать за приготовлениями к съёмкам. Подоконник окна третьего этажа оказался внезапно царской ложей с великолепным обзором на развернувшееся внизу представление. Улица преображалась. Где-то что-то приколачивали, где- то что-то красили. Их дом обрастал атрибутикой старых времён. Внизу на балконе, у соседей со второго этажа, начали появляться барышни в пышных юбках и шляпках. Прилипнув к стеклу, Лёша вглядывался в лица. Ну а вдруг какого-нибудь известного актёра увидит? Вот так повезёт! И вдруг… Мужчина в плаще убрал громкоговоритель от лица, поднял голову, и Лёша не поверил своим глазам! Это же Эльдар Рязанов! Не может быть! Лёша обожал все его фильмы. «Ирония Судьбы», «Служебный роман», «Гараж»… А теперь он снимает какое-то новое кино прямо у Лёшиного дома! Такой шанс точно нельзя было упустить.
Он схватил свой верный «Зенит», повесил на шею и спустился вниз. На съёмочную площадку, ожидаемо, никого из посторонних не пускали. Но он нацепил серьёзное, слегка озабоченное, уверенное выражение лица, выпятил грудь с фотоаппаратом и, ни на кого не глядя, прошёл через кордон и направился к Рязанову. Но сейчас он с ним ещё не заговорит, нет. План был более изощрённый. Лёша сделал несколько кадров режиссёра на «Зенит» и спокойной походкой пошёл к дому. Как только дверь парадной за ним закрылась, он пулей взлетел по лестнице в квартиру, прямиком направился в свою кладовку- лабораторию и приступил к печати фото.
Процесс, конечно, был небыстрым. Сначала надо было включить красный свет. На специальный барабан намотать плёнку по спирали. Развести проявитель, по минутам его выдержать. Залить закрепитель. Повесить проявленную фотоплёнку на верёвку, чтобы просохла. И только затем приступить к длительной и кропотливой процедуре печатания фотографии. Даже несмотря на то, что домашняя лаборатория была подготовлена, операция заняла около двух часов.
Когда снимок был готов, Лёша снова повесил фотоаппарат на шею, как оберег, и пустился в обратный путь. Его снова никто не задержал и не окликнул. Естественно, раз человек с фотоаппаратом – значит, делом занят! Лёша направился уже прямиком к Рязанову.
– Эльдар Александрович, здравствуйте! Подпишите фото, пожалуйста! – сказал Лёша и протянул снимок онемевшему от наглости молодого человека режиссёру.
В голове у него картина явно не вязалась. Парень должен быть из съёмочной группы, иначе как бы он оказался на площадке? Но на фотоснимке был он сам, Эльдар Рязанов, моложе себя теперешнего максимум часа на два. Но где тогда проявили плёнку?
– Откуда это? – с неподдельным удивлением спросил он.
– Так это я Вас два часа назад сфотографировал.
– И что, уже напечатал?!
– Да, у меня тут домашняя фотолаборатория есть. Вот прямо в этом доме.
– Ну даёшь! Как зовут?
– Лёша.
– Ну ты молодец, Лёша! Держи!
И Лёша, счастливый, понёс домой автограф Эльдара Рязанова, поставленный на его же, Лёшиной, фотографии.
Премьера фильма «О бедном гусаре замолвите слово» состоялась через несколько месяцев, 1 января 1981 года. Морозовы на первых же кадрах увидели свой голубенький дом в Тучковом переулке. На балконе, посылая воздушные поцелуи Валентину Гафту, стояла Светлана Немоляева. И даже уголок Лёшиного окна мелькнул на полсекунды.
Тубус
Лёша сделал музыку погромче. Комнату ещё плотнее заполнила льющаяся из динамиков песня
«Аббы».
…So, when you're near me, darling, can't you hear me? S.O.S.
The love you gave me, nothing else can save me, S.O.S…
«Со вен юними, далин, кэнюрми, э-эс – о – э-э-э-эс…» – подпевал Лёша. Слов он, конечно же, не знал, впрочем, как и вообще английского. С иностранными языками он так и не подружился. Да и не очень понимал, зачем они нужны честному советскому человеку: ну, в самом деле, где их применять, языки эти? Учить ради редких залётных иностранцев смысла он не видел, тем более что любой уважающий себя интурист должен сам учить русский язык.
«Венюгон, хакэн ай ивантрайтугу о-о-о-он…» – продолжал Лёша, аккуратно проводя карандашом по белому ватману, качая головой в такт музыке. Нестерпимо хотелось ещё дёргать плечами, но тогда бы линии точно не получились такими ровными. А он всё-таки старался!
Катушки гипнотизирующее вращались, перематывая тонкую коричневую ленту со свежезаписанным альбомом шведской поп- группы. В отличие от английского музыку Лёша очень любил, особенно когда надо было делать скучную домашнюю работу. «Битлз», «Скорпионс»,
«Бони-М», «Машина времени»… Он слушал всё, что удавалось достать. Ведь у него был новый магнитофон «Комета» – главная мечта любого советского парня. Он стоил целое состояние: аж три месячных зарплаты обычного труженика- инженера – 370 рублей! Но Лёша, студент второго курса Ленинградского электротехнического института, купил его сам – на свои кровные, честно заработанные в стройотряде деньги. За два летних месяца, пока его однокурсники загорали на пляже в Ленобласти и с переменным успехом пытались клеить девчонок, он, Лёша Морозов, умудрился заработать 670 рублей! Невероятное богатство! Хватило и на новенький, хоть и не самый дорогой магнитофон, и на разные другие пацанские штуки.
Из распахнутого окна подул лёгкий, тёплый майский ветерок. Нестерпимо захотелось встать, размяться после долгого сидения внаклонку и подрыгать в такт музыке не только головой, но и остальными частями тела. Лёша подошёл к окну и, барабаня ладонями по подоконнику, оглядел окрестности. Внизу копошились строители, ремонтируя дорогу. Солнце, май и зажигательная музыка «Аббы» создавали такое настроение, что даже дурацкий курсовик не мог его испортить. А хорошее настроение – это штука, которой хочется делиться с окружающими.
Лёша схватил колонки и поставил их на подоконник. Строители задрали головы, замахали ему руками, подняли большие пальцы вверх, заулыбались. Он помахал им в ответ и вернулся к своему курсовику, напевая очередную заморскую абракадабру. Хорошее настроение – это штука, которая, если ею поделиться, возвращается в двойном размере. Так даже чертить стало
приятнее. Тем более что работа была уже почти закончена.
Этот курсовик по инженерной графике уже пару месяцев перемещался между письменным столом в Лёшиной комнате в Тучковом переулке и дачей лучшего Лёшиного друга – Олега Баринова, постепенно преображаясь. Огромную замысловатую схему требовалось выполнить на 24 формате ватмана, и работа была проделана гигантская. Лёша такое ужас как не любил. Сидеть и аккуратно чертить чёрт знает что, ещё и штамп этот идиотский… То ли дело математика. Щёлкать задачки быстрее всех в группе, включать мозг, решать то, что другие решить не могут, – вот это было интересно! А тупое вычерчивание никому не нужных схем ему не нравилось совершенно. Но он всё равно старался сделать курсовик хорошо и прилежно трудился над ним всю весну.
Склонившись над ватманом и наморщив лоб, Лёша тщательно выводил штамп. (И кто только придумал эти штампы! Кому они вообще нужны? Маразм полнейший!) Несколько тонких тёмно-серых линий – и чертёж наконец-то был готов. Лёша откинулся на спинку стула, потянулся, оглядел лист целиком, удовлетворённо выдохнул. О, это чувство, когда заканчиваешь долгую, нудную работу! Разве может оно с чем-нибудь сравниться? Вряд ли. Вот он, запах свободы! Его, то есть запах, не портила даже неумолимо приближающаяся сессия. Но это потом, ещё целый месяц впереди. Лёша придирчиво оглядел чертёж. Красота!!! Ровненько, аккуратно, ну загляденье. Однозначно должны поставить 5. Он был страшно горд собой. Выполнить такую работу, возможно, не подвиг, но что-то героическое в этом точно есть.
Лёша бережно свернул драгоценный ватман и осторожно засунул в тубус. Закинув его через плечо, в расчудесном настроении он слетел вниз по лестнице и направился в сторону метро по майским василеостровским улицам. Ехать ему предстояло недалеко: три остановки до «Петроградской». И от метро до здания ЛЭТИ ещё километр пешком. По хорошей погоде – одно удовольствие! В голове звучали песни «Аббы», солнышко пригревало, впереди его ждала заслуженная пятёрка – жизнь была однозначно прекрасна!
По пути к институту на Петропавловском мосту через реку Карповку он встретил одногруппника Игоря Литвиненко, который, облокотившись на перила, тоже наслаждался жизнью, параллельно втягивая в себя сигаретный дым. Лёша остановился обсудить последние институтские новости. Курить он не курил, а вот поболтать со знакомыми всегда был рад. Аккуратно прислонив тубус к чугунной решётке, начал в красках рассказывать про новый альбом «Аббы» (который, конечно же, новым был только в Советском Союзе, остальные жители планеты наслаждались им уже несколько лет). Игорь слушал внимательно, музыкальные новости занимали его явно больше учебных вопросов. Не выпуская сигарету изо рта, он подтянулся на руках и, взмахнув ногой, сел на перила. Тубус вздрогнул, проскользнул в отверстие решетки, полетел вниз и плюхнулся в воду.
Глаза Лёши расширились. Он посмотрел вниз: среди потоков канализации, мусора и обычной питерской грязи результат его тяжких трудов, мучений и невероятной силы воли медленно уплывал в сторону Финского залива.
Что делать?! В состоянии аффекта Лёша бросился в ближайшую парадную, позвонил в первую попавшуюся дверь и открывшей ему женщине сходу выпалил:
– Пожалуйста, дайте мне верёвку, срочно!!!
Женщина остолбенела, принюхалась. Пожала плечами. Вроде не пахнет. С сомнением произнесла:
– Какую ещё верёвку?
– Да у меня там по Карповке курсовик в тубусе плывёт, мне надо срочно его достать, помогите!
Кажется, из сбивчивого объяснения женщина ничего не поняла, но посмотрела на Лёшины безумные глаза, высокий рост и крепкие плечи и решила отделаться от странного гостя максимально простым путём: пошла на кухню и принесла моток верёвки. У Лёши даже не было времени обрадоваться своей невообразимой удаче, он лишь крикнул «Спасибо!» и исчез в двери парадной.
Выбежав на набережную Карповки, горе-студент оценил обстановку: тубус, к счастью, уплыл недалеко. Быстро прикинув скорость движения и расстояние до Малой Невки, в воды которой должен был выйти новоиспечённый кораблик, Лёша медлить не стал. Нашёл ветку, привязал к верёвке и стал методично забрасывать своё изобретение в воду, пытаясь подтянуть тубус к берегу. Задача оказалось не самой простой. Ветка то перелетала, то не долетала, то соскакивала, а тубус, мечтая о большом плавании, продолжал упрямо продвигаться в сторону Финского залива. Нет уж, дудки! Лёша не менее упрямо шёл за ним вдоль набережной, вновь и вновь повторяя попытки спасти итог двух месяцев своей жизни.
Наконец ему всё же удалось подтянуть тубус к гранитным берегам речки, но это была только половина дела. Как его теперь оттуда достать? С набережной до воды не дотянешься. Лёша огляделся. Впереди виднелись каменные ступени. Спуск к воде! Он направил свой весенний кораблик в том направлении. Сбежав по лестнице, выхватил из воды тубус, нетерпеливо открыл крышку и перевернул вверх дном. Из тубуса вылилось ведро грязной, вонючей воды.
Под барабанный аккомпанемент сердца Лёша развернул мокрый ватман. Карандашный чертёж был частично размыт, частично поблёк, а кое-где вообще едва различим. Вместо него ватман украсили большие жёлтые разводы.
Лёша сел. Поднял голову к тёплому весеннему солнцу. Вздохнул. Разложил чертёж прямо там, на ступеньках, стал его сушить и думать о человеческой судьбе. Оба процесса заняли час. Теперь работа была, конечно, сухой, но её внешний вид от этого выиграл несильно. Лёша аккуратно свернул ватман, засунул в тубус и направился в институт. «Абба» из головы куда-то исчезла.
Что теперь делать – он не понимал. Переделывать с нуля? Так он его два месяца чертил, а тут до сессии осталось всего ничего! Сдавать так? Преподаватель его убьёт. По дороге он встретил двух одногруппниц и решил провести эксперимент и проверить реакцию неподготовленных зрителей. Посмотрев на творение Лёши, подправленное водами Карповки, девушки округлили глаза и издали странные звуки: то ли вскрикнули, то ли всхлипнули. Плохой знак.
– Лёша, это нельзя показывать Панчурину! Ни в коем случае! Это просто кошмар! Тебе придётся переделать! – наперебой увещевали они его.
Лёша вздохнул. Свернул ватман. И направился прямиком в аудиторию.
Павел Николаевич Панчурин, преподаватель начертательной геометрии, сидел и проверял студенческие работы. Относительно среднего возраста институтских профессоров он был достаточно молодым, можно сказать, даже юным – ему было всего пятьдесят лет. Правда, с точки зрения девятнадцатилетнего Лёши, что пятьдесят, что семьдесят, что сто – это было где-то рядом, глубокая старость, в общем.
Лёша решительным шагом вошёл в аудиторию. Развернув совместное с Карповкой творчество, он всё прямо и открыто рассказал судье и палачу в одном лице. Бровь судьи поползла вверх, бровь палача опустилась вниз. За десять лет преподавания профессор, конечно, видел немало. Но такое…
– Алексей, Вы вообще себе представляете, как я могу это принять?!
– Павел Николаевич, простите, но переделывать это я не в состоянии. Делайте, что хотите. Хоть убейте.
С трудом подавив желание последовать совету студента, Павел Николаевич покачал головой.
– Давайте зачётку.
Лёша протянул маленькую синюю книжечку и, заглядывая через плечо, прочитал заветные пять букв: у-д-о-в-л. Он выдохнул с облегчением. Это была первая тройка в его зачётке, но отнюдь не последняя.
Любовь
Лёша
Лёша сидел на лекции по физике полупроводников и пытался не заснуть под занудный голос преподавательницы. Тихий оркестр учебной аудитории ЛЭТИ на улице Профессора Попова, как назло, словно напевал колыбельную. Негромко стучал мелок по доске:
«Тук-тсссссс-тссссс-тук-тсссссс-тссссс…» Мерно поскрипывали сто шариковых ручек по тетрадным листам: «Пшшшшш-пшшшш…»Тихими литаврами впереди кто-то перешёптывался. За окном далёким гобоем гудел февральский ветер. Как будто специально все сговорились усыплять студентов.
Учиться совершенно не хотелось. Хотелось кататься на коньках или пойти в кино. Причём желательно не одному, а с девушкой. Какой-нибудь. Как так получилось, что к четвёртому курсу Лёша оставался один – загадка. Ни жадные взгляды однокурсниц, ни слёзные любовные письма, подсунутые в портфель, ни милый взгляд, ни вздох нескромный… В общем, ничто его не трогало, ничего он не замечал. Ну и в самом деле, какие вздохи, когда тут то спорт, то бары, то друзья, то турпоход, то отцу помогать машину чинить, то этот чёртов курсовик по инженерной графике… В общем, не до девушек совсем было.
Нет, в принципе девушки Лёше нравились. Ленка Ловыгина, например, из 856-й группы. Они учились на одном потоке. Группы практически ничем не отличались, ну, кроме размера стипендии. Лёшиной 854-й военная кафедра доплачивала аж пятнадцать рублей, и стипендия выходила целых пятьдесят пять рублей даже с тройками в зачётке. С какой радости именно их группе доплачивали, Лёша за время учебы так и не понял, но секретную информацию о повышенной стипендии выдала очарованная им тётенька из приёмной комиссии, и тот при распределении не преминул воспользоваться ценными сведениями.
Ленку он давно заприметил. Симпатичная, стройная, косища – ух! До не самых приличных для разглядывания мест. Опять же круглая отличница. А значит, девушка умная. Наверное. Учились они на одном потоке, так что на лекциях пересекались почти ежедневно, а вот на практических занятиях группы разделяли, поэтому их знакомство было шапочным. Лёша на Лену поглядывал, но до решительных действий было всё никак не дойти, потому что… Бары, друзья, отцовская машина… Ну, вы помните. Один раз судьба даже попыталась подсобить нерешительному парню. Столкнула их в метро. Вообще, они оба жили на Васильевском острове. Правда Лёше надо было выходить на
«Василеостровской», а Лена ехала дальше, до только что открывшейся станции «Приморская». Но несколько остановок они всё же должны были ежедневно проезжать по одному маршруту туда и обратно! Удивительно, что за четыре года в метро они столкнулись лишь однажды. Лёша, надо заметить, не растерялся. Растеряться – это в принципе было не в его характере. Подошёл, заговорил, взял телефон. И он действительно собирался позвонить, честное слово! Но всё как-то
не до того было… То друзья, то бары, то отцовская машина, то курсовик…
Одним словом, к середине четвёртого курса Лёша, староста группы, бригадир стройотрядов, спортсмен, красавец и комсомолец всё ещё оставался один. А вокруг столько симпатичных девочек… Лёша мечтательно оглядел аудиторию.
– В этом семестре у вас будет большая курсовая работа, – неожиданно изменив интонацию так, чтобы проснулась даже «камчатка», возвестила преподавательница. – Работа очень серьёзная, прошу подойти со всей ответственностью. Считайте, что это подготовка к диплому, который ждёт вас через год.
В аудитории послышался обречённый гул.
– Вам раздадут темы по группам. Старосты, пожалуйста, подойдите после лекции ко мне.
У Лёши тут же созрел план. Внутри групп темы у всех разные. Но групп-то четыре! А значит, у него будет одинаковая тема с тремя другими студентами их потока. Надо будет найти тех, кому попалась та же тема, и объединить усилия. Вместе писать курсовик всяко проще и быстрее. Лёша вообще был выдающимся оптимизатором.
– Эй, Олег! – подловил он на перемене старосту другой группы. – Дай посмотреть список, кому какая тема у вас досталась?
– На, а зачем тебе?
– Ну как зачем, чтобы вместе курсовик писать, так же проще, – Лёша пробежал глазами список тем с фамилиями напротив каждой и вдруг застыл.
Не может быть! Вот же совпадение! Нет, просто невероятно! Вот и не верь после такого в судьбу! Рядом с Лёшиной темой было написано
«Ловыгина Е. Г.».
В судьбу Лёша, конечно, всё равно не поверил. Он же разумный человек, материалист до мозга костей. Но Лене всё-таки позвонил в тот же вечер. Вот и пригодился взятый год назад в метро телефон.
– Алло! – послышался на том конце Ленин
голос.
– Лена, привет, это Лёша Морозов!
– Лёша?! – радостно и чуть удивлённо воскликнула она. Лёша представил себе её счастливые, распахнутые глаза и улыбнулся сам себе. Всё-таки приятно выполнять обещания.
– Представляешь, нам с тобой одинаковая тема курсовика по физике полупроводников выпала!
– Да? Ничего себе! – в голосе послышалась нотка надежды.
– Я предлагаю: давай писать вместе? Так же проще будет. Часть – ты, часть – я… В общем, для экономии времени.
– А, да?.. – голос на том конце провода чуть растерялся. – Давай, конечно.
– Тогда завтра встречаемся в библиотеке после пар?
Давай!– радостно ответила Лена.
– Отлично, до завтра! – сказал Лёша и очень довольный собой положил трубку. Какой он всё-таки молодец, как здорово всё придумал!
На следующий день, как и договаривались, Лёша с Леной встретились в институтской библиотеке. На удивление они действительно начали писать курсовик, обложившись со всех сторон толстыми учебниками. Правда, оказалось, что вдвоём это делать ничуть не интереснее, чем одному. Ни музыку не включить в библиотеке этой вашей, ни даже поговорить нормально нельзя: сразу библиотекарша – небось ровесница самого Попова – начинала неодобрительно шипеть, вращая глазами. Нет, в такой атмосфере писать курсовик совершенно невозможно. Мужественно вытерпев целую вечность, а точнее неделю, Лёша не выдержал:
– Эй, Лен! – перегнувшись через стол, шёпотом позвал Алексей.
Лена оторвала глаза от книги и посмотрела на Лёшу.
– А давай завтра лучше будем писать курсовик у тебя дома, а? Там… эммм… удобнее будет.
– Лена просияла и чуть покраснела от застенчивости.
–– Давай, – сказала она.
На следующий день у Лены дома им было совсем не до курсовика.
