Данте Алигьери
Божественная комедия. Самая полная версия

Песнь III

Содержание. Поэты приходят к двери ада. Данте читает над нею надпись и ужасается; но, ободренный Виргилием, нисходит вслед за ним в мрачную бездну. Вздохи, громкий плач и крики оглушают Данта: он плачет и узнает от вождя своего, что здесь, еще вне пределов ада, наказуются среди вечного мрака души людей ничтожных, не действовавших, и трусов, с которыми смешаны хоры ангелов, не соблюдших верность Богу и не принявших стороны Его противника. Затем поэты приходят к первой адской реке – Ахерону. Седовласый Харон, кормщик адский, не хочет принять Данта в свою ладью, говоря, что в ад проникнет он иным путем, и перевозит на другой берег Ахерона толпу умерших. Тогда потрясаются берега адской реки, поднимается вихрь, сверкает молния и Данте падает без чувств.

 
1 Здесь мною входят в скорбный град к мученьям,
  Здесь мною входят к муке вековой,
  Здесь мною входят к падшим поколеньям.
 

Оставь надежду всяк, сюда идущий

 
4 Подвинут правдой вечный Зодчий мой:
  Господня сила, разум всемогущий
  И первые любови дух святой
 
 
7 Меня создали прежде твари сущей,
  Но после вечных, и мне века нет.
  Оставь надежду всяк, сюда идущий! —
 
 
10 В таких словах, имевших темный цвет,
    Я надпись зрел над входом в область казни
    И рек: «Жесток мне смысл ее, поэт!»
 
 
13 И как мудрец, вещал он, полн приязни:
    «Здесь места нет сомненьям никаким,
    Здесь да умрет вся суетность боязни.
 
 
16 Вот край, где мы, как я сказал, узрим
    Злосчастный род, утративший душою
    Свет разума со благом пресвятым». —
 
 
19 И длань^[5] мою прияв своей рукою
    Лицом спокойным дух мой ободрил
    И к тайнам пропасти вступил со мною.
 

 
22 Там в воздухе без солнца и светил
    Грохочат в бездне вздохи, плач и крики,
    И я заплакал, лишь туда вступил.
 
 
25 Смесь языков, речей ужасных клики,
    Порывы гнева, страшной боли стон
    И с плеском рук то хриплый глас, то дикий,
 
 
28 Рождают гул, и в век кружится он
    В пучине, мглой без времени покрытой,
    Как прах, когда крутится аквилон.
 
 
31 И я, с главою ужасом повитой,
    Спросил: «Учитель мой, что слышу я?
    Кто сей народ, так горестью убитый?» —
 
 
34 И он в ответ: «Казнь гнусная сия
    Карает тот печальный род, который
    Жил без хулы и славы бытия.
 
 
37 С ним смешаны злых ангелов те хоры,
    Что, за себя стоя́ лишь за одних,
    Ни с адом в брань, ни с Богом шли в раздоры.
 
 
40 Да не сквернится, небо свергло их
    И ад глубокий их извергнул племя,
    Зане оно бесславно и для злых».
 
 
43 «Учитель, – я спросил, – какое ж бремя
    Их вынуждает к жалобам таким?» —
    И он: «Для них не стану тратить время,
 
 
46 Надежда смерти не блестит слепым,
    А жизнь слепая так невыносима,
    Что участь каждая завидна им,
 
 
49 Их в мире след исчез быстрее дыма;
    Нет состраданья к ним, их суд презрел,
    Что говорят об них? взгляни и – мимо!»
 
 
52 И я, взглянувши, знамя там узрел:
    Оно, бежа, взвивалося так сильно,
    Что, мнилось, отдых – не ему в удел.
 
 
55 За ним бежал строй мертвых столь обильный,
    Что верить я не мог, чтоб жребий сверг
    Такое множество во мрак могильный.
 
 
57 И я, узнав там некоторых, вверх
    Взглянул и видел тень того, который
    Из низости великий дар отверг,
 
 
61 Я вмиг узнал – в том убеждались взоры, —
    Что эту чернь презрели навсегда
    Господь и враг, ведущий с Ним раздоры.
 
 
64 Презренный род, не живший никогда,
    Нагой и бледный, был язвим роями
    И мух и ос, слетавшихся туда.
 
 
67 По лицам их катилась кровь струями,
    И, смешана с потоком слез, в пыли
    У ног съедалась гнусными червями.
 
 
70 И я, напрягши зрение, вдали
    Узрел толпу на берегу великой
    Реки и молвил: «Вождь, благоволи
 
 
73 Мне объяснить: что значит сонм толи́кой^[6]
    И что влечет его со всех сторон,
    Как вижу я сквозь мрак в долине дикой?»
 
 
76 «О том узнаешь, – отвечал мне он,
    Когда достигнем берега крутого,
    Где разлился болотом Ахерон».
 
 
79 И взор смущенный я потупил снова
    И, чтоб вождя не оскорбить, к брегам
    Реки я шел, не говоря ни слова.
 
 
82 И вот в ладье гребет навстречу нам
    Старик суровый с древними власами,
    Крича: «О горе, злые, горе вам!
 
 
85 Здесь навсегда проститесь с небесами:
    Иду повергнуть вас на том краю
    В тьму вечную и в жар и хлад со льдами.
 

И вот в ладье гребет на встречу нам

Старик суровый с древними власами

 
88 А ты, душа живая, в сем строю,
    Расстанься с этой мертвою толпою!»
    Но увидав, что недвижим стою:
 
 
91 «Другим путем, – сказал, – другой волною,
    Не здесь, проникнешь ты в печальный край:
    Легчайший челн помчит тебя стрелою».
 
 
94 И вождь ему: «Харон, не воспрещай!
    Так там хотят, где каждое желанье
    Уж есть закон: старик, не вопрошай!»
 
 
97 Косматых щек тут стихло колыханье
    У кормщика, но огненных колес
    Усилилось вокруг очей сверканье.
 
 
100 Тут сонм теней, взволнованный хаос,
      В лице смутился, застучал зубами,
      Едва Харон суд грозный произнес, —
 
 
103 И проклинал родителей хулами,
      Весь род людей, рожденья место, час
      И семя семени с их племенами.
 
 
106 Потом все тени, в сонм един столпясь,
      Навзрыд взрыдали на брегу жестоком,
      Где будет всяк, в ком Божий страх угас.
 
 
109 Харон же, бес, как угль сверкая оком,
      Маня, в ладью вгоняет сонм теней,
      Разит веслом отсталых над потоком.
 
 
112 Как осенью в лесу кружит борей
      За ли́стом лист, доколь его порывы
      Не сбросят в прах всей роскоши ветвей:
 
 
115 Подобно род Адамов нечестивый,
      За тенью тень, метался с берегов,
      На знак гребца, как сокол на призывы.
 
 
118 Так все плывут по мутной мгле валов,
      И прежде чем взойдут на берег сонный,
      На той стране уж новый сонм готов.
 
 
121 «Мой сын, – сказал учитель благосклонный, —
      Пред Господом умершие в грехах
      Из всех земель парят к реке бездонной
 
 
124 И чрез нее торопятся в слезах;
      Их правосудье Божье побуждает
      Так, что в желанье превратился страх.
 
 
127 Душа благая в ад не проникает,
      И если здесь так встречен ты гребцом,
      То сам поймешь, что крик сей означает».
 

…род Адамов нечестивый,

За тенью тень, метался с берегов

 
130 Умолк. Тогда весь мрачный дол кругом
      Потрясся так, что хладный пот доныне
      Меня кропит, лишь вспомню я о том.
 
 
133 Промчался вихрь по слезной сей долине,
      Багровый луч сверкнул со всех сторон
      И, чувств лишась, в отчаянной пучине
 
 
136 Я пал как тот, кого объемлет сон.
 

Песнь IV

Содержание. Оглушительный гром пробуждает Данта на противоположном берегу Ахерона, на краю бездны, из которой несутся страшные стоны, заставляющие бледнеть самого Виргилия. Они сходят в первый круг – преддверие ада, Лимб, жилище умерших до крещения младенцев и добродетельных язычников. Данте, сострадая им, спрашивает Виргилия: был ли кто-нибудь избавлен из этого круга? и узнает о сошествии Христа во ад и об избавлении праотцев: Адама, Авеля, Ноя, Авраама, Исаака, Иакова и Рахили с детьми, Моисея, Давида и других. Беседуя, таким образом, поэты встречают на внешней окружности Лимба, в совершенной темноте, бесчисленную толпу теней, которую Данте сравнивает с лесом: это души добродетельных, но неизвестных, не отмеченных славою язычников; они и в Лимбе остаются во мраке. Подаваясь далее к центру круга, Данте видит свет, отделяющий славных мужей древности от неизвестных. Из этого отдела Лимба, озаренного светом и окруженного семью стенами и прекрасным ручьем, раздается голос, приветствующий возвращающегося Виргилия, и вслед за тем три тени, Горация, Овидия и Лукана, под предводительством главы поэтов – Гомера, выступают к ним на встречу, приветствуют путников и, приняв Данта в свое число переходят с ним чрез ручей как по суше и чрез семь ворот города. Возводят его на вечно-зеленеющий холм героев. Отсюда обозревает Данте всех обитателей города; но из них поименовывает преимущественно тех, кой имеют отношение к отчизне Энея – Трое и к основанной им Римской Империи. Над всеми возвышается тень Аристотеля, окруженная учеными по разным отраслям человеческих знаний: философами, историками, врачами, естествоиспытателями, математиками, астрономами, – людьми различных наций: греками, римлянами, арабами. Взглянув на героев и ученых языческой древности, Виргилий и Данте отделяются от сопровождавших их поэтов и сходят с зеленеющей горы Лимба во второй круг.

 
1 Громовый гул нарушил сон смущенный
  В моей главе и, вздрогнув, я вскочил,
  Как человек, насильно пробужденный.
 
 
4 И, успокоясь, взор я вкруг водил
  И вглядывался пристально с стремнины,
  Чтоб опознать то место, где я был.
 
 
7 И точно, был я на краю долины
  Ужасных бездн, где вечно грохотал
  Немолчный гром от криков злой кручины.
 
 
10 Так был глубок и темен сей провал,
    Что я, вперив глаза в туман, под мглою
    В нем ничего на дне не различал.
 
 
13 «Теперь сойду в слепой сей мир с тобою,»
    Весь побледнев, так начал мой поэт. —
    Пойду я первый, ты иди за мною».
 
 
16 Но я, узрев, как он бледнел, в ответ:
    «О как пойду, коль духом упадаешь,
    И ты, моя опора против бед!»
 
 
19 И он мне: «Казнь племен, в чей мир вступаешь,
    Мне жалостью смутила ясный взгляд,
    А ты за ужас скорбь мою считаешь.
 
 
22 Идем: вам путь чрез тысячи преград».
    Так он пошел, так ввел меня в мгновенье
    В круг первый, коим опоясан ад.
 
 
25 Там – сколько я расслушать мог в томленье —
    Не плач, но вздохов раздавался звук
    И воздух вечный приводил в волненье.
 
 
28 И был то глас печали, но не мук,
    Из уст детей, мужей и жен, в долине
    В больших толпах теснившихся вокруг.
 
 
31 Тут добрый вождь: «Почто ж не спросишь ныне,
    Кто духи те, которых видишь там?
    Узнай, пока придем мы к их дружине:
 
 
34 Безгрешные, за то лишь небесам
    Они чужды, что не спаслись крещеньем, —
    Сей дверью веры, как ты знаешь сам.
 
 
37 До христианства жив, они с смиреньем,
    Как надлежит, не пали пред Творцем;
    И к ним и я причтен святым веленьем.
 
 
40 Cим недостатком, не другим грехом,
    Погибли мы и только тем страдаем,
    Что без надежд желанием живем».
 
 
43 Великой скорбью на сердце снедаем,
    Я видел здесь, у роковой межи,
    Толпу теней, отвергнутую раем?
 
 
46 «Скажи, мой вождь, учитель мой, скажи! —
    Так начал я, да утвержуся в вере,
    Рассеявшей сомненье каждой лжи, —
 
 
49 Отверз ли кто себе к блаженству двери
    Заслугою своей, или чужой?»
    И, тайну слов постигнув в полной мере,
 

Погибли мы и только тем страдаем,

Что без надежд желанием живем

 
52 Он рек: «Я внове с этой был толпой,
    Когда притек Царь силы, пламенея
    Венцом победы, и вознес с Собой
 
 
55 Тень праотца к блаженствам эмпирея
    И Авеля, и Ноя, и закон
    Создавшего владыку Моисея.
 
 
58 Был Авраам, был царь Давид спасен,
    С отцом Израиль и с детьми своими
    Рахиль, для ней же столько сделал он,
 
 
61 И многие соделались святыми.
    Но знай, до них никто из всех людей
    Не пощажен судьба́ми всеблагими».
 
 
64 Так говоря, мы шли стезей своей
    И проходили темный лес высокий,
    Лес, говорю, бесчисленных теней
 
 
67 Еще наш путь отвел нас недалеко
    От высоты, когда я огнь узрел,
    Полуобъятый сводом мглы глубокой.
 
 
70 Еще далеко он от нас горел,
    Но рассмотреть я мог уж с расстоянья
    Почтенный сонм, занявший сей предел.
 
 
73 «Честь каждого искусства и познанья!
    Кто сей народ, возмогший приобресть
    Такой почет от прочего собранья?»
 
 
76 И он в ответ: «Их имена и честь,
    Что в жизни той звучат об них молвою,
    Склонили небо так их предпочесть».
 
 
79 Меж тем раздался голос надо мною:
    «Воздайте честь певцу высоких дум!
    Отшедший дух нам возвращен судьбою».
 
 
82 И вот четыре призрака на шум
    К нам двинулись, чтоб ввесть в свою обитель:
    Был образ их ни светел ни угрюм.
 
 
85 Тогда так начал мой благой учитель:
    «Узри того, что шествует с мечом,
    Ведя других как некий повелитель.
 
 
88 То сам Гомер, поэтов царь; потом
    Гораций, бич испорченному нраву;
    Назон с Луканом вслед идут вдвоем.
 
 
91 Одно нам имя всем снискало славу,
    Как здесь о том вещал один глагол;
    Затем и честь мне воздают по праву».
 

Так собрались певцы прекрасных школ

Вокруг отца высокого творенья

 
94 Так собрались певцы прекрасных школ
    Вокруг отца высокого творенья,
    Что выше всех летает как орел.
 
 
97 Поговорив друг с другом, знак почтенья
    Мне воздали они: учитель мой
    На то смотрел с улыбкой одобренья.
 
 
100 И был почтен я высшей похвалой:
     Поставленный в их сонме, полном чести,
     Я был шестым средь мудрости такой.
 
 
103 Так к свету шли мы шесть певцов все вместе,
     Беседуя, но сказанных речей
     Не привожу, в своем приличных месте.
 
 
106 Вблизи от нас был дивный град теней,
     Семь раз венчанный гордыми стенами,
     И вкруг него прекрасных волн ручей.
 
 
109 Пройдя поток как сушу с мудрецами,
     Чрез семь ворот вошли мы в град, где луг
     Муравчатый открылся перед нами.
 
 
112 С величием там тени бродят вкруг,
     И строгое медлительно их око
     И сладостен речей их редких звук.
 
 
115 Там, в стороне, взошли мы на высокий,
     Открытый всюду, озаренный дол,
     Отколе всех я видеть мог далеко.
 
 
118 На бархате лугов, я там нашел
     Великих сонм, скитавшийся пред нами,
     И, видя их, в восторг я вдруг пришел.
 
 
121 Электра там со многими друзьями,
     Меж коих был и Гектор, и Эней,
     И Цезарь, тень с сокольими очами.
 
 
124 Камилла там, Пентезилея с ней,
     И царь Латин, поодаль восседавший
     С Лавинией, со дщерию своей.
 
 
127 Там был и Брут, Тарквиния изгнавший,
     Лукреция с Корнельей средь подруг
     И Саладин, вдали от всех мечтавший.
 
 
130 Я взор возвел и мне явился дух —
     Учитель тех, что в мудрость ум вперяют,
     И с ним семья философов вокруг.
 
 
133 Все чтут его, все на него взирают;
     Один Сократ с Платоном от других
     К нему всех ближе место занимают.
 
 
136 И Демокрит, что мир судьбой воздвиг,
     И Диоген, Зенон с Анаксагором,
     И Эмпедокд, Орфей, Эвклид меж них;
 
 
139 Диоскорид, прославившийся сбором,
     И Цицерон, и Ливий, и Фалес,
     И моралист Сенека перед взором;
 
 
142 И Птоломей, изме́ритель небес,
     И Гиппократ, с Галеном, с Авиценной,
     И толкователь слов, Аверроэс.
 
 
145 Но кто ж исчислит весь их сонм почтенный?
     Мой долгий труд торопит так меня,
     Что часто речь полна несовершенно.
 
 
148 Тут лик шести умалился двумя,
     И я вошел вслед за моим поэтом
     Из тишины туда, где вихрь, шумя,
 
 
151 Кружит в стране, не озаренной светом.
 

Песнь V

Содержание. Поэты спускаются во второй круг ада, меньший пространством, но исполненный большей муки. При самом входе они встречают Миноса, адского судью, занятого распределением по аду грешников, к нему беспрестанно прибывающих. При виде Данта, Минос прерывает на время исполнение своей обязанности и напоминает живому пришельцу о дерзости его предприятия; но теми же словами, которыми укрощен был Харон, Виргилий укрощает и Миноса. Между тем жалобные крики грешников начинают становиться явственными. Это крики сладострастных: среди вечного мрака неистовый вихрь адский вечно носит их во все стороны. Из их числа Виргилий поименовывает Данту некоторых, преимущественно женщин; но особенное внимание возбуждают две тени, неразлучно носимые бурею – тень Паоло Малатеста ди Римини и жены его брата, Франчески. Данте призывает их, расспрашивает о причине их мучений, и одна из двух теней рассказывает ему о начале и трагическом конце своей преступной любви. Потрясенный до глубины сердца состраданием к их участи, Данте лишается чувств и падает как мертвый.

1 Так с первой мы спустилися ступени

   Вниз во второй, пространством меньший, круг,

   Где больше мук, от них же воют тени.

4 Скрежещет там Минос, ужасный дух,

   Исследует грехи у входа, судит

   И шлет, смотря как обовьется вкруг.

7 Я говорю: едва к нему прибудет

   На покаянье злая тень и сей

   Всех прегрешений ве́щатель рассудит:

10 Какое место в аде выбрать ей, —

    Хвост столько раз он вкруг себя свивает,

    На сколько вниз ниспасть ей ступене́й.

…там Минос, ужасный дух,

Исследует грехи у входа…

 
13 Всегда пред ним их множество стенает:
    Тень каждая ждет в очередь суда, —
    Поведает, услышит, исчезает.
 
 
16 «О ты, пришлец в дом скорби и стыда!» —
    Узрев меня, вскричал Минос ужасный,
    Прервав заботу тяжкого труда. —
 
 
19 Взгляни, с кем ты дерзнул в сей путь опасный:
    Пространством врат себя не обольщай!»
    И вождь ему: «К чему ж твой крик напрасный?
 
 
22 Путь роковой ему не воспрещай!
    Так там хотят, где каждое желанье
    Уж есть закон: Минос, не вопрошай!»
 
 
25 Здесь явственней услышал я стенанье
    Печальных душ: я был в стране теней,
    Где так пронзило слух мой их рыданье.
 
 
28 Я был в краю, где смолкнул свет лучей,
    Где воздух воет, как в час бури море,
    Когда сразятся ветры средь зыбей.
 
 
31 Подземный вихрь, бушуя на просторе,
    С толпою душ кружится в царстве мглы:
    Разя, вращая, умножает горе.
 
 
34 Когда ж примчит к окраине скалы,
    Со всех сторон тут плач и стон и крики,
    На промысел божественный хулы.
 
 
37 И я узнал, что казни столь великой
    Обречены плотски́е те слепцы,
    Что разум свой затмили страстью дикой.
 
 
40 И как густой станицею^[7] скворцы
    Летят, когда зимы приходит время:
    Так буйный ветр несет во все концы,
 
 
43 Туда, сюда, вниз, к верху злое племя;
    Найти покой надежды все прошли,
    Не облегчается страданий бремя!
 
 
46 И как, крича печально, журавли
    Несутся в небе длинною чертою, —
    Так поднята тем ветром от земли
 
 
49 Толпа теней и нет конца их вою.
    И я спросил: «Какой ужасный грех
    Казнится здесь под темнотой ночною»?
 
 
52 И мне учитель: «Первая из тех,
    О коих ты желаешь знать, когда-то
    Владычица земных наречий всех, —
 
 
55 Так сладострастием была объята,
    Что, скрыть желая срам свой от гражда́н,
    Решилась быть потворницей разврата, —
 
 
58 Семирамиду видишь сквозь туман;
    Наследовав от Нина силу власти,
    Царила там, где злобствует султан.
 
 
61 Другая грудь пронзила в дикой страсти,
    Сихею данный позабыв обет;
    С ней Клеопатра, жертва сладострастий.
 
 
64 Елена здесь, причина стольких бед;
    Здесь тот Ахилл, воитель быстроногий,
    Что был сражен любовью средь побед;
 
 
67 Здесь и Парис, здесь и Тристан…» И много
    Мне указал и на́звал он теней,
    Низвергнутых в сей мир любовью строгой.
 
 
70 Пока мой вождь мне исчислял царей
    И рыцарей и дев, мне стало больно
    И обморок мрачил мне свет очей.
 
 
73 «Поэт, – я начал, – мысль моя невольно
    Устремлена к чете, парящей там,
    С которой вихрь так мчится произвольно».
 
 
76 И он: «Дождись, когда примчатся к нам:
    Тогда моли любовью, их ведущей, —
    И прилетят они к твоим мольбам».
 
 
79 Как скоро к нам принес их ветр ревущий,
    Я поднял глас: «Не скрой своей тоски,
    Чета теней, коль то велит Всесущий!»
 
 
82 Как на призыв желанья, голубки
    Летят к гнезду на сладостное лоно,
    Простерши крылья, нежны и легки,
 

…«мысль моя невольно

Устремлена к чете, парящей там

 
85 Так, разлучась с толпою, где Дидона,
    Сквозь мрак тлетворный к нам примчались вновь —
    Так силен зов сердечного был стона!
 
 
88 «О существо, постигшее любовь!
    О ты, который здесь во тьме кромешной
    Увидел нас, проливших в мире кровь!
 
 
91 Когда б Господь внимал молитве грешной,
    Молили б мы послать тебе покой
    За грусть о нашей скорби неутешной.
 
 
94 Что скажешь нам? что хочешь знать? открой:
    Все выскажем и выслушаем вскоре,
    Пока замолк на время ветра вой.
 
 
97 Лежит страна, где я жила на горе,
    У взморья, там, где мира колыбель
    Находит По со спутниками в море.
 
 
100 Любовь, сердец прекрасных связь и цель,
      Моей красой его обворожила
      И я, лишась ее, грущу досель.
 
 
103 Любовь, любимому любить судила
      И так меня с ним страстью увлекла,
      Что, видишь, я и здесь не разлюбила.
 
 
106 Любовь к одной нас смерти привела;
      Того, кем мы убиты, ждут в Каи́не!» —
      Так нам одна из двух теней рекла.
 
 
109 Склонив чело, внимал я о причине
      Мучений их, не подымал главы,
      Пока мой вождь: «О чем ты мыслишь ныне?»
 

Любовь к одной нас смерти привела

 
112 И, дав ответ, я продолжал: «Увы!
      Как много сладких дум, какие грезы
      Их низвели в мученьям сей толпы?»
 
 
115 И к ним потом: «Твоей судьбы угрозы
      И горестный, Франческа, твой рассказ
      В очах рождает состраданья слезы.
 
 
118 Но объясни: томлений в сладкий час
      Чрез что и как неясные влеченья
      Уразуметь страсть научила вас?»
 
 
121 И мне она: «Нет большего мученья,
      Как о поре счастливой вспоминать
      В несчастии: твой вождь того же мненья.
 
 
124 Ты хочешь страсти первый корень знать?
      Скажу, как тот, который весть печали
      И говорит, и должен сам рыдать.
 
 
127 Однажды мы, в миг счастья, читали,
      Как Ланчелот в безумии любил:
      Опасности быть вместе мы не знали.
 
 
130 Не раз в лице румянца гаснул пыл
      И взор его встречал мой взор беспечный;
      Но злой роман в тот миг нас победил,
 
 
133 Когда прочли, как поцелуй сердечный
      Был приманён улыбкою к устам,
      И тот, с кем я уж не расстанусь вечно,
 
 
136 Затрепетав, к моим приникнул сам…
      Был Галеотто автор книги гнусной!..
      В тот день мы дальше не читали там!»
 

И пал без чувств, как падает мертвец

 
139 Так дух один сказал, меж тем так грустно
      Рыдал другой, что в скорби наконец
      Я обомлел от повести изустной
 
 
132 И пал без чувств, как падает мертвец