Даниил Константинович Диденко
И ничего под небом, кроме Бога…
«Перед любым божественным догматом разум человеческий немощен; и если он искренен, он должен свое отношение выразить признанием: не понимаю. Если же он бунтует перед их загадочной таинственностью, они становятся для него бессмыслицей и сумасшествием, безумием и соблазном…»
Преподобный Иустин (Попович), «Догматы и разум»
В поле
В поле только яблонька стоит.
С холодом вечерним жизнь застыла,
И каждый лист молоденький дрожит,
Как будто страх в зеленых древа жилах.
И светится в ночи стан серебром.
Росой покрыта, словно бы слезами.
И только ворон черный где-то грает,
А остальное – спит блаженным сном.
Прислушаешься – скрип. Поет зело
Та яблонька. Ей в поле одиноко.
И ничего под небом, кроме Бога,
А значит – страх ее не вызван Злом.
То трепет есть пред Высочайшей силой,
Что заставляет плакать нас навзрыд,
То обжигая сердце, как крапива,
То, колоколя счастием, звенит.
И место это, будто тихий скит
В огромном мире, ясном и красивом.
Выходишь в поле – яблонька стоит,
И все в блаженном таинстве застыло…
Незатейливый пейзаж
Какой-то незатейливый пейзаж,
Такой простой, что хочется забыться.
Забыться и уснуть в крупицах саж
Седых небес, где сам я их частица.
Так сердце разрывается навзрыд,
И так душа поет одновременно.
И вихрь дикий то блаженно спит,
То вдруг поет над полем вдохновенно.
Лететь бы с ветром. Вот километраж!
Лететь, пока совсем не обессилю.
Храни, Господь, старинную Россию
И этот незатейливый пейзаж!..
России глаза
Не срывалось ни капли с листка
В этот хмурый и пасмурный день,
И так тихо тянулась тоска,
Заливая собою земь.
Не рыдали средь пепла дня
Черноокие небеса,
И так грустно смотрели в меня
Сиротливой России глаза.
Громыхали суровые битвы,
Бились русские наши войска,
И взметалися ветра молитвы
В задымленные облака.
И обратно держал дорогу
Ветер, Родине вести нес –
Было слышно лихую эпоху
Под кудрями шумящих берез.
И казалось – вот-вот грянет ливень,
Заревут от тоски небеса.
И весь день я смотрел сиротливо
В необъятной России глаза…
Птицы
Осенний лес оглох, чуть слышно облетает
Его дерев увядшая листва.
Лишь над полями черный ворон грает,
А ночью тихо ухает сова.
Когда ветвей твоих качает сети
Упорный ветер,
молчаливый лес,
Ты так печален весь,
Оставшийся один на белом свете.
Забудь про птиц, парящих в дымном небе,
Они летят в чужие нам края.
Им не узнать, как ты великолепен,
Как светел ты под сенью октября,
Как благодатен облик твой для глаз
Среди полей, утопших в черноте.
Осенний лес оглох, но слышим его сказ,
Застыл в великорусской красоте…
Тусклый сон
И вновь натянут, как пружина,
Мой разум, тронут тусклым сном,
В том сне моем вы были живы,
Во сне тревожном и больном,
Деды мои. Как будто снова
Я прибыл в детство. Но на миг.
И на меня смотрел сурово,
Но с теплой грустию старик.
Он вопрошал меня очами,
Не позабыл ли я о нем.
«Лишь только хмурыми ночами
Я вижу вновь свой милый дом.
Но то не сны, а сказ о прошлом,
Где снова светел дивный край.
И здесь мой каждый предок ожил:
Мой дед Владимир, Николай…
Но каждый сон о прошлом горек,
Терзает сердце, душу жгет.
Мне с вами миг был каждый дорог.
А сон? Он, может, не придет…», –
Сказал ему, прозрев внезапно –
И снова утро… В горле – ком.
И для потомков, вероятно,
Я тоже стану тусклым сном…
Час угрюмый
Тихо подкрался так час угрюмый.
Что ты мне шепчешь, забытый друг?
Что идиот я, совсем уж юный,
Снова подался в терзаний круг?
Вечер безоблачный. Ясные звезды.
Что же мне делать с любовью моей?..
Только замечется, шумный и грозный,
Ветер над травами диких полей.
Вечно уставшие, что-то советуя,
Сонно зашепчутся сосны в лесах.
Ухают совушки в даль беспросветную,
Ближе полночный становится мрак.
Тихо созвездия катятся в лужи.
Прочь уходите, несносные дни!
Падают листья, да так неуклюже…
В этом меня вдруг напомнят они.
Вечер безоблачный. Вечер печальный.
В небо бескрайнее, в звездный атлас,
Ветер уносится с песней прощальной,
Тихо уходит угрюмый час…
Небо
Небо гуще жирных сливок –
Затянуло,
Замело!
Свод лазурный к солнцу близок,
Как чудесно и светло!
Облака, вы гривы звëздны,
Облака, вы бархат млечный.
Променять бы сны несносны
На житье под небом вечным!
Риза Господа благая,
Бесконечный светлый Рай –
Русь такой я только знаю:
Купол – небо, земь – алтарь!
Гой же, солнце,
Свет неси!
Вечны будьте,
Небеси!
Мотылек
Взовьется хрупкий мотылек
Над лампой в полутьме.
Закатный свет зари далек,
Но брезжит по кайме.
Еще прольется тонкий луч,
Но тьма за ним спешит.
Беги от зла, беги от туч,
От пережитых битв.
Ушедший в миг, оставишь здесь
Какое место ты?
Но луч другой прольется днесь
На алые цветы.
Взовьется хрупкий мотылек
И воспарит наверх.
Закатный свет зари далек,
Померк, как этот век…
Чалая тройка
Как много трагических судеб
Сплелись непокорно в одной.
Кто знал, что окутан войной
Закат затуманенный будет?
Почахшие нивы так сизы,
Ветра над рекой холодны.
По ком они грустные тризны
Свершают под светом луны?
По ком плачут хмурые ливни,
Поникшие ивы у рек,
Таинственный, в дымке, век,
Ответь? Ну хоть что-то скажи мне…
Что Западу гибель Востока?
Стена, за которой – ничто.
Но боремся с волею рока,
Сплелись непокорно в одно.
Слетайте, понурые листья,
В промозглую бездну луж.
Морозный рассыплется бисер
По лесу суровых стуж.
Так холодно в мареве синем,
Но что ж остается нам?
И чалая тройка России
Несется в тяжелый туман…
В Кочубеевском
Вы о том не вспомните, наверно:
Ветер шастал средь седых берез,
И блестела звездами на вербах
Золотая россыпь божьих слез.
И мрачнели, холодом объяты,
Два у дома розовых куста.
Вы мечтали: кончится когда-то
Дней неугомонных череда.
Беспокойных птиц летела стая,
Застилая тенью купола.
Вдохновенно молодость лихая
Прогремела, как колокола.
И хотелось мне в сердечной боли
Стать седою в крапинку березкой.
Чтобы только ветер, только поле,
Редкий шум вагонов с Богословской…
Нечаянно, негаданно, небрежно…
Нечаянно, негаданно, небрежно
Роняет роща красные листы.
Как твой румяный лик прекрасен нежный,
Глядящий на увядшие цветы!..
В туманной хмари ты еще мне ближе –
Мы оба не предвидим своих дней.
И если б ты меня могла услышать,
Была б, пожалуй, в сотни раз родней.
И все ж ты плачешь, сонная листва, –
Роса упала звонкой каплей наземь.
Знать, вспомнила признанья и слова,
Свиданье наше в грозовом ненастье:
Как пел тебе восторженную оду,
В тени твоей готовый утонуть.
И так любил, как не любил я сроду –
Так сердце билось, разрывая грудь.
И каждый долгий день я жил надеждой,
Что вновь увижу нежные цветы.
Но все же так нечаянно, небрежно
Меня уже к зиме забыла ты…
Я немощен
«Я немощен!» – себе я так твержу, –
«За звездами не вижу я Творца».
И не раскрыть ни книги, ни ларца.
Но все есть Бог, я им сейчас дышу.
Я немощен! Мне не узнать, увы,
Как благодатны лик Его и риза,
Как херувимы спят на небе сизом –
Мне не поднять незрелой головы.
Я немощен… И все ж, я жду когда
Неважны станут даже эти строки,
Забудутся все страсти и пороки,
И протеку сквозь землю, как вода…
Маленькая колыбельная
Тише, дитятко,
тише, солнышко!..
Вот уж ночь опустилась на полюшко,
Сыплет небо не землю звездами,
И летят они между грозами,
Между тучами, между градами.
Кто-то ставит меж ними преграды ли?..
Звезды падают в море бескрайнее.
Звезды-странники, гости дальние.
Месяц-пахарь на дудке сыграет им,
Звездам-путникам, морем залитым.
Укачает волна синевласая,
И заснут-отдохнут златоглазые.
Тише, дитятко,
спи же, солнышко!..
Вот уж сном принакрылося полюшко.
Зелен-луг вслед за ним задремал уже,
В пышноцветном своем прикорнул плаще.
Даже гуси уже не гакают,
Спится серому Месяцу-пахарю,
И косу он свою широкую
Отложил на ночевку долгую.
Даже звезд потемнели огни.
Тише, дитятко,
спи-усни…
Ты прошлое больше не трожь
Падает летний дождь,
И время уснуло… Уснуло!
Ты прошлое больше не трожь,
Чтоб в нынешнем свежим задуло.
Сверкнуло,
и грянул гром,
И снова темно меж деревьев.
К себе обратись с недоверьем:
– Сейчас, разве будет «потом»?!
– Да и прошлое разве было?
И закончится летний дождь.
Все проснулось,
кипит, не застыло
И, стекая по яркой листве,
Звонко вторит капелью тебе:
– Только прошлое больше не трожь…
В часы раздумий
Зажгите свечи в час печальный,
Когда меняет облик свой
Весь мир с красой его прощальной
На саван призрачно-седой.
Пришла пора, зажгите свечи!
Пишите летопись свою,
И мир запомнит этот вечер,
Весь мир – когда-то чист и юн –
Отсчета день – двадцать четыре
И приснопамятный февраль,
Россию в царственной порфире,
Что смотрит в призрачную даль.
Зажгите свечи в час рассветный,
Когда в пожарищах, в грязи,
Помянут прежние заветы
Сыны проснувшейся Руси!
И скинут рубища гнилые,
И средь малиновых рубах
Не видно будет дни седые.
И скажет Бог: «Да будет так!»
Как из безумного болота
Восстанет русская земля
И скинет западного гнета
Оковы в буре февраля.
Тогда закончим век безумный,
И на рассвете новых вех
Весь мир проснется чистый, юный,
Воспрянет русский человек!..
У храма
У храма Божьего
в тени белесых стен
Так мир пригож,
так полдень пышный нем,
И внемлет пенью птиц
среди берез
Забредший в сад бездомный,
Сизый пес.
Пою его, чем есть,
Кормлю с руки.
«Уходишь уж? Ну все –
беги, беги…» –
Так говорю ему
и жду закат,
Когда пробьет уж
вечером набат,
Чтоб вместе с ним
гремела жизнь внутри
У храма Божьего
В белесых стен тени…
Нет, не кажется мне…
Нет, не кажется мне,
что прекрасна родная сторонушка.
Не привиделось мне
кареглазое яркое зарево.
Припечет, словно в детстве, горячее солнце головушку,
Побегу по между сосен я
в прошлого дивное марево.
Будет совушка ухать
над чашею сопок зеленою,
Запоет над озерами синими
юркая иволга!
И пойдет-полетит эта песня
над старыми селами,
Будто вот оно – детство –
счастливая, добрая лирика.
И заплачет дождями муссон,
и протяжно задует вдруг,
Словно книгу забытую,
прошлого дни он подарит мне.
Но рассеется марево, жизни замкнется круг,
Не привидится больше мне то кареглазое зарево.
Так не плачь обо мне,
ни муссон, ни далекий Восток.
Знать, с росою с утра расплекается грусть безысходная.
И утешит меня в дни раздумий
пусть мысль народная:
Я с Россией остался, а значит –
не одинок.
Вот и жизнь несется колеями…
Вот и жизнь несется колеями,
Сопками, озерами, полями.
Оглянись – почувствуй, что живой,
Восхитись и солнцем, и луной,
Лесом спящим, первым снегопадом,
Лугом летним, красками объятым,
Бризом свежим, пенкою морской,
Мрачной ночью, светлою зарей.
И вдыхай весь мир, как ладан дымный,
Слушай песни леса, словно гимны:
Ветра свист, летящий в синеву,
Осенью шуршащую листву.
Пусть тебя окутает туман,
Во поле пшеничный сарафан,
Каждый миг тебя пройдет насквозь,
Сердце чтоб звучаньем обдалось
Колокола Света, и тогда
Воля к жизни будет век тверда.
И предстанет истина очам:
Мир подлунный – это дивный Храм.
Даром Божьим пронесутся годы,
И поймешь, как дорога природа.
Ни маяка, ни флага!
Гнетущий дождь, в ночи мятежный сон.
Нетленно дома пламя очага.
Но ныне мною был покинут он,
И в поле с ним стояли ржи стога.
В корыте от грозы скопилась влага,
И сеном пахнет в воздухе прохладном.
Покинут дом! Ни маяка, ни флага!
И нет уж верного пути обратно.
Забудь меня. Забудь, как миг ничтожный.
Все то же в доме пламя очага.
На край уйду. Край противоположный,
А ты останешься таким, как был тогда!
Летний ливень
Лишь только летний ливень отгремел,
И так свежо,
и нежно,
и легко!
И зной усталый где-то далеко.
А что закат?
Он будто опьянел.
Так пламенно горит –
звезда,
рубин!
Как трепетно,
безудержно красиво!
И солнце в миг такой, словно кувшин,
Что льет на небо алые разливы.
А что закат?
Он, как черешня, спел.
В такое время петь
с тоской,
с душою!
И мимо пронесется жизнь рекою,
А только летний ливень отгремел!..
Иволга
Иволожка, иволожка,
что шумит такое?
Что кричит и воет гулко
в лесе под луною?
Воет волком, змеем вьется,
в ставни к нам стучится.
Он зовет нас на прогулку –
с жизнью разлучиться.
Иволожка, иволожка,
где дитяте ходит?
Там, где леший,
там, где гули
и медведи бродят?
Снег задует, снег завоет
голосом любимой,
И любовник дверь откроет
сущности звериной.
Иволожка, иволожка,
что ты слышишь ночью?
Черви темные роятся,
плоть разверзнув в клочья.
Осы жалят – овцы стонут,
и смеются лисы.
Попадают люди в омут,
и цветут мелиссы.
Иволожка, иволожка,
что молчишь, уснувши?
Что клюешь своим ты носом
в ледяные лужи?
За лесочком, за речушкой –
сытные края.
Черпают буханкой юшку
хлебные поля.
Иволожка, иволожка,
спишь ты вечным сном,
И уходят на день звезды
в поле за окном…
Облака
Ты спроси у облаков,
Что за сопками видали,
Что скрывает ветра зов,
Рвущийся в чужие дали.
Может, скачут, так же там
Табуном ретивы кони?
Так же люди ходят в храм,
Замирают при поклоне?
Волки воют меж лесов,
Солнца блик мерцает,
Ночью слышен хохот сов,
И вороны грают?
Так же эхом из былин
Голоса доходят,
Будто где-то меж лощин
Старый Леший бродит?
Ржи раскинулись поля,
Всюду тишь да гладь,
Птицы реют у Кремля?
Нам не увидать!..
Ты спроси у облаков –
Только не ответят.
Не проронит небо слов,
И не скажет ветер.
Возвращаются они
Каждый раз из дали.
Потому ли, что земли
Лучше не видали?
На этом погосте так тихо…
На этом погосте так тихо,
Не слышно людской суеты,
Под чьим-то сияющим ликом
Лежат молодые цветы,
Погасшие свечи и чарка,
Наполненная до краев.
На этом погосте так ярко,
Так мирно меж сонных лесов.
Здесь солнце сверкает ясно,
И ветра покоен слог,
Чернеют забора прясла,
И в каждой травинке Бог.
Вечерний повеет хлад,
И память с тоскою нахлынут.
Сверчки так печально звенят,
И звезды на небе стынут.
Зальется в слезах колокольня,
И ворон зайдется криком.
На этом погосте так больно,
На этом погосте так тихо…
Дедушкин дом
Что я скажу тебе, забытый дом,
Когда вернусь и сяду на ступени?..
Отвешу я тебе земной поклон
И постучу в расхлябанные двери.
Скажу: «Привет, родной. Давно не видел…»
И сердце вдруг сожмется в пустоту.
И старая забытая обитель
Росою прослезится поутру,
И сетовать начнет на злые годы:
На зной жары, на снегопад зимы;
Что посреди суровейшей природы
Оставлен он без рода, без семьи.
Он подзовет меня своей десницей –
На плечи старый тюль вдруг упадет.
И заскрипит дом дряхлой половицей,
И песню детства тихо напоет.
Все тот же ты. С добрейшею душой.
Ты для меня, что день последний лета.
Ты помнишь, здесь, в ужасный день седой
Мы провожали в путь последний деда?..
Я обо всем поведаю тебе.
И прежде, чем уйти, в окне увижу
Узор росы печальный на стекле,
И зазвенит с тоскою ветер в крыше…
Приют
Душе широкой, знаешь, друг,
Приюта нет нигде на свете.
И все ж, когда ласкает ветер
Своим порывом летний луг
И, пролетая над полями,
Над русскою шумит землей,
Я на мгновенье замираю
И тоньше чувствую душой
Страны терзанья вековые.
И с ней пройдя сквозь дни лихие,
Я точно чувствую, что тут
Единственный душе приют…
