Бриттани Ш. Черри
Воздух, которым он дышит
– Это очень соблазнительно. Но должна сказать, что прочла каждую из опубликованных книг Стивена Кинга по пять раз, и мысль, выраженная в романе «Нужные вещи», меня несколько тревожит.
– Между нами говоря, я подумывал назвать свой магазинчик «Услышанные молитвы»[3], но я не особо религиозен.
Я фыркнула, Тристан тоже.
Я оглянулась на него, радуясь тому, что мы смеемся над одной и той же шуткой – и он сразу же умолк. Я снова перевела взгляд на книги.
– Так я могу купить их у вас?
– Они ваши, и совершенно бесплатно.
– Нет-нет, я хочу заплатить.
Мы долго спорили об этом, он настаивал на том, чтобы я взяла книги даром, но я не уступала, и в конце концов мистер Хенсон сдался.
– Вот почему я предпочитаю иметь дело с мужчинами. Женщины слишком похожи на меня. Заходите как-нибудь, я бесплатно погадаю вам на картах Таро.
Я улыбнулась.
– Звучит интересно.
Он встал и направился к двери, ведущей в подсобку.
– Тристан, рассчитайся с ней, хорошо? – Повернувшись ко мне, он слегка кивнул, а потом скрылся за дверью. Тристан пошел к кассе, я последовала за ним.
Я медленно положила книги на стойку. Мой взгляд упал на коричнево-черные фотографии леса, висящие в рамках на стене позади меня.
– Красиво, – сказала я, глядя на снимки. Тристан ввел в кассовый аппарат неведомо откуда взятую цену за книги.
– Спасибо.
– Это вы снимали?
– Нет, – ответил он, бросая взгляд на картинки. – Я вырезал их из дерева и затонировал черными чернилами.
Приоткрыв рот от изумления, я присмотрелась внимательнее. Чем пристальнее я смотрела, тем яснее мне становилось, что «фотографии» на самом деле были резьбой по дереву.
– Как красиво… – повторила я. Когда я снова встретилась с ним взглядом, мой желудок сжался в комок от нервной дрожи. – Кстати, еще раз здравствуйте, – со вздохом произнесла я. – Как поживаете?
Он выбил чек, игнорируя мой вопрос.
– Вы собираетесь за них платить или как?
Я нахмурилась, но ему, похоже, было наплевать.
– Извините. Да. Вот, держите, – сказала я, протягивая ему деньги. Потом я поблагодарила его и, прежде чем выйти из магазина, снова оглянулась на него. – Вы все время ведете себя по-свински, и в городе вас все считают грубияном, но я видела вас в приемном покое, когда вы узнали, что с Зевсом все будет хорошо. Я видела, как это потрясло вас. Я знаю, что вы не монстр, Тристан. Я просто не понимаю, почему вы притворяетесь монстром.
– Это ваша самая большая ошибка.
– Какая? – спросила я.
– Делать вид, будто вы хоть что-то обо мне знаете.
Глава 7. Тристан
2 апреля 2014 года
Пять дней до прощания
Когда такси высадило нас с отцом возле больницы, я бегом бежал всю дорогу до реанимации. Мой взгляд метался из стороны в сторону, выискивая хоть что-нибудь, хоть кого-нибудь знакомого.
– Мама! – воскликнул я, и она обернулась ко мне. Я снял бейсболку и бросился к ней.
– Ох, милый… – всхлипнула она, обнимая меня.
– Как они? Как?..
Мама заплакала еще сильнее, ее тело содрогалось от рыданий.
– Джейми… Джейми больше нет, Тристан. Она держалась так долго, но не смогла… не дождалась.
Я отстранился и сжал двумя пальцами переносицу.
– В каком смысле – больше нет? Она есть. С ней все хорошо. – Я обернулся на отца, в глазах которого читалось потрясение. Замешательство. Боль. – Папа, скажи ей. Скажи, что с Джейми все хорошо.
Он склонил голову. Меня словно обожгло огнем изнутри.
– А Чарли? – спросил я, почти уверенный, что не хочу знать ответ.
– Он в палате интенсивной терапии. Ему плохо, но он…
– Здесь. Он здесь. – Я запустил пальцы в собственные волосы. «С ним все в порядке». – Могу я увидеть его? – спросил я. Мама кивнула.
Я метнулся к сестринскому посту, и меня отвели в палату Чарли. Я зажал себе рот ладонью. Мой сынок лежал, подключенный к огромному количеству медицинских аппаратов – я даже не знал, что их бывает столько. В горло его была вставлена трубка, руки утыканы катетерами, все лицо в синяках и ссадинах…
– Господи… – пробормотал я.
Медсестра осторожно улыбнулась мне.
– Вы можете взять его за руку.
– Зачем эта трубка? З-з-зачем у него трубка в горле? – выдавил я, пытаясь думать только о Чарли. Но истина, относящаяся к Джейми, постепенно вползала в мое сознание.
«Джейми больше нет», – сказала мама. Ее больше нет. Но как такое может быть? Как ее может не быть?
– Во время аварии его левое легкое было повреждено, ему трудно самому вдыхать воздух. Эта трубка помогает ему дышать.
– Он не может дышать сам?
Медсестра покачала головой.
– С ним все будет в порядке? – спросил я, глядя ей в глаза и видя в них виноватое выражение.
– Я не его врач. Только они могут…
– Но вы же можете сказать мне, верно? Будь вы на моем месте, только что потеряв жену… – Эти слова словно вскрыли во мне вулкан эмоций, и мне пришлось умолкнуть, чтобы подавить их. – Если бы этот мальчик был всем, что у вас осталось, а вы были всем, что осталось у него, вы ведь тоже захотели бы узнать, есть ли хоть капля надежды, так? Вы умоляли бы кого-нибудь сказать вам, что нужно делать. Как нужно действовать. Что бы вы сделали?
– Сэр…
– Пожалуйста, – взмолился я. – Прошу вас.
Она опустила глаза в пол, потом вскинула их на меня.
– Я держала бы его за руку.
Я кивнул, понимая, что сейчас она сказала мне куда больше правды, чем я готов был услышать. Я сел на стул рядом с кроватью Чарли и взял сына за руку.
– Эй, дружок, это папа. Я здесь, понимаешь? Я знаю, что меня не было рядом, когда я был нужен, но сейчас я здесь, слышишь? Папа здесь, и я хочу, чтобы ты боролся ради меня. Ты можешь это сделать, верно? – Слезы закапали из моих глаз на его лицо, когда я коснулся губами его лба. – Папе нужно, чтобы ты снова научился дышать сам. Тебе станет лучше, потому что ты мне нужен. Я знаю, люди говорят, будто это родители нужны детям, но это неправда. Ты нужен мне, чтобы я мог жить дальше. Ты нужен мне, чтобы я мог верить миру. Дружок, мне нужно, чтобы ты очнулся. Я не могу потерять и тебя тоже, понимаешь? Я хочу, чтобы ты вернулся ко мне. Пожалуйста, Чарли… вернись к папе.
Его грудь приподнялась, когда он попытался вдохнуть, и аппараты начали издавать частый писк. В палату вбежали врачи и отняли у меня руку Чарли. Его тело била судорожная дрожь. Врачи стали кричать друг на друга, произносить непонятные слова, совершать непонятные действия.
– Что происходит?! – крикнул я, но меня никто не услышал. – Что случилось? Чарли! – кричал я, когда две медсестры пытались увести меня из палаты. – Что они делают? Что… Чарли! – кричал я все громче и громче, пока меня выталкивали прочь, в комнату ожидания. – ЧАРЛИ!
* * *
Поздно вечером в пятницу я сидел за столом в столовой и набирал номер, который когда-то знал наизусть – но которым почти не пользовался в последнее время. Я поднес телефон к уху, услышал гудок, потом мягкий, негромкий голос произнес:
– Алло? Тристан, это ты? – Беспокойство, звучащее в ее голосе, заставило мой желудок сжаться. – Сынок, пожалуйста, скажи что-нибудь… – прошептала она.
Я прижал кулак к губам и ничего не сказал. Потом повесил трубку. Я всегда делал так.
Остаток вечера я просидел один в темноте, позволив этой темноте поглотить меня целиком.
Глава 8. Элизабет
Утром в субботу я была уверена, что вот-вот разбужу всю округу, пытаясь запустить газонокосилку, которая каждые несколько секунд стреляла мотором. Когда Стивен работал на лужайке, это всегда выглядело невероятно просто, однако мне не везло.
– Ну же! – я еще раз дернула за цепочку, пробуя завести мотор, он несколько раз фыркнул и заглох. – Черт тебя побери! – Я пробовала снова и снова, и щеки мои горели, потому что соседи, живущие напротив, уже начали пялиться на меня из своих окон.
Я уже собиралась в очередной раз дернуть за цепь, но тут поверх моей руки легла чья-то ладонь, и я подскочила от неожиданности.
– Хватит, – мрачно сказал Тристан, хмуря брови и раздраженно взирая на меня. – Какого черта вы тут шумите?
Я нахмурилась в ответ, глядя на его поджатые губы.
– Стригу лужайку.
– Вы не стрижете лужайку.
– Нет, стригу.
– Нет, не стрижете.
– Тогда что же я делаю? – спросила я.
– Будите весь этот долбаный мир, – проворчал он.
– Я уверена, что в Англии и так уже никто не спит.
– Хватит болтать попусту, а?
«Хм-м». Непохоже было, что его распорядок дня привязан к какому-то определенному времени суток, так что вряд ли я разбудила конкретно его. Он отобрал у меня газонокосилку, и я осведомилась:
– Что вы делаете?
– Стригу вашу траву, чтобы вы прекратили будить весь этот чертов мир, за исключением Англии.
Я не знала, смеяться мне или сердиться.
– Вы не должны стричь мою лужайку. И к тому же косилка, кажется, сломана.
Он дернул за шнур, и пару секунд спустя газонокосилка завелась.
«Вот позор на мою голову!»
– Серьезно, вам не следует стричь мою лужайку.
Он даже не оглянулся на меня. Он просто приступил к работе – работе, которую я ни за что бы не попросила его сделать. Я уже собиралась продолжить спор, но потом вспомнила, что он, по слухам, убил кота за то, что тот не вовремя замяукал. Как бы печальна и незначительна ни была моя жизнь, я все-таки ее ценила и не хотела рисковать тем, что лишусь своей жизни, какой бы она ни была.
* * *
– Вы отлично постригли лужайку, – сказала я, глядя, как Тристан выключает газонокосилку. – Мой муж… – Я умолкла и сделала вдох. – Мой покойный муж обычно стриг траву наискосок. Он сказал бы: «Милая, скошенную траву я уберу завтра. Сейчас я слишком устал». – Я беззвучно усмехнулась, глядя на Тристана, но на самом деле видя вовсе не его. – Это сено лежало бы здесь неделю, а может, и две, и это было странно, потому что за участками других людей он ухаживал куда тщательнее. И все же мне нравился запах скошенной травы. – В горле у меня встал ком, на глаза навернулись слезы. Я повернулась к Тристану спиной и стерла несколько слезинок, выкатившихся из глаз. – Ладно, в общем, мне нравится, как вы выкашивали косые полосы.
«Дурацкие воспоминания».
Я ухватилась за белую металлическую ручку и открыла раздвижную дверь, однако замерла на месте, услышав его тихий голос.
– Вот так они подкрадываются и отбрасывают тебя в прошлое, – прошептал он, словно одинокий дух, дарящий прощальный поцелуй тем, кого любил. Голос его сейчас звучал ровнее, чем прежде, он все еще оставался глубоким и слегка хрипловатым, но сейчас в нем слышались едва различимые теплые нотки. – Эти мелкие воспоминания…
Я повернулась к нему. Он стоял, прислонившись к газонокосилке, и его взгляд был более живым, чем когда-либо раньше. Но это была скорбная жизнь. Это были полные тоски глаза сломленного человека. Я сделала вдох, чтобы удержаться на ногах.
– Иногда мне кажется, что мелкие воспоминания хуже больших. Я могу справиться с воспоминаниями о его дне рождения или о его смерти, но когда я вспоминаю, как он косил траву или читал в газете только комиксы, или выкуривал сигарету в канун Нового года…
– Или как она зашнуровывала свои теннисные туфли или прыгала по лужам, или касалась моей ладони указательным пальцам и всегда рисовала сердечко…
– Вы тоже кого-то потеряли?
– Жену.
«Ох!»
– И сына, – прошептал он тише, чем прежде.
Мое сердце дрогнуло от боли за него.
– Простите, я даже подумать не могла… – Мой голос прервался, когда Тристан уставился на только что скошенную лужайку. Мысль о том, что я могла потерять не только любовь всей жизни, но и дочь, была слишком тяжелой. Наверное, я бы этого не вынесла.
– То, как он читал молитвы и выписывал букву R задом наперед, и как ломал игрушечные машинки, чтобы потом их починить… – Голос Тристана дрожал, как его плечи. Он разговаривал уже не со мной. Мы оба жили в своих собственных мирах из мелких воспоминаний, и, хотя мы были отделены друг от друга, мы каким-то образом могли ощутить чувства друг друга. Одинокий всегда узнает одинокого. И сегодня я впервые начала видеть за этой густой бородой живого человека.
Я смотрела, как его глаза наполняются эмоциями. Надев наушники, он принялся сгребать скошенную траву, не сказав мне больше ни слова.
Жители города считали его скотиной, и я понимала, почему именно. Он был невежлив, он был груб, он мог нахамить по поводу и без повода, но я не могла винить его за эту холодность. Истина заключалась в том, что я отчасти завидовала способности Тристана сбежать от реальности, закрыться от окружающего мира. Должно быть, было бы неплохо время от времени ощутить такую пустоту вокруг и внутри, – видит бог, я каждый день думала о том, как бы потерять рассудок, но у меня была Эмма, и мне нужно было сохранять здравый ум.
Если бы я потеряла и ее тоже, я, наверное, постаралась бы очистить свою душу от всех эмоций, от всей боли.
Закончив свою работу, Тристан остановился, тяжело дыша. Потом повернулся ко мне; глаза его были красными, и на душе у него наверняка царило смятение. Он вытер лоб тыльной стороной кисти и откашлялся.
– Готово.
– Не хотите позавтракать? – спросила я. – Я приготовила столько, что хватит и вам.
Он моргнул и подкатил газонокосилку к моему крыльцу.
– Нет.
Он направился к своему дому и скрылся из виду. Я закрыла глаза и прижала обе ладони к сердцу, на несколько коротких мгновений ощутив внутри и вокруг себя пустоту.
Глава 9. Элизабет
На следующее утро я решила заехать в автомастерскую Таннера за тем сюрпризом, который он пообещал мне на неделе. Мы с Эммой и Буббой направились в город, Эмма напевала свою версию песни из «Холодного сердца», а Бубба был приятно молчаливой мягкой игрушкой.
– Дядя Та! – завизжала Эмма, с разбега бросившись к Таннеру, который в этот момент рассматривал что-то под капотом машины. Таннер обернулся, его белая рубашка была заляпана машинным маслом, как и его лицо.
Он подхватил Эмму на руки и немного покружил, прежде чем крепко обнять.
– Эй, человечек, а что это у тебя за ухом? – спросил он у нее.
– У меня ничего нет за ухом!
– Нет, мне кажется, ты ошибаешься. – Он достал из-за уха Эммы свой неизменный четвертак и засмеялся. Эмма засмеялась тоже, и это заставило меня улыбнуться. – Как твои дела?
Эмма с улыбкой начала обстоятельное повествование о том, как сегодня утром я разрешила ей самой выбрать, во что одеться, и она выбрала фиолетовую юбку-пачку, радужные носки и футболку с пингвинами-зомби.
Я продолжала улыбаться. Таннер смотрел на Эмму так, словно ему был искренне интересен ее рассказ. Несколько минут спустя он выдал ей несколько долларов и отправил на штурм автомата со сладостями, приставив к ней одного из своих работников, Гэри. Я слышала, как Эмма пересказывает бедолаге Гэри всю историю о том, как она выбирала свой сегодняшний наряд.
– Она еще симпатичнее, чем мне помнилось. – Таннер улыбнулся. – У нее твоя улыбка.
Я усмехнулась и поблагодарила его, хотя улыбка Эммы скорее напоминала мне о Стивене.
– Так вот, у меня кое-что для тебя есть, идем. – Он провел меня в дальнее помещение, где стояла машина, закрытая брезентом. Когда он стянул брезент, у меня едва не подкосились ноги.
– Как?.. – спросила я, обходя джип и ведя пальцами по корпусу. Джип Стивена сейчас выглядел новее, чем когда бы то ни было. – Он же был совсем разбит!
– А, царапины и вмятины всегда можно убрать.
– Это, наверное, стоило тебе кучу денег.
Он пожал плечами.
– Стивен был моим лучшим другом. Ты – одна из моих близких друзей. Я просто хотел, чтобы у тебя было что-то давно тебе знакомое. Хотя бы ради этого стоило вернуться домой.
– Ты всегда знал, что я вернусь в этот город?
– Мы все на это надеялись. – Таннер прикусил губу, глядя на джип. – И все же я не могу перестать винить себя. За неделю до аварии я просил его заехать ко мне в мастерскую, чтобы я мог отрегулировать кое-что в машине. Он сказал, что она нормально проездит еще несколько месяцев. И я не могу выкинуть из головы мысль о том, что, может быть, я заметил бы какие-то неполадки в машине, если бы он заехал ко мне. Если бы он позволил мне осмотреть мотор, может быть, он был бы по-прежнему… – Он умолк и сжал двумя пальцами переносицу.
– Ты ни в чем не виноват, Таннер.
Он втянул носом воздух и через силу улыбнулся мне.
– Ну да. Просто я время от времени задумываюсь об этом. Ну ладно, полезай в машину.
Я открыла дверцу и села на водительское место. Закрыв глаза и сделав несколько глубоких вдохов, я коснулась ладонью пассажирского сиденья, ожидая знакомого прикосновения, тепла другой ладони.
«Не плакать. Не плакать. Все хорошо. Все хорошо».
И тут я почувствовала в своей ладони другую ладонь, маленькую и теплую, и, открыв глаза, увидела, что Эмма держит меня за руку. Лицо ее было перемазано шоколадом. Она широко улыбнулась, заставив меня сделать то же самое.
– Ты в порядке, мама? – спросила она.
«Один вдох».
– Да, милая, я в порядке.
Таннер подошел ко мне и вложил мне в руку ключи.
– Добро пожаловать домой, прекрасные дамы. Помните, если вам понадобится помощь с лужайкой у дома и всем прочим, то просто позвоните мне.
– Мистер Тля уже это сделал! – заявила Эмма. Таннер поднял брови.
– Что?
– На самом деле я в конце концов наняла человека, чтобы он скосил мне лужайку. Ну в каком-то смысле наняла. Я в долгу перед ним, если можно так сказать.
– Что? Лиз, я сделал бы это бесплатно. Кого ты наняла?
Я знала, что ответ ему не понравится.
– Его зовут Тристан…
– Тристан Коул?! – Таннер провел ладонью по своему покрасневшему лицу. – Лиз, он – скотина.
– Нет.
«Ну ладно, так и есть».
– Поверь мне, это так. И он выбрал какую-то дебильную работу. Ты знаешь, что он работает у мистера Хенсона? Типичный экземпляр чокнутого типа.
Не знаю почему, но слова Таннера вызвали у меня такое ощущение, как будто он говорил обо мне.
– Это очень грубо, Таннер.
– Он действительно чокнутый, Лиз. И он опасен. Просто… давай я помогу тебе с домом и участком. Боже, как же жутко, что он живет рядом с тобой!
– Он отлично справился с этой работой. На самом деле это не так уж важно.
– Нет, важно. Ты просто слишком доверчива. Тебе нужно слушать свою голову, а не свое сердце. Нужно думать головой. – «Ничего себе!» – Мне совершенно это не нравится, Лиз. И я сомневаюсь, что это понравилось бы Стивену.
– Конечно. Но его с нами больше нет, – возразила я, чувствуя себя немного пристыженной и очень обиженной. – Я не идиотка, Таннер. И я могу со всем справиться, просто… – Я помолчала, заставив себя улыбнуться. – Спасибо тебе за джип. Ты не представляешь, как много это для меня значит.
Должно быть, он увидел обиду за моей фальшивой улыбкой, потому что вздохнул и положил руку мне на плечо.
– Извини, я тоже скотина. Просто я волнуюсь. Если с тобой что-нибудь случится…
– Я в порядке. Мы в полной безопасности. Честное слово.
– Ну хорошо. Ладно, давай прощаться, пока я не наговорил еще чего-нибудь, о чем пожалею потом. – Он усмехнулся. – Эмма, позаботься о своей маме, ладно?
– Почему? Это я ребенок, а не она, – фыркнула Эмма. Я не могла не засмеяться, потому что она была права на все сто процентов.
Глава 10. Элизабет
Каждую пятницу после того, как отвозила Эмму к дедушке с бабушкой, я отправлялась в город на фермерский рынок. Все окрестные жители приезжали в центр Мидоус-Крик, чтобы продать или купить что-нибудь. Запах свежего хлеба, букеты ярких цветов, мелкие городские слухи – все это стоило того, чтобы добраться сюда.
Мы со Стивеном всегда заходили на этот рынок, чтобы купить цветов, поэтому и сейчас по пятницам, когда сюда привозили свежие розы, я неизменно останавливалась здесь, вдыхая воспоминания и выдыхая боль.
Во время своих еженедельных походов на фермерский рынок я всегда замечала где-нибудь неподалеку Тристана. С тех пор как он подстриг мою лужайку, мы не разговаривали, но я никак не могла перестать думать о печали в его глазах. Я не могла перестать думать о его жене и сыне. Когда он потерял их? И как? Как давно Тристан живет в своем нынешнем кошмаре?
Я хотела узнать больше.
Иногда я видела, как он заходит в гараж за своим домом и проводит там по нескольку часов. Выходил он только тогда, когда ему нужно было что-нибудь распилить на дисковой пиле, установленной на верстаке, а потом он снова надолго скрывался в гараже.
Когда он проходил мимо меня, мои щеки заливались жаром, и я отворачивалась, словно не видя его. И все же я его видела, всегда видела, и сама не знала точно почему.
Все твердили мне о том, что он грубиян, и я верила им. Я видела эту грубую часть его натуры. Но я видела также и другую его сторону, которую многие не замечали. Я видела, как он расклеился, узнав о том, что с Зевсом все будет в порядке. Я видела, как он медленно приоткрывался, поведав о том, что потерял жену и сына. Я видела мягкую, уязвимую часть души Тристана, которая ускользала от глаз большинства других людей.
И сейчас, стоя посреди фермерского рынка, я была невероятно заинтригована этой другой частью его души. Каждую неделю он бродил по рынку, словно никого не замечая вокруг. Он был сосредоточен на своей неизменной задаче: купить пару пакетов с продуктами и букет свежих цветов. Потом он направлялся в холмы, останавливаясь у моста ради того, чтобы отдать все продукты и цветы бездомному мужчине.
Когда он передавал покупки этому человеку, я находилась всего в нескольких шагах от них, потому что как раз в это время шла обратно домой. Приближаясь к Тристану, я не смогла удержаться от улыбки. Он направился к своему дому.
– Здравствуйте, Тристан.
Он бросил в мою сторону взгляд, лишенный всякого выражения, и продолжил путь.
Мы как будто вернулись к самому первому дню. Я ускорила шаг, чтобы успеть за его размашистой походкой.
– Я просто хотела сказать, что считаю это очень милым. Это очень добрый поступок – то, что вы делаете для этого человека. Мне кажется, это по-настоящему…
Он развернулся и сделал шаг ко мне, стиснув зубы и прищурив глаза.
– Какого черта вы делаете это, а?
– Что? – выдавила я, смущенная его тоном.
Он шагнул еще ближе.
– Вы думаете, я не вижу, как вы на меня смотрите?
– О чем вы говорите?
– Я хочу, чтобы вы ясно поняли вот что, – резким шепотом произнес он и моргнул, в глазах его бушевал ураган эмоций. – Я не хочу связываться с вами ни в каком виде, ни под каким предлогом. Понятно? Я скосил вашу долбаную траву, потому что вы бесили меня своим шумом. Вот и все. Я больше не хочу иметь с вами никакого дела. Так что хватит с меня ваших дурацких взглядов.
– Вы д-думаете, я с вами заигрываю? – воскликнула я. Мы как раз достигли вершины холма. Он выгнул бровь и бросил на меня взгляд, в котором читалось:
«Да, черт побери, я думаю, вы со мной заигрываете».
– Я просто подумала, что вы делаете доброе дело, отдавая еду этому человеку, вот и все, болван! Я не пыталась заигрывать с вами или приглашать вас к чему-то, я просто пыталась вести с вами разговор.
– А для чего вам вообще понадобилось вести разговоры со мной?
– Не знаю! – Эти слова сами собой слетели с моего языка. Я действительно не знала, зачем вступаю в разговор с тем, кто постоянно ведет себя так противоречиво. То он приоткрывает передо мной бездны своей души, а потом орет на меня за то, что я просто с ним поздоровалась.
«В этой игре мне не выиграть».
– Глупо было с моей стороны думать, что мы можем подружиться.
Он нахмурился.
– А с чего мне вдруг становиться вашим другом?
Дрожь пробежала по моему телу – я не знала, из-за легкого ветерка или из-за того, что Тристан вторгся в мое личное пространство.
– Не знаю. С того, что и мне, и вам, похоже, в равной степени одиноко. И я подумала…
– Вы не подумали.
– Почему вы такой грубый?
– Почему вы постоянно смотрите на меня?
Я приоткрыла было рот, чтобы заговорить, но слова не шли на ум. Мы смотрели друг на друга, стоя так близко, что могли бы дотронуться один до другого, так близко, что наши губы едва не соприкасались.
– Все в этом городе боятся меня. Я пугаю вас, Элизабет? – прошептал он, его дыхание овеяло мои губы.
– Нет.
– Почему?
– Потому что я вижу вас.
Холод в его взгляде на долю секунды смягчился – словно эти слова смутили Тристана. Но я действительно видела его. Я видела глубже той ненависти, которую выражало его лицо, я видела боль в его постоянной нахмуренности. Я видела надлом, который был похож на тот, что я носила в своей душе.
Не думая, Тристан привлек меня к себе и с силой прижался губами к моим губам. Смятение, туманящее мне голову, начало утихать, когда его язык скользнул между моими губами, и я поцеловала его в ответ. Я целовала его, быть может, куда напористее, чем он целовал меня. Боже, как я скучала по этому! Я скучала по поцелуям. По ощущению падения в пропасть вместе с тем, кто не дает тебе рухнуть на каменистое дно. По чувству тепла, омывающего все тело, когда другой человек разделяет с тобой несколько вдохов.
Я скучала по объятиям, по прикосновениям, по тому, чтобы быть желанной… я скучала по Стивену.
Поцелуи Тристана были злыми и скорбными, извиняющимися и горькими, грубыми и искренними. Точно так же, как мои.
Мой язык скользнул по его нижней губе, я прижала ладони к его груди, чувствуя, как быстрое биение его сердца отдается в кончиках моих пальцев и перетекает в мое тело.
На несколько секунд я почувствовала себя прежней. Целой.
Частью чего-то божественного.
Тристан резко отпрянул от меня и отвернулся, возвращая меня к моей нынешней печальной реальности.
Сломленной.
Неполной.
Неизменно одинокой.
– Ты меня не знаешь, поэтому перестань вести себя так, – заявил он и пошел прочь, оставив меня стоять в замешательстве.
«Что это было?»
– Ты же тоже это чувствовал, верно? – спросила я, глядя ему вслед. – Это ощущалось так… так, как будто они по-прежнему здесь. Мне казалось, что Стивен был со мной. А тебе казалось, что твоя жена…
Он обернулся, и во взгляде его полыхало пламя.
– Не смей говорить о моей жене так, как будто ты что-то знаешь о ней или обо мне!
Он быстрым шагом направился дальше по дороге.
Он тоже это почувствовал.
Я знала, что это так.
– Ты не можешь… ты не можешь просто взять и уйти, Тристан. Мы можем говорить друг с другом. О них. Мы можем помочь друг другу помнить.
Моим самым большим страхом была мысль о том, что я могу забыть.
Он продолжал идти.
Я снова догнала его.
– И, кроме того, в этом смысл того, чтобы подружиться с кем-то. Узнать его. Чтобы было с кем поговорить. – Моя грудная клетка часто вздымалась и опадала, меня все сильнее злило то, что он вот так взял и ушел посреди разговора. Посреди самого болезненного и замечательного поцелуя, который когда-либо ощущали мои губы. Он помог мне вспомнить, каково это – чувствовать себя счастливой, и мне было отвратительно видеть, как он уходит. Мне было отвратительно, что он отнял у меня этот крошечный момент желания, отдаленно напомнивший мне о той любви, которой я лишилась навсегда. – Господи, ну почему ты такой… такой монстр?!
Он повернулся ко мне, и на долю секунды в его взгляде проскользнула горечь, а потом лицо его сделалось каменным, на челюсти проступили желваки.
– Я не хочу тебя, Элизабет. – Он сердитым жестом вскинул руки и сделал шаг ко мне. – Я не хочу иметь с тобой ничего общего. – Он сделал еще шаг вперед. Я отступила назад. – Я не хочу разговаривать с тобой о твоем мертвом муже. – Еще шаг. – Я не хочу рассказывать тебе о моей мертвой жене. – Шаг, еще шаг. Назад, назад. – Я не хочу прикасаться к тебе. – Ближе. Отступить. – Я не хочу целовать тебя. – Шаг. – Я не хочу лизаться с тобой. – Назад, назад. Шаг, еще шаг. – И я совершенно точно не хочу быть твоим другом, черт побери. Так что оставь меня в покое и просто заткнись на хрен! – проревел он, нависая надо мной, его голос звучал, словно раскаты грома, и я вздрогнула от страха.
Когда я сделала еще шаг назад, подошва моей туфли скользнула по камню, и я, оступившись, покатилась вниз с холма. По пути я всем телом чувствовала каждую кочку и выбоину. Но, не считая нескольких синяков и кучи стыда, я была в полном порядке.
Через мгновение Тристан уже склонился надо мной.
– Черт, – пробормотал он, – ты в порядке? Вставай. – Он протянул мне руку.
Я отказалась от его предложения и поднялась сама. Его глаза были наполнены тревогой, но мне было плевать. Через мгновение эта тревога, вероятно, сменится ненавистью.
За пару секунд до того, как я упала, он велел мне заткнуться, и именно это я и сделала. Я исполнила его желание. Я молча захромала к своему дому, не оглядываясь на него, хотя уголком глаза я видела его жалкий взгляд, брошенный на меня.
* * *
– Он столкнул тебя с холма? – закричала Файя в телефон. Едва вернувшись домой после встречи с Тристаном на дороге, я позвонила ей. Мне нужно было, чтобы моя лучшая подруга сказала мне, что я, несмотря ни на что, была права, а Тристан – нет.
Пусть даже я назвала его монстром.
– Ну не совсем. Он накричал на меня, и я шагнула назад и оступилась.
– И это после того, как он тебя поцеловал?
– Да.
– Фу, я его ненавижу. Я ужасно его ненавижу.
Я кивнула.
– Я тоже его ненавижу.
Это была ложь, но я не могла поведать ей о своем истинном отношении к Тристану. О том, что у него и у меня было много общего. Я не могла сказать об этом никому. Я едва могла признаться в этом даже себе самой.
– Но раз уж мы об этом заговорили, скажи мне… – произнесла Файя, и я почти видела, как она улыбается. – Он использовал язык? Он рычал? Он был без рубашки? Он лапал тебя за сиськи? Ты трогала его живот? Ты лизнула его крепкие зубы? А у него конский размер? У тебя от него закружилась голова? Ты нашла его Немо? Ты пощупала его камешки? Ты «поджастила его Тимберлейка»?
– Ты невыносима, – хихикнула я, не в состоянии, однако, выбросить из головы этот поцелуй и то, что он означал. Может быть, он не означал ничего. А может быть, означал все.
Файя вздохнула.
– Ну, давай, расскажи подробнее. Я тут пытаюсь покувыркаться в койке, а твой звонок сбил мне весь настрой.
– В каком смысле – «покувыркаться в койке»? – ахнула я. – Файя, ты что, прямо сейчас занимаешься сексом?
– Что ты имеешь в виду? Типа, сексом-сексом?
– Да, сексом-сексом!
– Ну если ты имеешь в виду, что сейчас в мое влагалище вставлен чей-то член, то да. Наверное, это в каком-то смысле можно назвать сексом.
– О господи, Файя! Зачем ты тогда ответила на мой звонок?
– Ну потому, что друзья важнее каких-то там членов! В самом буквальном смысле, – хихикнула она. Я икнула.
– Привет, Лиз, – услышала я на заднем фоне голос Мэтти и снова икнула. – На следующей неделе я поставил тебе тридцать рабочих часов.
– Я сейчас повешу трубку.
– Что? Нет. У меня сейчас полным-полно времени.
– Ты невыносима.
– Ай, перестань, Мэтти! Я же говорила тебе не кусаться. – Черт побери, моя подруга просто чокнутая. – Ладно, печенька, мне пора прощаться, кажется, кто-то куснул меня до крови. Но вот что я тебе скажу: выкрои время, чтобы помедитировать и выбросить все это из головы.
