Бриттани Ш. Черри
Воздух, которым он дышит

– Как его зовут? Вашего пса?

Он разлепил губы и помедлил, прежде чем ответить:

– Зевс.

Я улыбнулась, услышав это имя – идеальное имя для крупного золотистого ретривера.

– А вас как зовут?

– Тристан Коул.

Заполнив бланк, я вернула его женщине.

– Если Зевсу будет что-то нужно, я оплачу это со своей карты.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Счет может быстро вырасти, – предупредила она.

– Значит, оплачивайте его быстро.

Я снова села рядом с Тристаном. Он стал постукивать пальцами по своим шортам, и я наблюдала, как он пытается справиться с нервами. Насколько я могла видеть, его взгляд выражал то же самое замешательство, которое читалось в нем с самого момента нашей встречи.

Он что-то пробормотал себе под нос, начал быстро потирать пальцы один о другой, потом закрыл уши наушниками и нажал кнопку воспроизведения на кассетном плеере.

Эмма время от времени подходила ко мне и спрашивала, когда мы поедем домой, и я просила ее еще немного подождать. Прежде чем вернуться обратно к игрушечному поезду, она посмотрела на Тристана, вгляделась в его лицо.

– Эй, мистер!

Он проигнорировал ее. Она уперла руки в бока и повторила, повысив голос:

– Эй, мистер! – Год пребывания в доме моей матери превратил Эмму из моего маленького подобия в мелкого монстрика. – Эй, мистер, я с вами разговариваю! – Она топнула ногой, и незнакомец посмотрел на нее. – Вы большая, жирная, огромная ТЛЯ!

«О господи!»

Мне нельзя было становиться матерью. Я провалила свою родительскую роль.

Я хотела было выбранить Эмму, но на секунду заметила в густой бороде Тристана слабую улыбку. Она была почти незаметной, но, честное слово, я увидела, как изогнулась его нижняя губа. Эмма была способна вызвать улыбку даже у самых мрачных людей, и я была живым доказательством этому.

Прошло еще полчаса, прежде чем ветеринар вышел и сообщил, что с Зевсом все будет в порядке – всего лишь несколько ушибов и сломанная передняя лапа. Я поблагодарила врача, и когда он ушел, Тристан наконец-то разжал руки и замер неподвижно. Потом его начала бить крупная дрожь. За один глубокий вдох грубая ярость сменилась страданием. Эмоции взяли над ним верх, и выдох получился судорожным, похожим на рыдание. Потом Тристан заплакал. Он всхлипывал, по щекам его текли слезы – неудержимые, горькие. У меня тоже защипало в глазах, как будто мое сердце разрывалось, как и у него.

– Эй, мистер Тля! Послушай, Тля! Не плачь! – попросила Эмма, дергая Тристана за футболку. – Все хорошо!

– Все хорошо, – подтвердила я слова моей милой девочки и успокаивающим жестом положила руку ему на плечо. – С Зевсом все будет в порядке. С ним все хорошо. И с вами тоже.

Он склонил голову и кивнул, как будто отчасти поверив мне. Сделав несколько глубоких вдохов, он прижал ладони к глазам и помотал головой, изо всех сил пытаясь скрыть свой стыд и смущение.

Потом Тристан откашлялся и отодвинулся от меня.

Мы сохраняли дистанцию, пока ветеринар не принес Зевса и не сообщил, что мы можем ехать. Тристан прижал к себе пса – сонного, но пытающегося вилять хвостом и дарить своему хозяину собачьи поцелуи. Тристан улыбнулся – на этот раз улыбку нельзя было не заметить. Это была широкая улыбка облегчения. Именно в таких моментах и выражается любовь.

Я не вторгалась в их личное пространство. Эмма взяла меня за руку, и мы пошли прочь из больницы, держась в нескольких шагах позади Тристана и Зевса.

Тристан, так и держа пса на руках, побрел куда-то, явно не желая, чтобы его подвезли обратно. Я хотела было остановить его, но у меня не было никаких причин окликать его. Я пристегнула Эмму к ее креслу и закрыла дверцу с ее стороны. Потом, вздрогнув, осознала, что Тристан стоит в нескольких дюймах от меня. Он смотрел мне прямо в глаза, и я не могла отвести взгляд. Мое дыхание сбивалось, я пыталась вспомнить, когда я в последний раз стояла так близко к мужчине.

Он шагнул ближе. Я оставалась на месте.

Он сделал вдох. Я тоже.

Один-единственный вдох. Это все, на что я была способна.

От его близости мой желудок завязывался в узел, я уже приготовилась сказать «пожалуйста», потому что была уверена, что он собирается поблагодарить меня.

– Научитесь как следует водить машину, мать вашу! – прошипел он и пошел прочь.

Ни «спасибо, что оплатили счет», ни «спасибо, что подвезли» – вместо этого «научитесь как следует водить машину, мать вашу».

Ну что ж.

Тихим шепотом я бросила на ветер, овевавший мое заледеневшее лицо:

– Всегда пожалуйста, мистер Тля.

Глава 3. Элизабет

– Что-то вы долго сюда добирались! – с улыбкой сказала Кэти, выходя из дверей дома. Я понятия не имела, что они с Линкольном будут встречать нас у дома, но это было вполне закономерно: они не видели нас уже давно, а жили всего в пяти минутах пути от нас.

– Бабуля! – воскликнула Эмма, когда я отстегнула ее от кресла. Она выскочила из машины и побежала к своей бабушке, радостная, как никогда. Кэти обняла Эмму и подхватила на руки, прижимая к себе. – Мы вернулись домой, бабуля!

– Знаю-знаю. И мы очень рады это слышать, – отозвалась Кэти, осыпая личико Эммы поцелуями.

– А где деда? – спросила девочка про Линкольна, своего дедушку по отцу.

– Ищешь меня? – поинтересовался Линкольн, выходя из дома. Он выглядел намного моложе своих шестидесяти пяти лет. Кэти и Линкольн, наверное, никогда по-настоящему не должны были постареть – у них были самые молодые сердца в мире, и они были куда активнее, чем большинство моих ровесников. Однажды я пришла на пробежку вместе с Кэти и выдохлась примерно через тридцать минут – а она сказала, что мы пробежали только четверть ее обычного маршрута.

Линкольн принял Эмму из рук жены и подкинул в воздух.

– Ну-ну-ну, и кто это у нас тут?

– Деда, это я! Эмма! – засмеялась она.

– Эмма? Не может быть! Ты слишком большая для того, чтобы быть моей маленькой Эммой.

Она замотала головой.

– Деда, деда, это я!

– Ну, если так, то докажи. Моя малышка Эмма всегда целовала меня по-особенному. Ты так умеешь?

Эмма наклонилась вперед и потерлась носом об обе щеки Линкольна, а потом чмокнула его в нос.

– О боже, это и правда ты! Так чего же ты ждешь? У меня есть красно-бело-синее мороженое, специально для тебя. Идем в дом! – Линкольн повернулся ко мне и приветственно подмигнул. Потом вместе с внучкой устремился к дому, а я улучила несколько секунд, чтобы оглядеться.

Трава выросла высокая, в ней росли сорняки и «пожелайки», как любила называть их Эмма. Ограда, которую мы начали устанавливать, была закончена только наполовину – Стивен так и не успел завершить эту работу. Мы хотели огородить участок, чтобы Эмма не подходила слишком близко к проезжей части дороги и не забрела случайно в обширный лес, начинавшийся за нашим домом.

У боковой стены дома лежали белые деревянные столбики, ожидая, пока кто-нибудь доделает ограду. Я бросила взгляд в сторону заднего двора. За наполовину построенным забором виднелись кроны деревьев – лесная чаща тянулась на многие мили. Часть моей души хотела убежать, затеряться в этом лесу и остаться там на долгое время.

Кэти подошла и обняла меня, крепко прижав к себе. Я немного расслабилась и обняла ее в ответ.

– Ты как, держишься? – спросила она.

– Пока еще держусь.

– Ради Эммы?

– Ради Эммы.

Кэти сильнее сжала меня в объятиях, потом отпустила.

– Во дворе полный беспорядок. Никто не был здесь с тех пор, как… – Голос ее прервался, улыбка погасла. – Линкольн сказал, что позаботится об этом.

– Да нет, не нужно. На самом деле я могу справиться со всем сама.

– Лиз…

– Правда, Кэти. Я так хочу. Я хочу все восстановить.

– Ну если ты так уверена… По крайней мере, твой двор – не самый грязный в квартале, – пошутила она, кивнув в сторону соседского дома.

– Там кто-то живет? – спросила я. – Мне казалось, что дом мистера Рейкса никто не купит после всех этих слухов о том, что там водятся призраки.

– Да. Но кто-то действительно купил этот дом. Я не сплетница, но тип, который теперь живет там, немного странный. Ходят слухи, будто он бежит от чего-то, что он сделал в прошлом.

– Что? Ты имеешь в виду, он преступник?

Кэти пожала плечами.

– Мэрибет сказала, что слышала, будто он зарезал человека. А Гэри сказал, что этот человек убил кота за то, что тот мяукнул не вовремя.

– Не может быть! Что за… Неужели мне придется жить по соседству с психопатом?

– Да нет, я уверена, что все в порядке. Ты же понимаешь, в маленьких городках всегда ходят слухи, но я сомневаюсь, что в них есть хоть капля правды. Но этот человек работает в магазине у Чокнутого Хенсона, так что, наверное, у него и правда с головой не все в порядке. Но ты просто запирай на ночь двери, вот и все.

Мистер Хенсон был владельцем магазина «Нужные вещи» в центральной части Мидоус-Крик и одним из самых странных людей, о которых я когда-либо слышала. О его странностях я знала только по словам других людей.

В Мидоус-Крик лучше всего умели жить так, как живут в маленьких городах, и сплетничать. Люди постоянно к чему-то стремились, но никто ничего по-настоящему не добивался.

Я посмотрела на другую сторону улицы и заметила трех человек, обменивающихся слухами возле почтовых ящиков. Две женщины деловито прошли мимо моего дома, и я услышала, как они беседуют о моем возвращении в город – они даже не поздоровались со мной, зато сразу начали обо мне сплетничать. Из-за угла вышел мужчина с маленькой дочкой – он учил ее ездить на детском велосипеде, и, похоже, она впервые села на этот велосипед без дополнительных колесиков.

На моих губах возникла улыбка. Это была типичная жизнь маленького городка. Все знали все обо всех, и эти сведения быстро расползались по округе.

– Как бы то ни было, – с улыбкой продолжила Кэти, возвращая меня к реальности, – мы привезли кое-что для барбекю и для ужина. Забили твой холодильник до отказа, так что тебе не придется беспокоиться о закупке продуктов еще неделю или две. И к тому же мы расстелили на крыше одеяла, чтобы посмотреть фейерверки, которые начнутся… – Небо засветилось синим и красным, наполнив мир цветным огнем. – Сейчас!

Я посмотрела в сторону крыши и увидела Линкольна с Эммой на руках. Они расположились поудобнее и восклицали: «О-о-о! А-а-а!» – всякий раз, когда вечерний сумрак озарялся огнями.

– Иди сюда, мама! – позвала Эмма, не отрывая глаз от сполохов в небе.

Кэти обняла меня за талию, и мы направились к дому.

– После того как Эмма уснет, я хотела бы распить с тобой бутылочку вина. Мы приготовили несколько специально для тебя.

– Для меня? – переспросила я. Она улыбнулась.

– Для тебя. Добро пожаловать обратно домой, Лиз.

«Домой».

Я гадала, когда эта колючая боль утихнет.

* * *

Линкольн захотел уложить Эмму спать, но задержался дольше обычного, и я решила заглянуть к ним. Всякий раз, когда я укладывала дочь в кровать по вечерам, она доставляла мне немало проблем, и я была уверена, что деду тоже приходится нелегко. Я на цыпочках прокралась по коридору, но не услышала капризного плача – и это был добрый знак. Заглянув в комнату, я обнаружила, что дед и внучка крепко спят на кровати, и ступни Линкольна свешиваются за край матраса.

Кэти, подойдя ко мне сзади, хихикнула:

– Не знаю, кто больше рад воссоединению, Линкольн или Эмма.

Она провела меня в гостиную, и мы уселись за столик, на котором стояли две самые большие винные бутылки, какие я когда-либо видела.

– Ты пытаешься напоить меня? – засмеялась я. Она в ответ хмыкнула:

– Если тебе от этого станет легче, я просто обязана это сделать.

Мы с Кэти всегда были очень дружны. Моя мать в мои отроческие годы не очень-то баловала меня заботой и теплом, и когда я вышла замуж за Стивена и познакомилась с Кэти, это было словно глоток свежего воздуха. Она приняла меня с распростертыми объятиями и никогда меня не отталкивала. Когда она узнала о том, что я беременна Эммой, то заплакала от радости – еще более бурно, чем я сама.

– Я чувствую себя ужасно виноватой за то, что так надолго разлучила их, – сказала я, прихлебывая вино из своего бокала и глядя вдоль по коридору в сторону Эмминой комнаты.

– Милая, твоя жизнь перевернулась вверх дном. Когда происходят трагедии, в которых замешаны дети, ты не думаешь, ты просто действуешь. Ты сделала то, что считала лучшим – ты выживала. И не можешь винить себя в этом.

– Да. Но у меня возникает ощущение, что я убегала отсюда ради себя самой, а не ради Эммы. Просто все это было слишком тяжко, чтобы я могла справиться. Эмме, наверное, лучше было бы оставаться здесь. Она скучала по этому месту. – Мне на глаза навернулись слезы. – И мне следовало навещать вас с Линкольном, звонить чаще. Мне очень жаль, Кэти.

Она подалась в мою сторону, уперев локти в колени.

– А теперь послушай меня, милая. Сейчас без восемнадцати минут одиннадцать часов вечера, и прямо сейчас, в десять сорок две, ты перестаешь винить себя. Прямо сейчас, в этот момент, ты прощаешь себя. Мы с Линкольном все понимаем. Мы знаем, что тебе нужна была передышка. Не думай, что ты должна искупать какую-то там вину перед нами, потому что ты не должна.

Я вытерла несколько слезинок, выкатившихся из глаз.

– Дурацкие слезы, – засмеялась я.

– Ты знаешь, что поможет унять слезы? – спросила Кэти.

– И что же?

В ответ она налила мне еще один большой бокал вина. «Умная женщина».

Мы еще несколько часов сидели и болтали, и чем больше мы пили, тем больше смеялись. Я забыла уже, как тепло бывает от смеха. Она спросила меня о моей матери, и я, не удержавшись, сморщила нос.

– Она все еще не пришла в себя. В каком-то смысле она ходит кругами, совершая одни и те же ошибки с людьми одного и того же типа. Я гадаю, есть ли точка, после которой человек уже никогда не может вернуться к себе. Мне кажется, она всегда теперь будет такой.

– Ты любишь ее?

– Да. Даже тогда, когда мне не нравится то, что она делает.

– Тогда не отказывайся от нее, не теряй надежды. Даже если тебе какое-то время нужно пожить отдельно. Люби ее и верь в нее, пусть даже издали.

– Как ты стала такой мудрой? – спросила я. Кэти по-волчьи улыбнулась и протянула руку, чокаясь со мной, потом налила себе еще один бокал вина. «Очень умная женщина». – Ты не сможешь завтра присмотреть за Эммой? Я собираюсь поехать в город и поискать какую-нибудь работу. Может быть, Мэтти нужны лишние руки в кафе.

– Можно мы заберем Эмму к себе на выходные? Тебе неплохо будет уделить несколько дней себе самой. Можем начать с вечера пятницы, пусть заночует у нас. Все равно, как мне кажется, Линкольн не собирается так быстро отпускать ее.

– Вы хотите сделать это для меня?

– Мы бы сделали для тебя что угодно. И, кроме того, всякий раз, когда я прихожу в кафе, Файя спрашивает: «А как моя лучшая подруга? Она еще не вернулась?» Так что, полагаю, она будет не прочь поболтать с тобой один на один.

Я не видела Файю со дня смерти Стивена. Хотя мы разговаривали почти каждый день, она понимала, что мне нужно личное пространство. Я надеялась, что она поймет: теперь мне нужна моя лучшая подруга, чтобы я могла начать все сначала.

– Я понимаю, сейчас, возможно, не лучшее время для таких вопросов, но ты не думала о том, чтобы снова поднять свой бизнес и заняться им? – спросила Кэти.

Три года назад мы со Стивеном основали фирму In&Out Design. Он работал над внешним оформлением домов, в то время как я разрабатывала дизайн интерьеров для частного жилья и рабочих помещений. Наш офис находился в деловом центре Мидоус-Крик, и это был один из лучших периодов в моей жизни, но правда заключалась в том, что основной доход нам приносили навыки Стивена по оформлению участков – вместе с его дипломом по соответствующей специальности. Я ни за что не смогла бы вести это дело в одиночку. Диплом специалиста по интерьерам в Мидоус-Крик давал мне возможность работать в мебельном магазине и продавать людям раскладные кресла по завышенной цене. Еще я могла вернуться к специальности, освоенной в колледже, и трудиться в каком-нибудь заведении общественного питания.

– Не знаю. Но, скорее всего, нет. Без Стивена это вряд ли возможно. Мне просто нужно найти какую-нибудь стабильную работу и постараться забыть об этих мечтаниях.

– Я понимаю. Но не бойся начать мечтать о чем-нибудь новом. Ты очень хорошо делала свою работу, Лиз, и она тебя радовала. Всегда нужно держаться за то, что приносит тебе больше всего радости.

После того как Кэти и Линкольн отправились к себе домой, я покрутила замки на входной двери, которые мы со Стивеном собирались сменить много месяцев назад. Зевнув, я пошла к себе в спальню, но остановилась в дверях. Кровать была идеально застелена, и я не нашла в себе силы снова войти в эту комнату. Казалось почти предательством заползти в постель и закрыть глаза, если рядом не будет Стивена.

«Один вдох. Один шаг».

Я вошла, направилась к шкафу и широко распахнула дверцы. Вся одежда Стивена висела на вешалках, я провела по ней пальцами, и меня затрясло. Сняв с вешалок все его вещи, я швырнула их на пол, чувствуя, как слезы обжигают мне глаза. Открыв ящики шкафа, я достала все остальное, принадлежавшее ему. Джинсы, футболки, спортивные костюмы, нижнее белье. Все предметы одежды Стивена до единого в конечном итоге оказались на полу.

Я легла в эту груду и перекатилась на спину, вдыхая слабый запах Стивена – или притворяясь, будто этот запах все еще чувствуется. Я шептала его имя, как будто он мог меня слышать, я цеплялась за воспоминания о том, как он обнимал и целовал меня. Слезы моего измученного сердца катились на рукав любимой футболки мужа, и я все глубже и глубже погружалась в свою скорбь. Мои рыдания были неудержимыми и частыми, полными боли, словно я была раненым животным. Все болело. Все было сломано. С каждой минутой я все сильнее чувствовала усталость от собственных эмоций. И в конце концов глубокое утомление от этого жуткого одиночества заставило меня погрузиться в беспробудный сон.

* * *

Когда я открыла глаза, снаружи все еще было темно. Рядом со мной лежала моя прелестная дочка вместе со своим верным Буббой. Она укрывалась самым краешком одеяла, остальным одеялом заботливо укрыв меня. Всякий раз в такие моменты я чувствовала себя похожей на свою мать. Я помнила, как я заботилась о ней, когда сама была еще совсем юной. Это было нечестно по отношению к Эмме. «Я ей нужна». Я придвинулась ближе к ней, поцеловала ее в лоб и пообещала себе, что не стану больше так расклеиваться.

Глава 4. Элизабет

На следующее утро Кэти и Линкольн, бодрые и радостные, явились пораньше, чтобы забрать Эмму на выходные, полные приключений. Как раз тогда, когда я собиралась выйти из дома, раздался стук в дверь. Открыв, я улыбнулась самой широкой и фальшивой из всех своих улыбок и уставилась на трех женщин, живущих в нашем квартале – трех женщин, по которым я ничуть не скучала.

– Здравствуйте, Мэрибет, Сьюзен, Эрика.

Мне следовало предвидеть, что не пройдет и дня, как эти три главные сплетницы в городе будут стоять у меня на крыльце.

– О Лиз, – выдохнула Мэрибет, заключая меня в объятия. – Как поживаешь, дорогая? Мы слышали, что ты возвращаешься в город, но ты же знаешь, мы ненавидим сплетни, поэтому пришли убедиться лично.

– Я сделала для тебя мясной рулет! – воскликнула Эрика. – После смерти Стивена ты уехала так быстро, что я не успела утешить тебя чем-нибудь вкусным, но теперь я наконец-то могу угостить тебя этим рулетом, чтобы помочь пережить горе.

– Спасибо, дамы. На самом деле я как раз собиралась идти…

– А как пережила все это Эмма? – вклинилась Сьюзен. – Она сильно горюет? Моя Рейчел спрашивала о ней и о том, когда они снова могут поиграть вместе, так что она будет рада. – Она сделала паузу и подалась вперед. – Но скажи честно, Эмма ведь не страдает от депрессии? Я слышала, что это может быть заразно для других людей.

«Ненавижу вас, ненавижу вас, ненавижу вас!»

Я улыбнулась.

– О нет, с Эммой все хорошо. У нас все хорошо. Все хорошо.

– Так ты будешь снова ходить на собрания нашего книжного клуба? Мы каждую среду встречаемся у Мэрибет. Дети играют в цокольном этаже, а мы разговариваем о каком-нибудь романе. На этой неделе мы читаем «Гордость и предубеждение».

– Я… – «На самом деле совершенно не хочу туда идти». Эта троица пожирала меня глазами, и я знала, что если я скажу «нет», то лишь увеличу количество проблем. Вряд ли оно того стоило. И к тому же Эмме будет полезно поиграть с ровесницами. – Я приду.

– Отлично! – Мэрибет окинула взглядом двор. – Твой двор очень выделяется среди других. – Она сказала это с улыбкой, но на самом деле ее слова означали: «Когда ты подстрижешь траву? Ты позоришь всех нас».

– Я работаю над этим, – ответила я. Взяв рулет у Эрики, я унесла его в дом, потом выскочила на крыльцо и заперла дверь, стараясь как можно яснее показать им, что я ухожу. – Что ж, дамы, спасибо, что зашли, но я как раз собиралась в город.

– Да? И какие же дела у тебя в городе? – спросила Мэрибет.

– На самом деле я хочу узнать, не нужна ли Мэтти еще одна помощница в «Деликатесах и сладостях».

– Они только что кого-то наняли, поэтому я сомневаюсь, что у них найдется лишнее местечко для тебя, – заявила Эрика.

– А, так значит, слухи о том, что ты не будешь снова открывать свою фирму, были правдивы? Что ж, это вполне разумно, ведь Стивена больше нет, – сказала Мэрибет. Сьюзен кивнула, соглашаясь с ней.

– Он был очень деловым человеком. А я знаю, что у тебя есть только корочки дизайнера по интерьерам. Должно быть, грустно перейти от такой крутой должности к чему-то настолько… обычному, как работа официантки. Я знаю, что я бы так не смогла. Это большой шаг назад.

«Заткнитесь, твари, заткнитесь!» Я улыбнулась.

– Что ж, посмотрим. Было приятно встретиться. Я уверена, что вскоре мы еще увидимся.

– В среду в семь! – напомнила Сьюзен.

Я протолкалась мимо них и закатила глаза, когда услышала, как они перешептываются за моей спиной: о том, как я выгляжу, и, похоже, я набрала несколько фунтов веса, и какие у меня под глазами мешки…

Я шла к кафе «Деликатесы и сладости», изо всех сил стараясь успокоить нервы. Что, если в кафе действительно не нужные больше работники? Как мне зарабатывать деньги? Родители Стивена сказали, чтобы я не беспокоилась о таких вещах, сказали, что они какое-то время будут нам помогать, – но я так не могла. Мне нужно было найти способ самой держаться на плаву. Открыв дверь кафе, я улыбнулась, когда услышала громкий крик из-за стойки.

– Пожалуйста, скажи мне, что я не сплю и что моя лучшая подруга действительно вернулась! – воскликнула Файя, выскакивая из-за стойки и сжимая меня в медвежьих объятиях. Не отпуская меня, она повернулась к Мэтти, владельцу кафе. – Мэтти, скажи мне, что ты тоже это видишь, что мне не чудится от всех тех лекарств, которые я приняла перед тем, как пойти на работу.

– Она действительно здесь, с ума сойти. – Он усмехнулся. Мэтти был уже в возрасте, и на громкое эмоциональное поведение Файи он обычно реагировал, закатывая глаза и усмехаясь. Глянув на меня своими карими глазами, он коротко кивнул. – Рад видеть тебя, Лиз.

Файя положила голову мне на грудь, словно на подушку.

– Теперь, когда ты здесь, ты больше никогда и никуда не уедешь.

Файя была красива на свой уникальный, великолепный манер. Волосы у нее были осветлены до платинового цвета – что необычно для двадцати семи лет, – и отдельные пряди были выкрашены в розовый и фиолетовый цвета. Ногти она всегда покрывала ярким лаком, а платья неизменно идеально облегали изгибы ее тела. Но красивой ее делало не все это, а ее непоколебимая уверенность. Файя знала, что она потрясающая, и знала также, что это не имеет никакого отношения к ее внешности. Ее гордость собой шла изнутри, ей не нужны были стороннее одобрение и восхищение.

Я завидовала этому ее качеству.

– На самом деле я пришла узнать, не ищете ли вы сейчас работников. Я знаю, что я не работала в кафе с самого колледжа, но я могу взяться за эту работу.

– Конечно, мы ищем кого-нибудь! Эй ты, Сэм! – сказала Файя, указывая на незнакомого мне официанта. – Ты уволен!

– Файя! – воскликнула я.

– Что?

– Ты не можешь так просто увольнять людей, – укорила я ее, видя страх в глазах Сэма. «Бедняга». – На самом деле вы не уволены, – сказала я ему.

– Да нет, он уволен!

– Замолчи, Файя. Нет, вы не уволены. Как ты вообще можешь увольнять людей?

Она выпрямилась во весь рост и постучала пальцам по своему бейджику с надписью «менеджер».

– Кто-то должен руководить всеми этими бездельниками, женщина.

Я повернулась к Мэтти, удивленно глядя на нее.

– Ты назначил Файю менеджером?

– Мне кажется, она мне что-то подсыпала. – Он засмеялся. – Но если тебе действительно нужна работа, мы всегда найдем для тебя местечко. Просто, возможно, на неполный день.

– На неполный день – это вполне неплохо на самом деле. – Я с благодарностью улыбнулась Мэтти.

– Или мы можем все же уволить Сэма, – продолжала гнуть свое Файя. – У него уже есть другая подработка. И к тому же он какой-то жуткий.

– Я тебя слышу, – застенчиво напомнил Сэм.

– Неважно, слышишь ты меня или нет, ты уволен.

– Мы не будем увольнять Сэма, – сказал Мэтти.

– Ты какой-то скучный. А знаешь, что будет не скучно? – Она сняла свой передник и гаркнула: – Перерыв на обед!

– Сейчас только полдесятого утра, – сурово напомнил ей Мэтти.

– Перерыв на завтрак! – поправила себя Файя и потянула меня за локоть. – Мы вернемся через час.

– Перерывы длятся полчаса.

– Я уверена, Сэм обслужит мои столики. Сэм, ты больше не уволен.

– Ты и не был уволен, Сэм, – улыбнулся Мэтти. – Один час, Файя. Лиз, постарайся, чтобы она вернулась вовремя, иначе я уволю уже ее.

– Вот как? – спросила Файя, упирая ладони в бедра почти… игриво? Мэтти усмехнулся, его взгляд скользнул по ее телу почти… сексуально?

«Какого черта?..»

Мы вышли из здания, Файя взяла меня под руку, но в голове у меня все еще вертелся тот непонятный разговор между нею и Мэтти.

– Что это было? – спросила я у Файи, приподняв брови.

– Что было что?

– Это, – сказала я, указывая в сторону кафе, где остался Мэтти. – Это небольшое сексуальное танго, которое вы только что протанцевали. – Она не ответила, только начала покусывать нижнюю губу. – О боже… ты спала с Мэтти?

– Заткнись! Ты хочешь, чтобы весь город знал? – Она покраснела и огляделась по сторонам. – Это вышло случайно.

– Да? Вот как? Действительно случайно? Ты просто шла по Мейн-стрит, а потом тебе навстречу попался Мэтти, и у него из штанов случайно вывалился член? А потом налетел сильный порыв ветра, подхватил этот член и забросил тебе между ног? Это была такая случайность, да? – пошутила я.

– Не совсем такая. – Файя выпятила щеку, уперев в нее изнутри язык. – На самом деле сначала ветер забросил член мне в рот.

– О господи, Файя!

– Знаю-знаю. Вот почему не следует выходить на улицу в ветреный день. В такие дни члены просто стаями летают.

– Поверить не могу, он же вдвое старше тебя!

– Что я могу сказать? У меня проблемы с отцовской фигурой.

– О чем ты говоришь? У тебя потрясающий папа, – возразила я.

– Вот именно. Никто из наших ровесников с ним не сравнится. Но Мэтти… – Она вздохнула. – Кажется, он мне нравится.

Это был шок. Файя никогда не употребляла слово «нравится» в адрес мужчин. Сколько я ее знала, она просто меняла парней, как перчатки.

– В каком смысле – нравится? – спросила я, и в моем голосе звучала надежда на то, что моя подруга наконец-то образумится.

– Эй, потише на поворотах, Шумахер! Я имею в виду – мне нравится член. Я даже дала ему прозвище. Хочешь знать, какое?

– Ради всего святого, нет.

– Но я все равно тебе скажу.

– Файя… – вздохнула я.

– Фэтти-Мэтти^[2], – произнесла она, и ее хищная улыбка сделалась шире.

– Знаешь, ты не должна делиться со мной подобными вещами. Никогда. То есть никогда вообще.

– Я хочу сказать, что если взять две сосиски, то получится один Фэтти-Мэтти. Как будто бог колбасок наконец-то услышал мои молитвы. Это куда лучше любой докторской колбасы. Фэтти-Мэтти – просто колбасный пророк земли обетованной.

– Серьезно, меня уже тошнить начинает. Может, хватит все-таки?

Она засмеялась и привлекла меня ближе к себе.

– Боже, я так по тебе скучала! Так что скажешь – может, пойдем в наше обычное место для прогулок?

– Да, конечно.

Мы прошли несколько кварталов, и Файя непрерывно смешила меня. Я удивлялась: как я могла так надолго расстаться с ней? Может быть, я отчасти чувствовала себя виноватой, зная, что если я останусь рядом с ней, то мне постепенно будет становиться лучше, а мысль о том, что мне станет лучше, ужасала меня. Но сейчас, похоже, смех был именно тем, что мне требовалось. Когда я смеялась, мне некогда было плакать, а я ужасно устала от слез.

– Немного странно быть здесь без Эммы, – сказала Файя, сидя на качелях на игровой площадке. Нас окружали дети, пришедшие сюда с родителями и нянями. Дети бегали и играли, а мы качались на качелях. Кто-то из детей уставился на нас, словно считал нас сумасшедшими, потому что мы гуляем на детской площадке, но Файя крикнула ему:

– Никогда не взрослей, малыш! Это чертова ловушка!

Она неизменно оставалась ужасно странной.

– И как же долго у вас с Мэтти все это продолжается? – спросила я. Она покраснела.

– Не знаю, наверное, месяц. Или два.

– Два месяца?

– Может быть, семь. Или восемь.

– Восемь? Что?! Мы же каждый день с тобой разговаривали. Почему ты об этом даже не упомянула?

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Ты так много пережила из-за Стивена, понимаешь? И мне казалось бессердечным рассказывать тебе о своих связях. – Файя никогда не заводила отношений, она просто вступала в связи. – У меня были какие-то мелочи, у тебя… – Она нахмурилась и перестала раскачивать качели, так, что доска остановилась в промежуточном положении между небом и землей.

Файя нечасто становилась серьезной, но Стивен для нее был как брат. Они спорили и ссорились чаще, чем любые родные брат и сестра, которых я когда-либо встречала, но при этом очень заботились друг о друге. Они были знакомы с пятого класса и были лучшими друзьями. На самом деле я не видела того, как она горевала после его смерти, но я уверена, что это горе и сейчас оставалось с ней. Наверное, я слишком ушла в свой мир отчаяния и позабыла о том, что моя лучшая подруга потеряла своего названого брата.

Она откашлялась и напряженно улыбнулась мне.

– Мои проблемы были мелкими, Лиз. А твои – нет.

Она снова начала качать качели – вверх-вниз.

– Я хотела, чтобы ты знала, что всегда можешь рассказать мне о чем угодно, Файя. Я хочу знать обо всех твоих секс-приключениях с пожилым хозяином кафе. И, кроме того, мелочей в твоей жизни не бывает. Я имею в виду – ты только посмотри на свои сиськи!

Она громко рассмеялась, откинув голову назад. Когда Файя смеялась, вся вселенная чувствовала ее радость.