Бен Кейн
Крестоносец

Держа наготове меч, Ричард поднял правую ногу.

Пугающее предчувствие овладело мной. Бросив клинок, я схватил короля за плечо и потянул назад и в сторону.

Щелк! Что-то темное промелькнуло там, где мы только что стояли. Раздался чавкающий звук, затем хрип. Пьер Тирпруа, по дурацкой беспечности не застегнувший кольчужный воротник, рухнул в грязь со стрелой в горле.

Вот бедолага, подумал я, жалея, что стрела досталась не де Гюнессу, следовавшему за ним.

Ричард напрягся, готовясь опять вламываться в башню. У нас было очень мало времени до того, как арбалетчик успел бы перезарядить оружие.

– Там могут быть двое, сир! – крикнул я.

Кивок – слышу, мол. Вместо ноги он воспользовался щитом, обрушив его на изрубленную дверь.

Щелк. Хрясь. Стрела пробила щит короля насквозь и уткнулась ему в ребра, но государь был уже внутри и налетел на двоих воинов, скрывавшихся за дверью. Оба лихорадочно взводили арбалеты. Ричард мощным ударом сверху вниз расколол одному шлем и череп, а я, ворвавшись следом, вогнал клинок – до самого перекрестья – в грудь другому.

Больше в грязной каморке никого не было. Мы проникли в башню.

Ричард хлопнул меня по плечу, благодаря за спасение его жизни. Я расплылся в улыбке под шлемом, счастливый, как пес, получивший мясную косточку, и спросил, не ранен ли он. Король снова расхохотался и ответил, что стрела не пронзила кольчугу. Стерев кровь с мечей, мы вогнали их в ножны и снова закинули щиты за спину. Чтобы взбираться по крутой лестнице, ведшей на вершину башни, требовались обе руки. Я не без опаски посматривал на квадрат дневного света футах в двадцати над нашими головами. Насколько мы знали, наверху нас поджидали новые арбалетчики. Было бы безумием, если бы король пошел впереди.

– Я пойду первым, сир, – сказал я.

Ричард хмыкнул:

– Что, собрался украсть у меня славу?

– Нет, сир, – возразил я, совершенно искренне.

– Это моя опасность, – заявил Ричард и поставил ногу на нижнюю ступеньку.

Я, месяцами не вспоминавший про молитву, возносил вслед поднимающемуся королю страстное упование: да не станет этот час для него смертным.

Фиц-Алдельм, протиснувшийся в комнату после нас, вознамерился было пойти следующим, но я его опередил. Он глянул на меня с такой ненавистью, словно готов был убить на месте. Но рядом были другие, и ему осталось лишь пойти по лестнице следом за мной.

Через миг я и думать забыл про Фиц-Алдельма – так сильно боялся, что короля застрелят прежде, чем мы ворвемся наверх. Слава богу, он не пострадал. Мгновением позже я увидел открытое пространство. Высунувшись по плечи, я оперся руками на доски, чтобы выбраться наверх, но тут на шлем мне легла ладонь.

– Оставайся на месте! – прошипел Ричард.

Я без раздумий повиновался. Щель моего шлема находилась на уровне пола, видеть я мог только сапоги Ричарда, присевшего надо мной, да кусочек голой каменной кладки в нескольких футах далее. Тем не менее в животе у меня сжался ком. Смерть была где-то рядом.

Щелкнул арбалет. Стрела со стуком вонзилась в щит Ричарда. Вторая попала в доску рядом с его ногой.

– Вылезай, пока перезаряжают! – приказал король.

Я выбрался наверх так быстро, как только смог, прикрыл голову щитом и лишь тогда бросил взгляд на Ричарда, принявшего такую же меру предосторожности.

– Роберт, погоди! – крикнул король в люк и обратился ко мне: – Защищай его.

Приказ был мне ненавистен, но короля не ослушаешься. Держа щит над головой, я присел на корточки рядом с Фиц-Алдельмом, шлем которого как раз высунулся наружу.

– На крыше двое, они-то в нас и целятся, – пояснил король. – Нам их не достать, но это и ни к чему. Как только выстрелят, мы с тобой выходим через ту дверь. Бьюсь об заклад, она ведет на укрепления. Фиц-Алдельм прикроет следующего, и так далее. Очень скоро все наши поднимутся сюда – Бог даст, невредимые.

Арбалетчики спустили тетивы. Одна стрела ударила мне в щит и почти прошила его насквозь, больно ударив по пальцам, защищенным кольчужной рукавицей. Другая отскочила от боковой стороны моего шлема, задела плечо и упала на пол. Голова снова загудела, и я с радостью последовал за Ричардом, бросив Фиц-Алдельма на милость вражеских стрелков. Вдруг кто-нибудь найдет уязвимое местечко в его хауберке, подумал я.

Дверь вела в безлюдную комнатку, караулку, судя по обстановке – очаг, стол и стулья. Ричард направился к двери в противоположной стене, приоткрыл ее и выглянул в щелочку.

– Хорошие новости, Руфус, – сказал он. – Не далее как в десяти шагах на улицу спускается лестница.

– Как насчет вражеских воинов, сир?

– Несколько человек, но в некотором удалении, и они, похоже весьма… заняты.

Он хмыкнул.

Вот чего я так желал услышать – нападение на главные ворота отвлекло внимание от нас. Через недолгое время к нам присоединился весь отряд. К сожалению, мы лишились еще одного бойца – арбалетчики с крыши сразили Мэтью де Солея. Мы все разозлились. Один из рыцарей предложил поджечь дощатый пол. Это превратит башню в пылающий факел, сказал он, – достойная кара грифонам, посмевшим убить двоих членов королевского двора. Ричард, в отличие от меня, проглядел, как Фиц-Алдельм кивнул в знак согласия, и резко перебил рыцаря, сказав, что так убивают только трусы.

– К тому же у нас есть дела поважнее, – добавил король.

Дав краткие указания – держаться вместе, вступать в бой только для того, чтобы проложить дорогу, а у главных ворот не жалеть сил, лишь бы открыть их, – он вывел нас через дверь.

Беспрепятственно спустившись по лестнице, мы оказались на узкой мощеной улице. Вокруг не было ни души. По одну сторону тянулись дома, по другую – крепостная стена с дорожкой вдоль нее. Наибольшая опасность грозит отсюда, решил я. Любой лучник или арбалетчик сможет безнаказанно расстреливать нас со стены.

Ричард, превосходный военачальник, тоже это заметил. Прижавшись к подножию стены, он приказал нам следовать за ним по одному. Так, гуськом, мы преодолели около четверти мили и остались незамеченными. Достигнув перекрестка, от которого дорога уходила налево, внутрь города, Ричард перестал таиться и велел нам построиться в шеренгу поперек улицы. Открытое пространство перед нами было заполнено горожанами и солдатами гарнизона. Головы повернулись в нашу сторону. Оружие было взято на изготовку. Прозвучал клич.

Переходя на бег, Ричард повел нас прямо на толпу. Среди нас стали падать стрелы, пущенные из арбалетов и луков, – враги на стене обнаружили нас. С крыш и из окон полетели камни, кирпичи, куски черепицы. Оставалось лишь идти в атаку и надеяться, что в тебя не попадут.

– Де Роверей упал! – крикнул кто-то позади меня.

Я сбавил шаг. Де Роверей, мой друг, был славным малым, знавшим толк в вине.

– Не останавливаться! Он мертв, – послышался другой голос.

«Проклятые грифоны!» – выругался я, сгорая от желания помахать мечом.

Случай вскоре представился. Толпа хлынула нам навстречу громадной, беспорядочной волной. Ричард ни на йоту не замедлил шага, как и мы. Скорбя о павших товарищах, мы прорубали себе кровавую тропу через самую гущу греков. Я распорол руку человеку, размахивавшему дубинкой, и тот дико заорал. Толкнув щитом, я опрокинул его на напиравших товарищей. Лишенный возможности пошевелиться, он смотрел, разинув рот, как острие моего меча вонзается ему в глаз. Стоявшие позади него грифоны увидели достаточно. Повернув спины, они побежали, расталкивая приятелей. Вспыхнула паника, некоторые из тех, кто был рядом, дрогнули.

Ричард неподалеку от меня орудовал мечом, как смерть – косой. Голова одного грифона слетела с плеч, взметнулся алый фонтан. Другой тупо пялился туда, где недавно была его рука. Король убил третьего противника, потом четвертого. Вскоре желающих сразиться с ним не осталось, вокруг нас наблюдалось то же самое. В два счета враг очистил улицу, и мы оказались среди искалеченных, убитых и умирающих.

Снова принялись за дело арбалетчики и метальщики на близлежащих домах. Прикрывшись щитами, мы двинулись дальше, к главным воротам. Опасность не отступала. Стрелы, большие и поменьше, свистели и шуршали, били в щиты, высекали искры из мостовой. Кое в кого из наших попали, но кольчуги спасли от серьезных ран. Из окна второго этажа выбросили стол, с громким треском упавший на землю совсем рядом с Фиц-Алдельмом. Пока рыцарь грозил кулаком ухмылявшемуся обидчику, из окна, кувыркаясь, вылетел стул и задел Фиц-Алдельма по касательной. Тот убрался, не дожидаясь прилета еще одного предмета мебели. Содержимое ночного горшка, тоже выброшенного из дома, вынудило де Бетюна поскользнуться и шлепнуться на задницу. Вассал отца Ричарда, Генриха, а до того слуга его старшего брата, Молодого Короля, де Бетюн отличался хладнокровием и был не прочь как следует поострить. Но в ту минуту он почему-то не смеялся.

А вот я загоготал так, что был не в силах помочь ему.

– Находишь это забавным? – процедил он через прорезь шлема.

– Прошу прощения… – Я не выдержал и снова рассмеялся. Овладев собой, я протянул ему руку и сказал: – Больше не буду.

Выругавшись вполголоса, он ухватился за мою ладонь.

В следующий миг, из-за какого-то подлого стечения обстоятельств, земля ушла у меня из-под ног. Я грохнулся рядом с де Бетюном, вляпавшись задницей в дерьмо.

Де Бетюн хохотал так сильно, как никогда прежде. Пришлось присоединиться к нему.

– Когда вдоволь повеселитесь, неплохо бы снова заняться делом.

Король, впрочем, и сам развеселился и отпустил, в числе прочих, пару шуточек на наш счет.

Стычка с еще более многочисленной толпой перед главными воротами тоже закончилась в нашу пользу. Не сомневаюсь, что кличи наших соратников с другой стороны сыграли нам на руку. Король лично, прибегнув к помощи меня и Фиц-Алдельма, поднял тяжелый запорный брус и отвалил его. Большинство пробегавших мимо солдат даже не видели Ричарда. Горланя, словно преследующие оленя псы, воины хлынули в город. Грифоны не приняли боя. Они побежали, в панике налетая друг на друга, а иногда – на отряды наших людей. Пощады не было. Мечи поднимались и опускались. Грифоны умирали.

– Как колосья под серпом, – проговорил Ричард, не делая попыток вмешаться.

Грифоны сами навлекли беду на свою голову, подумал я. Тем не менее я повернулся спиной к бойне и попытался представить себе такую же победу, но над настоящими врагами – мамлюками Саладина.

Глава 7

Вскоре по войску разлетелась шутка: королю потребовалось меньше времени, чтобы взять Мессину, чем священнику отслужить заутреню. Не вполне верно – но стремительность штурма была примечательной. Любая осада благодаря мощным укреплениям и слабости стенобитных машин могла длиться месяцами. В этом же случае сопротивление прекратилось еще до того, как день перешел в вечер.

Разрушения не ограничились городом. Отряды Ричарда направились в гавань и предали огню сицилийский флот. Сама Мессина тоже выгорела бы дотла, если он не вмешался лично. Не посмев перечить наводившему ужас королю, в кольчуге и заляпанном кровью сюрко, солдаты вернулись в лагерь. Мало кто был трезв, и большинство их возвращалось с добычей. Я видел, как воины катили бочки с вином, несли части туш, мешки с мукой, отрезы материи и серебряную посуду. Кудахтали и метались куры, которых отлавливали по переулкам пьяные жандармы. Двое лучников с горем пополам тащили скатанный ковер длиной в две повозки.

Пока солнце – огненный оранжевый шар – закатывалось за горизонт, я стоял вместе с Ричардом на надвратном укреплении и наблюдал за тем, как на стенах водружают королевские и аквитанские знамена. Стяг Танкреда полетел вниз на улицу, где жандармы вытирали об него ноги и гоготали. Старый гнев всколыхнулся во мне: не так ли все было, когда солдаты под началом Гая, брата Фиц-Алдельма, сожгли мою родовую твердыню в Кайрлинне? Я не позволил гневу разгореться. Ирландия далеко, за полмира отсюда, а Иерусалим еще только предстоит взять.

– Хороший день, Руфус, – произнес Ричард, кладя локти на парапет. – Мессина моя.

– Как и полагается, сир, – сказал я. Король мог быть доволен: не он начал эту битву, зато он ее закончил. И при этом не допустил большой резни.

– Посмотри.

Ричард дернул подбородком.

Невдалеке от ворот я разглядел наблюдавших за нами двух солдат с лилиями на щитах.

– Французы, – сказал я.

– Разнюхивают по велению Филиппа, – отозвался Ричард. На его губах появилась хищная усмешка. – Любопытно, как ему понравится то, что я тут устроил?

Прошел час. Помывшись и переодевшись, мы собрались в нашем излюбленном месте – во дворе дома де Муэка. Рыцари хвастались друг перед другом синяками и порезами, полученным в дневной схватке. Ричард расчесывал бороду перед серебряным зеркалом. Вино лилось рекой. Слышались смех и шутки, в которых, к моей досаде, частенько упоминалось про ночные горшки. Все полагали, что наши с де Бетюном хауберки никогда уже не будут пахнуть по-прежнему.

Рис уже взялся за дело, отчищая доспех в бочке с водой и песком. Он злился на меня, и небеспричинно. С полдюжины серебряных пенни изменят его настроение к лучшему, думал я, одновременно надеясь, что старания парня увенчаются успехом.

В парадную дверь постучали, громко и настойчиво.

Мы посмотрели на короля, запретившего пускать кого-либо без его разрешения. Узнав, что это гонец Филиппа, он распорядился отослать его прочь.

Я с тревогой посмотрел на де Бетюна, в чьих глазах отразилось то же чувство. Филипп никому из нас не нравился, но он был союзником. Разжигание ссоры не принесло бы добра никому и не помогло бы достичь главной цели – взять Иерусалим.

Но Ричарду мы ничего не сказали. Он все еще пребывал в воинственном настроении.

Прошло немного времени, и в дверь постучали снова.

Прибежал караульный.

– Обязан доложить, государь, что снаружи стоит этот самый Гуго, герцог Бургундский, – сообщил он. – Говорит, что не уйдет, пока не поговорит с вами.

Король по-заговорщицки улыбнулся мне: «Ну, что я тебе говорил?»

– Впустите его, – сказал он.

Гуго был хорошо знаком всем нам, в особенности Ричарду. Склонный вторгаться в Аквитанию при любой возможности, герцог в прежние времена водил дружбу с Молодым Королем и докучливым Раймундом Тулузским.

Круглолицый и дородный Гуго, отдуваясь, шел по коридору. Когда жандарм объявил о прибытии герцога, тот протиснулся мимо него, направившись к Ричарду.

– Сир.

Он согнул колено, но пола не коснулся.

– Поздновато для частных визитов, герцог Гуго, – заметил Ричард.

– Ну, первый посланец ведь не смог вручить письмо, сир.

– Как я уже сказал, поздновато для подобных вещей, – ответил король, не поведя бровью. – Что-то стряслось?

– Я прибыл от короля Филиппа, сир.

– Вот как? – Ричард изобразил удивление. – Настолько важное дело, что оно не терпит до нашей завтрашней встречи?

Лицо Гуго, и без того красное, побагровело.

– Ва… ваши флаги, сир, – выпалил герцог. – Они реют над главными воротами, а вот знамен моего господина нигде не видно.

Ричард недоумевающе посмотрел на него:

– На предыдущем совещании Филипп наотрез отказался участвовать в происходящем. Ни один из его воинов не помогал в подавлении беспорядков. Если честно, ходят даже слухи, что сегодня его люди препятствовали входу моих кораблей в гавань.

– Это все неправда, сир.

– У меня нет ни времени, ни желания разбираться. Я не вижу также причины, по которой знамена Филиппа должны висеть на стенах.

– Но он ведь ваш сюзерен, сир, в глазах Божьих и человеческих.

Гуго напомнил о вассальной клятве, принесенной Филиппу Ричардом за континентальные владения: Нормандию, Бретань, Аквитанию и прочее. Подчинение чисто наружное, – по сути, Ричард был куда могущественнее французского короля.

– Так и есть, я люблю его и почитаю.

Голос Ричарда звучал искренне, но все присутствующие знали, что он лжет.

– Если вы признаете верховенство короля, сир, его знамена должны сменить ваши на стенах.

– Он отказался принимать участие в сражении. Не предоставил ломбардцам защиты, хотя те умоляли о ней. И сейчас заявляет права на победу?

– Король Филипп хочет, чтобы его требования были немедленно удовлетворены, – ровным тоном произнес Гуго.

– Само предположение об этом бредово. – Ответ Ричарда прозвучал резко. – Мессина моя. Моя, ты слышишь?

Гуго струсил под гневным напором Ричарда, но признавать поражение не спешил.

– В Везле, сир, вы с Филиппом поклялись делить всю добычу поровну.

– Ту, которую мы захватим совместно.

– Любую, сир.

– С таким же успехом можешь пойти и стукнуться башкой о ту стену. – Ричард указал пальцем. – Мои флаги останутся на месте. Там, где висят по праву. А теперь, если тебе нечего больше сказать…

Расстроенный, но бессильный, Гуго пробормотал слова прощания и отправился восвояси.

– Эх, хотел бы я хоть вполглаза поглядеть на Филиппа, когда он это услышит, – сказал Ричард, не потрудившись понизить голос.

Я любил и почитал короля, но он бывал подвержен приступам губительной гордыни, как в этом случае. Я понял, что де Бетюн разделяет мое мнение, и, посмотрев на каменное лицо Шовиньи, заподозрил в этом и его. Эти двое, впрочем, искусно скрывали свои переживания. А вот чтобы прочитать мои, Ричарду хватило одного взгляда. Он поманил меня пальцем.

– Сир?

Я побрел скрепя сердце по мозаичному полу.

– Ты полагаешь, я поступаю безрассудно?

В тоне его безошибочно угадывалась воинственность.

Я выругался про себя. Ну почему по мне всегда видно, что я думаю? Убедительного ответа найти не удавалось.

– Это не так, сир.

Он фыркнул:

– Когда герцог Гуго уходил, вид у тебя был прямо-таки несчастный.

– Он проявил неуважение к вам, сир, – сказал я, стараясь уклониться от сути разговора. – Мне это не понравилось.

– Ты меня совсем за олуха держишь? Выкладывай все как на духу.

– Король Филипп ошибается, сир.

– Верно. Сюзерен или нет, он не вправе требовать, чтобы его стяги повесили вместо моих.

– Не вправе, сир, – согласился я.

– Но что? – с вызовом спросил Ричард.

– Филипп ведь ваш союзник, сир.

Мой намек был прозрачен.

– Божьи ноги!

Все еще в запале, король разразился гневной тирадой в адрес французского монарха. Отказ помочь в подавлении беспорядков. Многочисленные козни против Ричарда. Как пить дать, здесь, в Сицилии, он замышляет недоброе вместе с Танкредом. Филипп – подлец и обманщик, заявил король, и заключит сделку с самим дьяволом, если она покажется ему выгодной.

– Все, что вы говорите, сир, – чистая правда, но…

На этом я остановился, давая понять, что Филипп и Ричард поклялись не разрывать союза.

– Мошенник не имеет права ни на какую часть богатств Мессины!

Король выдал еще одну речь, но уже не такую долгую. Гнев его, как обычно, быстро прошел, на чем и строился мой расчет.

С минарета на близлежащей мечети раздался призыв муэдзина к молитве: «Хаййа ‘аля с-салях! Аллаху акбар! Ля иляха илля Ллах!»^[12]

Ричарда сделался задумчивым.

– Люди в Утремере, внимающие этому призыву, – вот истинные наши враги.

– Именно так, сир, – сказал я, приободрившись. – И чтобы победить их, нам потребуются все силы.

Король весело хохотнул.

Я посмотрел на него.

– Мы скорее побьем Саладина, если бок о бок со мной будет сражаться Филипп, – объявил государь.

Наконец-то он приходит в себя, с облегчением подумал я. И верно, вскоре его гнев улегся, сменившись более благодушным настроением.

– Я злился на Филиппа и до сих пор злюсь, но это не причина обращаться с ним как с мерзавцем, – сказал Ричард. – У него есть-таки право требовать половину всей добычи, взятой нами в Мессине у этой мартышки Танкреда. Так и скажу ему поутру. Вот только сомневаюсь, что Филипп этим удовольствуется: он слишком горд и капризен. Внешние приличия для него – все.

– Он будет по-прежнему возмущаться тем, что его штандарты не висят над главными воротами, сир, – согласился я. – Если есть способ потрафить его тщеславию, не доставив радости при виде того, что его знамена стоят рядом с вашими…

После минутного раздумья в глазах Ричарда появился радостный блеск.

– Я пошлю гонца к тамплиерам и госпитальерам. Пока соглашение с Танкредом не достигнуто, управлять Мессиной станут они. И только их знамена будут висеть на стенах. Филипп ничего не сможет возразить.

На утренней встрече Филипп согласился с предложением Ричарда, хотя и вел себя довольно надменно. Тем не менее короли пришли к соглашению и обменялись поцелуем мира. Воинствующие ордены были только рады взять город на свое попечение.

– Их привлекает любая возможность разжиться деньгами, – сказал мне Ричард. – Утремер выкачивает из них силы, постоянно и безжалостно. Тамошнее франкское население год от года сокращается, поэтому тамплиерам и госпитальерам приходится все больше заниматься обороной королевства.

– Их силы составляют значительную часть войска, сир, не так ли? – Король кивнул, и я продолжил: – Станет ли Гарнье Наблусский подчиняться вашим приказам на поле боя, сир?

Насчет де Сабля я был уверен, поскольку он стал великим магистром благодаря влиянию Ричарда и его щедрым пожертвованиям ордену. Гарнье Наблусский, однако, находился в совсем ином положении и не был сопливым юнцом, которого легко повести за собой.

Ричард улыбнулся:

– Думаю, станет.

– Это вы приказали, чтобы их штандарты развевались на стенах, сир, – сказал я с усмешкой. – Так что они окажутся у вас в долгу.

– Ты читаешь мои мысли, Руфус, – ответил он с хитринкой.

Я посмотрел украдкой на французского короля. Да, он принял условия, но я прозревал тлевшее в нем недовольство. Вряд ли новые предложения Ричарда порадовали бы его. Прежде всего самые уважаемые семьи Мессины должны были послать заложников – ручательство их хорошего поведения. Заложникам предстояло находиться в нашем лагере. Во-вторых, на господствующем над городом холме возводилась башня – наблюдательный пост для наших солдат. Ничто не могло свидетельствовать нагляднее о превосходстве Ричарда. Я убеждал себя, что полученные богатства удовлетворят Филиппа и он не станет придираться к таким мелочам, но беспокойство не проходило.

На словах он был нашим союзником, но вел себя, скорее, как враг.

На следующий день, шестого октября, поступил ответ Танкреда на требования Ричарда. Обрадованный король даже не попытался сообщить о содержании письма Филиппу, как и кому-либо из нас. Вместо этого он отправился в Баньяру, прихватив несколько человек и лошадей. Я был среди сопровождающих, так же как Рис и Филип.

Фиц-Алдельм, к счастью, не попал в их число. Порез на его щеке загноился, и ему пришлось, по настоянию лекаря, остаться в постели. Как ни печально, недуг не был опасен для жизни. Его терьер по кличке Пти – Крошка – не отходил от кровати ни днем ни ночью, и я счел трогательной эту черту в собаке при всей ненависти к ее хозяину. Догадка Филипа оказалась верной: песик был славным, хотя беспрестанно тявкал при всяком удобном случае.

Пока мы топали по мостовой, проходя под аркой ворот и направляясь в монастырь Баньяры, предвкушение скорой встречи с Джоанной становилось все острее. Рис, Филип и прочие оруженосцы остались присматривать за конями, а де Шовиньи, де Бетюн и я последовали за Ричардом в аббатские покои – самые роскошные комнаты во всем дворце.

Кивнув в ответ на приветствие изумленных жандармов, стоявших у двери, король приказал им оставаться на месте.

– Хочу удивить сестру, – с усмешкой сказал он мне.

– Она будет рада, сир.

Я надеялся, что Джоанна обрадуется и мне тоже.

Мы прокрались незамеченными – скрип половиц скрывали негромкие звуки музыки, доносившейся из покоев. Двое слуг, ожидавших у входа, вытаращились на Ричарда и опустились на колено, а тот приложил палец к губам.

– Ждите здесь, – шепнул он нам.

Джоанна с придворными дамами находилась в дальнем конце комнаты. Некоторые женщины занимали оконные сиденья, другие расположились рядом с арфистом. Большинство их занимались рукоделием, две играли в шахматы. Не заметив приближения Ричарда, пока тот почти не коснулся ее, Джоанна вскочила с радостным криком. Позабытое шитье упало на устланный сеном пол.

– Ричард!

Ее руки обвили брата.

– Ах, как славно видеть тебя, малышка! – сказал он, заключая сестру в объятья.

– Ты не предупредил, что приедешь. – Джоанна отступила на шаг, на лице ее отразилась тревога. – Видно, привез дурные вести. Мы видели вчера дым: горела Мессина? Сколько людей погибло?

– Не беспокойся, – нежно промолвил Ричард. – У меня прекрасные новости.

Ее чело прояснилось.

– Ты приехал один? – Заметив нас, она укорила брата: – Неужто ты так низко ценишь своих рыцарей, что оставляешь их на пороге, словно незваных гостей?

Ричард махнул рукой, и мы направились через комнату, чтобы поприветствовать королеву. Она была настоящим дивом: златовласая, в нежно-голубом платье и мягких кожаных туфлях. Двое из нас преклонили колено.

– Поднимайтесь, поднимайтесь! – воскликнула Джоанна и тепло добавила: – Вы, должно быть, страдаете от жажды после путешествия.

Ричард недоуменно вскинул бровь:

– Да от Мессины тут рукой подать.

– Тем более непростительно, что ты приезжаешь так редко!

И она ткнула его под ребра весьма неподобающим для дамы жестом.

– Я был занят, малышка, – смутившись, ответил Ричард.

Нам редко доводилось видеть короля таким, и мы с де Бетюном обменялись удивленными взглядами. Игривый настрой Джоанны только усиливал ее привлекательность.

Принесли сладкое вино и пирожные. Мы налегли на угощение, а вот Ричард есть не стал, продолжая выкладывать вести. Джоанна перебила его:

– Сначала расскажи, что произошло в Мессине.

Она как завороженная слушала, пока брат рассказывал о взятии города. Свое участие Ричард, по обычаю, преуменьшал, зато не преминул упомянуть о том, как я избавил его от попадания арбалетной стрелы.

– Разве нужно было так рисковать? – спросила Джоанна.

Ричард пожал плечами, а она укоризненно поцокала языком. Ее голубые глаза, такие же яркие, как у него, обратились на меня.

– Похоже, мне следует поблагодарить тебя, сэр Руфус, за то, что у меня до сих пор есть брат.

Господи Иисусе, какой желанной она была! Кровь прилила к моим щекам.

– В скором времени после того король сделал то же самое для меня, мадам.

– Позже ты обязательно расскажешь мне об этом.

Ослепительная улыбка.

Сердце подпрыгнуло у меня в груди.

– Почту за честь, мадам.

Ричард закончил рассказ, с восторгом сообщив, что возвышающаяся над Мессиной башня получила название Матегрифон – «Убийца греков».

– Нельзя так называть ее, брат! – возразила Джоанна. – Не все люди на Сицилии мятежники, не все злодеи. В большинстве своем это добрый народ, Я прожила тут много лет, не забывай.

– Помню, малышка. Однако недовольные причинили много зла моим воинам. Нужно донести до них послание, а башня отлично подходит для этой цели. У меня нет желания и впредь убивать грифонов, разве что при нужде. Но если они снова взбунтуются, Богом клянусь, я захвачу весь остров.

Ричард еще некоторое время уверял, что мир восстановлен, и наконец Джоанна удовлетворилась этим.

– А теперь расскажи, что так взволновало тебя, – сказала она с улыбкой, от которой на щеках появились ямочки.

Ричард рассмеялся, я же, оторвавшись от созерцания королевы, снова встретился взглядом с де Бетюном. Было странно и забавно видеть короля, покорно подчиняющегося приказам.

– Я заключил мир с Танкредом, – сообщил Ричард.

– Если у маленькой собачки есть хоть немного мозгов, она не станет отбивать кость у собаки побольше.

Губы короля дрогнули.

– Это еще не все. Освободив тебя, Танкред не вернул твою вдовью долю.

– Он скуп.

– Не сомневаюсь. Но после событий в Мессине ему пришлось переосмыслить свое положение. Двадцать тысяч унций золота тебя устроят?

– Двадцать тысяч? – Джоанна всплеснула руками. – Ах, какой счастливый день! Ты славно потрудился, брат.

– Он заплатит условленную сумму в течение двух недель, но это еще не все, – продолжил Ричард, наслаждаясь. – Я вытряс из него еще двадцать тысяч.

– Речь, часом, не о наследстве, завещанном Вильгельмом нашему господину отцу?

– О нем самом. Я подумал, что мне сподручнее получить монеты вместо золотого стола и шелкового шатра на двести человек.

Озадаченный, я посмотрел на де Бетюна. Он тихонько пояснил: покойный супруг Джоанны Вильгельм давно собирался поднести Генриху, отцу Ричарда, щедрый дар, чтобы Генрих помог с освобождением Иерусалима.

– Танкред не утверждал, что завещание лишается силы, поскольку папа умер прежде Вильгельма? – спросила Джоанна.

– Утверждал.

– И все же ты заставил признать его.

– Ничего подобного. Просто сказал, что, если Танкред желает оставаться королем Сицилии, ему придется заплатить.

По губам Ричарда пробежала хищная улыбка.

Комнату заполнил звонкий женский смех.

– Ну, брат, это трудно назвать выбором.

– Я подсластил снадобье, предложив стать его союзником. Хочешь не хочешь, нам предстоит зимовать на Сицилии – едва ли Беренгария успеет приехать до Нового года. И если мы будем заодно с Танкредом, жить станет гораздо проще. Если бы я его оттолкнул, он бы проторил дорожку Филиппу. Они и так вели тайные переговоры, если верить моим лазутчикам. Но теперь этому конец.

– Танкред дает тебе золото. А что получает взамен?

– Одна из его дочерей, когда войдет в возраст, выйдет замуж за моего наследника.

– Но Джон уже женат.

– Я не о нем.

– А о ком? – спросила она недоуменно.

– Ах, малышка! Я же совсем позабыл, как далеко занесло тебя от дома. Джону нельзя доверять.

– Мне он запомнился милым пухлощеким мальчиком, – промолвила Джоанна, нахмурившись.

Я попытался скрыть усмешку, а Ричард фыркнул:

– Может, так и было давным-давно, но с тех пор этот щенок сильно изменился. По этой причине и по многим другим мой наследник – не он, а Артур Бретонский.

– Сын нашего брата Джеффри? – Дождавшись кивка, Джоанна продолжила: – Ему ведь года два или три от роду?

– Три.

– Дитя. Джона твое решение явно не обрадовало, ведь он – взрослый мужчина.

– Он получил до моего отъезда щедрое возмещение. Я пожаловал ему четыре графства и еще много чего. Но хватит про Джона.

Она кивнула:

– Вполне понятно, что выиграет Танкред благодаря брачному союзу. Имея твою защиту, он может не бояться семейства Гогенштауфенов и их намерений захватить остров. А что этот союз принесет тебе?

– Помимо двадцати тысяч унций золота?

Джоанна скроила гримаску.

– Не забывай, что германского императора твои действия совсем не порадуют. Как ни крути, Констанция – законная наследница трона.

Как ни странно, сама Джоанна не имела прав на престол Сицилии.

– Меня мало заботит, что думает Барбаросса. Полагаю, что и ему до меня дела нет. Если между нами возникнут разногласия, мы разрешим их в Утремере.

Фридрих уже находился на пути в Святую землю.

– Тем не менее дочь Танкреда не чета твоему наследнику, Ричард.

– Такие брачные союзы нечасто доводятся до конца, а Артуру всего только три года. А вот я скоро женюсь. Даст Бог, не пройдет и года, как у меня появится собственный сын.