Айя Сафина
Нина. Книга 2. Зов пустельги

Нина оглянулась. Гостиная была пуста. Рисперидон честно исполнял свой долг.

Вечером они ожидали гостей. После вчерашнего фурора гостям не по нраву клевать те горстки информации, что скармливал им Эрик. Они жаждут узнать о Нине больше, в том числе, не является ли все это грандиозной аферой.

Нина приняла душ, уложила не без труда волосы так, как учил хлюпкий французишка, и с удовольствием надела новые черные брюки и молочного цвета атласную блузку. Что там Изабелла говорила? Нацепить брошь! Нина зарылась в кучу хрустящих картонных пакетов из магазина в поисках нужного. Круглая брошь в виде белоснежной совы из горного хрусталя переливалась на свету. Нина прицепила ее на воротник точно по центру, как наказала Изи. Черные замшевые балетки пленили запахом новизны, в них ходить гораздо удобнее, чем в кедах на вырост. В таком виде Нина отправилась на большую балконную террасу, где развалилась на великолепной резной деревянной кушетке под лучами тусклого солнца. Почти как на старой доброй скамейке в аллее возле ручья.

Пока Нина разглядывала пейзажи городских джунглей с высоты пятьдесят первого этажа, в квартире царил переполох. Эрик нанял бригаду ремонтников, которые за день должны были перекрасить спальню, заменить паркет и поставить новую мебель. Кажется, он, наконец, начал соображать. Хотя Нине хотелось бы вернуться в тот коттедж за городом, где никто никогда не жил, а сам он использовался, как перевалочный пункт. Но Нина чувствовала, что на некоторое время им придется остановиться в самом сердце шумного города. Сам Эрик весь день просидел в кабинете. Так они и провели время: она – в привычном созерцании мира вокруг с краткими передышками на дремоту, он – углубившись в копию потрепанной медицинской карты, на листах которой вмятины и пятна проступали на белоснежных новых листах даже после копирования.

Маленькую черно-белую фотографию, заложенную между первыми листами, он отложил в сторону и частенько поглядывал на малышку Нину, представляя ее во время вычитанных событий. Снимок был сделан в момент ее поступления в больницу. Пятилетняя Нина – пухленький пучеглазый ребенок с длинными волосами. Есть люди, у которых на протяжении всей жизни сохраняются характерные черты лица, позволяющие узнать их на снимках и через двадцать, а то и сорок лет. Нина к таковым не относилась. Как бы Эрик ни старался найти нынешнюю Нину в этой малютке, сходства не проявлялись. Нина слишком сильно изменилась. Из здорового толстощекого ребенка она выросла в угнетенного запуганного человека. От детской наивности и искренних надежд не осталось ровным счетом ничего. Беспокойство, страх и бесконечная печаль: вот – ее спутники отныне. Единственное, что проходило сквозь время неизменным, это ее невероятные глаза – бездонные стальные озера.

Эрик пролистал уже прочтенные за ночь страницы, изредка останавливаясь на ключевых фактах: дата рождения, дата поступления под социальную опеку, дата бессрочного размещения в лечебнице, жестокое убийство родителей, где согласно полицейскому отчету Нина выступала в качестве несовершеннолетнего свидетеля, что потрясло Эрика до глубины души. Она видела, как застрелили ее родителей. А дальше все пошло по накатанной вниз. Ухудшение общего состояния началось уже через пару дней пребывания в лечебнице: беспричинная агрессия, эмоциональная неадекватность, ослабевание низших инстинктивных чувств, бред преследования и, наконец, возникновение галлюцинаций. Она начала впадать в кататонические ригидные ступоры уже в раннем возрасте, а позже начались внезапные вспышки необъяснимой агрессии, так называемые, припадки, повторяющиеся с редкой периодичностью. По словам Нины это были излюбленные игры монстров. Они смешивали реальность с фантазиями, и она должна была догадаться, что есть жизнь, а что – липа. Жестокие игры кончались тем, что она дралась с чудовищами, которые на самом деле были санитарами, бегала по кладбищу с оживающими мертвецами, а по факту – в игровой комнате. Единственный способ выйти из игры – это сильная физическая встряска мозга, например, биться головой о стену. Ее лоб и затылок зашит неизвестное количество раз. Но самое ужасное, что с каждым разом выйти из игры становилось сложнее. Тело приспосабливалось к постоянному самобичеванию. Если в первый раз она вышла из игры, выдернув клок волос с головы, то в последний раз она так неистово билась головой об угол железного стола, что треснула черепная коробка.

Борьба с болезнью кончилась тем, что Нину пичкали мощнейшими нейролептиками и седативными препаратами, которые напрочь уничтожили иммунную систему и истрепали органы. С таким ожесточенным рвением экспериментаторов врачи бы рады были и электрошоком ее полечить, но, к сожалению, больная дала положительную динамику на медикаментозное лечение. А жаль. Любопытно было бы понаблюдать, как отреагировал бы столь молодой организм на разряд. В любом случае врачи аплодировали себе, ведь благодаря их изобретательности в микшировании лекарств, пусть даже эмпирическом, им удалось изрядно сократить количество припадков, а при постоянной терапии антипсихотическими препаратами, полностью купировать галлюцинации. Самое время открыть бутылку шампанского и пожать руки всем, кто ставил подписи в медкарте. А то, что Нина превратилась в зомби, ну дык, это и есть победа! Конечно, если встретить такого человека за пределами лечебницы, его никак не примешь за нормального. Зато здесь за забором она очень даже котируется. Ну, и что, что она спит по восемнадцать, а то и по двадцать часов в день! Полноценный сон – залог здорового тела! Отсутствие аппетита? Ну, это только плюс, ведь нейролептики неизбежно приводят к набору веса и развитию диабета! Вы что, хотите пройтись по каждому из нескольких десятков побочных эффектов? Давайте не будем тратить время и просто порадуемся тому, что теперь у нее в голове – полный порядок!

Эрик разглядывал рисунки Нины, которые она делала в период от шести до восьми лет. Наверняка, и Ян заподозрил что-то неладное в них. Ну, не может шестилетний ребенок, росший в любви и заботе, нарисовать застреленных людей, режущих вены самоубийц в ваннах, голову с отверткой в ухе. Рисунков было несколько сотен, и везде щедро использовался красный карандаш. Врачи сказали, чего только дети не рисуют, они же – губка, впитывают информацию отовсюду! А посмотрите, что сегодня показывают по вездесущим телевизионным ящикам! Неудивительно, что дети знают о смерти еще до того, как произнесут первое слово! Вот только Эрик увидел в рисунках странность. Столько извращенных способов убийств не каждый взрослый перечислит! Когда врачи попросили Нину нарисовать монстров, она ответила, что Монстры не разрешают ей их показывать. Нина перестала рисовать, как только провела простую параллель: не покажешь рисунок – не получишь противную таблетку, вызывающую жуткие головные боли и рвоту.

Монстры стали неотъемлемой частью подсознания, а с течением времени перестали отождествляться, как посторонние существа. Ян первым заметил слияние личности Нины с личностью, в которую объединились монстры. Раздвоение прогрессировало быстро, складывалось ощущение, что Нина сдавалась, и эти твари с жадностью хищника отрывали куски от ее сознания и с превеликим усердием заражали их своим злом. По счастливому стечению обстоятельств Ян успел начать спасение новой терапией. Должность главврача развязала руки.

А дальше начиналось самое интересное. Эрик сразу узнал бланки полицейских отчетов и отчеты о вскрытии, уж он-то таких видел тысячи. Вот только никогда бы не подумал, что полиция может вмешаться в дела детской психиатрической больницы. Похоже, Ян всерьез говорил о причастности Нины к убийствам. Правда ли это или только подозрения? Хотя Эрик понимал Яна, они столкнулись с неуравновешенным шизофреником-телепатом. Что от нее можно ожидать? Подобно любопытному читателю, которому невтерпеж узнать, чем же кончится увлекательная книга, Эрик пролистал отчеты, не вдаваясь в детали, вычитал заключения и нервно закурил.

Четыре убийства. Вполне объяснимые для полиции, но загадочные для Яна. Суициды не бывают извращенными. Самоубийцы желают покончить с жизнью быстро и как можно менее болезненно. Но проткнуть артерию карандашом? Съесть разбитое стекло? Если повешенного на дереве еще можно притянуть к проделкам Нины за уши, то предыдущие два были чистой воды убийством. А случай с доктором – так, вообще, мистика! Во время сеанса гипноза с Ниной у него в буквальном смысле закипели мозги! До чего такого опасного он докопался?

Полицейских рапортов и отчетов по делу доктора Зория Йокина Эрик не нашел и сделал вывод, что обстоятельства его смерти были настолько ужасны и загадочны, что Ян скрыл их.

Поглядывая на невинную девочку с черно-белой фотографии, Эрик задавался вопросом: кого он выпустил? Огрызающегося волка, загнанного в капкан, или методичного хладнокровного убийцу?

Вопросы, вопросы, вопросы.

Эрик подошел к бару, налил сухой виски и опрокинул залпом. Мысли рвали мозг на части.

– Надо поесть, – пробубнил он себе под нос. – В любой непонятной ситуации – ешь!

Он снял телефон и набрал номер излюбленного итальянского ресторана. Ужин принесут как раз к визиту друзей. Потом он собрал бумаги в увесистую, хрустящую по швам папку, и положил в сейф.

Работники уже ушли. Они управились с задачами за девять с лишним часов. Теперь комната Нины была свежа и нова. Стены выкрашены в цвет яичной скорлупы, шоколадный паркет в тон широкого шкафа-купе и каркаса кровати с молочно-бежевым бельем. Краска на стенах высохнет к завтрашнему дню, но Эрик был уверен, что Нину это не остановит. Все лучше, чем узкий шкаф. Эрик сделал шаг в спальню, но тут же остановился. «Здесь должна пребывать только Нина», – пронеслось в голове. Эрик имел весьма скромные представления о способностях Нины, а потому решил лишний раз их не испытывать. Дверь в спальню закрылась.

Эрик нашел Нину на балконе. Она мирно спала на деревянной кушетке, прижимая к груди книгу «Мертвые души». Рядом на столике лежали остатки овсяного печенья и недопитое молоко. Эрик обрадовался, что Нина чувствует себя здесь непринужденно. Но в то же время эти крошки пробудили вой совести. Ты ее не покормил! Заперся на весь день, напрочь забыв о ее потребностях! Она не может приготовить себе еду! Она не знает, что такое плита! Да, черт подери, она и нож в руках не держала никогда! Эрик закатил глаза, устыдившись в очередной раз своей невнимательности.

– Ты не против, что я ее взяла?

Эрик, наконец, заметил, что Нина проснулась.

– Нет, конечно! Это – твой дом. Ты здесь – не гость. Делай, что хочешь!

Нина подтянулась на кушетке.

– Только там совсем не о том, о чем можно подумать, судя по названию.

– Да, – согласилась Нина, осматривая книгу, – здесь о гораздо более интересном.

Свет фонарей в сумерках подчеркивал болезненную синеву вокруг глаз, но в то же время в глазах поблескивали завораживающие огоньки, подобно тем, что видишь в темноте у кошек.

Эрик сел на соседнюю кушетку.

– Я бы хотел поговорить с тобой, – начал он.

– О чем?

Эрик тяжело вздохнул.

– Ох, о многом, – усмехнулся он, вспоминая сотни прочитанных страниц.

Пока Эрик искал с чего начать, Нина уже успешно ковырялась в его замешательстве. Она нашла ответы быстрее, чем он определился с первым вопросом.

– Ты боишься меня? – спросила она.

Вопрос застал врасплох.

– А должен? – ответил он вопросом на вопрос.

Нина отложила книгу и уставилась на небо, где зажигались первые звезды.

– Иногда я сама себя боюсь, – прошептала она.

– Я многое узнал из твоей медкарты и…

– Ты ничего не знаешь обо мне!

Нина взглянула на него, ее лицо нахмурилось.

– Слова, слова, слова. Там одни лишь слова! Ты знаешь только диагнозы, названия медикаментов и имена врачей. Ты ничего не можешь узнать из того рукописного обмана!

Нина снова вернулась к книге, словно обиженный подросток.

– Тогда помоги мне. Помоги узнать тебя.

Нина снова взглянула на Эрика, но теперь во взгляде читалась лишь раздраженная усталость.

– О чем ты хочешь узнать? О монстрах? О картинках в голове?

Эрик понимал ее недовольство. Это просто насмешка – спрашивать о ней то, что врачи выясняли двенадцать лет. За такой срок действительно устанешь твердить одно и то же, тем более, когда слова упираются в глухую стену, делая твои попытки помочь им спасти тебя бесполезными.

– Расскажи мне о месте, где ты счастлива, – сказал он.

Эрик – гений переговоров. Одной фразой уничтожил всю ярость Нины. Она понимала, что это – не больше, чем трюк, попытка сблизиться с ней, выстроить дружественные отношения. И это была чертовски грамотная попытка. Она знала, что сохранить секреты от Эрика будет невозможно. Со временем он узнает о ней все, что она знает о себе сама. Из всех возможных вариантов будущего четко выделялся тот, где Эрик крепко зажимал ее в объятиях, пытаясь унять очередной припадок, подбирая верные слова, чтобы вернуть ее заблудшее сознание в реальный мир.

Нина заложила книгу бархатной закладкой и села на кушетке так, что их колени практически соприкасались.

– Я покажу тебе, – прошептала она.

Его ладони были сцеплены на коленях. Длинные крупные пальцы были вдвое больше ее, в золотом перстне с бриллиантом она видела нечто большее, чем дорогое украшение. И к этим огрубевшим от боев и тренажеров рукам она собиралась прикоснуться. Но не для того, чтобы выведать его тайны. Она хотела поведать о своих, а ковыряться в своей голове труда не составляет.

Нина вытянула ладони в приглашающем жесте. Сначала Эрик нашел это забавным сходством со спиритическим сеансом, где все участники цепляются за руки, создавая круг, из которого нельзя выпускать призрака. Но по выражению лица Нины он понял, что шутки здесь неуместны. И все же с долей скептицизма он протянул руки, не подозревая, что отныне его жизнь изменится.

Как только Нина вцепилась в его ладони железной хваткой, перед глазами Эрика замелькали картины и образы чужеродные его сознанию. В юности он частенько принимал ЛСД, и то, что он переживал сейчас, отдаленно напоминало трип.

– Жил один король, жил – был,

Не любил супы, котлеты,

Только сладкое любил…

Пела рыжеволосая женщина в цветастом фартуке. Она обмазывала коржи шоколадным кремом, а рядом стояла малышка Нина в голубом ситцевом платье в белый горошек, точно сошедшая с того черно-белого снимка, что Эрик оставил на столе. Ее длинные каштановые волосы были распущены, а на голове красовался обод с кроличьими ушами. Она тоже размазывала густой крем игрушечной лопаткой и подпевала чудесным детским голоском.

– Каждый день везли купцы

Мед, варенье и печенье,

И торты, и леденцы…

Женщина сложила коржи, тщательно выверяя, ровно ли они слегли, после чего украсила верхушку торта взбитыми сливками. А Нина в это время раскладывала кусочки клубники и малины по воздушным подушкам из сливок, следуя нерушимому правилу «одну – на торт, одну – в рот». И все это время они напевали детскую песню про сластену-короля.

Наконец, когда торт был готов, мама взяла нож и стала аккуратно нарезать великолепную шоколадную гору.

– Ну? Где твой Монстр? – спросила женщина.

– Вон там, – маленький пальчик указал в угол кухни.

Эрик не смог разглядеть того, кто прятался в углу, картинка была размыта, но он точно видел чью-то тень.

– По-прежнему злой? – спросила мама.

Малышка кивнула.

– Вот, – женщина положила кусок торта на тарелку и придвинула дочери, – отнеси ему! Даже самые злые любят сладкое! Вот увидишь, как только он его съест, сразу подобреет!

Малышка сползла со стула, взяла тарелку и осторожно донесла до угла.

– На, поешь! – сказала она, поставила тарелку в углу и вернулась за стол.

Они пили мятный чай и наслаждались тортом. Эрик даже ощутил его вкус – невероятно сочный и приторно сладкий, совсем как любят дети.

– Ну, как там твой Монстр? – поинтересовалась женщина.

Нина посмотрела на тень.

– Не ест, – огорчилась она.

– Смотри, какой гордый! Хочет показать, что наши подачки ему не нужны. Поверь мне, когда мы выйдем, он тут же съест все до последней крошки!

И Нина верила. Когда она потом возвращалась в кухню, тарелка Монстра была пуста, как мама и говорила. А значит, он обязательно подобрел, и его уже не стоит бояться!

– Ну же, Нина! Вот мои два яблока, а вот твои два яблока. Сколько всего яблок у нас?

Отец с Ниной за детским столом в ее спальне, они решают детские задачки. Нина ерзала на стуле и болтала ногами.

– Не знаю…

– А ты сосчитай!

– Раз, два, три, четыре… Четыре! – воскликнула Нина, хотя радость ее была далека от искренней.

Отец следил за беспокойными взглядами дочери по сторонам. Ее явно что-то отвлекало. Она собирала брови домиком, когда возникали очередные симптомы навязчивых галлюцинаций.

– Что такое, зайка? – спросил отец.

– Это все Монстры. Они опять показывают плохие картинки, – пробубнила девочка в ответ.

Отец вздохнул.

– А знаешь, что? – вдруг сказал он и отложил сборник задач. – Давай сделаем так! На каждую плохую картинку мы ответим им хорошей!

– А как это? – округлились глаза девочки.

Отец достал альбом для рисования и карандаши с фломастерами.

– Они ведь не умеют рисовать хорошие картинки! Давай покажем им как!

Нина перестала ерзать и сосредоточенно вникала в затею отца.

– Давай нарисуем им… слона! – предложил отец и протянул дочери карандаш.

– Зеленого! – воскликнула Нина и с радостью начала водить карандашом по листу.

– Он будет жить в большом дворце из мармелада, а в башне будет жить… воробей! Желтый воробей! – рассказывала девочка, воплощая в жизнь чудных животных. – А вот тут будет река из мороженого!

– А вот тут давай будут расти кусты с пряниками!

– Да!

– Вот, смотри, слон сорвал себе три пряника, а воробей подлетел и сорвал себе два пряника. Сколько всего пряников они сорвали с куста? – говорил отец, пририсовывая коричневые пряники.

– Пять! – ответила Нина, не раздумывая.

– Умница!

Нина продолжала придумывать новых обитателей фантастического мира, рассказывая об их особенностях. А отец с улыбкой смотрел на дочь, уверенный, что в скором времени они навсегда избавятся от недуга.

В следующую секунду громко завыла сирена где-то совсем рядом. Эрик обернулся и увидел малышку Нину, сидевшую посреди огромной темно-красной лужи. Трупы ее родителей лежали рядом. Она держала их за руки.

Нина расцепила руки, и Эрика вырвало из потока видений. Это был самый быстрый отходняк, который он когда-либо испытывал. Сердце бешено колотилось, а сам он ловил воздух ртом.

– Прости, прости, – шептала Нина, зажмурив глаза, – иногда их так сложно остановить…

Оглядевшись вокруг, Эрик понял, что по-прежнему сидит на кушетке. Не в кухне, не в детской спальне, не посреди огромной кровавой лужи, а на своем балконе. Эти видения казались такими реальными!

– О, Нина! – воскликнул он, пытаясь отдышаться. – Мне так жаль! Так жаль!

Он вспоминал те ощущения, что испытывал там вместе с малышкой Ниной, когда она украшала торт и рисовала. Она была так безмятежно счастлива! Жизнерадостный бесстрашный ребенок, кормивший монстра тортом и обучающий его рисовать добрые картинки! Идиллия уничтожена в миг! Мир, полный надежд и веры в лучшее исчез навсегда! Растоптан, разрушен, стерт! По возвращении невероятная скорбь легла на сердце Эрика, он даже не понимал, его ли она. Возможно, будучи связанным с Ниной одним видением, он каким-то образом перехватил ее нынешние ощущения. Ему хотелось не просто плакать, как смазливая девчонка, а реветь истошно и безудержно, пока весь мир не прочувствует всю его мучительную отчаянную боль!

Нина наблюдала за Эриком, за его попытками объяснить свои ощущения и принять все, что он увидел и испытал за эти минуты. Она укорила себя за допущенную слабость, результатом которой стала кровавая сцена. Она не имела права показывать ему подобное, ведь он этого не хотел. Эти кошмары предназначены для нее и только для нее. Она не может делиться ими со всеми, кто проявляет к ней хоть какой-то интерес.

Ночь опускалась на город, все ярче вспыхивающий миллиардами живых огней. Небо заволакивали тучи предстоящей грозы. Они застилали звезды, и лишь восходящая луна еще могла пробить их черные тела своим тусклым светом. В густонаселенном городе гроза не так зловеща, как в безмолвном лесу, где располагалась больница.

Раздался звонок в дверь. Он вырвал обоих из размышлений. Эрик неуверенно встал, пригладил волосы, поправил свитер, давая себе время прийти в себя.

– Должно быть, еду принесли, – сказал он и ушел.

Хотя для Нины это было больше похоже на бегство.

Уже перед дверью Эрик остановился, перевел дух, окончательно освобождаясь от мрачных мыслей, и открыл дверь. В тот же момент большой пакет с едой врезался ему в грудь, да так сильно, что Эрик отшатнулся.

– Ты должен мне шестьсот пятьдесят три зеленых, – сказал Дэсмонд, вручив пакет Эрику, и прошагал внутрь.

– И по десять баксов каждому за подъем на пятьдесят первый этаж, – добавил Марк, зашедший с коробками пиццы.

– Я выпишу чек, – ответил Эрик.

– Когда он лежал в больнице и стонал от боли, он мне нравился больше, – прокомментировал Рудольф и закрыл дверь.

– Роберт? – спросил Эрик.

Рудольф вдохнул, растягивая время, чтобы придумать ответ.

– Он нашел эту идею…

– Тупой, – закончил за него Эрик.

– Я хотел сказать нелепой, но ты процитировал его слово в слово.

Ну, разумеется. Эрик был уверен, что даже если Нина опишет всю жизнь Роберта с пеленок, он все равно гордо вскинет нос и продолжит верить в четко продуманный заговор против компании.

Друзья быстро распаковали еду и накрыли ужин на журнальный стол по четко отработанному плану: Марк на посуде, Рудольф на закусках, Эрик на блюдах, а Дэсмонд на выпивке. Так было заведено еще двадцать лет назад. С тех пор изменился лишь антураж: обшарпанная вонючая комнатушка в трущобах превратилась в пентхаус в небоскребе, а дешевый китайский корм из подворотни стал приличной едой из дорогих ресторанов.

– Наша проблема растворяется на ходу, – начал Рудольф.

– Это точно. Эти тупые ребята из службы даже облаву грамотно не могут организовать, – усмехнулся Дэсмонд, отхлебнув пива. – Поймали наших фермерских ребят, а те – молотки, хрен им дали, а не показания. Через пару дней их уже выпустят.

– В итоге все, что у них есть, это куча травы, а кому она принадлежит, никто понять не может! За такой промах их там всех перекосят, – добавил Рудольф.

– Что насчет Альберта?– поинтересовался Эрик.

– Гавнюка уже нашли. Вернее то, что от него осталось, – хихикнул Дэс.

– Ага, этот псих оставил его в свежей могиле! – смеялся Марк. – Застолбил бедолаге место!

– Только он туда не скоро вернется. Судмедэксперты уже кромсают его. Ждем завтрашние первые полосы! Лучшая заметка отправится на мою «Стену достижений»! – говорил Дэсмонд, громко причмокивая куриной грудкой под соусом песто.

– Ты больной извращенец! – засмеялся Эрик.

Внезапно все замолкли, обратив взор на вошедшую Нину. Любопытные взгляды пригвоздили ее к полу, и она не могла сделать и шагу. Она не привыкла быть в центре внимания. Более того, всю жизнь она всеми силами пыталась его избегать, влиться в толпу, чтобы никто не понял, что среди них обманщик. Изучение экспоната длилось не больше полминуты, но даже эти секунды растянулись неприлично долго. Может, они ждали от нее какого-то чуда? Что-то вроде фокуса с исчезновением. Он бы ей пригодился сейчас.

– Добрый вечер, Нина, – нарушил молчание Рудольф.

– Ах, да… это самое, добрый день! – подхватил Марк.

– Мадам! – поклонился Дэс, чем заслужил злобный взгляд Эрика.

Нина прошла к столу и села в кресло, подальше от визитеров. Друзья стали передавать тарелки с едой и бутылки пива, продолжая поглядывать на Нину.

– Батат с фетуччини? – Марк предложил блюдо Нине.

Она тут же посмотрела на Эрика, ища помощи.

– Это что-то вроде макарон с картофелем, – объяснил он.

Марк тут же покраснел.

– Ах, да, ты же из психушки… то есть из больницы! Двенадцать лет! Я помню! Эрик говорил! И батат ты в глаза не видела…

– Марк, заткнись, – Рудольф остановил причитания парня.

– Да! Короче, тесто с картошкой? – спросил он у Нины, виновато улыбаясь.

Эрик взял у него большое блюдо с ароматной лазаньей.

– Марк, я сам, – сказал он.

Марк грустно вздохнул.

– Что? – прошептал он на укоризненный взгляд Дэсмонда, – Я хоть что-то сделал!

Несколько минут за столом слышалось только чавканье и звон приборов. Обычный ужин для друзей был невероятным открытием для Нины. Она и не представляла, какие вкусные пряные и ароматные блюда могут быть. По обыкновению ее вилка побывала в каждой тарелке, с которых пришлось брать по чуть-чуть, иначе она рисковала объесться до потери сознания.

Рудольф откашлялся и спросил:

– Нина, как тебе город?

Нина отложила вилку.

– Он изменился, – ответила она.

– Это да. Прогресс с каждым годом все ускоряется! Я иногда и сам поражаюсь. Лет семь назад мы и представить не могли, что в телевизоре будет двести каналов, а письма превратятся в мгновенные сообщения.

– А помнишь наши коллекции видеокассет? – подхватил Эрик.

– О! Это было настоящее сокровище!

– Помните, бедного Артура?

И тут все расхохотались.

– Этот ненормальный ринулся в горящий дом, чтобы спасти кассеты, – смеялся Рудольф. – Слава богу, его во время остановили, не то дом сложился бы прямо на него.

– Да, он потом несколько лет сокрушался о потере коллекции.

За столом снова стихло. Нину не покидало ощущение, что они все ждут чего-то. Нина насытилась и теперь лениво ковыряла листья салата, сосредоточившись на тарелке. Она не хотела смущать гостей и позволила им изучить себя с особой тщательностью. Они разглядывали каждый сантиметр на ней. Рудольф выискивал подозрительные черты лица, Десмонд пытался разглядеть ее грудь, а Марк думал, где бы купить такую же потрясающую брошь в виде совы. Они и понятия не имели, что Нина занималась аналогичным: раскрывала потайные уголки мужчин.

– Нина, как ты узнала про Альберта? – нарушил молчание Рудольф.

В тот же момент звон столовых приборов прекратился. Шесть пытливых глаз уставились на Нину, не скрывая любопытства.

– Прости, но рано или поздно этот разговор должен был начаться, – сказал Рудольф, обращаясь одновременно и к Эрику и к Нине.

Эрик размеренно попивал виски, изредка бросая взгляд на Нину, мол, пора раскрыть карты.

– Эрик задал вопрос, и я увидела ответ, – произнесла Нина.

Мужчины переглянулись.

– И как много ты видишь? – спросил Рудольф.

Нина смерила его загадочным взглядом. На секунду ему показалось, что в ее глазах сверкнула вспышка. Но это был всего лишь блик от лампы, отраженный в столь светло-серых глазах. Нина отложила вилку, продолжая смотреть на Рудольфа. Повисло долгое молчание.

– Святоша… – наконец, прошептала Нина.

Глаз Рудольфа невольно дернулся, давно его так не называли.

– Чего приперся, Святоша?! – огрызнулась Нина, чем огорошила всех присутствующих. – Не твоего хренова ума, что мы тут делаем! Вали, куда шел!

Эрик мельком взглянул на Рудольфа и удивился выражению лица друга: Рудольф побледнел от страха.

– Ребята, у нас тут спаситель сучьей задницы! – воскликнула Нина. – Да это же принц на белом коне! Ха-ха! Мы что застолбили твою дырку? О, ну тогда понятно, почему он так взбешен! Дырочка то со-о-очная! Ха-ха.

– Ладно! Мы не жадные! – голос Нины изменился, стал более низким. – Мы с тобой поделимся этим белоснежным мясцом! Но только после того, как сами испробуем! Ха-ха!

То ли Нина пригвоздила Рудольфа глазами к стулу, то ли страх быть раскрытым сковал Рудольфа, но он не мог молвить ни слова, ни двинуться, ни даже вздохнуть. Он слушал слова, вылетающие с ее губ, они были словно считаны с его памяти. И даже интонация! Она точно копировала интонацию тех ублюдков! Как это возможно? Ее тогда и на свете-то не было! Рудольф старался сохранять спокойствие, но понимал, что с каждой секундой паника разрастается по каждому участку тела. Его невозмутимость грозилась потерпеть крах, если она произнесет имена.

А рядом Рудольф ощущал, как все больше напрягался Марк… Ох, Нина, остановись…

Но она и не думала, она, задыхаясь, выпалила все, что было произнесено в тот момент избитым, но выстоянным Святошей, что так отчетливо врезалось в память восьмилетнего малыша.

– С волками жить – по-волчьи выть! – голос Нины резко изменился, стал тише и приятнее, а в говоре появился узнаваемый легкий акцент. – Тебя затопчут! Уничтожат и забудут! Никто не вспомнит о тебе! О слабаках не вспоминают! Ты в аду! А черти не терпят хороших ребят! Они их жарят, кромсают, топят в раскаленном масле! Ты когда-нибудь обжигался? А вот теперь представь, что ты весь горишь! Вот, что тебя ждет, если ты будешь слабым! Запомни, лучше сдохнуть в бою по-быстрому, чем сдаться им на медленную и болезненную смерть! Ты понял? Повтори! Повтори! – крикнула Нина и замолкла.

Воцарилась тишина.

Разумеется, перемена лиц Рудольфа и Марка не осталась незамеченной. Только этим двоим и Нине была известна истинная мощь произнесенных слов. И она была чертовски огромная, потому что заставить Рудольфа вспотеть может лишь сам Господь.

Внезапно Нина так громко и яростно стукнула по столу, что ребята подпрыгнули.

– Я не слышу тебя, рядовой Шкет! – заорала Нина на Дэсмонда, отчего тот вжался в спинку стула.

И тут начался самый настоящий театр одного актера.

– Ты глухой? – орала Нина, искривившись в злобной маске.

– Сэр, нет, сэр! – отвечала Нина самой себе, изображая хрипоту, и донельзя точно копируя замученного подростка.

– Тогда, может, ты тупой?

– Сэр, нет, сэр!

– Тогда какого хрена ты бубнишь себе под нос? Может, мне называть тебя рядовой Слизняк?

– Сэр, нет, сэр!

Нина снова громко ударила по столу.

– Иди, сюда рядовой Тряпка! Мне насрать, болен ли ты, умираешь ли, или вообще сдох! Мне насрать на жару и на мороз! Насрать, ливень ли сейчас или метеоритный, мать его, дождь! Мне насрать, что ты подвернул ногу, да пусть она хоть отвалится! Засунешь ее себе в зад и продолжишь бежать! Ты понял, рядовой Вагина?

– Сэр, да, сэр!

– Хочешь снова разреветься как девчонка?

– Сэр, нет, сэр!

– Хочешь пожаловаться копам или может поплакаться бабе из соцзащиты?

– Сэр, нет, сэр!

– Смотри, рядовой Пискун! У тебя есть такая возможность! Вон ворота! И они открыты! Можешь сбежать в любой момент и облегчить мне жизнь! Будешь петь песни и играть в девчачью войнушку с городскими молокососами! Потому что мне ты как грыжа в паху! Как еще один геморрой в моей затраханной жизнью жопе! Как третье истертое яйцо в мошонке! Вон ворота! Беги отсюда, шкет!

Пауза.

– Сэр, нет, сэр! – по щеке Нины скатилась слеза.

– Тогда хорош реветь! Хватай груз и побежал тридцать кругов! И если еще раз услышу хрень про подвернутую лодыжку, ты будешь катать бочку с кирпичами до заката, Слизняк! Ты понял?