Айя Сафина
Хроники экзорцистов. Книга 1. Поглотитель грехов
9. Потерянное равновесие
Даймоний – термин древнегреческой философии, означающий «внутренний голос, совесть».
Детектив Амран был на работе уже с шести утра, потому что задание, что он дал семье Виктора, явно пошло не по плану.
Обеспокоенный Виктор звонил ему с полуночи каждые пятнадцать минут, и детектив уже тысячу раз пожалел, что втянул в это расследование его дочерей. Ребята так и не вернулись из парка развлечений, а последний звонок, на который они ответили, добавил еще больше вопросов. Они рассказали что-то про ночной клуб, автомобильную погоню и студенческий городок. Это было в час ночи. Больше они не брали трубку, хотя звонки проходили. Это обнадеживало.
Ребята явно пошли дальше нужного, и неизвестно, чья это была затея. То ли Евы с чрезмерным чувством ответственности за всех женщин в мире, то ли того крупного парня, которого Виктор назвал их личным телохранителем, что явно было лишь половиной правды. А может статься так, что они вчетвером объединились одним стимулом, и тогда детектив совершенно точно их не остановит.
Габдулла себя корил. Он выдал секретную информацию для служебного пользования гражданским лицам, которые проводили собственное расследование причем довольно неаккуратно – оставляя кучу свидетелей и зарабатывая десятки штрафов за нарушение ПДД. У Габдуллы могли появиться серьезные проблемы. Виктор Бертран мог эти проблемы сделать катастрофическими.
Кофе уже час, как остыл, а Габдулла до сих пор к нему не притронулся, пытаясь в сотый раз проанализировать отчет о Тарани Хэдж. Почему убийца мучает их именно так – режет вдоль и поперек? Что ему нравится? Крики? Рисунки, что он наносит? О чем они напоминают ему, о какой травме из детства? И что это все должно донести до Габдуллы? Как это должно помочь в его поиске?
Пикнул телефон. Сообщение от Шефа:
«Есть новости?»
Еще одна возможная ошибка, которую он допустил за последние семьдесят два часа. Шафран. Нужно ли было ей рассказывать обо всем? Возможно, стоило приложить все усилия и воздержаться? Но потом он вспоминал свои ощущения рядом с ней и раз за разом доказывал себе, что, вернись он на семьдесят два часа назад, все равно не устоял бы. А ведь между ними разница в двадцать пять лет. Это получается, что после его рождения еще целый человек успел родиться, отучиться и стать взрослым представителем общества, прежде чем родилась Шеф. Черт, да она на пять лет младше его сына. Просто в голове не укладывается. Надо это срочно прекратить, пока не дошло до проблем. Очередных.
Габдулла устало упал на спинку кресла, удивляясь самому себе: за три дня совершить столько ошибок – не похоже на него. Но похоже на то, что он стареет.
А перед глазами так и мелькал наглый бритый белый ежик в трусах с Hello Kitty на заднице и с татуировкой на маленьких грудях: на одной – Снуппи, на другой – Вудсток; они играли в бадминтон, и летящий воланчик замер точно посреди грудей.
Как его занесло в это все? Он же светский мусульманин, пусть в разводе, но честный и благовоспитанный. Он по вечерам намаз читает. Пусть один, а не пять, но светский же. И на том спасибо. Черт, да у него даже телефон – древняя раскладушка Нокиа, потому что эти тачскрины его вводят в депрессию своей ранимостью. И вот этот человек связался с таким феноменом, как Шафран, которая беспилотники в небо запускает.
И все же он взял телефон и ответил ей, что новостей нет, потому что в душу ему запала эта чертовка в розовых трусах с этим антропоморфным японским бобтейлом на заднице.
Резкий удар вывел его из тяжелых дум. Габдулла рефлекторно вытянулся в кресле.
На стулья перед его столом плюхнулись два побитых парня: у одного фиолетовый фингал на весь глаз, нос и полщеки, у второго текла кровь из-под тряпки, что он прижимал ко лбу. Габдулла не сразу понял, что происходит, кто эти люди, и почему они вообще здесь оказались. А потом увидел над беднягами гиганта Корфа, который держал тех за шкирки.
– Это Ленни, а это Готфри, – буркнул он.
Молчание длилось минуты две.
– И кто они такие? – наконец спросил детектив.
– Этот, – Корф пихнул в плечо самого побитого, – познакомил Тарани вот с этим, – тычок во второго с кровавой тряпкой и в синей атласной пижаме. – А этот называет себя верховным жрецом Церкви Самаэля.
Габдулла медленно заглянул на спину Корфа. Там стояли все три ясновидца, они кивали с серьезным видом.
Их измотанный вид служил доказательством долгих ночных приключений, за время которого Ибрагиму разорвали черную рубашку, и теперь из-под воротника торчала лишь половина коловратки. Ева потеряла рукав блузки, который сейчас служил бинтом в руках Готфри, а Стефания вообще обзавелась какой-то пугающей прической. Видимо парком развлечений, ночным клубом и студенческим городком дело не кончилось. Одному лишь богу известно, сколько мест они посетили и как вообще вышли на этого Готфри.
Виктор надавал по шее всем и подключил к порке Джованни, который надавал по шее дополнительно Ибрагиму и Корфу. Но сделали они это для проформы. Потому что несмотря на то, что они нарушили приказ пресвитера вернуться до полуночи, именно благодаря их активным поискам, дело о пропаже Марии Вальгос сдвинулось с мертвой точки. Пресвитеры злились на подопечных, но в то же время невероятно ими гордились. Если будущее экзорцизма ляжет на плечи подобных молодых ребят, то за безопасность мира можно не беспокоиться.
Следующие несколько дней детектив Амран со всем отделением полиции был занят ликвидацией последствий всполоха, что учинила безумная четверка. Там было и дорожное происшествие, и заявление о разбое, вандализм, порча муниципального имущества и мелкое хулиганство, жертвой которого стал пожарный шланг в жилом доме в совершенно противоположном от парка развлечения конце города. На вопрос, зачем ему понадобился пожарный шланг, Корф просто ответил:
– Работал по горячим следам.
То, чем они занимались в ночном фетиш-клубе «Кровавый ковчег», так и осталось тайной ввиду загадочной клятве, что они дали друг другу.
Опуская детали, которые четверка замалчивала, детективу все же удалось восстановить их примерный маршрут, который затронул семь разбросанных по всему городу мест. И везде они оставляли либо погром, либо избитых бедолаг, каждый из которых приводил их все ближе к концу.
К Готфри Розенштерну – главе местной официальной группировки сатанистов, который уже второй день сидел в комнате допроса, отвечая на одни и те же вопросы детективов.
Капитан полиции поблагодарил Виктора и Джованни за содействие и обещал урегулировать балаган, осознавая, что без помощи знаменитого в их кругах семейства они бы ни за что так быстро в деле не продвинулись. Единственным условием было – изо всех сил постараться больше не впутываться ни в какие истории. Так, безумная четверка отправилась на вынужденный покой.
Пресвитер Джованни управлял Арелатским аббатством, имеющим очень долгую историю. Основанное на острове еще в четвертом веке, аббатство долго кочевало в своей принадлежности разным орденам. Сейчас же оно входило в католическую епархию города, став домом для двух сотен монахов и огромным хранилищем древних знаний. Библиотека Арелатского аббатства насчитывала более пяти сотен тысяч наименований древних манускриптов и была центром обмена знаний не только между духовниками, но и экзорцистами.
– Давно Стефания умеет это делать? – спросил Корф.
Они с Ибрагимом сидели на веранде дома Джованни, огороженного обширным садом от остальной территории аббатства с часовней, трапезной, кельями и библиотекой. Монахи выращивали в саду виноград, апельсины, лаванду, яблоки и груши. Этот микс ароматов день и ночь наполнял скромный дом Джованни благоуханием жизни.
Ибрагим не сразу понял, о чем спросил Корф, а когда понял, то махнул рукой, как на пустяк.
– А, это. Сколько себя помню, – ответил он.
Ибрагим настраивал видеосвязь с особняком Бертранов в паре десятков километров от них. Шел третий день домашнего заточения.
– Как Церковь объясняет эту способность? – спросил Корф, чуть погодя.
– Да никак. А чего тут объяснять? Мы же экзорцисты. С годами практики экзорцисты приобретают опыт. В зависимости от прилежности и упрямства у кого-то этот опыт небольшой, а у кого-то колоссальный. Я видел экзорцистов, которые изгоняли демонов по щелчку пальцев.
– Стефания молода.
– Что я могу сказать? Божья Благодать – штука непредсказуемая. Не знаешь, в какой момент постигнет, как и не знаешь, что подарит. Видимо, Бог пожелал наградить Стефанию этим даром с пеленок.
– А ты не задумывался, почему?
– Да откуда ж мне знать? Может, она прелестно пускала слюни или рисовала очаровательные коричневые разводы на пеленках. Кто ж этого Бога поймет?
Корф решил оставить свое мнение при себе. В окружающих его условиях это вообще было единственным способом выжить. Церковь блюла каждый его шаг, и при любой необходимости его потянут за поводок. К тому же они ни на йоту не сдвинулись в расследовании непонятного заговора, из-за которого родился Корф. Он, как невинное дитя, лишь глазами хлопал да руками разводил. Если уж люди не знали, кому он понадобился, то с чего это знать демону, который вообще по ту сторону занавески жил? Никто с ним на контакт не выходил, никто предложений не делал. Просто в один момент его бесконечного томления в аду на него упал свет, и вот он уже вылезает из каверны, весь измазанный в этой янтарной смоле.
В свою очередь Корф все больше понимал, насколько наивны бывают церковники. А иной раз и откровенно тупы. Взять хотя бы яичное жертвоприношение. И это ведь сделал сам Ибрагим – светоч современных экзорцистов, состоящий на службе в двух священных домах, член комитета по сохранению древних артефактов. Чего уж тогда от остальных ожидать?
Наверное это результат многолетней политики Церкви по четкой изоляции света от тьмы, как от заражающей хвори. Они заткнули все ходы, взяли под контроль все щели между мирами, чтобы ни один демон не пробрался сюда без их ведома. А зря. Фактически они сами сделали себя слепыми и глухими, оградившись от темных сущностей, которые могли многому их научить, многое поведать, открыть секреты мироздания, о которых люди до сих пор не ведали.
Как например о способности молодого экзорциста управлять не только светом, но и тьмой.
Экран ноутбука загорелся голубым фоном приложения видеозвонков, а вскоре сменился красочным пейзажем сада Бертранов. Их сад конечно был всем садам сад, а в присутствии Стефании и Евы расцветал еще больше. По крайней мере, так казалось мужчинам.
Ева стояла на коврике в асане «Воин №1» посреди кипарисовой лужайки под довольные воздыхания Ибрагима по ту сторону экрана. До этого момента он даже не осознавал, насколько соскучился по ней. Стефания лежала в асане трупа и спорила с Евой, что такой асан тоже существует. Неизменное лицо Корфа в маске как всегда не выражало никаких эмоций, хотя он был поражен тем, что сегодня так легко можно увидеть человека, который находился в двадцати километрах от тебя. В его время они отправляли гонцов, которые могли везти послание месяцами, а то и вообще не довезти, пав жертвой разбойников. Сегодня жизнь неслась стремительно.
– Ну что за бред?! Как можно на такое пойти добровольно? – злостно бросила Ева.
Асаны, как и молитвы, перестали помогать находить душевное равновесие, пока Мария Вальгос продолжала числиться пропавшей.
– Они нашли и опросили с десяток девушек, прошедших через их представление, и складывается картина, что так оно и было: Тарани Хэдж добровольно стала участницей ритуала, – рассказывал Ибрагим последние добытые сведения.
Церковь Самаэля, возглавляемая верховным жрецом по имени Готфри – студентом театрального университета, организовывала ритуалы вызова Сатаны, не имеющие ничего общего с реальными обрядами. Пусть члены этой организации и верили в то, что Сатана – их владыка – блюдет за ними и приготовил им место подле себя в аду после смерти, на самом деле их служение было обычным шоу с черными свечами, робами и пентаграммами.
Единственное, к чему полиция могла привлечь Готфри и его пособников – это к увечьям, которые они наносили девушкам, участвующим в ритуалах.
«Кровью девственниц да окропите знак мой, дабы вышел я с вами на контакт», – было написано в их Библии, напечатанной в Worde и распечатанной на вполне себе современных листах А4. Безо всяких там древних папирусов, переплета из кожи невинных телят да и самих девственниц.
– Среди них есть студенты-медики, которые брали у девушек кровь из вен, а потом разбрызгивали ее на самих же девушек, – рассказывал Ибрагим. – То есть даже в увечьях их с трудом обвинишь, ведь девушек никто не принуждал.
– А как же волосы и кожа, что нашли на пентаграмме? Не похоже на добровольное возлежание! Они боролись! – настаивала Ева.
Ну не может оказаться так, что она отстаивает девицу, добровольно легшую под нож сатанистов.
– Девушек связывали и укладывали на пентаграмму, над ними проводили песнопения, а потом свершалась оргия, после которой на полу осталось все: и волосы, и кожа и семя, – ответил Ибрагим. – Кстати, насчет оргий. Ева, тебе пора поменять асан «Воин №3» на асан «Собака мордой вниз».
– То есть Тарани была любительницей острых ощущений и не больше? Но тогда как она оказалась мертвой под фортом? – спросила Ева.
– Тарани исчезла спустя три года после того обряда. С ней могло произойти все, что угодно, – вставил Корф.
– Я не верю в это. Сатанисты, кровь – это не может быть простым совпадением. Мы что-то упускаем, – сказала Стефания с поникшими плечами.
Ей не верилось, что после всего того, что они таким чудом обнаружили, их снова постигнет неудача и они врежутся в тупик.
– Это были обычные развлечения студентов, – спорил Корф.
Чем заслужил непонимающие взгляды со всех сторон.
– Хорошо. Необычные. Но тем не менее, все же развлечения. Почему вам так сложно принять идею, что люди тоже способны совершать мерзкие дела? – спросил Корф.
– Потому что там, где происходят убийства, всегда присутствуют темные сущности.
– Не факт.
– Сказал демон, который устроил резню ночью.
Спор медленно перешел на спор между Стефанией и Корфом.
– Это была не резня. Ты, похоже, плохо представляешь себе, что такое резня.
– Ты бы видел себя, когда избивал тех парней! Не говори мне, что ты не получал удовольствия от этого! Поверить не могу, что я стала частью того кошмара.
– Без этих мер мы бы дальше не продвинулись. Мне что, нужно было их бельчим хвостиком наглаживать?
– Это была работа полиции!
– Это была работа по горячим следам!
– Ты себя не контролировал, пока я не вмешивалась! – закричала Стефания.
Корф злостно выдохнул.
Стефания и впрямь выбила из него темную дурь пару раз за ту ночь, просто потому что, когда ты обуян инстинктами собственной сущности, их практически невозможно одолеть. Это как вырывающаяся на волю часть тебя, которой ты не в силах управлять, потому что вы повязаны.
– Хорошо, пару раз я вышел из себя.
– Пару раз?! Корф, сколько раз мне повторять, что ты принадлежишь тьме и ее законам? Ты, как акула, плывущая на запах крови. Она не в силах побороть свой инстинкт, и ты тоже! Ты навсегда останешься демоном. Не будет для тебя хэппи-энда, как бы ты его ни хотел!
В саду стихло. Ева больше не выгибалась в асанах, а слушала, опустив глаза. Ибрагим тоже возжелал остаться с краю. Эти двое уже раз десятый спорили на одну и ту же тему: может ли демон внезапно сменить заряд? Никто из ребят уверенного ответа на этот вопрос не имел. Даже Джованни. Даже Виктор. Если подобное и происходило, то записей об этом не сохранилось. Но откуда тогда взялось в демоне это необъяснимое стремление искупить грехи? Это качество тьме не присуще. Тьма не знает, что такое прощение. Оно принадлежит свету. Или все-таки проще подумать, что это все очередная коварная игра демона, пытающегося обмануть бдительность священников? В это верится легче, если захотеть. Но в том-то и проблема, что ребята отчаянно хотели верить в первое.
Долгое молчание с обеих сторон связи стало тяготить.
– Что ты хочешь сказать этим? – спросил низкий бас из динамиков.
– Что ты продолжаешь пытаться обелить себя и себеподобных, но это невозможно.
– Ты понятия не имеешь, возможно это или нет.
– Мне достаточно было увидеть твою суть, Корф! Твою неспособность противиться тьме! Она наполняет тебя обидой и яростью, запускает цепную реакцию, которую ты не в силах остановить, и в итоге ты избиваешь людей об асфальт, раскидываешь полуспящих жильцов дома и подвязываешь их за пожарный шланг, чтобы сбросить с крыши.
– Никого я не сбросил!
– Да потому что я там была!
Каждый раз когда Корф заходил дальше, чем нужно, Стефания возводила стену, которая встряхивала демона, выбивая из него распаленный гнев и тем самым возвращая холодный рассудок.
– Люди совершают зло под влиянием тьмы, но у них всегда есть выбор. И всегда, черт возьми, всегда выбор в пользу зла делается с подачи демонов! Шепчут они или влияют напрямую – неважно. Но демоны там есть. И с Тарани Хэдж подобное зло сотворил не просто человек, а человек под влиянием темной энергии, именно той, которой подчиняешься ты, Корф. Скажи ему, Ева!
Девушка встрепенулась и нехотя ответила:
– Я не знаю…
– Ты же чувствовала тьму над ее трупом! – возразила Стефания.
Ева очень хотела встать на сторону сестры, они всегда друг друга защищали, а потому она возненавидела себя, когда произнесла:
– Я не знаю, что я видела. Все было нечетко.
Стефания выпучила глаза, глядя на предательницу.
– Возможно, да, – стала разъяснять Ева. – Была там тьма. Боль и страдания рождают тьму, и, конечно, Тарани жила в ней в том моменте времени. Но я не знаю, видела ли там демонов.
– Да даже если был. Мы не одинаковы. Хочешь сказать, что я способен убить четырех женщин и закопать их тела? – спросил Корф.
– Та энергия, которой ты принадлежишь, может.
– Дело не только в энергии, Стефа. Ты же сама говоришь, что у нас есть выбор.
– У тебя его нет.
– С чего это? Ты же можешь в любой момент перейти на сторону тьмы, тебя держит только твой собственный выбор!
– У людей есть выбор. У самых отпетых негодяев всегда есть шанс вырваться из плена тьмы и обратиться к свету, покуда они живы. Ты свой шанс использовал, и поэтому стал демоном. Отныне ты всегда будешь слышать зов греха и идти на него, это твоя суть. Ты не можешь ее изменить, просто потому что в один день решил стать хорошим. Так законы не работают!
Стефания стала задыхаться от негодования и словосложения. Вся эта затея – взять демона на службу Церкви – изначально обречена на провал. Демоны не в силах изменить собственную суть, это все равно, что плыть против течения. Минус не может в одночасье стать плюсом, как и наоборот, иначе бы весь мир заполнился хаосом. Зло творится злом, добро – добром: так ее учили, и чертовски верно ее учили. Той ночью она увидела этот урок вживую, почувствовала вкус тьмы, стоя рядом с Корфом, как и уверилась в том, что он никогда не перестанет представлять для них опасность.
– Там в Дамьете я не слышал зова демонов! Я убивал людей, потому что таков был мой выбор. Почему ты просто не можешь признать тот факт, что люди сами переходят на сторону зла? Никто на них не давит, никто за них не борется. Сами! Они сами превращаются в демонов!
Стефания вдруг застыла. В ней явно проступила растерянность, как будто из-под ноги выбили прочную опору, ударили молотком по крепкой основе, которая тут же заскрипела трещинами.
– Потому что не верю, – прошептала она.
С детства Стефанию натаскивали истинам. Какие-то из них были настоящими, какие-то – надуманными. Но вырезанный из скалы образ уже ничем не сотрешь, не выведешь. Установки, вкрапленные в детскую личность, вырастают вместе с человеком, остаются с ним на всю жизнь и влияют на его решения. Стефания искренне верила в вечную борьбу света с тьмой. Всю ее личность обработали мощным стерилизатором с названием «защитник», налет которого до сих пор не сошел. Она не просто верила, она знала, что ее долг – защищать человечество от злодеяний тьмы, которая как жидкость заполняет все углубления и трещины в пространстве. Тьма выискивает слабых, завлекает хитростями, а потом медленно всасывает душу в себя.
Только так. Только так люди становятся преступниками.
Корф рассматривал Стефанию на экране, пиксели стирали детали ее эмоций на лице, но даже здесь на расстоянии двадцати километров, он чувствовал ее колебания. Стефания запуталась между аксиомами, прописанными в учебниках, и тем, что она видела в жизни. Если у человека есть выбор обратиться к свету, почему же не допустить, что он также добровольно может обратиться к тьме? Разве здесь закон равновесия не работает? Корф искренне верил, что работает. Потому что ему, в свою очередь, была ненавистна сама идея того, что ему никогда не вырваться из лап тьмы и не приобрести долгожданный положительный заряд.
Мир Стефании, те догмы, в которые она верила, твердили ему, что нет. Это невозможно. И он ее за это ненавидел.
– Я всего лишь хочу сказать, что люди причиняют зла не меньше демонов.
Корф отчеканил чуть ли не каждое слово, чтобы донести их смысл до Стефании.
– Ну а я хочу сказать тебе, что вся моя жизнь заключается в том, чтобы защищать людей от таких, как ты.
Каждый из них остался при своей догме.
Стефания встала, скрутила коврик и покинула лужайку.
Корф встал из-за стола и ушел в сад к монахам помогать им собирать созревшие фрукты.
– Где собака мордой вниз? – требовал Ибрагим.
Вечером Ева вошла в спальню Стефании и ощутила знакомый запах чайного дерева. Было даже странно видеть сестру, собирающуюся на…
– Это не свидание, – прервала Стефания назревающие речи сестры. – Мы просто попьем кофе и поедим лимонных слоек.
Именно такой фразой Александр пригласил ее встретиться.
Он нашел Стефанию через пост в Инстаграме тех трех новых подруг, которые опубликовали с ней селфи из туалета «Кровавого ковчега». В животе бабочки вырвались из коконов, когда она увидела его сообщение.
– Странно видеть тебя, собирающейся на встречу с парнем из «Кровавого ковчега».
– Он явно оказался не в том месте, как и я в тот вечер, – ответила Стефания.
И вспомнила обаятельного Алекса, так отважно вставшего между ней и двумя злодеями. Пока он держал ее за руку, Стефания считывала его энергию. Она нашла там много самоуверенности, стальную выдержку и огромное желание быть любимым. Алекс был очень самоуверенной личностью. Гораздо более настойчивый, чем среднестатистический человек. Его психика отличалась устойчивым равновесием и невозмутимостью. Обычно такие люди с легкостью могли обмануть детектор лжи. Была в нем и толика похоти, но факт того, что он оставил ее неудовлетворенной в тот вечер, отпустив Стефанию, придавала его образу еще больше очарования.
– Да хватит уже корить себя. Мы трудились во благое дело, – сказала Ева.
– Террористы-смертники тоже верят, что совершают благое дело.
– Ну ты загнула!
– Нисколько! Пока мы считаем насилие необходимым злом, мы продолжаем открывать двери демонам.
Ева тяжело вдохнула. Она понимала сестру и была в чем-то с ней согласна. Болью добро не посеешь. Зло одним лишь желанием не искоренишь. Корвинусу де Борну придется прожить много жизней, чтобы откатиться к нулю и получить шанс на воссоединение с полярностью света. Но что удивительно, он ведь знал это и в тот момент, когда рыскал в ночи, вламывался в квартиры, сотрясал и избивал людей, пополняя копилку грехов. Делал ли он это, потому что получал удовольствие от насилия, или потому что отныне сидел на коротком поводке приказа Церкви, или же потому что хотел спасти Марию Вальгос – Ева не знала. Да и никто не знал. Свет не может пробить тьму – он тонет в ней, как в черной дыре. А потому ни одна из сторон не умела считывать намерения другой.
Как бы то ни было Ева собрала сестру на несвидание: уложила волосы в длинные волны, заставила одеть на платье кардиган, чтоб добавить целомудрия – комплекс, которым она обзавелась после «Кровавого ковчега», и обула ее в свои «счастливые» ботильоны.
Настроение Стефании уже было ни к черту, она уже думала, что перепалка с демоном омрачит весь вечер. Но когда увидела улыбающегося Алекса возле кафе с белой гвоздикой в руке, то уже и забыла о злости. От Алекса снова пахнуло жгучей уверенностью в себе и бесстрашием. Как будто знал наверняка, что все, что он делал сейчас, было правильным.
– А ты, оказывается, на голову меньше, – встретил он ее фразой, напоминающей о страшном начесе.
Стефания посмеялась, любезно приняла цветок.
А потом они до позднего вечера сидели в кафе на набережной, заполненной туристами, и болтали о пустяках. Стефания уже и забыла, какого это – не говорить о демонах.
– Я недооценил тебя, – сказал Алекс, рассматривая ее браслет. – Я думал, это просто украшение. Ты действительно веришь в бога.
– А ты разве нет?
– Наверное, я бы хотел верить. Но как-то не очень получается. Мне кажется, веру обрести не просто. Ее надо заслужить.
– Ты с ней родился, просто ты забыл.
Алекс слушал Стефанию завороженно. В ней было много необычного.
– Дети с раннего возраста тянутся к животным, защищают их, плачут, когда им больно, плачут и от умиления. Но ведь их этому никто не учил. Потому что мы рождаемся с милосердием ко всем живущим, но общество сложилось неким образом, который заставляет нас о милосердии забыть. Бабушек, кормящих кошек на улице, мы считаем сумасшедшими. Подающих милостыню – презираем за потакание изгоям. Людей, сжигающих себя на площади – снимаем на телефон. Это все ненормально, но мы это делаем, потому что этому учит толпа.
– Ты очень любишь людей. Пытаешься объяснить все их слабости так, словно они жертвы обмана, – заметил Алекс.
– Но ведь так и есть. Мы приходим сюда чистыми наивными душами, которые портят другие.
– А как насчет злых людей? Опасных убийц, например?.
– Я здесь не для того, чтобы их прощать. Но с ними определенно случилось что-то нехорошее, если они преисполнились злобой настолько, что переступили грань.
– Ты очень милая, Стефания. Но иногда люди делают выбор в пользу зла с полным понимаем того, что это зло. Они причиняют боль с целью ее причинить. Как те два парня в переулке, – напомнил Алекс.
Стефания пожала плечами.
– Наверное, в такие моменты Бог посылает их жертвам защитника, – ответила она.
Алекс улыбнулся, поняв двусмысленность фразы.
– Боже, ты чертовски милая! – воскликнул он.
А потом посмотрел на часы.
– Уже поздно. Не хочу, чтобы твой дядя волновался.
– Ты тоже очень милый, – ответила Стефания.
Алекс бросил купюры на стол и помог Стефании натянуть кардиган. А потом галантно взял ее под руку и повел к своей машине.
Тем вечером Стефания домой не вернулась.
