Автор, пиши еще!
Карантино представляет. Отборное вирусное чтиво
Выбор
Илона Ковза
vk.com/ilona.kovza
Детектив Кейн через стекло разглядывал подозреваемую. Она сидела в допросной и крутила в руках пластиковый кофейный стаканчик.
Миниатюрная белая женщина средних лет, врач-реаниматолог в муниципальной больнице. Подозревается в непредумышленном убийстве или преступной халатности, или в неоказании помощи, повлекшем смерть пострадавшего – словом, «наверху» требовали собрать достаточно улик для предъявления любого из этих обвинений.
Кейн надел медицинскую маску, взял пока еще тонкую папку с делом и направился в допросную.
Подозреваемая не выказывала ни тени волнения. Она смотрела на него прямо и смело, несколько даже дерзко. Кейн чуть улыбнулся. Любопытно, что скрывается за этой дерзостью?
– Доктор Джин Морган, не так ли? – он сел напротив, положил папку на стол и сцепил пальцы в замок.
– Верно.
У нее был усталый голос, глубокие синяки под глазами и красная ссадина на переносице.
– Я детектив Кейн. Вы знаете, почему вы здесь?
Она усмехнулась:
– Вероятно, потому что сейчас у меня перерыв между сменами, а ваш департамент считает допрос лучшим способом отдохнуть.
Ерничает. Что ж, посмотрим, как переменится ее тон, когда они подойдут к сути дела.
– Вы работаете в медицинском центре Джакоби?
– Да. В отделении интенсивной терапии.
– C covid-положительными пациентами?
– Да.
Кейн раскрыл папку и перелистнул пару страниц:
– Вы были в больнице двадцать девятого апреля?
Она задумалась ненадолго.
– В среду? Да, была моя смена.
– Согласно больничным записям, в семнадцать часов к вам поступил пациент в тяжелом состоянии.
– Каждую смену ко мне поступает десяток пациентов в тяжелом состоянии. Возможно, кого-то из них привезли именно в семнадцать.
– Каков ваш порядок действий в таких случаях?
– Мой порядок действий быстрый, четкий и решительный. Если хотите подробностей, приходите и посмотрите сами, – доктор Морган начала раздражаться.
Пассивная агрессия. Замечательно. Подозреваемая сама себя выводит из эмоционального равновесия, а значит, вскоре проговорится о чем-нибудь, что предпочла бы скрыть.
– Тем вашим пациентом был Джордж Флатт, член Городского совета. Вы знали об этом?
– Кажется, мне кто-то говорил.
– То есть, вы не придали значения этой информации?
– В реанимации это не имеет никакого значения. Ни должность, ни образование, ни уровень дохода. Поэтому – нет, я не придала значения.
– Какую помощь вы ему оказывали?
– Такую же, как остальным моим пациентам.
– Однако, – Кейн заглянул в папку. – Согласно записям в карте покойного, после критического снижения уровня кислорода в крови, мистера Флатта не подключили к аппарату искусственной вентиляции легких, как того требует инструкция. Вследствие этого он скончался. Почему так произошло?
– Потому что одновременно с ним привезли молодую женщину, мать двоих детей. Сатурация у обоих критическая, свободный аппарат только один, – она смотрела в кофейный стаканчик, а Кейн внимательно смотрел на нее. – Вы, может быть, не в курсе, но клиники переполнены. Персонала и оборудования на всех не хватает. Зачастую пациенты умирают, просто потому что им не успевают помочь.
Кейн подался вперед и спросил вкрадчиво:
– Кто принимает решение об очередности помощи?
– По-разному. В экстренной ситуации каждый врач сам.
– Кто же в таком случае решил не оказывать помощь мистеру Флатту? – Кейн следил за ней, не моргая.
Доктор Морган подняла голову и твердо посмотрела ему прямо в глаза:
– Я решила.
Кейн довольно откинулся на спинку стула. Грамотный обвинитель соберет из записи этого допроса такую речь, что присяжные будут рыдать.
– Почему? – спросил он для порядка. Если подозреваемая и личный мотив раскроет, будет стопроцентно выигрышное дело.
– Почему? – доктор Морган вскинула брови. – Потому что из двух умирающих людей я должна помочь тому, у кого больше шансов выжить. Каждую смену я выбираю, кому жить, а кому умереть, и на этот выбор у меня есть несколько секунд, пока каталку с пациентом везут по коридору. Мне плевать, член он Городского совета, сенатор или сам президент: между стариком с лишним весом и молодой матерью я выберу мать. Между взрослым и ребенком – ребенка. И если вы намерены обвинить меня в том, что я неправильно выбираю, встаньте для начала на мое место!
Доктор Морган закончила гневную речь и отвернулась от Кейна, сложив руки на груди. Маленькая, мужественная женщина с синяками под глазами и ссадиной от респиратора и защитных очков.
Кейн доложил начальству, что состава преступления выявить не удалось. Выписки из больничных карт доказывают безосновательность обвинений, и любая врачебная комиссия встанет на сторону подозреваемой. А уж если журналисты пронюхают, что Департамент полиции преследует медика во время пандемии страшного вируса… Начальство, скрипя зубами, велело отпустить задержанную.
– Доктор Морган, вы можете быть свободны. Подвезти вас до дома?
– Спасибо, – холодно бросила она. – Домой я уже не успела. У меня было пять часов на отдых, три из них я провела в этом чудесном месте.
– От лица Департамента приношу вам свои глубочайшие извинения…
– Оставьте себе. Лучше отвезите меня в больницу. Может, успею еще принять душ перед сменой.
Уже в машине, бросая время от времени короткие взгляды на молчаливую пассажирку, Кейн спросил:
– Доктор Морган, разрешите хотя бы угостить вас горячим обедом навынос. По пути есть хорошее место. Вам нравится гавайская кухня?
Она посмотрела на него искоса, потом усмехнулась:
– Мне нравится любая кухня, отличная от растворимых супов.
Помолчала немного, глядя в окно, и добавила:
– Можете звать меня Джин.
– Я Алистер. Рад знакомству.
Она всю дорогу незаметно разглядывала детектива. Когда перестал вести себя, как ублюдок, он оказался вполне ничего. В чем-то даже милым.
Но нечего отвлекаться. До смены осталось всего полтора часа.
Полицейский с голубыми глазами
Зинаида Живило
vk.com/writerbox
Стук каблуков на безлюдной улице. Детский крик:
– Мама, куда мы идем? Я устала, – девочке лет пять, она едва успевает за худенькой молодой блондинкой. Та тащит ее за руку, все ускоряя шаг.
– Гражданка, остановитесь! – к ней подходит молодой человек в полицейской форме. Лица не видно из-за маски, только пронзительно голубые глаза. Девушка останавливается, инстинктивно прижимая к себе дочь.
– Здравствуйте, я лейтенант Калугин, патрульно-постовая служба. Вы в курсе, что в городе действует режим самоизоляции?
Она кивает, глядя сквозь парня. Губы слегка подрагивают, на шее небольшой синяк.
– Почему вышли без маски, с ребенком? Куда направляетесь?
– Никуда, – глухо отвечает девушка сквозь слезы. – Меня муж выгнал.
– Как вас зовут? – Калугин достает из-под кителя планшет с кипой листов и ручку.
– Алиса. Алиса Владимировна Стрельцова.
Некоторое время парень заполняет бумаги. Двадцать пять лет, неместная, познакомилась с мужем через интернет и переехала. Вышла замуж, родила дочь, Веру. Ушла с работы, чтобы воспитывать, да так и осталась домохозяйкой. Все было неплохо, а потом эпидемия, пандемия. Муж потерял работу, стал пить. Деньги закончились. Начались скандалы. И вот сегодня он выставил ее. Даже вещей не отдал.
– Вы в квартире супруга прописаны? – голубые глаза внимательно изучают девушку.
– Нет. Я тут вообще никто. Родственников у меня нет. Уехать не смогу. Вот иду.
– Где вы живете? Садитесь в машину.
Алиса называет адрес. Калугин заводит мотор. Уставшая Вера мгновенно засыпает на заднем сидении. Темные дворы, типичная пятиэтажка. Полицейский звонит в домофон, но никто не открывает.
– Напился, наверное, и спит, – безразлично замечает Алиса.
– А ключи у вас есть?
– Только от подъезда, – она достает из маленькой сумочки связку, домофон открывается с радостным писком. – От квартиры тоже есть, но муж закрывается изнутри на щеколду.
Они оставляют Веру в машине и поднимаются на третий этаж. Ободранный подъезд, лампочка устало трещит и мигает. Алиса вставляет ключ, поворачивает туда-сюда. Так и есть, дверь закрыта.
Тихонько ругаясь, Калугин требовательно стучит. Сначала тихо, потом чуть громче. Никто не открывает, даже сакральная фраза «откройте, полиция» не помогает. Алиса наблюдает, оперевшись руками на облезлые перила. Смотрит на часы: половина первого.
– Понятно. Идемте, – холодно говорит Калугин.
Они спускаются вниз, лейтенант открывает дверь в машину.
– Вы присаживайтесь. Я покурю.
– Можно, я тоже? – Алиса кивает на пачку.
– Молодая мать и курите?
– Нет вообще-то, просто нервы ни к черту, – она печально улыбается.
– Вот и не стоит начинать, – он усаживает Алису в машину, а сам отходит, стягивая маску вниз. В ночи вспыхивает огонек зажигалки.
Сделав пару затяжек, Калугин достает из кармана телефон, набирает номер.
– Дима, почему не с рации вызываешь? Что-то случилось? – женский строгий голос.
– Наташ, я тут на посту девушку задержал. Ее муж из дома выгнал. Сам пьяный, заперся, не открывает. Ей идти некуда, других родственников нет. Что делать?
– Да, дела… Ну вези ее в участок, ночь посидит в обезьяннике.
– Она с дочкой… маленькой.
– Ну так у нас не отель. Что я тебе еще предложить могу? Не хочешь проблем – отпусти ее, пусть сама разбирается. Или вези к нам, тут побудет. С утра ее благоверный протрезвеет – попадет домой.
– Ясно. Спасибо.
Дима возвращается в машину, Алиса сидит спокойно, по лицу видно, что она очень устала. Он садится на водительское кресло и некоторое время в задумчивости барабанит пальцами по рулю:
– Я бы такого никогда не предложил, – произносит он наконец. – Но у нас только два варианта. Либо я везу вас в участок. Либо к себе домой.
Алиса испуганно смотрит на него и краснеет.
– Может, вам лучше взятку? – осторожно спрашивает она.
– Что? Да нет! Какой же я дурак! – он начинает быстро чесать голову. – Вы меня не так поняли. Муж вас не пустит, очевидно. Поэтому варианта два: либо вы остаетесь на ночь в участке, либо… я могу пустить вас к себе.
– Ой, а это удобно?
– Ну… я живу один. В двушке.
В машине повисает неловкая тишина. Алиса смотрит на спящую Веру. В нерешительности закусывает губу:
– Ей нельзя в участок, – тихо произносит она.
Около часа ночи машина въехала во двор. Дима несет спящую Веру в свою квартиру. Кладет ее на диван в гостиной. Алиса снимает пальто и вешает на крючок. Наконец-то она может снять свои туфли. Ноги очень болят.
– Чаю хочешь? – шепотом спрашивает парень.
Она кивает.
– Ванная там. Если тебе нужно. А я пока соображу чего-нибудь.
Через десять минут они сидят на кухне. Алиса поправила макияж, ее щеки порозовели. Симпатичная девушка. Только грустная.
– Ты извини, у меня только бутерброды. Я редко дома бываю. Сейчас работы много, – Дима стоит поодаль от стола и смотрит в окно.
– Что ты такое говоришь, Дим. Это я должна извиняться. Свалилась на тебя, как снег на голову. А ты меня приютил, накормил.
– Разве можно иначе?
– Видимо, можно, – глаза Алисы тускнеют и наполняются слезами. – Я… я не думала, что он просто… выгонит меня. Сейчас. В никуда.
– Сейчас тяжелое время, глупости творит почти каждый, – Дима отводит взгляд. – Ты не переживай, завтра утром помиритесь.
Чай заканчивается, Дима отдает девушке свое одеяло, сам укрывается простыней. Они засыпают в разных комнатах. Алиса прижимает Веру к груди.
Стук каблуков по улице. Снова Алиса и Вера. Снова машина, знакомый полицейский с голубыми глазами.
– Ты что, преследуешь меня?!
– Я… просто хотел убедиться, что все в порядке.
– Это все из-за тебя! – она плачет, тушь растекается по опухшему лицу. На шее новый синяк. Дочка испугана.
– Что я сделал?
– Вера сказала… что мы ночевали у дяди, – она захлебывается слезами. – Он даже слушать не стал! Зачем я вообще к тебе поехала.
– Вот оно что! Садись в машину. Меня послушает, – строго говорит Калугин.
Снова знакомый подъезд. На этот раз дверь открывается. На пороге шатающееся тело. Алиса прячется за Диму, прижимая дочку к себе.
– Ааа, это ты ее новый хахаль?! – заплетающимся языком выдает тело. – Рога мне наставила, еще и приперла его, тварь!
– Вы при ребенке не выражайтесь, пожалуйста, – тихо, но настойчиво говорит лейтенант Калугин. – Ваша жена вчера была задержана за нарушение режима самоизоляции.
– Задержана? – муж Алисы недобро смеется. – Это так теперь называется?!
– Я пытался доставить ее по месту жительства. Но вы не открыли дверь!
– И поэтому ты, скотина, повез ее к себе домой трахать?! – он толкает Калугина, парень отшатывается, Алиса вскрикивает и пятится назад.
– Да ты что несешь-то, – Дмитрий резко наваливается на мужчину и проталкивает его в квартиру. Между ними в узкой прихожей завязывается драка.
– Дима, не надо! – визжит Алиса. – Он тебя убьет!
– Ах вот как?! – взвывает синее тело и рывком отбрасывает полицейского. – Я и тебя сейчас убью, шлюха!
Калугин оттаскивает мужика от дверного прохода, не давая ему броситься на девушку:
– Уходи, Алиса! – кричит он.
Спустя какое-то время они снова в машине. У Димы рассечена губа и подбит глаз. Зато Алиса в порядке. Она осторожно трогает щеку рядового.
– Больно?
– Да ерунда, – отмахивается Дима. – Вы, может… Поживете у меня до конца пандемии?
– А это удобно?
Дима смеется:
– Куда удобнее, чем драться с твоим мужем и ходить с ребенком по ночам.
Снова двухкомнатная квартира. Дима и Алиса едят бутерброды с колбасой и разговаривают о жизни, пока Вера смотрит мультики в гостиной. Кажется, у них так много общего, будто они старые друзья.
Дима тоже один. Мать умерла несколько лет назад, отец давно их бросил. Друзей у него особо нет, зато есть мечта – помогать людям. Поступил в академию, закончил с отличием, работает в полиции, и больше ни на что времени нет. Только книги да сериалы. Спортзал иногда. О том, что такое «некуда идти», он знает не понаслышке.
Незаметно наступает вечер, Веру укладывают спать. А сами все не могут наговориться. Дима снова дает Алисе свое одеяло и уходит в соседнюю комнату. Хорошая девушка, просто с мужем не повезло.
Через некоторое время дверь в спальню открывается, Алиса тихонько подходит и садится на край Диминой кровати:
– Тебе что-то нужно? – он привстает.
– А знаешь, может не зря муж меня ревновал. Чувствовал, наверное, – произносит Алиса.
Прежде, чем Дима успевает ответить, целует его, прижимаясь всем телом, и нежно шепчет:
– Спасибо, что спас.
Сегодня они заснут вместе.
Топинамбур
Марина Анохина / Menada
Пока весь мир пребывал в ужасе от нового порядка, установленного карантином, Серега тихо недоумевал, почему в понедельник днем такой онлайн. Периодически ему приходилось вспоминать, что происходит вокруг. Он уже давно жил на добровольной самоизоляции. Время от времени покидая убежище, чтобы совершить рутинные дела, он даже не замечал людей, снующих у него под носом. Но теперь, когда все перешли на его образ жизни, Серега чувствовал себя очень некомфортно.
Вообще он не жаловался, потому что количество подписок на его Патреоне возросло, что весьма радовало. Первые пару недель парень, больше известный своим в сети как Topinambur, стал рисовать больше, вдохновившись наплывом подписчиков. Фатальной для вдохновения стала случайная встреча в подъезде с соседкой Оксаной. Молодая женщина, тянущая пару пакетов из супермаркета, в медицинской маске, закрывающей только подбородок, скривилась при виде молодого художника. Неприязнь была взаимной, но он воздержался от колкого замечания по поводу того, что маску надо бы и на нос надевать. Парень достал наушники и прежде, чем любимая музыка заполнила его мир, услышал едкую фразу:
– О, Серега! Что, извращенец, все голых баб рисуешь? Та проститутка сверху уже заходила?
После этого он вышел и остановился у дерева напротив своего окна. На всякий случай посмотрел, нет ли рядом полиции, после чего закурил, но это был лишь предлог. Над его квартирой, увитые каким-то ползучим растением, утопали в зелени окна самой обсуждаемой квартиры во дворе.
Ее звали Маша. Никто не знал, кем она работала, чем увлекалась, о чем мечтала. Но все знали о четырехкомнатной квартире, о перепланировке, которую она сделала перед въездом, о ее четырех котах. Вишенкой на торте стали визиты взрослых мужчин на дорогих авто. А еще она никогда не ходила с тяжелыми пакетами, ведь ей все доставляли домой. Серега усмехнулся, вспоминая, как шарахались бабки от необычного фиолетового света, сияющего по вечерам над заставленным горшками подоконником. В этом провинциальном городке мало кто знал, зачем нужен такой свет, но зато знали, как в чате дома по-школьному обзывать новую соседку. Ведьма, проститутка, куртизанка. Последнее даже нравилось Сереге, он бы мог изобразить сюжет. Знал как нарисовать, но не смел трогать ее чистой красоты.
Он продолжал стоять под окнами, нетронутая сигарета истлела в его пальцах, его мысли были с новой соседкой. Когда они в первый раз случайно столкнулись в подъезде, она просто улыбнулась ему, но Сереге показалось, будто солнце вышло из-за туч. В ее руках был большой, увесистый горшок, и так удачно в нем росла именно земляная груша.
– Топинамбур, – послышался глуховатый голос Сереги. Он почувствовал, что его губы расплылись в глупой улыбке.
– Верно! – ее улыбка в ответ стала еще ярче.
Маша выглядела совершенно счастливой, не смотря на сбившееся дыхание и испарину на лбу, к которой прилипла густая каштановая челка.
В его голове распускались те самые желтые цветы, которые в его творчестве служили маленьким прикрытием самых сокровенных мест нарисованных им девушек. Небольшая цензура, чтобы социальные сети пропускали откровенные арты.
Все девушки, рождающиеся на цифровом листе под рукой Сереги, были совершенно разными. Одна застенчиво прикрывалась руками и обиженно смотрела на зрителя. Другая, напротив, не желала скрывать свои формы и нарочито демонстрировала себя с лучшей стороны. Кокетливые, властные, практичные, ранимые, темнокожие, азиатки, европейки. Но ни одна не была похожа на Машу.
В ту же ночь он нарисовал ее. Впервые, после выпуска из ВУЗа, Топинамбур рисовал в классическом стиле, где женщина – предмет не вожделения, но восхищения.
Она была обнаженной, стоя почти по пояс в налившейся солнцем ржи. Ее взгляд спокоен и направлен куда-то вниз. Из ее тела струится теплый внутренний свет. Кожа нежная, мягкая, написана тончайшей кистью. Тяжелой каштановой волной волосы спадают вниз, струясь по плечам. Руки сжимают у груди пышный букет цветов топинамбура.
Выложить эту работу в сеть, а тем более отправить ее Маше, Серега так и не решился. Но думать о Маше меньше не стал.
Поднимаясь по лестнице, поглощенный своими мыслями, парень чуть не наступил на испуганного кота. Пушистый зверь персидской породы озлобленно поднял на Серегу морду и яростно зашипел. Из коридора послышался обеспокоенный голос:
– Венечка! Куда же ты?
Вслед за голосом показалась и его обладательница. Маша спускалась по лестнице в растянутой светлой футболке и коротких шортах. Волосы собраны в растрепанный пучок. От нее пахло кофе и лавандой, это Серега почувствовал когда девушка поднимала притихшего кота.
– Извини, – она робко улыбнулась, прижимая к груди большого пушистого Венечку. – Спасибо, что остановил этого хулигана. Ему очень не нравится, что я все время дома.
Растерянное молчание и тихое переминание с ноги на ногу – все, что смог выдавить из себя взрослый сознательный молодой человек в ответ. Он совершенно не ожидал встретить кого-то еще в такой ранний будний час.
– Меня Серегой зовут, – после неловкой паузы пролепетал он, делая более уверенный шаг навстречу. Этот шаг гулко отразился от пустых стен подъезда.
Маша чуть опустила голову вниз. Резинка, связывавшая ее волосы в пучке лопнула и они рассыпались, струясь по плечам тяжелой каштановой волной.
– Я знаю, – ответила она, улыбаясь то ли коту, то ли собственным мыслям.
Разнарядка на апокалипсис
Илона Ковза
vk.com/ilona.kovza
«Уважаемые коллеги! По решению дирекции Департамента грядущий 2020 год объявлен годом апокалипсиса на Земле. Для организации конца света утверждены сводные рабочие группы в составе нижеперечисленных сотрудников…»
Мос пробежался глазами по списку, чтобы уточнить, кто из коллег будет теперь впахивать сверхурочно, и с ужасом увидел собственное имя.
Его, третьего статиста по смерторождению, в организацию апокалипсиса? Это, должно быть, ошибка! В головном офисе регулярно путают документы!
– Извини, дружок, – развел руками непосредственный начальник статистического отдела, когда Мос примчался к нему за разъяснениями. – Из-за чехарды с новыми филиалами вот такие накладки. Ротация кадров, чтоб ее.
И дальше события завертелись так быстро, что Мос, привыкший к спокойной и вдумчивой работе с аналитикой, едва за ними поспевал.
Прошло общее собрание вновь созданного Апокалиптического управления. Были назначены отделы, сформированы рабочие группы, оглашены условия подготовки проекта «Апокалипсис». Лучшему отделу по итогам работы выпишут премию в размере двойного оклада. Худший распустят к чертовой матери, а служащих сошлют в мытищинский райотдел по делам нечисти и ЖКУ.
Мос сглотнул и ослабил узел форменного красного галстука. Среди воодушевленных коллег, жаждущих деятельности и конца света, он ощущал себя лишней переменной. И уже сейчас мог спрогнозировать, кто окажется худшим тружеником апокалипсиса.
Ну не создан он для оперативной работы! Безрадостно размышляя, Мос высиживал собрание рабочей группы. Свеженазначенный руководитель с горящими глазами вещал о своем видении современного конца света:
– Блудница верхом на Звере – это прошлое! Апокалипсис должен стать брендом, запасть в душу каждому из семи миллиардов человек на Земле!..
– Технически, семи целых и семи десятых миллиарда, – поправил Мос прежде, чем успел подумать. Все уставились на него, будто впервые увидев его, а он под этими взглядами мечтал только о том, чтобы провалиться на двести этажей вниз обратно в свой прежний отдел.
– Напомни, кто ты?.. – руководитель ткнул в его сторону маркером для белой доски.
Мос откашлялся и назвался. Руководитель ничего больше не сказал и вернулся к презентации, но прежний энергичный настрой был безнадежно сбит неуместным комментарием. Мос с грустью подумал, что новый начальник невзлюбит его с вероятностью в 99%.
Результаты первого дня работы были названы «ошеломляющими». Утвердили основные векторы работы: война, голод, мор, смерть. Классическая, проверенная временем схема.
Задачи не стали делить между отделами, чтобы «сохранить дух соревновательности», поэтому все занимались всем. В перспективе это должно было привести к проблемам.
Мос представил свои прогнозы по наиболее вероятному сценарию начала Третьей мировой войны между государствами Иран и США. Как и следовало ожидать, исходя из предыдущего опыта, руководитель отдела от его идеи отмахнулся. На вечернем брифе выяснилось, что соседний отдел уже начал успешно реализовывать точно такой же план.
Мос порадовался было, что в организации работают еще достойные профессионалы, кроме него, но тут же получил по рогам за: а) безынициативность; б) неумение отстаивать позицию; в) вероятный слив разработок в противоборствующий коллектив.
О том, что они всем управлением стремятся к одной цели, он напомнить не решился.
В итоге, когда дело уверено шло к мировой войне, противодействие отделов непредумышленно привело к урегулированию конфликта. Война отменилась.
Второй креативной идеей стало предложение что-нибудь сжечь. Исходя из климатических прогнозов, Мос предложил сибирские леса или Австралию. Прежний опыт научил коллег прислушиваться к мнению специалиста по статистике – к немалой его радости.
Подожгли Австралию.
Все шло по плану, пока не оказалось, что в координационном центре перепутали квоты на стихийные бедствия и дали добро третьему отделу затопить Австралию ливнями… Вперед вырвался отдел, пустивший-таки пожары в Сибирь. Их-то никто не тушил.
Для «голода» планировалась небывалая гибель урожая в конце лета, а «мор» решено было реализовывать безотлагательно.
Совещание отдела проходило в особо секретной обстановке, в закрытом складском помещении на периферии рабочей структуры. Мос рассеяно слушал, как руководитель шепотом излагает план пандемии нового вируса, и четко осознавал: это снова не сработает.
Действуя поодиночке, гонясь за личными достижениями, отделы только мешают друг другу реализовывать проект «Апокалипсис». Прошлый опыт указывал на это недвусмысленно. Запуск мора на Землю – масштабный план, требующий слаженной работы всего Управления. В противном случае они получат всего несколько вспышек заболеваемости в самых населенных районах Земли. Не мор, а так, пятнышко на картофельном бульоне.
Но если он заикнется об этом коллегам, его выпрут со службы без второго слова, прямиком в мытищинский райотдел – выписывать справки и принимать личные обращения нечисти с двух до пяти по вторникам и четвергам. Мос не имел ни малейшего желания контактировать с земными ведомствами и надеялся сохранять нынешнюю работу как можно дольше.
Посоветоваться было не с кем. Он провел ночь в мучительных попытках разрешить сложившееся противоречие и наутро сделал выбор: отправился прямиком к начальнику управления.
Граф-губернатор Ботис принял его почти без ожидания, прямо за утренней чашкой кофе. Мосу еще не приходилось общаться лично с таким высоким руководством.
– Здравия желаю, Ваше Сиятельство… Я Мос из статисти… – оговорился и тут же исправился:
– Из второго отдела Апокалиптического управления.
– Так, – ровно отреагировал граф.
Мос сделал глубокий вдох и четко, доходчиво, по пунктам разложил высокому начальнику главные проблемы, существующие в нынешней организации работы управления.
Граф внимательно выслушал и даже проявил заинтересованность:
– Так?
Мос приободрился.
– Я предлагаю ввести вертикальное управление проектом, распределение задач по отделам с постановкой сроков и контролем исполнения. Назначать руководителя проекта. Объединить усилия во имя общей цели и значительно приблизить наступление апокалипсиса.
Граф смерил его задумчивым взглядом. В глубине его черных зрачков Мосу уже виделась табличка с расписанием приема обращений в мытищинском райотделе.
Граф-губернатор молча кивнул и жестом отпустил его из кабинета.
– Количество подвергшихся мору на Земле составляет более трех миллионов смертных, что уже превышает первоначальные прогнозы на четверть. Таким образом, план «мор» по всем критериям оценки можно считать выполненным.
Мос захлопнул папку, зал взорвался аплодисментами. Начальник управления поблагодарил его, своего первого заместителя, крепким рукопожатием.
«ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
Масштабные комплексные учения по организации апокалипсиса на Земле завершены успешно. Техники и стратегии отработаны в полном объеме. Человечество условно поражено».
– Ну и славно, – принц Вассаго аккуратно сложил записку. – Пусть сотрудники возвращаются к штатному расписанию. Конец света прибережем до лучших времен.
