Арчибальд Кронин
Блистательные годы. Гран-Канария

Глава 6

От Ливенфорда до Сент-Эндрюса было девяносто миль по дороге, и Дункан за ночь прошел двадцать из них. Около четырех часов утра он опустился на землю, укрывшись в стоге сена. Не сводя глаз с бледной луны, мимо которой бешено неслись рваные облака, он не мог уснуть. В карманах у него было всего несколько монет. Он отбросил свое прошлое; путь назад был для него закрыт. Чем больше он размышлял о случившемся, тем больше видел себя самонадеянным дураком, играющим в кости с судьбой. Но мужество ему не изменило.

На следующий день он преодолел тридцать миль, держась в стороне от городков, выбирая проселочные дороги и тропинки на склонах холмов. В полдень он купил крекеров в деревенской лавке, приготовил скромный ужин, завершив его несколькими глотками ключевой воды из ближайшего колодца.

Местность была великолепной: изрезанный горными вершинами горизонт, сосны и дрок на склонах, ниже – зеленые пастбища, цвета торфа ручьи, веселыми каскадами устремлявшиеся к равнинам. Тут и там виднелись выбеленные фермерские домики, небольшие возделанные поля. Вдоль дороги мирно двигались стада овец. Это было графство Пертшир в лучшем своем виде, прекрасная долина Страт-Линтон.

Но во второй половине дня, когда Дункан Стирлинг был на полпути через долину, начался дождь. Вскоре пришлось идти уже под ливнем; поднялся ветер, пробиравший его до костей.

В сгустившихся сумерках он добрался до деревни Линтон. Ее единственная улица была пуста, почта и магазины заперты, все двери закрыты от непогоды. Решив, что дальше идти нет смысла, Дункан дважды прошелся взад и вперед по безлюдной улице в поисках убежища на ночь. Наконец он остановился перед уютным домом из серого камня и прочел на табличке, прикрепленной к воротам: ДОКТОР АНГУС МЕРДОК, ВРАЧ И ХИРУРГ.

К дому примыкала пристройка с глубокой аркой, где было почти сухо. Он шагнул под арку, положил свой узел и, дрожа, забился в угол.

Едва он лег, как дверь в дом открылась, и девушка с наброшенным на голову пледом метнулась к пристройке. Чуть не споткнувшись о Дункана, она остановилась, глядя на него с нескрываемым удивлением.

– Простите! Я взял на себя смелость укрыться на минутку в вашем…

– Курятнике, – со всей серьезностью произнесла она это слово, не отрывая пристального взгляда от его лица. – Я только что покормила птиц. – И добавила с такой же непосредственностью: – Ты промок насквозь. Заходи, на кухне просохнешь.

– Нет-нет, – стал он самолюбиво отказываться, но она настояла на своем.

Глава 7

Дункан последовал за ней через двор, где даже сквозь пелену дождя был виден тщательно ухоженный сад. Она открыла заднюю дверь дома и провела его на кухню. При их появлении навстречу поднялась маленькая горничная-горянка.

– Садись к огню, – сказала девушка. – Когда твоя одежда высохнет, мы дадим тебе поесть. А потом, если захочешь, можешь идти своей дорогой.

Дункан повиновался и сел, наблюдая за ней. На вид ей было около восемнадцати – опрятная, подтянутая, с ладной фигурой. Матовый цвет лица свидетельствовал об отменном здоровье. Темные волосы были просто и аккуратно уложены. Самым выразительным в ней были глаза – глубокие, темно-карие, взгляд которых казался на редкость безмятежным.

Ее спокойствие раздражало Дункана, издерганного последними событиями.

– Вы часто привечаете бродяг, которые тут у вас оказываются? – спросил он.

– Мы – часто. На самом деле я приняла тебя за одного из них, пока ты не вошел в дом. Но бродяги никогда не дерзят, пока их не накормят.

– Я не знал, что у меня голодный вид.

– Голодный. Не отнекивайся.

Он испытывал странное замешательство, которое пытался преодолеть. На кухне было уютно, и в ноздри бил запах готовящегося ужина.

– Что привело тебя в эти края? – спросила она. Ее молодой взгляд был полон дружелюбия. – Я бы хотела услышать, кто ты и куда направляешься?

Он ощутил приязнь к ней, как будто она была его младшей сестрой, и сказал:

– Я направляюсь в колледж Сент-Эндрюс!^[1]

– Чтобы что-то изучать? – Ее глаза заблестели. – Что именно?

Загнанный в угол, он ответил:

– Медицину.

Она хлопнула в ладоши:

– Ой, разве это не великолепно! Отцу будет интересно, когда ты ему расскажешь. Он с минуты на минуту вернется со своего обхода.

– Он здешний доктор? – спросил Дункан.

Она кивнула:

– Единственный на много миль вокруг.

Снаружи послышался шорох колес по гравию, хлопнула автомобильная дверца. Минуту спустя вошел доктор Мердок.

Это был невысокий, заросший щетиной, краснолицый мужчина лет шестидесяти, похожий на бульдога, потрепанный погодой, траченный работой и временем, с седыми усами и серыми пронзительными глазами. На голове у него, надетая до самых ушей, красовалась старая охотничья кепка, он был в огромном клетчатом плаще, который доходил ему чуть не до тяжелых ботинок.

– Джин! Джин! Ужин готов? – гаркнул он. – Я такой голодный, что готов сожрать быка!

Внезапно он заметил Дункана, остановился как вкопанный и оглядел незнакомца с ног до головы. Сняв плащ, он продолжил осмотр.

– А это что такое! Еще один бездельник, судя по его виду. Джин! Ты меня прикончишь с этой своей вечно открытой дверью. Тоже совсем юнец! Да благословит Господь мою душу! – Затем: – Ну, сэр, что вы можете сказать в свое оправдание?

– Ничего! – поднялся на ноги Дункан. За время этой тирады его лицо успело стать жестким.

– Неужели, клянусь собственным камином, меня может уесть юнец, которого занесло ветром на мою кухню? – рявкнул старый доктор.

– Меня унесет так же быстро, как занесло.

Дункан сделал шаг к двери.

– Стой! – прорычал Мердок. – Ты упрямый молодой глупец! Неужели ты думаешь, что я позволю человеку или зверю шляться в такую ночь? Я просто пошутил. Ну у тебя и характер, господи прости. – Серые глаза блеснули. – Но, признаюсь, ты мне потому и нравишься.

Глава 8

Дункан медленно отошел от двери. Внезапно он почувствовал слабость и головокружение. Он покачнулся, по телу пробежала дрожь, и застучали зубы.

Мердок поспешил к нему и усадил на стул.

– Так не пойдет, – на этот раз тихо и мягко сказал он. – Ты получишь пневмонию, если не переоденешься. Джин! Сбегай наверх и принеси что-нибудь из моих вещей.

В теплой, сухой одежде было необыкновенно комфортно. Когда Дункан переоделся, вымыл лицо и руки горячей водой, он почувствовал себя новым человеком, разве что по-прежнему страшно голодным. Старый доктор проницательно оглядел своего гостя:

– Держу пари, ужин готов. В порядке наказания за твою фанаберию и браваду, я буду не я, если не заставлю тебя поесть с нами.

Поначалу, когда Дункан сел за стол с доктором Мердоком и его дочерью, он был скован и неловок. Но когда подали еду, он, забыв обо всем на свете, набросился на нее, как никогда раньше. Сначала был шотландский бульон, за ним последовало жиго – жаркое, нежное и сочное, из лучшей баранины горной долины. К куску баранины полагались печеный картофель и репа с собственного огорода доктора. Потом был пирог с крыжовником, поданный со взбитыми сливками, такими густыми, что они прилипали к ложке.

Взгляд старого доктора, украдкой наблюдавшего за гостем, наполнился странным сочувствием. Он многозначительно посмотрел на свою дочь и спросил Дункана:

– Еще сливок, мистер… Благослови меня бог, если я расслышал, как вас величать.

– Стирлинг моя фамилия, – пробормотал Дункан. – Дункан Стирлинг.

– Дункан Стирлинг, – повторил доктор. – Что ж, слава богу, хорошие шотландские имя-фамилия, хотя ты и довольно-таки противный парень. Ну же. Ничто так не побуждает человека к добру, как хороший ужин.

Наконец Дункан удовлетворенно вздохнул. Затем, бросив быстрый пристыженный взгляд на хозяина, он сказал:

– Боюсь, я был резок.

Мердок прищелкнул языком:

– Но ты все же последовал моему единственному рецепту: кормить простуду и морить голодом колики!

Джин расхохоталась, глядя, как пожилой доктор, лукаво склонив голову набок, произнес эти слова.

– Прости, отец, – сокрушенно сказала она. – Но, если речь зашла о рецептах, то мистер Стирлинг собирается в Сент-Эндрюс, чтобы стать студентом-медиком.

– Что? – Доктор Мердок еще раз внимательно оглядел своего посетителя. – То есть?

Дункан выдержал его взгляд:

– Да, кривая рука и все такое, но я собираюсь попробовать.

– Ты все спланировал?

– До последней детали.

– И… э-э… оплатил?

Дункан улыбнулся:

– Вы меня удивляете, доктор Мердок. Неужели вы считаете, что я могу получить бесплатное обучение в шотландском университете?

– Нет-нет. – Улыбка Мердока была такой же мягкой, как его тон. – В том-то и дело, что я так не считаю.

А про себя он подумал: «Боже, есть что-то в этом гордом, полуголодном юном чучеле, что напоминает мне о давних временах и о парне по имени Ангус Мердок». Вслух же он сказал:

– Иногда мы с Джин бываем в Сент-Эндрюсе, покупаем там нужные лекарства и книги. – Он махнул рукой в сторону многочисленных книжных полок в гостиной. – Когда мы поедем, то найдем тебя. Где ты остановишься?

Дункан поколебался:

– Я… я еще не решил. Мне надо попросить декана, чтобы он порекомендовал жилье.

– Так ты знаком с доктором Инглисом? – протянул Мердок. – Это прекрасно. Я сам хорошо его знаю. Где бы ты ни приземлился, мы обязательно тебя найдем.

Дункан видел, что проницательный старый доктор раскусил его. Но неожиданно Мердок сменил тему.

– Кстати, о книгах, – сказал он, – если ты хоть чего-то уже нахватался, тогда позволь показать тебе то, что составляет гордость бедного человека.

Когда Джин вышла из комнаты на кухню, он встал и, обходя полки, целый час демонстрировал Дункану свои любимые фолианты.

Под конец он положил руку на плечо Дункана:

– Ты поспишь этой ночью у нас. Джин уже приготовила тебе комнату. А завтра Хэмиш отвезет тебя в Сент-Эндрюс.

Быстрым пожатием руки он остановил запинающиеся слова благодарности Дункана:

– Перестань. Мы тебе более чем рады! Пожелаю тебе спокойной ночи. Уже поздно. И, кроме того, ставлю шесть пенсов против гинеи, что меня вызовут этой ночью. В доме Дэвисона, главы Страта, ожидается новый ребенок. Там я выпустил на свет пятерых. Негоже подвести их с шестым.

Когда старый доктор ушел, Дункан постоял в нерешительности, чувствуя комок в горле, а затем прошел на кухню, где Джин напоследок наводила чистоту. Она подняла на него глаза и улыбнулась:

– Твоя одежда высохла. Я ее отутюжу, и наутро она будет готова.

– Спасибо. Вы… вы ужасно добры, мисс Мердок.

– Ох, не стоит называть меня «мисс Мердок», – на местном диалекте упрекнула она его. – Я просто Джин. Да, пока не забыла – вот веточка белого вереска. Она выпала из кармана твоего пиджака. Я приберегла ее – вдруг она тебе на удачу.

– Так и есть, – тепло ответил он, беря веточку. – Ни за что не хотел бы ее потерять.

– Подарок на память? – рискнула спросить она.

– Да, от самой красивой, самой чудесной девушки на свете.

– Она тебя… сильно любит?

Вопреки своей естественной сдержанности он простодушно рассмеялся:

– Когда я чего-то добьюсь, сделаю себе имя, получу лучшую практику в Эдинбурге, может, тогда и полюбит! А пока достаточно того, что я…

Он замолчал.

– Я рада, – пробормотала она. – Я правда рада за тебя. Когда-нибудь, я знаю, она будет очень гордиться тобой.

За ночь дождь прекратился, буря утихла. Сидя в автомобиле, который вел Хэмиш, помощник доктора, Дункан на рассвете покинул Линтон. Как и большинство истинных уроженцев долины, Хэмиш с большим подозрением относился ко всем незнакомцам.

– Мне сказали, ты поступаешь в колледж, – буркнул он, чем и было исчерпано все общение за всю полуторачасовую поездку.

Дункана вполне устраивало молчание. Теплое отношение, которое он встретил в доме доктора, странным образом отрезвило его. И все же, когда они въехали на окраину старого, с шиферными крышами, города у моря и на фоне восточного небосклона нарисовались остроконечные, в готическом узоре силуэты зданий университета, он не мог не испытать трепет восхищения.

В каком-то пьянящем восторге он бродил по территории университета. Студентов было немного, так как семестр начинался только через неделю. В своем нынешнем уединении древние строения с их затененными галереями, коротко подстриженными газонами и гулкими четырехугольными дворами создавали атмосферу величия и покоя.

Когда часы колледжа пробили девять, к Дункану вдруг вернулось чувство реальности. Застегнув пиджак на все пуговицы, он вскинул подбородок и направился к дому декана. Этот особняк был настолько внушителен, что Дункан заколебался, но затем решительно позвонил в звонок и через мгновение уже сидел, сжимая фуражку на колене, в богато обставленном кабинете с красным ковром. Наконец дверь распахнулась и вошел доктор Инглис.

– Итак? – спросил декан, и выражение его лица было не слишком обнадеживающим. Аккуратный маленький человечек с крошечной бородкой, золотым пенсне и стального цвета волосами, тщательно разделенными посередине на прямой пробор, он имел вид, соответствующий главному врачу больницы Виктории и президенту внушительного нового Фонда Уоллеса в Эдинбурге. Но, несмотря на внешнюю самодостаточность, в его глазах читалось легкое беспокойство.

Вскочив на ноги, Дункан выпалил цель своего визита и свое имя.

– Добро! – Декан занял свое место за столом из красного дерева и жестом пригласил Дункана сесть. – Как правило, я не принимаю студентов в это время, но… – он взял лежавший перед ним лист бумаги, – только вчера я получил письмо о тебе от полковника Скотта.

Глава 9

Сердце Дункана подпрыгнуло; но прежде чем он успел заговорить, декан продолжил:

– Хотя я сочувствую таким устремлениям, как твои, мой долг предупредить тебя.

– Но, доктор Инглис… – прервал его Дункан.

Декан поспешно поднял палец:

– Каждый год армия амбициозных молодых людей вторгается в этот колледж. И каждый год, мой дорогой юный сэр, мы становимся свидетелями прямо-таки битвы не на жизнь, а на смерть! Только самые выдающиеся таланты имеют шанс добиться успеха в конкурсе Локхарта. Подумай только – на семь сотен кандидатов всего три стипендии!

– Я подумал, – сказал Дункан.

Декан развел руками:

– Тогда предположим, что ты имел полную возможность и достаточно средств, чтобы получить квалификацию врача. Ты учел свои физические ограничения? – Он с сочувствием посмотрел на руку Дункана. – Разве тебя не загнали бы на зады этой великой профессии, в какой-нибудь темный уголок, скажем, в управлении общественного здравоохранения, где твоим уделом была бы пыльная канцелярия, никому не нужный стол?

Декан помолчал.

– Извини, но я буду откровенен. Подумай, мой дорогой сэр! Поразмышляй! Не бейся головой о непреодолимые скалы неизбежности! Если обстоятельства не позволят тебе вернуться в твой родной город, я из уважения к полковнику Скотту подыщу тебе должность в каком-нибудь подведомственном месте. Я мог бы даже взять тебя в свой дом, где, как говорит миссис Инглис, – его озабоченный взгляд стал глубже, – в нашем домашнем хозяйстве временные трудности. Мы могли бы найти подходящее занятие для юноши, жаждущего себя проявить!

В заключение он махнул рукой, добродушно улыбнулся и спросил:

– Ну так как?

Дункан резко встал:

– Вы, пожалуйста, не подскажете, где мне записаться на экзамен?

К его чести, декан скрыл свое замешательство:

– В административном здании, главный корпус.

– Спасибо, сэр. – Дункан повернулся, чтобы выйти из кабинета.

Но под накрахмаленной рубашкой декана, несмотря на его чопорность, скрывалось доброе сердце.

– Вот список жилых помещений в городе для студентов. – В его глазах загорелась искорка юмора. – И да будет Господь милостив к душе твоей!

Дункан со словами благодарности взял протянутый ему список.

Выйдя, он почувствовал, что его охватывает возмущение. Движимый им, он направился прямо к регистратору и ввел свое имя для сдачи экзамена. Затем он отправился на поиски жилья.

Сначала он потерпел неудачу. Все помещения, которые он осмотрел, были или вызывающе изысканными, или слишком дорогими. Но наконец, в старом квартале города, недалеко от гавани, среди нагромождения сетей и бочек из-под смолы, среди запахов соли, сельди и моря, он нашел в узких переулках, где жили рыбаки, приземистый дом с наружной лестницей и объявлением в окне: «Комнаты».

На стук вошла миссис Гейт, домовладелица. Она рассматривала его с меланхоличной суровостью, вытирая мокрые руки о фартук из мешковины, – жалкое, почти комически мрачное создание.

– Да, у меня есть комната, – ответила она на его вопрос. – Она маленькая, и наверху. Но я прошу всего фунт в неделю.

Он последовал за ней в дом. Комната, как она и сказала, была маленькой, но чистой, с видом на море, крыши и башню колледжа. Он тут же снял ее, заплатил свои двадцать шиллингов вперед и, как только дверь за миссис Гейт закрылась, начал распаковывать свои книги, прикидывая, сколько времени ему придется потратить на них до наступления заветного часа.

Глава 10

Только оно слишком скоро настало для него – то роковое утро четверга. Когда он сел за парту в Большом зале университета, от напряженного ожидания и невыносимого волнения его ладони вспотели.

Ряды за рядами маленьких лакированных желтых парт, таких же, как у него, и за каждым сидит претендент. Сотни молодых людей, заполнивших зал до отказа, и все готовы соперничать, бороться с ним. Есть ли у него хоть один шанс в этой борьбе?

С усилием он сфокусировал взгляд на высокой трибуне, где сидели два экзаменатора. Вокруг них суетились в своих мантиях младшие преподаватели, а также старшекурсники, среди которых был доктор Йэн Овертон.

Войдя в зал и увидев Дункана, он кивнул ему, но его холодный взгляд был сверхкритичен, как бы говоря: «Пожалуйста, не вздумай злоупотреблять нашим знакомством». А ведь Овертону ничего не стоило улыбнуться, шепнуть: «Удачи, Стирлинг! Иди и побеждай».

Наконец стали раздавать писчую бумагу. Нервничая, Дункан взял ручку. Прошла мучительная вечность, прежде чем он получил листок с первым заданием: комплексный экзамен по математике.

Да, это было трудно. Но не слишком. Причем он забыл обо всем на свете – не слышал вокруг себя ни шелеста бумаги, ни скрежета перьев. Когда он начал отвечать на первый вопрос, все окружающее растворилось в тумане забвения.

В одиннадцать часов ответы были собраны и выдано второе задание. Греческий язык. Теперь Дункан перестал нервничать. В лихорадочном порыве он целеустремленно двигался вперед.

В час дня наступил обеденный перерыв. Дункан, чувствуя легкую дурноту, поднялся и вышел за остальными из зала. Большинство претендентов набились в помещение «Студенческого союза», с шутками и смехом обмениваясь комментариями.

Пока Дункан стоял на ступеньках у входа, Овертон, поколебавшись, направился к нему:

– Что, Стирлинг, чувствуешь себя не в своей тарелке?

Дункан кивнул, не сводя глаз с собеседника.

– Как ты решил вторую задачку по тригонометрии?

Дункан дал свое решение.

Снисходительная ухмылка Овертона стала шире.

– Да, я так и думал, что здесь ты ошибешься! Ну, хуже некуда. Что ж, я обедаю с деканом Инглисом – мне пора!

Кивнув, он ушел.

В какой-то тайной муке Дункан пробормотал себе под нос:

– О Боже, дай мне возможность доказать, что я не хуже него.

В два часа начался экзамен по латыни. Затем последовал английский, после чего – получасовая передышка.

В очередной раз забыв о еде, Дункан схватил привезенный из дома учебник. Впереди был последний экзамен, по истории, предмету, по которому он чувствовал свою слабину. В отчаянии он открыл его наугад.

Перед ним была глава о Французской революции и, в частности, полный анализ роли, которую сыграл в ней Робеспьер. Напрягая подуставший мозг, Дункан упорно, до последнего звонка, читал эту главу, а затем в последний раз пошел в зал.

Роздали писчую бумагу. Первый, главный вопрос на листе, гласил: «Напишите эссе о характере государственного деятеля Робеспьера». Дункан издал вздох, похожий на рыдание, и яростно заскрипел пером.

Наконец все закончилось. Снаружи было прохладно и темно, уличные фонари рассыпали звездный блеск, который Дункан всегда любил. Он чувствовал себя совершенно измотанным, как будто в течение нескольких часов растрачивал свои силы в бесполезной борьбе.

Он поднялся по темной лестнице в свое жилище, сбросил одежду, упал в постель и заснул как убитый.

Глава 11

На следующее утро он проснулся поздно, чувствуя себя разбитым. Весь день он бродил по старому городу, наблюдая за лодками, чайками, кружащими над волнорезом, заглянул на рыбный рынок. Он не думал ни об экзамене, ни о результатах, которые должны были быть объявлены завтра.

На следующий день он проснулся с предчувствием беды. Он не мог заставить себя приблизиться к университету; и в то же время, как ни странно, не мог держаться от него поодаль. Сбитый с толку, он слонялся по переднему двору, где стояла огромная бронзовая статуя, памятник доктору Джону Хантеру, всемирно известному врачу и выпускнику того же колледжа Сент-Эндрюс.

Когда Дункан взглянул на сурового старика, тяжелые предчувствия у него сменились чувством полной безнадежности. Внезапно он услышал голос сбоку. Один из уборщиков колледжа, с подозрением осмотрев его, потребовал объяснить, почему он здесь слоняется.

Дункан вздрогнул:

– Я жду результатов экзамена на стипендию.

– Они уже три часа как вывешены! – услышал он резкий ответ.

Дункана с ног до головы пробрала дрожь. Он не помнил, как добрался до первого этажа административного корпуса, но каким-то образом он оказался там, перед доской объявлений.

Целую минуту он был не в силах поднять глаз на маленькое напечатанное на машинке объявление, приколотое медными кнопками для рисунков. Он был похож на человека, приговоренного к смертной казни, знающего, что отсрочки не будет, и отказывающегося встретиться взглядом с надзирателем. Но наконец, сделав отчаянное усилие, он поднял глаза.

Первое имя на этом роковом клочке бумаги было не его. Он знал, что так и будет. Его насквозь пронзило острой болью. Как, впрочем, и при втором имени. Что тоже не было для него неожиданностью. Но третье – его сердце почти перестало биться – третье имя было его собственное: «Дункан Стирлинг из Ливенфорда».

Он сделал это! Никакой ошибки! Доказательство, напечатанное красным шрифтом, было налицо. Чудо свершилось. Он выиграл стипендию!

Когда он спускался по лестнице, его охватило сильное волнение. Он вдруг подумал о Маргарет Скотт. Если бы она была здесь! Он должен немедленно написать ей. Она порадуется его успеху! Дойдя до статуи Джона Хантера, он на мгновение остановился и протянул ему здоровую правую руку:

– Теперь я в пути, Джон Хантер! Я хочу взобраться к тебе и встать рядом!