Антонио Менегетти
Этический критерий человека

Глава третья
Идентичность и личность

3.1

Я существую и в силу этого могу творить свое добро или свое зло. Все остальное мне неведомо, поскольку оно не входит в мое бытие. Все то, что не соприкасается с тем, где я есть, – есть ничто, для меня не существует. «Есть» только то, что тем или иным образом предполагает отношение ¹³. Бог также реален в той мере, в какой затрагивает мою реальность. Там, где меня нет, для меня нет ничего; никакая реальность меня не касается, если не имеет какой-либо связи с моей реальностью. Но там, где я есть, я могу, я ответственен, я изменчив, я обуславливаем, я могу быть большим или меньшим, оспариваемым или превозносимым. Если мы попробуем установить критерий реальности для нас, людей, за рамками человеческой среды, то критерий не будет реальным. Жизненный мир формализуется во взаимосвязи с индивидуацией. Универсум может обуславливать создание в той мере, в какой создание реально для этого универсума.

Я уже говорил о том, что добра самого по себе не существует, это абстракция, относящаяся к тому, – живущему, – кто является хорошим. Для меня, индивида, добром является все то, что увеличивает мое бытие, поэтому бытие и добро взаимообратимы, конвертируемы. Добро – это то, что придает функциональность и стабильность идентичности некоего бытия; зло – все то, что искажает и уменьшает идентичность бытия. Добро порождается целостным видением субъекта, участвующего в отношении. Зло возникает там, где какая-то часть субъекта не функционирует. По сути, добро возникает из естественного совершенства дела; зло происходит из-за несовершенства одной из частей действующего субъекта.

Круг совершенен, если все точки окружности равноудалены от центра. Круг неточен, если хотя бы одна из точек нарушает пропорциональное равенство других. Даже одна точка может привнести в целое несовершенство, тогда как добро требует от субъекта точной целостности. Таким образом, добро – это понятие высокой эффективности. В связи с этим определение «хороший» в первую очередь относится принципу жизни. Только он является хорошим, в силу своего совершенства и простоты.

Точкой, закладывающей основы отношения, является индивид, в данном случае – человек. Какой человек? Христианин, мусульманин, средневековый человек или человек третьего тысячелетия? Прежде всего под «человеком» следует понимать глобальную формализацию ума в действии, иными словами, единство действия, которое уточняет форму ума. Такое понимание человека вытекает не из биологических особенностей человеческого организма (две руки, десять пальцев, два глаза, печень, легкие и т. д.). Организм – это «акцидентальное»^[16] образование. По своей сущности человек – это единство действия, наделенное формальным умом, который уточняется в универсуме жизни. Человек – живое существо, самодвижущееся и автономное. То, какими органами он обладает, или какими модусами – относительно.

Тем самым я хочу подготовить почву для концепции, выходящей за пределы планеты Земля. Речь идет об определенной форме психической идентичности. «Психическая идентичность» – это идентичность, исключающая все другие и удостоверяющая присутствие только самой себя. Когда передо мной находится другой человек, то для меня – для моего конкретного «Я» – значение имеет не столько отношение двух тел, сколько то, чтобы другой был «таковым». Другой обладает категорическим, непреложным «Ты»: таков только он. Идентичность человека делает его единственным в себе самом, отличным, отдельным, совершенно иным. Существуют миллиарды людей, но такой человек – только он. Идентичность, как нечто общее, есть у всех. Умение отличать психическую идентичность, которой является только один конкретный человек, не ограничиваемый рамками феноменологии тела, представляет собой очевидное знание. Зачастую у нас есть очевидное знание о неком человеке, но, размышляя о нем, мы не знаем о том, какое у него тело или как он одевается. Однако ошибка невозможна, это именно тот человек.

Следовательно, сущность человека представляет собой не столько биологический аспект, сколько специфику его действия или идентичности. «Идентичность»^[17] означает: что есть бытие, кто есть это бытие, находящееся там. Это существующее «кто» создает точку, которая отличает интенсивность присутствия, делает его иным, иногда даже противоположным всем другим формам существования. Нетрудно помыслить человека в его сущностной идентичности и рассматривать его тело как земную феноменологию этой планеты. Человек есть особая «сущность», отличающаяся и отделенная от всех остальных, не как вид, а как форма существования. Иными словами, не как сущность, а как существующее. Дух уточняет материю, время и пространство, придавая им нерушимые и неподражаемые отличительные категории.

Например, сейчас много говорят о проблеме клонирования, но сам по себе факт клонирования нейтрален. Все мы уже являемся клонами. Если мы посмотрим на процесс оплодотворения, то увидим, что природа клонирует постоянно. Близнецы – это два клона от природы. Если отталкиваться от биологических предпосылок, то одна рука ничем не отличается от другой. Различия в существовании создает психическая индивидуальность, личность. В одинаковых парах тем не менее имеется отличие в действии, которое уточняет ум и функцию. Поместим в одно пространство две одинаковые точки: уже геометрически точка, расположенная в определенной позиции, обладает иной реальностью по сравнению с другой. Точки одинаковы, но занимают разное пространство в различном экзистенциальном контексте. Отличия во времени, пространстве и опыте уже более чем достаточно для оригинального созидания абсолютной личности. В этом смысле клонирование – ложная проблема именно потому, что отличие создается идентичностью. В любом случае, в результате клонирования возникает особая идентичность, в которой бытие уточняет себя абсолютным образом, отличным от всех других. «Клонированный» индивид обладает своей автономией, своей неповторимой уникальностью. Кроме того, экзистенциальная диалектика (семья, язык, война и т. д.) делает невозможным в процессе становления формирование двух одинаковых существ, если они помещены в различные точки либо пространства, либо времени.

Бег становления требует уточнения бытия, которое должно стать экзистенциальной личностью с особой идентичностью. «Личность» (ит. persona) подразумевает «сущее для себя»^[18], «для-себя-бытие бытия», что означает – уникальным, неповторимым и отличным образом – действующий ум (лат. nous). Природа подразумевает вид, идентифицирующий множество индивидов, первый известный нам универсум реальности, факт, полагающий себя до нас и внутри которого мы существуем. «Личность», напротив, относится к отдельному индивиду, это отличие, которое уточняет акт природы, целое, уточняющее природу в в‑себе-бытии, отличном от подобных ему. С точки зрения природного аспекта, все мы одинаковы. С точки зрения личностного аспекта, каждый из нас неповторим, вот-бытиен.

«Личность» отвечает на вопрос «кто это?». Это формальное, образующее вот-бытие в отношении сущности или природы. Это субъект, в своей уникальности ответственный за все свободные переменные, с помощью которых он осуществляется как присутствие или действие. «Природа» отвечает на вопрос «что это?». Или «посредством какого вида или способа?». Это способ, уточняющий бытие или существование индивидуации. Это сущность, посредством которой случается вот-бытие индивидуации. Все эти различия носят исключительно логический характер. В действительности природа и индивидуация всегда происходят вместе и остаются нераздельными.

Среди множества способов природного бытия присутствует и «человеческая природа». Будучи людьми, мы не можем рассуждать об иных природных модусах, не имеем на это права, поскольку существуем в рамках акта бытия, устанавливающего именно нашу специфичность. Мы существуем в человеческой реальности, а не в каких-либо иных реальностях. Человеческая реальность существует на этой планете (мы живем на этой планете), но это не исключает нас из целостности, в которой универсум проживает постоянство схожих форм разума.

Если единственной реальностью для меня является та, где я существую, то, анализируя проблему добра и зла, я должен отталкиваться от себя, от критерия заложенной во мне идентичности, то есть от того, каким я – человек – создан. Я говорю о природной идентичности человека. Действительно, существует природная мораль, мораль личности и социальная мораль. Фундаментальным для них является критерий природной реальности, поскольку прежде существует природа, а потом уже существую я. Это доказывается тем фактом, что сто лет назад меня не было, но до меня существовали другие; кроме того, я знаю, что однажды меня не станет, но на смену мне придут другие люди. Я участвую в неком потоке человеческой природы, и являюсь идентичностью внутри большей реальности. Все то, что выходит за пределы природы, мне неведомо, потому что нереально, не существует для меня. Универсум существует для меня в той мере, в какой со мной соприкасается.

Например, что для нас хорошо, а что плохо употреблять в пищу? Нам известно, что одно мы можем есть, а другое – нет. Данный факт вызван действующим порядком природы, то есть химико-физиологическим законом нашей биологической феноменологии. Желудок представляет собой перерабатывающий механизм, преобразующий внешнюю химию с помощью внутренней химии, это переводчик, исполняющий функцию химического посредничества. Естественно, он является не универсальным посредником, а скорее специфическим, служащим конкретной цели – живому существу, устроенному в соответствии с неким проектом. Желудок – это перерабатывающий механизм, призванный содействовать существованию определенного субъекта. Желудок выполняет точные функции, соответствующие заданной цели, каковой является поддержание живущего организма. Следовательно, он подчиняется закону, не им установленному. Субъект свободен и может употреблять в пищу все, что ему заблагорассудится, даже яд. Но если он хочет жить хорошо и быть удовлетворенным состоянием своего органического здоровья, он должен употреблять в пищу определенные продукты в некотором приблизительно заданном количестве. Имеет место некий гибкий порядок с жесткими рамками. В органической структуре уже присутствует этический критерий: добро и зло или же полезная пища и пища вредная оказываются таковыми не сами по себе, но по отношению к организму.

Этика – это не дискреционный критерий, она не является действием, которое по своему усмотрению можно либо исполнить, либо не исполнить, либо отменить. Законы жизни представляют собой отношения, точность которых превосходит математическую. Критерий в отношении пригодности пищи применим исходя из характеристик желудка, связанного со всем организмом. То, что соответствует специфической биологической идентичности, является здоровым, а то, что не подходит ей является плохим. Плоха не сама по себе пища, а та, которая может нанести субъекту вред, уничтожить его или же вызвать болезнь. Объект без каких-либо последствий для себя способен нанести вред взаимодействующему с ним субъекту. Субъект задает критерий в отношении добра и зла, поскольку именно он является тем, кто зарабатывает или теряет. Человеческая природа обладает «изо»^[19], полагающим себя перед лицом всей возможной реальности. Равное мне способствует моему существованию, а неравное – разрушает меня. «Изо» становится мерой вложений субъекта. Природа обладает базовой конституцией, характеризующейся гибкими переменными, и существует, если обладает функциями, совпадающими с ее специфичностью.

3.2

Идентичность исторической природы устанавливает критерий реальности действия. Мы можем выделить критерий добра и зла исходя из тотальной идентичности природы. Этика человеческого поведения познается из того, как устроена человеческая природа. Поначалу это рассуждение может показаться солипсизмом экзистенциального субъективного толка, но следует принять во внимание, что моя субъективность есть не что иное, как средоточие природы, присутствующей здесь и сейчас. Не я сам себя сотворил, я обнаружил себя уже созданным. Точное прочтение своей природной идентичности дает мне вектор исторического и экзистенциального поведения человеческого вида: знание о том, что соответствует человеку, а что нет. Я не могу выйти за рамки исторического человека. Я обладаю очевидностью своего здесь-бытия, и моя конституция является универсальной истиной. Ясно, что кто-то или что-то меня установило, но это уже другой вопрос. Я не могу проигнорировать идентичность, в которой существую как вот-бытие. Разговаривая с человеком – не важно, с человеком этой планеты или другой галактики, с пигмеем, жителем Антарктиды или Нью-Йорка, – я идентифицирую его по тому, что как конституция он есть, и что ситуация феноменизирует или формирует его. Моя сила заключается в знании его сущностной природы, явленной в ситуации. В контакте с ним я также знаю, что для меня благоприятно, что усиливает мое могущество и ослабляет его силу. Это аналитическое прочтение его экзистенциального факта, если он – человек, равный моей сущности. Даже если бы передо мной оказалось внеземное существо с десятью руками и огромной головой, для контакта с ним было бы достаточно учесть «изо» природы (общий код существующего вида) и контекст (я нахожусь на его планете, или он на моей). То же самое происходит во время психотерапии: клиент говорит, но его слова не имеют для меня большого значения, потому что я вижу его сущность, то, чем он является, а значит, и то, что ему необходимо. Моя уверенность основывается на очевидности его природной идентичности в исторических обстоятельствах. В рассуждениях о добре и зле критерием реальности выступает природная идентичность. Но этот критерий сохраняется и в исторической версии, иными словами бытие сообразуется и становится единообразным с существованием. Вода есть определенное «изо», но затем это «изо» можно идентифицировать, будь то капля, река или облако. Значение «исторического» задает отличительные черты для определения морали, которая также соразмеряет и само бытие, если речь идет о человеке. Следовательно, критерий должен выражаться идентичностью природы и идентичностью личности, которыми является именно вот-бытие природы. Если на основе устройства природной идентичности («кто» есть и «как» есть) закладывается элементарная предпосылка этики (функциональная полезность для действующего), то что добавляет и определяет этический критерий в историческом плане? «Исторический» означает момент-событие, характеризующий возможность или соответствие двух или нескольких индивидуаций, находящихся в различных или даже противоположных ситуациях, но в которых и один и другой, только в этот момент-событие, являются комплементарными. Эта комплементарность необходима и непреложна. Если она не реализуется, то это ведет к искажению потенциального проекта природной идентичности. «Исторический» – это решение, или волюнтаризм априорного «Я» в отношении быть или не быть. Это все то, что определяет переменную идентичности. В сущности, «историческое» представляет собой формальную идентичность, воплощаемую во времени и пространстве в ходе аутоктиза онто Ин-се, в синергии с многочисленным вариациям других индивидуаций. Это означает, что ни один человек не является островом, и что любое событие одного или нескольких человек, является инициативной и творческой переменной целого. И в добре и в зле, каждый человек является со-творцом и ограничивающим фактором как в отношении себя, так и в отношении других. Для операторов бытия – это простое объединение «святых», иными словами, акционеров существования и бытия^[20].