Анна Беляева
Сначала было…
Болею…
Болею.
Третий день. Не тяжело и тем противней.
Мотаюсь.
Неприкаянно и нервно по квартире.
Жалею.
То себя, то проползающее время.
Роняю.
Бутерброды в одеяло на колени.
Читаю.
Детективы в мягкой глянцевой обложке.
Готовлюсь.
Стать на завтра как обычно хищной кошкой.
Болею.
Третий день от туалета до постели.
Жалею.
К черту! Ни о чем я не жалею.
Как с рыси на галоп сбоящий конь…
Как с рыси на галоп сбоящий конь,
Так жизнь несется по шальному кругу.
Я чья-то полуверная подруга,
Ступающая босиком в огонь.
Натянутая первою струной
На дорогом грустящем фортепьяно,
Звучу как правило легко и без изъяна
Одной и той же нотой параной.
И мне легко, как детям у воды,
Мечтающим взлететь к галдящим чайкам.
Я понимаю, что вполне случайна
На круге, где со мной столкнулся ты.
Лед-9
Лед-9. Воссоздан. Запущен неспешно по венам.
Слетают запреты на право войны и измены.
Целуют губами в висок, собирая усталость.
По ребрам течет ожиданье всего, что осталось.
У кошки не будет на крыше своей колыбели.
Ревниво меня отпускают в чужие постели.
Обломки, останки живого на белой вершине.
Лед-9. По венам. Мы зря, как всегда, поспешили.
Дыши, смотри в глаза мне и слушай…
Дыши, смотри в глаза мне и слушай
Все то молчанье, что проживается.
Не так уж, верно, бессмертны души.
Не так уж часто нам "быть" случается.
Дыши, смотри на меня, волнуйся.
Не все прошло и не все забыто.
Моей влюбленности юной буйство
Сейчас смешно и совсем избито.
Дыши, смотри сквозь на повторенья
Того, что было и не случилось.
Я помню все свои сны-моленья,
Как мне терзалось и как любилось.
И кто-то мне скажет Здравствуй…
И кто-то мне скажет: "Здравствуй". И кто-то кивнет: "Пока".
В извечной терпения чаше – не кровь, а пока вода.
Секунды искристой пылью рассыплет чья-то рука.
Нахмурятся, расползаясь, ленивые облака.
И кто-то со мною рядом пойдет, примеряя шаг,
А в тысячах летних радуг услышится общий такт.
И ты меня встретишь: "Здравствуй". И я тебе вслед: "Пока".
В огромной терпения чаше чуть-чуть замутится вода.
Не верю… не помню.. не знаю…
Не верю, вот знаешь, не верю
(И это, как видно, знаково),
Что мы с тобой оба не звери,
что в детстве, случалось, плакали.
Не помню, вот знаешь, не помню
Ни нежности, ни желания.
Мы оба досрочно-условно
Обязаны, друг, к покаянию.
Не знаю, вот слышишь, не знаю
(И знать не хочу, чем дышишь ты).
Я раньше была живая!
А нынче из жизни вышибли.
Я докурю последнюю сигарету…
Я докурю последнюю сигарету,
Допью остатки теплого пива к Утру,
И ты, любимый, бывший звездой и светом,
Мне перестанешь помниться поминутно.
Потом случатся многие дни и лета,
Другие встречи, пробежки перед закатом.
Вот я придумаю ложь, а ко лжи ответы,
И буду жить, ведь жилось же мне так когда-то.
Пристойно-гордо себя подправлю речами,
Учту всех ближних и даже дальних советы.
Одно не в стрОку: ты так и снишься ночами.
И я, увы, совсем не курю сигареты.
Меняю
Я поменял свой день на ночь
по очень хреновому курсу (с)
Меняю все ночи на дни. По любому курсу.
Кто хочет? Машин огни по стенам. На стенах – пусто.
Проспекты и фонари. Снег, листопад, дождь.
Мысли мои-твои. И рядом все та же ложь.
Меняю свой нервный день на сотню чужих ночей.
По левую руку тень меняю на всхлип речей.
Коротких, ломких, пустых. Впитавшихся в плечи твои.
Меняю на этот миг все ночи… и даже дни.
Со спины
Можно полюбоваться тобой:
Со спины,– взъерошенным, прекрасным?
Все между нами давно просто и так не ясно.
Знаю, что скажет любой:
"Брось. Не майся. Так проще!"
Только меня тобой словно дождем полощет.
Я постою – погляжу тебе в спину.
Мимо идущие пусть
Идут мимо.
Выкатится солнце на ладонь…
Выкатится солнце на ладонь,
Рыжей гривой землю обласкав,
Зацепив лучами кудри крон,
Высушив слезинки с жестких трав.
Выжарит обиды и тоску,
Словно бы и не было беды.
Я по разогретому песку
Выслежу дорогу до воды.
А вода подхватит тихий вздох,
Превратит в барашеки волны.
Знаешь, этот мир совсем не плох,
Даже если в нем не сбылся ты.
Скрипка
Ты слышишь? Это скрипка Страдивари.
Она поет. и звук горчит в букете.
Она вздыхает о далеком веке,
О бархате, духах и киновари.
О редких книгах и молитвах частых,
О лицах прошлых в бурых капюшонах,
О визгах кошек и умерших стонах,
О теплых фресочных воздушных красках.
О запахе свечей вздыхает скрипка,
О звоне меди о брусчатку храма.
О неизменном детском: "Мама! Мама!"-
Поверх латыни читанной молитвы.
Еще о пальцах сотен музыкантов,
Что так сильны, порывисты, надменны.
О том, что мы от века неизменны:
Как много мечт, обманов и талантов.
А у этой дамы сентябрящей…
А у этой дамы сентябрящей
Кисти в темном золоте браслетов.
Посреди лесной далекой чащи
Бросила она подругу-лето.
И забордовела, растерялась:
Как же быть одной на этом свете?
А браслеты, падая, ломались,
Словно память о забытом лете.
Ты вертел листок опавший в пальцах
И молчал, устав от недомолвок.
И казалась мне толпой скитальцев
Зелень в осени застывших елок
Я помню этот странный, горький вкус…
Я помню этот странный, горький вкус,
Что с губ твоих в мои въедался губы.
Я не боюсь любить, но я боюсь,
Что никакой любви уже не будет.
Я помню силу ветра, мерный шум
И стуки веток в рамы на балконе.
Я нагрешилась, больше не грешу,
Но, кажется, ты этого не понял.
Еще я помню долгий разговор:
Никчемность фраз, бессилье повторений.
Что между нами было? Тлен и вздор,
Да горечь губ, да острота прозрений.
От запретных страстей слишком тяжек похмельный рассвет
От запретных страстей слишком тяжек похмельный рассвет,
Только губы в ночи тем сладки, что наутро обманут.
Между нами так много необщих надежд и побед,
Что они не разгладятся, мальчик, твоими руками.
У тебя впереди очень много: успех и провал;
Миг удачи и долгие-долгие дни непризнанья.
Мальчик мой, ты еще никого ни за что не продал
И веревка Иуды покоится где-то в кармане.
И поэтому ночь, и поэтому тайны любви,
И чуднЫе слова, и до боли родные объятья,
И рассвета морока, и сердцу дремотно в груди
Под твоею щекою, прижатой ко мне как к распятью.
Скоро будет обрыв, черной бездной пустой разговор.
Поцелуи, когда ты меня ни за грош уже предал.
Но пока что я здесь, в тишине, и до края с тобой.
И еще не случилась похмельная горечь победы.
Зимнее лимонное
Лимоном пахнет от цветка на подоконнике.
Виток судьбы. И мы опять с тобой любовники.
И как и прежде жизнь – игра, свобода – выигрыш.
И как и прежде я твоя на время, видишь ли.
До новой радости любви с тягучей горечью,
До новых выстрелов минут и чувств на "на троечку",
До новых призраков надежд и обольщения.
До забывания себя и отречения.
Что пожелать на Новый Год? тебе везения
От повторения меня и потрясения,
От непризнанья моего и от признания,
От обещаний на бегу и забывания.
Что пожелать на Новый Год? Оставить прошлое.
Я не святая, не родная, не хорошая.
Забыть, что где-то есть мой дом, в нем подоконники
И что кода-то были мы с тобой любовники.
Сокровенность ночи
Нежные чужие руки.
Дождь смывающий долги.
У судьбы финты и трюки.
Время, щурься мне и лги.
Губы, мягкие, чужие,
Тем нежней, чем откровенней
Боль объятий, что служили
Отпущением сомнений.
Нервность вдохов, горечь кожи.
Бесподобность неприличья.
***
И рассвет, что нас стреножит -
С ним потребность воли птичьей.
Утро
Три лестничных пролета вниз в едва начавшееся утро.
Ну что же, мой вчерашний принц, Вас буду помнить поминутно.
Короткий вздох, короткий смех. Дым сигаретный в светлой гриве.
Ну что же, мой вчерашний принц, Вы невсерьез меня любили.
Три поцелуя у дверей в начало дня и повторений.
Мой принц, мне богом не дано великой радости мучений.
Вечер небытия
Все мы странники здесь, блудницы.
Как невесело вместе нам.
А. Ахматова
Мы циничны, и очень горек
Дым опаловый сигарет.
И мутит от разных настоек
И тошнит от пройденных лет.
Я надела длинное платье,
Чтобы выглядеть и сражать.
Я вжималась в чьи-то объятья,
Не имея силы сбежать.
Ты курил устало и длинно,
Глядя мимо, поверх меня.
Будто снова белая глина
Обжигалась о жар огня.
Уносила пламя объятий,
Дым опалово-едких лет.
В легких складках длинного платья,
Вместе с запахом сигарет.
Алые паруса
У портовой шлюхи ярко-алые губы,
Точно в цвет парусов, что ждет каждый день Ассоль.
Все мечты сладки и сладостью жарко грубы,
Тем желанней, чем ближе схождение утром " в ноль".
На моих ладонях – память твоей улыбки.
Словно кто-то в детство открыл, пошутив, окно.
Сны об алом парусе вечны, ярки и зыбки,
И привычно горько твое на губах вино.
Игра в бисер
Бумага расчерчена синими строчками.
Играется в бисер идей и понятий.
И все для того, чтобы кончилась точками
Моя суета не моих восприятий.
Придумать свое удается так редко.
И, видимо, косность опять побеждает.
Слова – это та же незримая клетка
Для волка степного, что с ними играет.
Вложи свои пестрые мысли-осколки
В фигуры мои. Для побед и свершений.
И если удастcя, то ярко и звонко
Откроется нам правда новых решений.
Ремесло
А днем смеяться. И, не беспокоясь,
Все отшвырнув, как тягостный мешок,
Легко вскочить на отходящий поезд
И радоваться шумно и смешно.
Борис Смоленский
Есть ремесло – не быть рабом привычки
Всё вычитать из уравнений дней
И предаваться ревностно обычьям,
Чтоб оставаться там, где попрочней.
А после сунуться с ушами в стылость ночи
И громко рассказать, как повезло.
Быть чуть безумней сотен тысяч прочих.
И точно знать, что это ремесло.
Вскочить на поезд, что летит в событья,
Быть лучшим всем завистника назло.
И ежедневно совершать открытья,
Чтобы быть собой.
И это ремесло.
Междомыслие
В этой нелепой жизни, где все обличающе строго,
Я остаюсь потерянной между тобой и богом.
У мужчин всегда есть тезисы, правота, да игрища в смысл и сути.
А у меня пустота, вспышки солнца и перепутья.
В этом слепом движении, где всё упирается в стену,
Я остаюсь подверженной всякому злу и тлену.
У природы всегда есть осени, убеленность зим, возрождения.
У меня безвозвратность, прошлое и обязанность восхождения.
В этой немой влюбленности, где слова бессильны. Я рядом.
Замершая, лучистая – между тобой и адом.
Зимняя ночь
Полулунье, многозвездье, белый снег.
По проспекту в ночь идущий человек.
Не влюбленный, не забытый, не святой.
Человек плывет по ночи сам собой,
Словно только-только мама родила
И еще не пропыленная душа,
И не предан, и пока не предавал,
Ни обид, ни обольщения не знал.
Полнолунье, многозвездье, белый снег,
А под снегом белый-белый человек.
Что не отпущено
Что не отпущено, то камнем тянет вниз.
Я отпустила. Не легко, но все же…
Другие губы, руки, плечи, кожа.
Других имен в мобильном длинный list.
Что не отпущено, то мучит и болит.
Я отпустила. Навсегда, бесслезно.
Не стала ни жестокой, ни стервозной
Одной из многих сук-кариатид.
Что не отпущено, то порождает страх.
И мне уже давно другие любы.
Но в снах опять твои с горчинкой губы
Все ищут нежность на моих губах.
Два синквейна
Дело
Настоящее, важное
Развивает, требует, вяжет.
"Заберет и отдаст тебе равно".
Вдохновение.
––
Радуга
Многоцаетная, детская,
Обольщает, радует, прячется.
"Словно сказки волшебные собраны"
Капли теплые
Ступеньками
Пожаловаться бы,
..............................что стихи не идут горлом,
.................................................................я стала нервной и сонной.
В этом вареве пустоты.
Пораниться бы
..........................о твое колючее слово,
.......................................................о сознанье, что все не ново,
А внутри развели мосты.
Потешить бы
......................себя мимолетными встречами
...............................................................месяц, неделю, вечер ли.
И чтобы не снился ты.
Закрыто на зиму
Закрыто на зиму.
Все чувства в отпусках.
Кому не лень глазеть -
Глазейте мимо.
Душа – в починке,
Мысли – в сундуках
У тех, кто их украл,
Ходя в любимых.
Закрыто на зиму.
Проверки и контроль
Пройдут в предмартье
В ожиданьи чуда.
И из забвенья
Первой вкатит боль,
За ней – любовь
С очередным Иудой.
Закрыто на зиму.
А значит не мутит
Невстречами
И встречами тем паче.
У сердца, слава богу,
Четкий ритм.
И я ни по кому
В мороз не плачу.
Ты должен мне небо…
Ты должен мне небо,
То самое синее небо,
Каким оно было до встречи с тобой.
Оно безразлично к дождям, и метелям, и снегу,
К тому что есть быль и к тому, что считается небыль.
То синее небо, где свет, а за светом покой.
Верни мое небо,
Прозрачно-стеклянное небо,
В котором я видела все свои сны и мечты.
Я завтра поверю, что ты никогда рядом не был.
Я, молча, поставлю стакан и, накрыв его хлебом,
Скажу: "В этом небе теперь отражаешься ты".
Монолог
Только когда так долго и больно…
Можно сказать, как я любила.
Только один раз забыть про роли
И быть избыточно искренней, милый.
***
После наших с тобой редких. теплых, горьких свиданий,
Когда закрывалась дверь в темноту подъезда,
Я каждый вечер до рвотных спазмов рыдала,
Понимая, как все извечно и бесполезно.
Как брала в горсть таблетки, их бы хватило
Для встречи в адском котле с другими уставшими.
Ты знаешь, я все еще здесь, я победила,
И мы до сих пор берем один чай с двумя чашками.
***
Только когда ничего не закончено,
Ровно один раз можно быть искренней.
Между нами все так истонченно-заточено,
Что мы будем вечно отчаянно близкими.
