Андрей Владимирович Яковлев
Повести и рассказы. Избранное

– Э-эх, чего тут говорить! – запричитала Ульяна. – Люди без Христа жить стали. Оттого и заводится в их домах нечисть поганая. Без веры люди живут, без веры! Вот вам весь мой честно́й ответ! В Советское время церкви ломали, сейчас вроде мало-помалу, настраиваются опять, где-ко, смотришь, принялись храмы восстанавливать. А с другой стороны сейчас, при новой от власти, Ельцин мужик простой, сам поди выпить не прочь и народу не запрещат. Народ наш весь спился́. Если так дальше пойдёт, то общество наше вымирать начнёт. Скоро и в храмы ходить будет некому…

– Ой, бабка, опять ты за своё! – оборвал её Семён. – Пьют только те, кому заняться не чем. Бо́льшая часть людей понимают и меру свою знают. Ты вот сама-то, спилась ли?

– Я-то?

– Ты-то!

– Нет, поди.

– Нет, не спилась! А ведь мы с тобой без самогонки за стол не садимся. По рюмочке выпили для аппетиту, закрыли бутылку и убрали до следующего разу. Так?

– Ну, так.

– Не спились мы, потому как знам меру свою, – заключил Семён. – А вот во Христа верить надо, в церковь ходить, причащаться, исповедоваться. Здесь я с тобой согласен.

– Сама не пойму, зачем-то Ельцина сюда «приплела». Да? Ой, старость не радость, – заулыбалась Ульяна. – Вот за что уважаю Семёна, так это за его рассудительность.

– Значит, за рассудительность и налью по маленькой, – просиял Семён.

24

Так немного однообразно прошла неделя, и студенты засобирались обратно в Екатеринбург. Ульяна с Семёном вручили им в дорогу большую сумку с едой. И после длительного напутствия распрощались.

Поезд был ночной, а автобус до Куеды, где находилась станция отправления, ходил по утрам. Конечно, это очень неудобно, поскольку пришлось почти весь день провести, «шатаясь» по незнакомому городку, «убивая» время. Но ничего не поделаешь. Зато вагон, в который они сели, оказался полупустым. Поэтому ехали на нижних полках и хорошо выспались.

Простившись на екатеринбургском вокзале, молодые люди разъехались по своим домам. Максим уже в 10 утра был в доме на Норильской.

– Мы тут думаем, приедет наш Максимкя или уж не приедет, – встречала его Галина, гостившая в тот момент у хозяйки.

– Так ведь он со мной расплатился за месяц вперёд, – говорила Клавдия Ивановна. – Куда бы он делся-то? Как обещал, через недельку и воротился.

– Ну что, студентик, как съездил? Где был? – словно не обращая внимания на слова хозяйки, спросила Галина.

– В Пермской области был, гостили у родственников подруги, – отвечал Максим.

– Люди-то хоть хорошие?

– Да, вполне. Живут небогато, натуральным хозяйством. Скучать им не приходится.

– Ну и то, слава Богу.

– Ага.

– Ладно, Клавощкя, побегу я до дому, а то загостилась, пора и честь знать, – встав со стула и кланяясь, сказала Галина.

– Да чего там, гости ещё, – уговаривала её Клавдия Ивановна. – Давай чаю заварим.

– Не, не, пойду я.

– Ну, ступай, не хочешь дак.

– Иди, студент, закрой за мной, – сказала Галина, накинув шаль на голову.

Подойдя к воротам, Максим обратился к соседке:

– Поговорить хочу с этим парнем Борисом.

– С сыном Прохоровых, что ль?

– Да. Скажите, где он живёт?

– Иди сюда за ворота-то, – позвала Галина. – Вона видишь, жёлтый дом виднеется, у высоковольтной мачты?

– Вижу.

– Вот они в том доме проживают.

– А, понятно.

– Только не пойму я, о чём с этим Бориской можно говорить, он ведь того… чокнутой.

– Да так. Он со мной тогда пообщаться хотел, а я его не понял, не люблю людей обижать, – уклончиво отвечал Максим.

– На обиженных воду возят! Знаешь, да? – ухмыльнулась Галина. – А Борискя уж и забыл, поди.

– Всё равно хочу поговорить с ним.

Соседка махнула рукой, больше ничего не сказав, зашагала к своему дому. Максим, затворив засов, вернулся в дом и закрылся в своей комнате. Вытащил из сумки на стол деревенские продукты, которыми щедро с ним поделилась Марина: копчёное сало, порезанное на ломтики, домашняя сметана, маринованные грибочки, три отварных яйца, варенье и испечённый в русской печи хлеб. Аппетит пришёл сразу при виде этих деликатесов. Потирая озябшие руки, студент придвинул стул, намереваясь сесть. Но неожиданно стул отъехал в сторону, и Максим с размаху приземлился на пол.

– Опять ты, Фрол! – вставая с пола и потирая ушибленное место, проговорил Макс. – Ну, извини, пожалуйста, не поздоровался с тобой, но зачем стул-то из-под меня выдёргивать? Ты что, соскучился по мне?

В ответ стол качнулся, и с него покатились яйца. С ловкостью жонглёра студент поймал их и положил обратно. Придвинул стул, поддерживая его одной рукой, осторожно сел. Больше никаких действий со стороны домового не последовало, и Максим, вооружившись ложкой, стал уничтожать припасы.

– Приятного аппетита, – сказала Клавдия Ивановна, неожиданно заглянув в комнату.

– Спасибо, – ответил Макс.

– Когда поешь, отгреби хоть немного снег от крыльца. А то налетело опять.

– Конечно, я уже собирался это сделать. Не волнуйтесь, весь снег уберу.

– Пойду, полежу, что-то голову кружит.

– Хорошо.

****

Снег убирал в течение часа, в ограде и за воротами. Иногда останавливался и, опершись на лопату, задумчиво смотрел в сторону жёлтого дома, на который указала Галина.

– Какой бы повод найти, чтобы пойти и постучаться в дом Прохоровых? – вслух рассуждал Максим. – Родители Бориса люди-то нормальные, они меня не поймут. Остаётся только ждать личной встречи с ним.

– Не меня ли высматриваешь? – раздался позади знакомый голос.

Макс от неожиданности вздрогнул, обернувшись, увидел Бориса. Тот с авоськой в руке, ожидал продолжения беседы, изобразив на лице улыбку, больше похожую на «гримасу Гуинплена».

– Э-э-э, да. То есть,… в общем, мне надо обсудить кое-что с Вами, – собравшись с мыслями, сказал Макс.

– Обсуждай.

– Можно тогда я тоже на «Ты»?

– Да, можно, – кивнул Борис.

– Скажи, что ты знаешь о Фроле?

– Всё знаю, – заявил Боря, вдруг сделавшись серьёзным.

В этот момент он не был похож на того дурачка, которого обычно привыкли видеть местные жители.

– Расскажи мне, – попросил студент.

– Зачем тебе?

– Ну, как…

– Если просто из любопытства, то смысла нет рассказывать. Ты и без того знаешь много. Но, если действительно желаешь помочь ему…

– Конечно, я хочу помочь!

– Правда?

– Не хотел бы помогать, давно бы ушёл.

– Ты и так уйдёшь.

– Какая разница, уйду, не уйду! – раздражённо выпалил Максим. – Я же чувствую, что Фрол просит о помощи, записки мне пишет. Это ведь неспроста.

Борис немного потоптался на месте, как бы оценивая всё то, что сказал ему студент, потом спокойно заговорил:

– Хорошо, скажу тебе. Часть этого дома по праву принадлежит Фролу. То есть могла бы принадлежать ему. Там, где сейчас кухня и комната для постояльцев, как раз была его половина дома. Он её хозяин. Однако прежний дом сгорел, а Фрол, видно, по старой памяти обитает на своей половине.

– Что с ним всё-таки произошло?

– Его убил брат. Фёдор подсыпал ему отраву в самогон.

– Зачем?

– Хотел избавиться от конкурента. Решил продать дом, а деньги присвоить себе.

– Вон как?

– Когда это произошло, все думали, что Фрол от пьянки помер. А Федька потом закопал брата на кладбище словно собаку, даже на похороны никого не позвал. Вот с тех пор дух Фрола и живёт в этом доме, как неприкаянный.

– Догадывался я, что не всё здесь чисто, – задумчиво произнёс Макс. – Просто подробностей не знал.

– Вот тебе и подробности.

– Боря, а как ты-то всё это узнал?

– От Фрола и узнал, когда в этот дом наведывался.

– Да?

– Я могу говорить с Фролом. Однако слышу его, только зайдя в сам дом. А меня бабушка Клава не пускает. Поэтому могу только подсказать, как помочь.

– Как помочь ему? Говори!

– Надо отыскать его могилу, привести её в порядок, чтобы восстановить память о нём. Потом попросить привидение уйти из этого дома. Возможно, на кладбище надо закопать дорогую для него вещь.

– Что за вещь?

– Не знаю, говорю же, возможно! Однако не факт, что нужно именно это сделать.

– Так чего же мы стоим? – засуетился Макс. – Скорей на кладбище, отыщем эту могилу…

– Нет, – сказал Борис.

– Почему?

– Надо ждать весны, зимой там делать нечего, снегом всё завалено.

– Хорошо, – немного подумав, сказал Максим. – Как только снег сойдёт, сходим. Договорились?

– Договорились, – согласился Боря.

На том и расстались. Макс, стряхнув с лопаты налипший снег, повернул к воротам.

– Подожди, не закрывай! – донеслось до него.

Студент обернулся и увидел Наталью, бегущую в его сторону.

– Ух! Хорошо, что тебя увидела, – запыхавшись, сказала она. – А то пришлось бы звонить. Тётю Клаву это раздражает.

Максим пропустил женщину вперёд себя и закрыл ворота на засов.

– Ну, что у вас нового? – спросила Наталья студента.

Скорее это была её дежурная фраза, и вряд ли её интересовало, что ответит молодой человек. Максим, видимо, не расслышал или сделал вид, что не расслышал, поскольку думал сейчас совсем о другом.

Скинув верхнюю одежду и обувь, Наталья стремительно прошла в комнату Клавдии Ивановны. Макс зашёл на кухню. Надо было выпить чай, чтобы согреться.

– Интересно, – рассуждал он вслух. – Какую вещь взять с собой на кладбище? Нужно именно то, что принадлежало Фролу. Бабуля говорила, что Фёдор Никодимов, продав дом, из вещей ничего с собой не взял. Поэтому может подойти всё, что угодно, хоть эта кочерга. Но если я возьму кочергу, то, как я объясню это хозяйке? Да уж, не было печали.

Тут взгляд его упал на разбитую чашку, осколки которой Клавдия Ивановна веником замела под печку.

– Вот то, что надо! – обрадовался Макс. – Хозяйка же сказала, что чашка эта старинная. Непонятно только, зачем Фрол её разбил. А что, если это знак? Подсказка от Фрола.

Совершенно забыв про чай, студент бережно собрал с пола фарфоровые черепки. Чашка разбилась на четыре крупных фрагмента и два поменьше. Их запросто можно склеить. Максим перенёс осколки к себе в комнату и аккуратно сложил в полиэтиленовый пакетик.

За стенкой был слышен разговор Клавдии Ивановны и Натальи, как показалось, на повышенных тонах. Потом всё стихло.

– Можно тебя? – спросила Наталья студента, заглянув к нему.

Максим послушно вышел и проследовал за женщиной в комнату хозяйки.

– Объясни мне, что это? – спросила Наталья, указывая на открытую тумбочку, сверху которой стоял телевизор.

Клавдия Ивановна, опираясь на трость, наблюдала за происходящим. Вероятно, этот вопрос племянница сначала задала ей. Этим объяснялся их громкий разговор.

Не понимая, что Наталья имеет в виду, Максим подошёл к тумбочке поближе. В нос ударил резкий запах тухлого или испортившегося продукта. Студент вытащил из тумбочки полиэтиленовый пакет. Он был надорван и из него торчали рыбьи головы.

– Так это же те самые караси! – догадался Максим. – Я их тогда потерял. Хотел ещё уху варить. Помните, Клавдия Ивановна?

Хозяйка испуганно посмотрела на Наталью, не зная чего ответить. Скорее всего, её пугало то, что в этой ситуации её могут сделать виноватой.

– Нет, вы слышали? Уху он хотел варить! – распылялась Наталья. – Ещё на прошлой неделе пыль вытираю, чувствую, ну воняет, невозможно! Понять ничего не могу. Сегодня заглянула, а там…

– Надо же, нашлась рыбка, – улыбнулся студент.

– Чего ты радуешься?! – закричала Наталья. – Скажи, зачем рыбу под телевизор положил? А? Специально, чтобы бабушка тут задохлась от вони этой? Да?

– Вот, вот, – закивала Клавдия Ивановна. – Это он специально сделал.

– Что Вы такое говорите? – возмутился Максим, улыбку которого с лица, «как ветром сдуло».

– А как ещё это понимать? – не унималась Наталья.

– Не знаю, но рыбу в тумбочку я не клал. Этих карасей дал нам рыбак с Шарташа. Поскольку в холодильнике тогда из-за пельменей места не было, я взял чистую кастрюлю, положил туда эти рыбёшки, закрыл крышкой и вынес в чулан. Там холодно. На следующий день мы с подругой купили всё для ухи. Пошёл за рыбой, открыл крышку, а кастрюля пустая.

Наталья смотрела на дурно пахнущий свёрток, пытаясь понять логику произошедшего события.

– Я не обманываю Вас, – оправдывался Макс. – Для чего бы я стал рыбу в тумбочку прятать? В эти комнаты я не хожу.

– Кто же тогда, по-твоему, всё это дело туда засунул? – грозно спросила Наталья, косясь на бабу Клаву.

– Домовой, – ответил студент.

– Так, ладно! Иди, быстро выбрось это куда-нибудь подальше от дома, – скомандовала Наталья.

Максим послушно завернул пакет с тухлятиной в газету и понёс на улицу. Когда вернулся, услышал разговор Натальи с её тёткой:

– Так ведь он ещё и в моей тумбочке рылся, – жаловалась Клавдия Ивановна. – Документы на дом доставал, интересовался про Никодимовых.

– Вон оно что?! – восклицала Наталья. – Думала хороший парень, а он вредитель оказался. Ещё просил, чтобы я плату снизила. Наглец!

– А давеча Галине он сказал, что, мол, тараканов я повывел, а она моль с собой принесла. Обидел Галю нашу.

– Говорю же, наглец!

Доказывать обратное смысла не было. Максим закрылся в своей комнате и до отъезда Натальи больше не показывался.

25

На следующее утро, проснувшись, Максим обнаружил очередное послание от Фрола, выведенное корявыми буквами на клочке бумаги: «УХАДИ».

– Что же делать? – грустно сказал студент. – Раз ты так настаиваешь, то конечно, выбора у меня нет.

Макс достал дорожную сумку, сложил туда свои вещи, оделся и вышел вон из дома. Клавдия Ивановна, видимо, поняв, что студент уходит совсем, долго смотрела в окно на молодого человека, удаляющегося по улице Норильской в сторону автобусной остановки.

Куда ушёл наш студент? Может, подыскал другое жильё или нашёл в себе силы и помирился со своими родителями – неизвестно. Только, рассказывала Галина, что, дескать, видела она Максимку с Бориской Прохоровым в родительский день на местном кладбище. Но все подумали, что она обозналась.

Август 2012

Далёкая и близкая Сибирь

Помню ли я Николая? Странный вопрос. Конечно, помню. Ведь мы соседи, наши семьи были дружны, а матери – лучшие подруги. Став уже взрослыми, мы всё равно продолжали общаться.

Коля был холост и часто говорил, что всё это неспроста. Я знал, что он суеверный. Иногда мы выпивали у нас на кухне. Под это дело он рассказывал истории из своей жизни. Все они были буквально пронизаны одним событием, которое Коля считал главной своей ошибкой.

В конце 2002 года он исчез. Его мама сказала, что Коленька уехал на Дальний Восток. Да, он признавался, что собирается, но всё не мог решиться, и вот, видимо уехал, полагаю, уже насовсем.

1

Был февраль 2001 года. Салон самолёта «ТУ-154» быстро заполнялся пассажирами. Люди заходили внутрь салона, снимая шапки и стряхивая снег с верхней одежды. Рейс «Екатеринбург-Хабаровск» всегда востребован, свободных мест нет. Менее решительные пассажиры вплоть до самого взлёта стояли в проходе, ожидая, когда им укажут на их места. Шестичасовой перелёт весьма утомителен, но Николай уже привык к этому. Последние полтора года он много времени проводил в командировках. Хабаровск, Комсомольск-на-Амуре, Благовещенск и Владивосток стали для него почти родными.

Взлетая поздно вечером из Кольцово, самолёт преодолевал несколько часовых поясов, вырываясь из темноты ночи в залитый ярким солнцем день. Интересная картина, созданная большой разницей во времени между Дальним Востоком и средней Россией.

– Мужчина, – обратилась к Николаю молодая дама, сидевшая в соседнем кресле. – Простите, можно Вас попросить поменяться со мной местом? Пустите меня, пожалуйста, к иллюминатору.

– Да не вопрос, – согласился Николай. – Давайте поменяемся.

– Честно Вам скажу, я плохо переношу самолёты.

Они пересели. Дама уставилась в окно иллюминатора, а Коля осторожно стал рассматривать свою неожиданную спутницу. С виду до тридцати лет, в профиль она казалась весьма привлекательной.

По громкой связи объявили о завершении посадки. Одновременно с этим закрылся входной люк. Самолёт весь затрясся, выруливая на взлётную полосу. Потом разгон и отрыв от земли. Девушка-бортпроводник вышла к пассажирам и жестами сопровождала объявляемый регламент полёта, доносившийся из громкоговорителей.

Николай, отвлёкшись от созерцания спутницы, переключился на стюардессу, внимательно следя за её действиями, пытаясь понять, когда будут разносить еду.

– Вы в Хабаровск в командировку? – вдруг спросила соседка.

– Да, на недельку, – ответил Николай. – В выходные обратно, а с понедельника уже и на работу.

– Часто приходится летать?

– В последнее время часто.

– Не боитесь? – спросив это, дама пристально уставилась на своего собеседника.

– Чего же тут бояться? На автомобиле ездить куда опаснее, чем летать самолётом.

Женщина кивнула, подтвердив, что ответ принят, а потом вдруг предложила:

– Давайте познакомимся. Меня зовут Людмила.

– Николай.

– Очень приятно.

– Мне тоже.

– Знаете, я такая трусиха. На самолётах летала уже несколько раз, но до сих пор не могу привыкнуть. Поэтому для храбрости всегда прихватываю с собой коньяк. Николай, извините меня за бестактность, но я Вас очень прошу, составьте мне компанию. Выпейте со мной.

– Почему бы и нет, – согласился Николай. – Если от этого Вам будет легче, то я готов.

– Благодарю Вас, что не отказали.

Людмила открыла свою сумку, достав оттуда плоскую бутылочку армянского коньяка и два пластиковых стакана. На закуску – плитка шоколада.

Коля откупорил бутылку, разлил спиртное в стаканчики и сказал:

– Давайте, за встречу, что ли.

– Ага, за встречу.

– Людмила, Вы, значит, из Хабаровска? – спросил Коля, пережёвывая шоколад.

– Ага.

Утверждение «Ага» вместо «Да» чаще всего Николай слышал в разговорной речи дальневосточников, обратил на это внимание, когда стал летать в командировки.

– В Екатеринбурге-то какими судьбами?

– По работе отправляли с технической документацией, – ответила Людмила.

– Хороший коньяк.

– Да, неплохой.

– Тогда давайте ещё по одной? Как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой.

– Ага, наливайте…

Коля разлил ещё понемногу. Выпили.

– Для Дальнего Востока самолёт – незаменимый вид транспорта, с учётом такого расстояния, – немного поёживаясь, сказала Людмила. – Работники нашего предприятия часто летают в Питер и Москву. А сейчас открыли новое направление – на Екатеринбург, и меня, как самую молодую, стали в командировки посылать. Всю дорогу дрожу, вот и приходится коньяком «спасаться».

– Люда, скажите, что Вас так пугает?

– В последние время самолёты стали часто падать. А знаете, Николай, почему?

– Почему?

– Из-за человеческой халатности, разгильдяйства и безответственности.

– Да?

– Ага. Вот смотрите. Видите, сейчас полный самолёт, нет свободных мест! И в проходе люди стоят. Там, вон в хвосте. Видите?

– Ну, вижу, три человека, – ответил Николай, окинув салон взглядом.

– А что это за люди? Знаете?

– Нет.

– Это безбилетники. То есть они заплатили не в кассу аэропорта, а непосредственно экипажу, чтобы не ждать следующего рейса. А это по-Вашему что?

– Что? – переспросил Николай, удивляясь красноречивости Людмилы, вызванной, вероятно, действием алкоголя.

– Это есть перегруз самолёта! Ведь он рассчитан только на сидящих пассажиров. Понимаете?

– Понимаю, – согласился Коля. – Вы действительно думаете, что они безбилетники?

– Конечно. В прошлый раз вообще весь проход между креслами был занят.

– Возможно, это работники спецслужб аэропорта. А хотите, Люда, я подойду и спрошу об этом у стюардессы?

– Николай, прошу Вас, не стоит. Мы так хорошо сидим.

– Ладно. Сидим действительно хорошо.

– В туалетах самолёта по-русски же написано – «Не курить! Кислород!» – продолжала Люда. – Заходишь по нужде, а там накурено, хоть «топор вешай».

– Согласен.

– Вот, видите, Николай, а Вы говорите, почему я боюсь.

– Людмила, знаете, самолёты сейчас чаще падать не стали. Раньше, в Советское время, информация о крушениях не всегда публиковалась, а в нынешние времена, не скрывая, сообщают обо всём. При этом, как ни крути, всё равно самолёты – самый надёжный вид транспорта. Ваша подозрительность к происходящему на борту, как и боязнь летать, объясняется одним словом.

– Каким же?

– Аэрофобия.

– Видимо Вы, Коля, этим не страдаете?

– Признаюсь честно, стараюсь не обращать внимания на все эти вещи. Просто летаю – и всё. Меньше думаешь, крепче спишь. Не хочешь самолётом, бери билет на поезд и «трясись» неделю. А насчёт курения в самолёте Вы правы.

Стюардесса с подносом в руках, приветливо улыбаясь, предлагала пассажирам мятные леденцы. Коля взял несколько конфет и протянул их Людмиле.

– Спасибо, – сказала Люда. – Налейте тогда ещё.

– С удовольствием, – отозвался Николай, отвинчивая крышку бутылки.

– Знаете, Николай, Вы мне напоминаете моего мужа…

– Как-то грустно Вы об этом сказали. Видимо, недавно в разводе?

– Нет, мой муж погиб в Чечне.

– Простите.

– Ничего, я уже привыкла. Мы прожили-то всего ничего. Дочка у нас родилась. Он военный, там не спрашивали, отправили на войну – и всё. Как будто украли у меня семью. Дочери уже четыре, а она всё ждёт, когда папа вернётся…

На глазах Людмилы навернулись слёзы.

– Коля, Вы не обращайте внимания. Лучше расскажите о себе.

– Чего рассказывать, – пожал плечами Николай. – Живу с родителями, семьи своей пока не завёл. Наверно, не пришло ещё время.

– Сколько Вам?

– Тридцать два нынче будет.

– Хороший возраст, – вздохнув, сказала Люда.

– Да, хороший.

Немного погрустив, Николай решил, что будет правильней перевести разговор на другую тему. Ничего более не мог придумать, как рассказать несколько анекдотов.

Коньяк был выпит примерно в течение полутора часов. Людмила заснула, положив голову на  плечо своего спутника. Николай не возражал и старался не делать резких движений, чтобы не побеспокоить молодую особу. Когда разносили обед, будить её не стал, просто взял для Людмилы рыбное блюдо. Потом, сам немного подкрепившись, уселся удобней, но заснуть, почему-то не получалось.

Глядя на мирно спящую девушку, он думал, сможет ли полюбить ещё раз. Размышлял и о том, как быстро летит время. Командировки, дом, работа. Эта формула, по которой ему приходится жить. Почти у всех его знакомых уже есть свои семьи, а он один. А ведь была когда-то любовь. Но, увы, ему не удалось использовать тот шанс. Николай всегда с нежностью вспоминал свою первую настоящую любовь, которую не сумел сохранить. Он был молод и глуп, и сейчас, через двенадцать лет, прошедших с тех пор, безутешно грустил о своих ошибках. Как бы тогда устроилась его жизнь, не пойди он на поводу у обстоятельств.

2

Вот Николаю восемнадцать. С приходом совершеннолетия пришла и повестка в армию – осенний призыв. Служить отправился с желанием, хотя мама плакала, словно провожала его на войну. Отец крепился, но когда новобранцы «грузились» в автобус, также смахнул скупую слезу. Дальше – сборный пункт, распределение, а затем поезд примчал их в Новосибирск. Там учебная часть, недалеко от аэропорта Толмачёво. Через полгода обучения распределили уже в воинскую часть в глухой тайге, недалеко от уездного городка «Б», что под Новосибирском.

Лето в Сибири жаркое, но весьма короткое. Комары, мошка, оводы и слепни. И что интересно, каждый летний месяц появлялись разные виды этих насекомых, отличавшихся от своих предыдущих собратьев цветом или размером. В знойный период вспыхивали лесные пожары. Солдат постоянно посылали на их ликвидацию.

С ноября по март устанавливались морозы. Особо «трескучие» – под минус сорок пять – в декабре и январе.

Из развлечений у солдат – цветной телевизор в казарме, библиотека и увольнение по выходным в уездный городок. Ко всему этому быстро привыкаешь: хорошее питание, свежий воздух, а главное, что к тебе относились как к человеку. Командование части заботилось о своих подопечных, это отмечали все военнослужащие без исключения.

Время пролетело быстро от первого лета до второго, а этой осенью уже и домой ехать. Случился день, когда после обеда Николай должен был смениться из наряда по КПП. Дежурный позвонил на пост по телефону и предупредил об опоздании новой смены, вероятно, задержавшейся при разводе.

Погода отличная, лёгкий ветерок раздувал полуденный зной. Чтобы не помереть со скуки, Николай уселся на ступеньки перед входом в служебное помещение с внешней стороны территории, выходившей к лесу, и стал бросать в лужу мелкие камешки, коих было много рассыпано вокруг. Его внимание привлекла большая бурого цвета жаба, вылезшая из травы. Николай начал кидать камни в её сторону. Попадая в жабу, он радовался, как ребёнок. Им овладел странный азарт. Бедное земноводное, пытаясь скрыться от ударов камней, забралось в лужу. Из воды торчала только верхняя часть головы. Но Николай по-прежнему бросал камни, не желая останавливаться. При точном попадании, жаба на некоторое время опускалась на дно, потом опять всплывала, высовывая «морду» на поверхность.

Стойкость жабы начинала надоедать солдату, и тогда он поднял с земли большой тяжёлый камень и зашвырнул в лужу, придавив земноводное ко дну.

Сделав такое дело, Николай зашёл внутрь помещения. Вдруг он почувствовал позывы своей совести. Зачем было убивать невинное животное? Откуда взялся этот глупый азарт? Откуда эта агрессия по отношению к беззащитной твари? Ответа он не находил.

Через окно Николай видел, что поднялся сильный ветер. Погода неожиданно стала меняться, ещё минуту назад ничего не предвещало перемен. Набежали тяжёлые тучи. Ветер усилился. Открытая форточка колыхалась из стороны в сторону. Коля хотел было закрыть её, но порыв ветра распахнул створку. Та ударилась о раму, стекло треснуло, а следующий порыв закрыл форточку. Осколки стекла полетели вовнутрь на пол помещения.

– Ничего себе, – пролепетал Николай. – Ну, где же там моя смена? Куда они «провалились»?

Пошёл сильный дождь. Раскаты грома чередовались вспышками молний. Капли хлестали по стеклу и попадали в помещение через разбитую форточку. Под подоконником образовалась большая лужа, ручейками растекающаяся по неровному полу.

Минут через десять дождь стал стихать. Внимание Николая привлёк яркий шар, непонятно откуда появившийся перед самым окном. Солдат хотел подбежать ближе к окну, чтобы лучше рассмотреть шар, но остановился.

– Это же шаровая молния, – прошептал Николай.

Он часто слышал рассказы об этом явлении, но никогда прежде не доводилось его наблюдать, тем более так близко. Из этих рассказов он усвоил одно – нельзя двигаться, дабы не привлечь молнию к себе. Между тем сгусток энергии диаметром примерно сантиметров десять или чуть более влетел в разбитую форточку и медленно, снижаясь к полу, плыл по комнате. Иногда шар менял направление полёта. Было ощущение, что он что-то ищет, будто действиями этой энергии кто-то управлял.

Неожиданно шар остановился, потом стал перемещаться в сторону, где находился Николай. Молодой человек замер, ужас овладел им. Ему показалось, что внутри полупрозрачной сферы он видит силуэт той самой жабы, которую недавно так нелепо расстрелял камнями. Это что? Наказание свыше? Ещё каких-то полметра – и молния коснётся его.

На крыльце со стороны территории части послышались быстрые шаги. Шар опять остановился и поплыл уже в сторону звука. Дверь открылась, в комнату вбежал молодой солдат, пришедший ему на смену. Следом спешил сопровождающий – младший сержант – помощник начальника караула.

– Ти чого, Микола, от грозы схова́вся? – успел спросить солдат-украинец.

А дальше всё произошло очень быстро. Сержант, напиравший сзади, непроизвольно впихнул молодого солдата внутрь помещения. Тот, чтобы удержаться и не потерять равновесие, ухватился рукой за металлический багор, непонятно с какой целью, стоявший в углу. Как раз в этот самый момент огненный шар подлетел к металлическому предмету. Раздался оглушительный взрыв.

– А-а-а! – вскричал солдат.

Он упал на пол и начал кататься по нему, корчась от боли. Лужа из дождевой воды стремительно окрашивалась в красный цвет.

– Что это было? – кричал сержант, тряся Николая за грудки. – Отвечай, что ты тут такое сделал!

– Шаровая молния! – кричал в ответ Николай.

– Что?

Видно было, что все они оглушены взрывом. Объясняться сейчас не имело смысла, необходимо срочно помочь пострадавшему.

– А-а! Поможите, боля́че! – вопил караульный. – А-а!

Оттолкнув сержанта, Коля подбежал к солдату, пытаясь понять, что с ним.

– Петро́! Петро́! – волнуясь, говорил Коля. – Покажи, чего у тебя там?

– Рука, рука!..

Левая рука Петра была вся чёрная, из неё сочилась кровь.

– Товарищ старший лейтенант, у нас тут раненый! На КПП! – орал сержант в трубку телефона. – Срочно нужен медик!

Спустя десять минут пострадавшего на носилках перемещали в медсанчасть. А через час приехал начальник части и вызвал Николая к себе.

– Рассказывай, Коробков, – сказал полковник, неприветливо глядя на него исподлобья. – Как так получилось? Почему солдат пострадал?

– Товарищ полковник, когда была гроза, в форточку залетел яркий шар, то есть шаровая молния, – отвечал Николай. – А в это время пришла смена. Рядовой Пётр Мажу́ла случайно схватился за металлический лом с пожарного щита. И видимо, его ударило током.

– Всё?

– Ну да.

– Послушай, Коробков, я не верю в шаровые молнии. Помощник начальника караула, присутствовавший при случившемся, не видел ни молнии, ни яркого шара.

– Так ведь он не успел её разглядеть! Всё произошло быстро…

– Отставить, Коробков! Не надо меня перебивать.

– Есть! Извините, товарищ полковник.

– Мне в моей части таких инцидентов не надо. Что, по-твоему, мне сказать матери рядового Мажу́лы? Почему я не уберёг её сына?

– В том, что молния появилась, вероятно, есть и моя вина.

– Что же ты такого сделал?

– Я хоть и не верующий, но… – Николай запнулся и посмотрел на полковника.

Тот «впился» в него взглядом.

– Мне кажется, я прогневал Бога…

– Коробков, ты не в церкви на исповеди! Если, по сути сказать нечего, так помалкивай! – разнервничался офицер. – Мало того, что ты мне тут про шаровую молнию «заливаешь», так сюда ещё и Бога «приплёл». Вот скоро к нам в часть проверяющий приедет, смотри хоть ему всякую «околесицу не городи».

– Но я говорю правду.

– Правду он говорит! Ладно, иди. Я ещё подумаю, как с этим быть. Понадобишься, вызову. А пока будем ждать, когда Мажу́ла поправится.

Ночью Петра увезли в Новосибирск. От медиков стало известно, что состояние больного удовлетворительное, но, скорее всего, конечность ему сохранить не удастся. Расследование этого случая внутри части результатов не принесло. Стальной багор, за который схватился Мажу́ла, в месте воздействия энергетического шара немного оплавился. Это было единственным доказательством слов Николая.

Недели через две про инцидент уже никто не вспоминал. Никто, кроме Николая. Его злоключения на том не закончились. Во всём этом он видел наказание свыше за свой проступок – убийство несчастной жабы.

3

– Проснитесь, пожалуйста, – тормошила его за плечо стюардесса. – Уже подлетаем.