Андрей Валерьевич Скоробогатов
Космофауна. Зверь беглеца

8. Дедушка

– …Вот мой дед, к примеру, был кинологом, – рассказывал Семён Скоморохов.

Они шли в глубины леса уже больше часа. Корзинка Вована наполнилась до краёв, Семён же нашёл всего пять грибов, но и этому был весьма рад.

– Востроскручером, ты как-то упоминал, – кивнул Вован. – Кажется, я смутно помню его фото. Или даже видео.

– Да, мой друг, космокинологом. Мне было шесть лет, когда он без вести пропал, а ваша семья только переехала.

– Получается, твой дед ловил востроскруч для первого фрегата, этого, судрь, «Павлика Морозова»?

– Отнюдь, не для него! Дед родился через сорок лет после первого спуска, а первых востроскруч привозили из питомников. Потом «Тавду» отправили на стражу этих…

– Границ?

– Да нет же, рубежей Новоуральской Конфедерации, а там, как известно, питомников нет.

Вован наклонился и срезал очередной гриб.

– Твой батенька историк, не удивительно, что ты так хорошо всё это знаешь.

– Отнюдь, он мне мало про это рассказывал, у них с дедушкой были серьёзные разногласия на тему воспитания меня и брата. Почти всё, что я знаю о нём, я почерпнул из переписки и домашних архивов. Отец пересказывал только одну историю про дедушку – про то, как он с коллегами по группе на спор пытались поймать красно-полосатую востроскручу. Как известно, дикие востроскручи…

– Прости великодушно, но я тебя перебью. Красно-полосатую? Судрь, в своём ли они уме были, это же в самые быстрые из волчков в трёхмерной среде! К тому же плохо влияют на электронику и самочувствие.

Семён немного обиделся за деда, но в запале рассказа решил не наезжать на коллегу:

– Они были, это, молоды, судрь! По тогдашним слухам, оседлать красно-полосатых удавалось только китайцам во Внутренней Монголии. Мой дедушка же только закончил курсы востроскручера на орбите Исети и вернулся на «Тавду», где его зачислили зверотехником. Нраву дедушка был буйного, и помощник инженера решил с ним поспорить, заключив пари на свидание с барышней.

– И что же? Поймал? Чем, интересно? Старым сачком?

– Чтобы поймать востроскручу, судрь, используют, судрь, обычный челнок-упряжку! Только родную востроскручу через радио-упряжь отправляют гулять где-нибудь, или гравитацию блюсти. Чтобы не отпугивала от своей территории. Потом приоткрывают упряжь и манят дикую, судрь, особь плутонием или радием, как лошадь сахарком. Очень, судрь, на гамма-излучение они падкие!

Сравнение про сахар Семён взял не с потолка. Лошадь, точнее, старая кляча, водилась у старика Фомича в дальнем углу жилого сектора.

– Слышал об этом, – соврал Вован и метнулся к замеченному боровику, но Семён опередил его.

Пару секунд друзья молча боролись в гляделки, после чего гриб всё же отправился в кузовок Вована. Семён продолжал:

– Во флоте у нас тогда находилось, если не путаю, уже семь фрегатов, два десятка шхун, а на поддержку пришёл крейсер «Инженер Номоконов». Это была соседняя с Уфой пустая звезда, не помню название. Красный карлик с двумя газовыми. Наш флот, судрь, растянулся по орбите вокруг второго гиганта, где красно-полосатых в изобилии. Вот поймаются они на радиоактивную приманку-упряжь. А после того, как попались, их нужно, судрь, объездить и пересадить в клетку…

– И накормить галлочикой? Космической курицей?

Семён приостановил рассказ и стал рассматривать красные ягоды.

– Не думаю. Некоторое время их нужно держать голодными и сидеть рядом, чтобы привыкли к твоему характеру. Они же, судрь, на расстоянии чуют. Как считаешь, коллега, эти ягоды съедобны?

Вован почесал затылок:

– Поскольку нам рекомендовали собирать грибы, а про ягоды ничего не говорили, полагаю, их лучше не трогать.

Они начали спускаться в пологую впадину, поросшую кустарником. На их пути встала металлическая сетка, натянутая на колышках и местами поваленная.

– Смотри, тут заборчик, – обратил внимание Семён.

– Это да, такие делают для, судрь, обустройства лагерей на Кунгуре. Син Хун Пень что-то бормотал про это. Говорил, что лучше туда не лезть.

– Но мы, конечно же, залезем!

– Разумеется, – сказал Вован и перешагнул через ограду. – Так что дальше про твоего дедушку?

– Они отчалили из челночного ангара и поплыли на ракетной тяге в магнитосферу гиганта. Потом разминулись, отцепили упряжи, легли в орбитальный дрейф и стали приманивать. Часа три они крутились по орбите с промежутком в пятьсот километров, и, наконец, к челноку дедушки подлетела красно-полосатая. Долго кружила вокруг приманки и села на неё дном. Радиоактивная ловушка, судрь, сработала и упряжь – раз! – сомкнулась вокруг твёрдого света. Это у них что-то вроде плавника. Но красно-полосатые, как ты уже упомянул, весьма хитры и плохо влияют на психику. Тем более, эти… как же у них…

– Вожаки?

– Не, вот, вспомнил же! Доминирующие псевдо-самцы.

Семён устал и присел на пригорок, достал семок из кармана. Вован присел рядом и тоже полез в карман.

– Слушай, друг, а достану-ка я планшет – мне захотелось взглянуть на красно-полосатых.

Изображение на планшете после включения замирало и периодически пропадало. Вован недоумённо хмыкнул, поднялся чуть выше на пригорок, и перебои в связи исчезли.

– Дедушка мой, судрь, – продолжал Семён, – был не робкого десятка, но и он перепугался. Ещё бы, судрь, не перепугаться, когда тебя, лёгшего в дрейф на неуправляемом судёнышке, начинает с шестикратными перегрузками мотать по космосу около газового гиганта! А потом и вовсе началось пси-излучение, дедушка впал в ступор и несколько минут не смел пошевелиться. Бредилось всякое ему.

Вован пару секунд вглядывался в планшет, потом спустился с пригорка ниже, к Семёну.

– Смотри же, судрь, видео с нападением красно-полосатых на корабль…

Он протянул планшет другу, но картинка на нём задрожала и застыла.

– Судрь! Вот же дурацкое устройство.

Семён поправил кепку, достал свой планшет, и оказалось, что тот тоже не работает.

– Ей богу, попахивает чертовщиной, друг мой, – сказал Вован. – Такое чувство, что рядом кроется сильный источник, судрь, излучения.

Они огляделись. Гопники стояли на склоне оврага, спускающегося вниз к небольшому ручью, слегка обмелевшему за время перевозки суши. Семён спустился вниз по склону оврага и увидел заросли камыша, покрывающие небольшую заводь.

– Судрь, что это за чухня?! – сказал Семён, указывая вниз.

– Сие камыш, судрь. Или рогоз. Путаю их.

– Да нет же, это я и так по фильмам и игрушкам знаю. Вот, смотри.

В густой болотной траве в заводи виднелась прореха размерами метр на метр. Вован подошёл поближе, наклонился и вслед за Семёном раздвинул камыши.

Внизу бултыхалось что-то покрытое лёгкой дымкой странного тумана. Сквозь туман проглядывало полупрозрачное, похожее на кисель с радужной нефтяной плёнкой нутро. Изнутри светило что-то, похожее на отражение солнца.

– Похоже на чайный гриб. Такие в больших банках размножают.

Вован посмотрел наверх. Потом вниз. Потом на Семёна.

– Слушай, что за… Это, судрь, не наше солнце. Не тавдинское.

Семён подвинул друга, присел рядом с водой, протянул руку и разогнал туман. Солнце на дне странного создания светило словно через зеркальную линзу, отражаясь от нижней стенки на глубине в полтора метра.

– Не надо, Семён! – Вован потянул друга за рукав. – Вдруг оно тебя, это самое, скушает?

Друг не слушал его, словно находясь в каком-то странном оцепенении. Медленно он засунул руку в студенистый кисель. Руку стало приятно жечь и пощипывать. Семён закрыл глаза. Сознание словно расщепилось. Одна часть Семёна осталась в лесу, у таинственного объекта в заводи, а вторая понеслась по четвёртому измерению. Он увидел со стороны овальную каплю с тонким хвостом, окружавшая летящую в подпространстве «Тавду». Тоненькая ниточка потянулась сквозь дно грузового отсека куда-то вниз, ещё глубже и глубже, мимо замелькали планктонные облака дефлюцината, какие-то исполинские подземные туманности, а веточки бездомных астероидов и стволы далёких звёзд замелькали перед глазами Семёна. Он видел такое и ранее – в фильмах, в экранах с внешних камер и нейтринных локаторов при погружениях в кабинетах у офицеров. Но на этот раз полёт сквозь четвёртое измерение начался настолько быстро, словно кто-то позвал его и потащил через чащу тёмного леса.

Внезапно всё видение прервалось, его кто-то схватил за шиворот и выдернул из глубины. Семён не заметил, как окунулся в странную плёнку по пояс. Лицо, руки и шею сильно жгло как от горячего пара, и сквозь накатившую боль он лишь через пару секунд понял, что кричит Вован, оставшийся уже далеко впереди.

– Бежим! Там! Семён!

Пара глаз сверкнула в зарослях на противоположной стороне ручья. В раздражённых глазах Семёна же брызнули слёзы, он услышал звериный рык и без оглядки ломанулся вперёд, через кусты. Ветки больно щёлкали по ошпаренному лицу, он оступился, подвернув ногу, но продолжал бежать, вслед за мелькающей спиной Вована. На миг обернулся и тут же ускорил бег.

Саблезубый тигр преследовал тавдинских гопников, перепрыгивая через препятствия на лесной тропе. Пятнистый зверь походил на коротконогого кота, который играет с мышкой – он двигался неторопливо, косолапо. Длина клыков показалась Семёну сравнимой с ладонью.

Поваленная сетка ограды пролетела под ногами так быстро, что Семён не успел испугаться. В голове вместе с пульсом застучало одно – не запнуться, только бы не запнуться. Семён бежал, бежал, что есть мочи, не считая шагов и минут, пока наконец едва не сбил с ног остановившегося отдышаться Вована.

Они оглянулись. Зверя видно не было.

– Что это, судрь, что это? – пробормотал Вован.

Лицо Вована, более пугливого, чем Семён, казалось, побелело от страха.

– Зверь, судрь. Предположительно, судрь, кунгурский махайрод.

– Фауна, эпическая сила. Ушатай меня Китай.

Семён ещё раз вгляделся в заросли.

– Оторвались, вроде бы? Примем, судрь, каноническую позу.

Они присели на корточки.

– Вроде бы, судрь, оторвались, – повторил Вован. – Не преследует. Но что это, судрь, за звёздная…

– Ну её к звёздам. Ты почему, судрь, меня оттуда не вытащил? Я даже не заметил, как оказался в этой, судрь, хитровызвездовной штуке. Оно меня… Как те востроскручи. По сознанию давануло.

Вован впервые взглянул на лицо друга.

– Ба, да ты весь, Семён Ефимович, бордовый!

– Всё лицо горит и чешется. Говорю же, почему не вытащил?!

– Космическая, сударь, вещь. Пси-излучает. Вот это вот точно, сударь, совершенно звёздная штука, – Вован сплюнул. – Тоже, своего рода, гриб. Я сам на берегу сидел как в этом, судрь, трансе, как под алкогольным опьянением. Гляжу, ты руку засунул, потом по локоть, потом с берега в воду сошёл, и через минуту уже по плечи в этом киселе. А я сижу, всё вижу, но, думаю, как будто так оно и надо. И меня самого тоже туда немного потянуло. Оно тебя, судрь, что, съесть хотело?

Семён прокрутил в голове то, что видел во время своего короткого погружения.

– Не только. Непонятно. Я видел, как провалился в четвёртое пространство и куда-то полетел. Как, судрь, в рубке корабля. Только быстрее. Меня несло куда-то.

– Хочешь сказать, судрь, это перемещатель? Или как там пишут, телепортал?

– Телепортатор. Или портал.

– Но их же не существует? В школе говорили. Невозможно. И в училище. Может, галлюцинации?

– Ты училище закончил? – спросил Семён. – Вот то-то и оно. В училище чего только не говорят. Получается, телепортировать куда-то она меня захотела. Только вот куда?

Вован почесал затылок. Семён продолжал рассуждать.

– Может, и тигр там не спроста? Может они в этом… в сговоре, или как там у зверей, я читал… В симбиозе? Один другого охраняет, или пищу приманивает?

– Ты бы, дружище, помалкивал про это всё. Может – это какая-нибудь тайна особой важности. Узнают – и мысли сканировать велят. Или того хуже – какую-нибудь штуку в голову имплантируют, чтобы забыл. Я наслушался про такое, когда лечился от токсикомании.

Семён кивнул:

– Да, я тоже подумал, что не стоит распространяться. Получается, это наш секрет будет.

– Что делать будем? Корзинки посеяли…

– Планшет! – Семён хлопнул себя по чехлу на поясе. – Там оставил!

– Мой при мне, – Вован рассеяно посмотрел на руки. – Я даже не заметил, что всё это время держал его.

– Судрь, вот звезда! Ваш Син Хунь Пень меня востроскручам скормит! Что делать?!

Вован хохотнул.

– Ну ты даёшь! В тот плавучий гриб заглянуть не побоялся, от зверюги спасся бегством, а моего любезного начальника боишься пуще остальных! Не опасайся, сошлёмся на, судрь, форс-мажорные обстоятельства. Смотри, а вон и наша тропа. Кажется, по ней мы и шли.

По солнцу и видневшейся вдали Перегородке друзьям удалось сориентироваться и найти правильное направление. Более того, до самого выхода в пакет набралось с килограмма полтора подосиновиков. Наконец, Семён с Вованом подошли к краю обрыва, за которым виднелся шлюз в родной посёлок. Теперь навесная лестница шла над обрывом вверх и казалась оттого ещё более неустойчивой и угрожающей.

– Держи же планшет с пакетом, я первый пойду, – сказал Вован и сделал первый шаг на лестницу.

Через шум работающих насосов внизу Семён не услышал звук приближающегося коптера.

– Стой! – крикнул он.

Его друг дёрнулся было обратно, но коптер завис прямо между ним и Семёном, и Вован замер на мостике в метре от его начала.

Семён выставил планшет вперёд. Коптер выставил дуло, пару секунд покачался вверх-вниз, затем на экране планшета высветилась надпись «Идентификация завершена». Потом повернулся к Вовану.

– Вот глупец, судрь! – гопник начал махать руками. – Устаревшая модель. Это же мой планшет! А у меня-то планшета нет! Эй! Проваливай! Иди к звёздам!

– Не двигайся! – крикнул Семён. – Может, он только на движения реагирует.

Это не помогло. Вован мертвенной хваткой вцепился в перила, а коптер принялся сканировать его, выполняя свой танец, затем прозвучала сирена.

– Обнаружен нарушитель. Обнаружен нарушитель, – заверещал коптер, ему тихим эхом отозвался динамик на шлюзе Перегородки.

Вован дёрнулся наверх, но на этот раз коптер оказался проворнее. Сначала две тонкие нити выстрелили в спину убегавшему гопнику, и Семён услышал стрёкот разряда шокера. Вован упал на мостик, корчась от судорог – благо, перила не позволили ему провалиться вниз. Затем из дула коптера вылетел и впился в шею Вовану крохотный дротик.

Коптер улетел. Семён подбежал к другу.

– Эй, Владимир Герасимович! Вован! Ты живой?!

– Угу… Засыпаю, судрь… Снотворное, ушатай меня Китай. Ты мне это, про деда не рассказал. Не забудь…

Его вырубило. Семён попытался тащить его волоком, но в одиночку это плохо получалось. К счастью, спустя полминуты створки шлюза на балконе отварились, и оттуда вышли Син Хунь Пин и матрос.

– Эй! – крикнул китаец. – Что там в у вас?

– Владимир Герасимович прилечь изволил! – отозвался Семён. – Его коптер вырубил. Меня чуть не съели, ещё за нами тигр саблезубый летел.

Матрос неторопливо отправился на мостик, чтобы помочь дотащить Вована.

– Как коптер? – удивился китаец. – А что планшеты?

– У нас один остался. Второй мы потеряли, когда спасались бегством от тигра. И корзинки. Зато – вот! – Семён подобрал и показал мешок. – Подо… подосиновиков нашли.

Мешочек с подосиновиками ситуацию не спас.

– Ясно, – насупился китаец. – Выговор вам обоим. И штрафы. И больше вы у меня в грузовой отсек не попадёте. До конца жизни. Моей или вашей.

Семён недолго стоял над обмягшем телом друга. Затем раздосадованно бросил пакет на мостик, дождался вызванных медиков. Расписался под штрафом у матроса и отправился домой.

Покидая отсек, Семён оглянулся назад. Чувство, что он не закончил какое-то огромное, только что начатое дело, не пропадало. Бой в душе между ленью и жаждой приключений вступил в новую фазу.

Космические коньки (сферические кони, вакуумные кони, прирученные сущности в составе кораблей – «гипототемы» от древнеамериканского hyppototem или hypotandem) – отряд шарообразных сущностей класса рыбоподобных. Первые из прирученных человеком представителей космофауны. Небольшие (видимая часть, голова – от 5 см до метра в состоянии всплытия, хвост-воронка – несколько сотен метров) космические сущности, прозванные так за внешнее сходство с головой морских коньков. «Тягловая сила» межзвёздных перевозок. Способны на подпространственные погружения и (если прирученные) на перевозку космических аппаратов и судов в трёхмерных пузырях через создаваемые туннели. Скорость перемещения одного или стада гипототемов обыкновенных в подпространстве (без поправок на подпространственные течения) – константа (см. Парадокс Юшкина), от которой рассчитываются погружения и скорости передвижения всех типов судов. В воздушных средах гибнут, либо погружаются в четвёртое с небольшим взрывом, на судах содержатся в вакуумном туннелизаторе. Социальные сущности, на всех судах выше первого класса число гипототемов должно быть кратно трём; трём ведущим гипототемам каждого туннелизатора специальный матрос-зверотехник (реже – роботизированная система) транспортиром указывает вектор направления движения. Гермафродиты, однако роль стада в размножении до сих пор является предметом споров (…). Разводятся на станциях разведения (астероидных или искусственных). Степень разумности низкая, однако у большинства пород точность перемещения и отказоустойчивость не вызывают нареканий [источник?].Средний срок существования – 5-20 стандартных лет, обычно кормятся крупным дефлюцинатом (планктоном), но известны случаи поедания старых и хворающих востроскруч и тюленеров.(по материалам Галактопедии)

Часть II. Осень

1. Корсары

Сектор Московского Транспортного Протокола (Сектор Московии, СМТП). Второй по объёму сектор Рукава Ориона галактики Млечный Путь, включающий в себя от 18 до 25 миллионов звёздных систем [источник?], среди которых по меньшей мере 280 звёзд с атмосферными обитаемыми планетами. Точные границы в восточной и северной части не определены. Сектор начинается в районе Центрального Порубежья на границе с Сектором Наднебесной и простирается дальше на условный Восток Рукава, переходя в дикую[источник?]Дальневосточную Периферию. Московский Транспортный Протокол как свод правил и стандартов начал оформляться после Великой Войны в 2240. После политических преобразований и переноса столицы империи в Суздаль флот Инспекции Транспортного Протокола был выведен из иерархии Империи (Основные статьи – Инспекция Протокола, Разделение флота Империи), и пять планет перешли в прямое управление Инспекцией (Основная статья – Административный статус Пяти Старых Планет). 1. История создания. 2. Участники Транспортного Протокола. 2.1 Планеты Инспекции (Пять Старых Планет). 2.2 Суздальская Империя. 2.3 УСП 2.5 Великая Бессарабия. 2.6 Таймырское Царство. 2.7 Иерусалимская Республика. 2.8 Новгородская Иерархия. 2.9 Свободный Челябинск. 2.10 Орбитально-космические малые державы без терраформированных планет. 3. Взаимоотношения с флотами других секторов. 3.1. Сектор Дальнего Востока. 3.2 Сектор Наднебесной 3.3 Внешняя Монголия. 4. Центры базирования флота.4.1 Базирование в Порубежье4.2 Список орбитальных и астероидных поселений и баз базирования Инспекции СМТП. 5. Перспективы развития сектора

(по материалам Галактопедии)

– …В общем, мотало моего батюшку по всей округе, и начал его волчок уже тащить на поверхность красного гиганта. Мой папаша решает сдаться, отцепить радиоактивную ловушку – но не получается, механика не работает, всё заклинило. Всё, думает, звезданётся сейчас на гигант, сгорит, расплющится в атмосфере. Папашин соперник за этим всем наблюдает, решает, что дело швах, но сам помочь не рискует.

Ефим Скоморохов, видимо, для нагнетания драматизма, взял театральную паузу, за время которой неторопливо подошёл к пивоварне и открыл краник. Но домашнее пиво уже кончилось, и пришлось перейти на покупное. Ефим порылся в холодильниках и откопал ещё пару бутылок. Вернулся на место и продолжил.

– Отзванивается на базу. Их пропажу обнаруживают на «Тавде». Те высылают шхуну с тройкой самых породистых цепных востроскруч-гончих, дикий волчок оценивает силы как неравные и решает отпустить ловушку. Затем проверка у врача и гауптвахта два недели. Но на свидание с той барышней всё же он пошёл. Хоть роман и не сложился – его потом моя матушка отбила. Видимо, нарасхват был парень, да-а…

Егоров сидел погрустневший.

– А у меня, скажем прямо, совсем всё не так сложилось. Мой батюшка скончался за девять месяцев до моего рождения.

Скоморохов сделал непонятный для Леонида жест кружкой.

– Вечная память. Кстати, не спросил вашего, то есть, твоего отчества. Как по батюшке? – Скоморохов-старший доверительно наклонился.

– Да ну, пожалуй, не стоит, не важно.

– Почему же? Что такого страшного?

– Ну, я думаю, ничего такого приятного. А, чёрт возьми, расскажу. Ромуальдович я по батюшке.

– Ромуальдович? – усмехнулся Скоморохов. – Ну, ничего страшного, и не такое бывает. Это какая такая народность?

Леонида потянуло на откровенности.

– Самая что ни на есть московская, просто мои бабушка с дедушкой увлекались архаичной литературой и балетом. Семья небогатая. Папа родился в орбитальном посёлке, а из-за строгости воспитания стал весьма ранимым и романтичным. Когда переселились на Рязань, очень долго ухаживал за балериной из школы танцев. А когда она ответила взаимностью, в первую ночь любви его сердце не выдержало от счастья, его отвезли в больницу, но врачи ничего не смогли сделать. А через девять месяцев родился я.

– Грустная история. Выпьем же за это!

Егоров чокнулся кружкой и посмотрел в окно. В такие моменты он понимал, что безотцовщина сильно сказалась на его воспитании и характере. Отсюда и временами всплывающая нерешительность, отсюда и привычка к рутинным занятиям и приспособленчеству. Отсюда и безумные, импульсивные поступки из желания эти качества в себе побороть – перечисление всех накоплений в гильдию, приобретение яхты на последние деньги, бегство от погони. А потом снова возвращение в скупердяйство, в рутину. Иногда поэту даже хотелось верить, что отец выжил, и что его из клиники забрали какие-нибудь тайные агенты. И что от этого вся его жизнь может измениться.

Снаружи под стать настроению начало смеркаться. Инженеры медленно понижали мощность солнышка и включали резервное освещение купола – «звёздочки».

– Ну, я смотрю, тебе пора? Можешь, конечно, и у меня заночевать. Кстати, а где Семён… – Скоморохов повернулся и крикнул в сторону коридора. – Надежда Константиновна! Где наш отпрыск?

– Шарашится где-нибудь, тарталыга, – ответила мамаша. – А, вон, гляди же, долго жить будет. Идёт с улицы.

– Работает сантехником, – пояснил Скоморохов-старший. – Бездарь. Надо бы его в большой мир отправить, да кто тогда с хозяйством помогать будет? Эх.

Семён забежал на кухню и молча принялся умываться холодной водой.

– Здравствуй, папаша! – наконец сказал он, отфыркиваясь и вытираясь полотенцем.

– Ты чего такой красный? – спросил отец. – В принтонный бассейн, что ли, окунулся?

– Если бы. В лесу в хищное растение, судрь, угадил. Чуть не скушали меня, папаша. Всё лицо горит и чешется от кислоты. Но врач сказал, что само пройдёт через пару дней.

– В лесу?! Кто тебя пустил в лес? И поздоровайся же с Леонидом Ромуальдовичем, это наш гость, родом с Рязани. Космический поэт.

– Доброго здоровья, – Семён выглядел недовольно от того, что в доме находится чужак. – А пустил меня Вован. Он теперь в реанимации, в него, судрь, парализатором выстрелило. А мне штраф выписали.

Егоров пожал руку юноше.

– Ну, когда назначим выступление? – Егоров повернулся к Ефиму Герасимовичу.

– Что время тянуть? Завтра в обед. Послезавтра остановка в Тюмени, все за покупками потянутся, не до того будет. Сейчас на радио позвоним, там объявят. А утром на афишах вывесим.

– Ещё один вопрос… гонорар? Как вообще это всё, через кого решается?

– Будет! Будет гонорар. Половину с билетов отдам. Или даже две трети. Смотря сколько придёт.

– Спасибо! Если у вас на корабле будут учреждать должность министра культуры, я знаю, за кого проголосую!

Егоров ударил по рукам и встал со стула, обнаружив, что его слегка пошатывает. Пиво пилось легко, и алкоголь ударил в голову незаметно. Только сейчас он краем сознания понял, насколько он пьян. Конечно, организм бывшего гардемарина был слегка модифицирован и устойчив к подобным мелочам, но за время службы польза от модификации сошла на нет.

– Сможешь сам дойти? – спросил Скоморохов. – Есть навигатор на планшете?

– Нет… Сказали, лучше не брать. Да и забыл обновить.

– А, всё равно, навигация у нас работает через раз. Система старая, в погружениях только по проводам всё нормально работает. Семён, проводи нашего гостя до трамвая, – распорядился отец.

– Но па-а, может, лучше Иннокентий? Я уже сегодня изрядно нагулялся. И ногу подвернул.

– Пожалей ребёнка! Ему завтра учиться.

– А мне работать… Эх, судрь, несправедливость…

– Не ругайся при родителях!

Семён нехотя оделся и вывел попрощавшегося с родителями Леонида во двор.

– Слушайте, а вы меня сможете проводить в лес? Очень хотелось бы посмотреть лес. Если это, конечно, можно.

Семён усмехнулся, удивляясь невежеству поэта.

– Не-е, я техник. Меня туда по большому блату пустили, туда обычно только экспедиторов и выше пускают.

– Нет, мне бы очень туда хотелось, – не унимался выпивший Егоров. – Года три уже в лесах не был! Только в каменных джунглях и жестяном нутре кораблей.

– Вы, судрь, действительно поэт. Мне бы, судрь, тоже хотелось бы в лес. Понять не могу, что там такое было. Но теперь путь туда мне закрыт. Сам виноват, судрь, планшет потерял, и вот.

– Вас серьёзно пыталось съесть какое-то хищное растение?

– Не то растение, не то животное. Не то съесть, не то… Эх, судрь, не важно, всё равно я туда не попаду. Но, судрь, как будто бы тянет меня туда. Как будто я забыл что-то… Ну, всё, вот ваш трамвай. Пойду я.

Трамвая обратно ехал полупустой, лишь старушка со странной тележкой сидела в дальнем углу салона. Егоров не заметил, как уснул.

Проснулся он от того, что его схватили за плечи и стали трясти.

– Эй, гражданин уважаемый, подъём! – сказал хмурый смуглокожий матрос. – Уже два круга прокатился. Пьяный, что ли? Ну-ка дыхни! Салымбаев, он пьяный. В трезвяк его.

В вагон вошёл и подскочил к Егорову высокий молодой парень-матрос с длинными волосами, видимо, из малого народа неформалов. Вместе с первым они подняли Леонида с сиденья и начали заламывать руки за спиной.

Смуглый же остановился и стал внимательно вглядываться в лицо Леонида. Поэт вспомнил времена, когда ещё был офицером запаса. Слегка протрезвел и попытался вывернуться из захвата.

– Я Егоров Леонид Ромуальдович. Старший Лейтенант гардемаринского полка Его Императорского Величества. В отставке, – под алкоголем снова включилась уверенность, решил покачать права. – Сейчас – гражданин Союза Планет и поэт. Прибыл на гастроли. А вы представьтесь, уважаемый?

– Мичман Корольков. А это матрос Салымбаев. Отряд внутреннего транспорта. Смотри-ка, Салымбаев, а он и вправду одет как-то по-имперски, не находишь?

– Ага, точно. Шпион, наверное. Технические секреты воровать от конкурентов пришёл.

– И это может быть. В общем, в трезвяк, а там разберёмся.

При слове «вытрезвитель» у Леонида в голове возникали мрачные ассоциации с парой древних фильмов и книг, где подобное заведение является чем-то средним между каторжной тюрьмой и больницей для умалишённых.

В нём проснулся гардемарин. Включились инстинкты самосохранения.

Левая нога пошла по дуге и подсекла стальной сапог Салымбаева. Матрос ослабил хватку и полетел вперёд, на сиденья трамвая. Егоров в развороте толкнул его связанными руками вперёд, наклонился. Рука Королькова пронеслась над головой, вторая впилась в локоть. Егоров навалился плечом, прижал руку мичмана к противоположной стенке и на миг освободился от захвата. Быстро шагнул через проход, болезненно стукаясь о спинки крайних кресел. Прыгнул к открытым дверям вагона и едва не свалился с ног. Трамвая стоял на монорельсе в длинном узком ангаре, а перрона впереди не виднелось.

Прыгать с завязанными руками с полутораметровой высоты – особое искусство. Разум Леонида, ещё не до конца протрезвевшего, оценил, что с искусством этим ему справиться под силу. Организм доказал обратное.

– Стой! – крикнули сзади.

Через секунду после прыжка равновесие он всё же потерял. Свалился на стальной пол, ударился коленями. Попытался подняться, но поздно – в ногу и спину впились электроды шокера. Разряд прошёл по телу.

Дальше всё было в лёгком тумане. В следующий раз Егоров пришёл в себя в кресле в белом зале с кафельными облупленными стенами. Запястья были пристёгнуты к подлокотникам, ноги держали захваты. По рукам осторожно похлопали тонкие ладошки.

– …Его надо разбудить, мало ли что, иначе может не проснуться, сам знаешь, – вещал хрипловатый женский голос.

Голосу внешность не соответствовала. Перед ним стояла хрупкая девушка в бело-синем халате с минироботом-шприцом наперевес. Рядом стоял Салымбаев.

– Эй! Что вы собираетесь делать?

Ответа не последовало. Матрос с девушкой общались между собой, как ни в чём ни бывало.

– Много сегодня было?

– Четверо за смену, скучно. Один особо буйный. В арму закованного привели. У тебя как дела?

– Ничего особенного, – пожал плечами мичман. – Три драки, два ограбления. Одного чувака поймали. Посадили на пять суток. Ещё на одном из челноков нашли дыру и капсулу на внешней стороне. Разбираются парни.

Капсулу? Егоров напрягся.

– Так, он проснулся. Ты его просканировал?

– Ага. Какой-то поэт с Перми. Перепил так, что говорит, будто знает капитана. Дебоширил, тоже, своего рода, неподчинение стражам порядка, все дела.

На него наконец-то обратили внимание. Давить связями – что-то на грани между унижением и хвастовством, промелькнула мысль. Но выбора не было.

– Я знаю капитана! – сказал Егоров. – Чёрт возьми, мне же завтра выступать. Да позвоните же вы ему…

– Позвоним. Обязательно позвоним. А пока что…

Робот-шприц сел на руку, нашёл вену и воткнул иглу. Что-то прохладное потекло по жилам.

Через минуту Егоров был полностью трезв.

– Так, – сказал он. – Расстегните запястья и ещё раз прочтите мой мультипаспорт.

– Драться будешь? – спросил Салымбаев. – Считай, одно нарушение у тебя всё равно есть, чувак. Я должен тебя сейчас на пять суток посадить.

– Успеешь посадить. И не «тыкай» мне, пожалуйста. На вот, прочти.

Салымбаев нехотя принял из рук мультипаспорт и прочитал.

– Ну, да, Егоров Леонид, и так далее… Что тут такого?

– Планета и район рождения, м?

– Рязань, так, Суздальский сектор, Полевской макрорайон, микрорайон… – матрос заподозрил неладное, и голос зазвучал менее уверенно.

– А теперь зайди в базу высшего офицерского состава. И сравни такие же с микрорайоном рождения Артемьева Артёма Ольгердовича.