Андрей Сметанкин
Дорога к сыну
Глава четвёртая
Поступай с людьми так, как ты желаешь, чтобы они поступали с тобой.
Священный хадис.
«В славном кишлаке Рубоб стоит чудесная, баня (хаммам), построенная на радость землякам и на гордость всему горному краю. Люди приходили и приходят сюда из самых далёких краёв и областей, чтобы вкусить неземное блаженство нежности и чистоты, новорождёнными душами отдохнуть в заботливых и внимательных руках самого Всевышнего – простор Ему! – после трудного пешего путешествия по извечно суровым горам. И сегодня в здешний хаммам приходят искушённые знатоки банного дела из России и всей Средней Азии, из Афганистана и Ирана, из Индии и Китая, Европы и обеих Америк. Они остаются довольны местной банной достопримечательностью и не жалеют ни сил, ни времени, ни денег, затраченных на долгий путь, чтобы увидеть рукотворный рай и почувствовать себя новыми людьми. Здесь они впитывают любовь Всевышнего вместе с благовонием сгоревшей древесиной алоэ, уда и на мгновение становятся совершенными, а если хватает мужества и смелости, то воплощают совершенство в дальнейшей повседневной жизни.
Словом, каждый обретает свой тарикат, как путь нравственного совершенствования, ведущий к единению с Богом.
Время назад приходили сюда и три художника: один из Пенджикента, другой – из Дели, а третий – из Пекина, и был у них в помощниках местный житель, и вчетвером они расписывали стены занимательными и поучительными сценками. Росписи были выполнены в духе древней таджикской миниатюры, в манере индийской классической графики и китайского средневекового рисунка. Всякий входящий видел на стенах только искреннее и светлое, как заповедовал то Аллах, поскольку там были чистые и прекрасные образы: образы мужчин – в мужских кабинках, и женщин – в женских. Изображённые люди, по непоколебимым правилам шариата, были красиво одеты, и каждый занимался простыми земными делами, радуя глаз зрителя и Всевышнего – работа, дом, семья и отдых. Всё сделано во имя служения Вечному, чтобы люди не забывали, кому они обязаны своей жизнью и смертью.
Казалось, это написано искусной рукой живописца Мани, и его волшебная живопись до сих пор очаровывает и вдохновляет знатока художественной красоты. И как утверждают старожилы кишлака Рубоб, настенная роспись кишлачного хаммама обладает врачебным свойством – исцеляет больных от недугов и хворей. Туда вносят немощного больного, а оттуда выходит уже сам исцелённый человек, здоровый и прекрасный, будто животворное дыхание Мессии коснулось губ его души.
Ещё старики серьёзно поговаривают о том, что это не просто расписанные стены банного дома, а священная книга Арджан – символ совершенной красоты и непревзойдённого изящества.
В каждой комнате и кабинке посетителя ожидают самобытные самотканые ковры или деревянные настилы, чистые полотенца и свежие простыни, а также широкие зеркала в человеческий рост. К тому же к услугам – маленький бассейн для купания, хауз. В воду купальни добавляют настой на лепестках чайной розы. Когда человек спускается в купальню и выходит оттуда, и тело его увлажняется, то появляется бодрость, которая была утрачена за повседневными заботами и тревогами. Затем купальщика усаживают или укладывают под портиком – массажист разминает тело и массирует, а курильщик воскуряет благовония.
Да будет тебе известно, мой внимательный слушатель, как прекрасно лежать и сидеть на чистых и гладких досках, отполированных и отшлифованных множеством тел. Приятно каждой клеткой своего существа благоговейно ощущать, как твоё возродившееся тело наливается обновлённой горячей кровью под ловкими, скорыми и сноровистыми руками мастера растирания. Волшебно ощущать, как тело становится лёгким и невесомым, а ты чистым и светлым облаком пара от своего дыхания поднимаешься в небеса.
Клянусь жизнью моей головы, кишлак Рубоб стал чуден и известен и благодаря этому хаммаму. Никакая человеческая тварь Аллаха не брезговала придти сюда и сбросить с себя земную грязь. Тело и душа очищались от обывательской скверны, а люди омывались и возрождались для новых возвышенных дел и свершений.
И стоит сказать, что этот чудесный хаммам собственными руками два года возводил легендарный старик Якуб, и он был помощником у художников, расписавших стены банного дома. Когда-то каждый из художников отдельно приходил в гостеприимный дом Дилкушод, вёл поучительные беседы с мудрым хозяином, а тот свёл их вместе и вскоре предложил им расписать стены девственного хаммама. К слову, баня была построена за три года до начала войны, и многим помог чудесный банный дом, многих избавил от бед и болезней и возродил к новой жизни.
Ныне настал черёд и престарелому строителю самому испробовать на себе удивительные и целебные свойства собственноручно построенного и расписанного дома душевной и телесной чистоты.
Когда посланные женщины и мужчины вернулись и объявили, что всё готово для омовения, то старики выступили вперёд и поцеловали землю пред лежащим Якубом, а тот благодарно посмотрел на них и благословил их решение. Подошли сильные мужчины, с четырёх концов взяли края постели, на которой лежал старик, и осторожно понесли больного человека.
Жители кишлака Рубоб верили в местную легенду, по которой тень пролетавшей вещей птицы Гамаюн или Хумая упала на старика, когда тот был ещё ребёнком, и ребёнку было обещано, со временем, стать царём. И он действительно стал царём, но царём любви и великодушия. И потому ничего страшного не должно случиться со стариком, и кишлак, и таджикская земля не осиротеют – не потеряют такого человека, каким был Якуб Дилкушод, кто на службу опоясался к Аллаху.
Мужчины бережно уложили старика на деревянные полки и ушли, и после банщик со всем уважением и почтением к благородной старости помог раздеться старику, и когда тот оголился до своего естества, то достойно принялся за свою работу. Старик ахал и охал, когда банщик хлестал его веником, молчаливо благоговел под сильными руками массажиста, с наслаждением принимал натирания, а ему растирали руки, ноги и всё тело. Доверенные люди ходили вокруг, разбрызгивая целебные настои и распространяя ароматы, воскуряли щепы ароматных деревьев бан и сандал, бросали на раскалённые камни пучки горных трав и сбрызгивали молоко, смешанное с мёдом.
Не прошло и часа, когда всё было кончено. Старика из жара и пара осторожно отнесли в другую сухую прохладную комнату, одели в чистое белье и накрыли тёплым одеялом, а после дали выпить горячего чая, заваренного на горных травах, и оставили одного. Пусть поспит и отдохнёт уважаемый Якуб Дилкушод, так решили сельчане. Судя по всему, сам Всевышний легендарному старику уготовил великую судьбу, и никто не решился докучать ему в эти минуты.
Люди ушли, выключили электрический свет и закрыли за собой двери.
И старик уснул…
Пространство кабинки, где лежал старик, вдруг заполнилось ярким светом, словно ослепительный цыплёнок солнца проклюнулся сквозь скорлупу непроглядного мрака и распушил свои нежные перья. Раздались звуки, похожие на лязг металла и звон разбитого стекла, и среди удивительного света, исходящего из ниоткуда и уходящего в никуда, появились два ангела. Благочестивая душа Якуба Дилкушод тихо поднялась над мирно и вдохновенно спящим телом старика и обратилась лицом своим, закрыв глаза в благоговейном страхе, к неожиданным гостям, и почувствовала на себе тепло, словно чьи-то руки коснулись её сути, и душа помолодела.
«Кто вы и зачем вы здесь?» – спросила стариковская душа, и не было в ней ни лести, ни смуты.
«Старик, не хитри, – ответили ангелы, – присмотрись и увидишь!»
«Простите, гости, несущие свет, – ответила душа, – я слеп, и потому не могу оказать вам внимание…»
«А ты, старик, открой глаза и увидишь нас!» – потребовали ангелы.
«Разве это возможно?» – спросила душа.
«Это возможно, как и то, что рука Владыки мира и нашего Господина сняла с седьмого небесного свода твоей судьбы мрачную планету Зухал (мой друг, это арабское название планеты Сатурн) и воздвигла на её месте прекрасную Зухру (а это Венера), – ответили ангелы и строго спросили: – Разве ты не веришь в могущество и существо Аллаха?»
«Как можно?! – испугалась душа, открыла глаза, увидела двух лучезарных ангелов, источающих золотоносный живительный свет, узнала их и назвала поимённо: – Манкар и Накир!»
«Мудрая птица, в силок угодив, сумеет набраться терпенья», – ответили на это ангелы стихом Хафиза Ширази, величайшего лирика давнего Востока невольно засмеялись и смеялись долго, будто они поели шафрана, вызывающего непрестанный неудержимый смех.
Весь хамамм ходил ходуном, и казалось, пройдёт мгновение, стены и крыши рассыплются и погребут под обломками несчастного старика. Душа закрыла глаза и в страхе прижалась к спящему Якубу, ища у того защиты и спасения.
Наконец, смех прекратился, любопытная душа, как и всякая женская натура, тихонько выглянула наружу и увидела, что ангелы стоят перед ней и молчат.
Воцарилось гнетущее молчание.
«Возьмите меня и делайте своё дело – накажите меня», – тихо попросила душа, оглянулась на старика, который всё ещё покойно спал, сделала шаг вперёд, склонила голову и умолкла, покорно встав на колени…
Молчание продолжалось, и уже мнилось, что вселенная и земной мир тысячу раз погибли и тысячу и один раз возродились.
«Ну, что вы медлите? – возмутилась душа, поднялась с колен и бесстрашно встала перед ангелами во весь рост. – Встречайте!»
«Да, мы встречаем души усопших, но ты, уважаемый Якуб Дилкушод, ещё не умер и, похоже, не скоро умрёшь – на всё воля Аллаха!» – ответили ангелы.
«Омин! – сказала душа. – Испытывайте!»
«Да, мы испытываем души усопших на прочность веры и они страдают, если согрешали в былой жизни, – продолжали ангелы. – Но ты, старик, за свою долгую и достойную жизнь, ни разу не оступился от выбранного пути благочестия… – тут ангелы замялись, растроганно посмотрели на спящего старика и сказали: – На всё воля Аллаха, и потому тебе дарована золотая газель на семи зелёных лужайках пройденных лет и предстоящих событий. Правда, когда настанет срок и возгласит труба, умрёшь и ты, ибо сказано: „Всё смертно, кроме Аллаха, и всё погибает, кроме Него!“»
«Омин! – сказала душа в молитвенном поклоне и проговорила: -„Всякий, кто на земле, – смертен, и рождается, чтобы умереть: каждый возвращается к Господину“».
«Омин, – выразили ангелы своё согласие и заключили: – И только, как говорится в Священном Писании: „Он выводит живых из мёртвых и выводит мёртвых из живых“. И вот мы посланы, чтобы исполнить Его волю и вывести тебя, живого, из невидимого мира мёртвых».
«За что мне, низкому праху, рождённому из праха, удостоена такая высокая милость и честь?» – спросила душа.
«Мы ответили на твой вопрос, хитрый и мудрый старик», – ответили ангелы и семь раз ударили в ладоши, и появилось из мрака удивительное и прекрасное, страшное и безобразное животное Бурак, на котором, по преданью, господин пророков Мухаммед совершил свой ночной полёт на небо, мирадж.
Ангелы сели на животное с телом лошади и ногами быка. Морда животного напоминало морду верблюда, но с пятью глазами и семью рогами на голове. Это удивительное животное каждый видел по-своему – в силу своей истинной и прочной веры. Душа стояла перед невиданной диковинкой и думала о том, что образ увиденного чуда, может разительно отличаться от коранических канонов.
Бурак подошёл к стариковской душе, и она доверчиво протянула руки, а животное благодарно лизнуло их шершавым языком. Ладони стали влажными и тёплыми, и внутренние токи прерывистыми толчками перешли от животного к душе, от души – к телу человека.
«Тот, кто ищет спасения у Аллаха, уже спасён!» – сказали ангелы. – «Омин!» – ответила душа, ангелы тронули поводья, и сказочное животное взвилось вверх, а чудесные гости ярким светом своим озаряли себе путь в обступившем беспредельном мраке. Но старикова душа знала, что там, далеко-далеко, откроется предел и ему, мраку. И она стояла, вглядываясь вслед, плакала и шептала слова покаянной молитвы.
Наконец, свечение ангелов погасло, и наступила тьма. Душа оглянулась вокруг. Ничего и никого. Только старик покойно лежал на полке.
«Когда ты замыслил достигнуть вершины,
С добром благородным свой связывай век:
Не в сане высоком величье мужчины,
Причина величия – сам человек», —
это раздалось прощальное слово улетевших ангелов, которые прочитали четверостишие Джами, украшавшее собой Сад второй Весеннего сада, и изрекли волю Пославшего их: «Ты должен найти своего сына и остановить кровопролитие на благодатной и счастливой таджикской земле!»
«Как я это сделаю? – спросила душа, – я немощен и стар!»
«Не хитри, старик, обернись и увидишь, … дишь, … дишь, … дишь…», – прозвучало напоследок затухающее эхо, и всё затихло.
Душа растерянно обернулась и увидела, как в стороне проступило до блеска отшлифованное серебряное зеркало, в котором отразилось призрачное обличие души, и душа вздрогнула, с трепетом и благодарностью. Она увидела над своей головой божественную благодать, солнечный фарр, нисходящий на избранных лиц, которых свыше призвали править людьми.
«Отныне ты царь над людьми, избранный самим небом, и всё исполнится, по словам твоим и поступкам, и по воле Моей! – неожиданно раздался громовый голос и продолжил: – Как говорится: „Я стану глазами Его, и Он будет видеть мною, я стану ушами Его, и Он будет слышать мною!“ Ты, Мой послушный раб и драгоценный друг, до конца дней своих продел в уши сердца кольцо любви, и Я не могу тебя оставить».
Сказал это Голос и внезапно затих.
Изумлённая душа встала под потолком, потолок расступился, и показалось небо. На нём были облака и звёзды. Облака превратились в белые лепестки нежных цветов, а звёзды – то в золотые монеты, то в драгоценные камни, и всё это посыпалось на стариковскую душу. Волей свыше, совершился обряд осыпания, нисар. Так осыпают невесту у входа в дом жениха. Также осыпают царствующих особ, вступающих на престол. Это утвердило и укрепило душу в правдивости слов Аллаха Великого и Могучего, и Он действительно существует.
«Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – посланник его!» – благоговейно сказала душа.
«Омин!» – отозвалось со всех сторон, и душа сотворила благодарственный намаз, подошла к спящему старику, погладила седую голову и вошла в человека, на груди которого пульсировала большая родинка любви.
Тут снова вспыхнуло яркое сияние, и вышел из него вестник богов, Суруш, который, почтенно встав на колени, торжественно возложил к ногам старика зелёные одеяния и пышную чалму из богатой шёлковой материи, зелёного касаба. Эту ткань соткал сам Всевышний, а чудесный хлопок вырос в райских кущах.
«Аллах велик, Он грешному рабу пошлёт через Суруша весть прощенья», – прочитал вестник стих Хафиза, почтительно склонил голову перед спящим стариком и угас; старик снова остался один.
Якуб Дилкушод проснулся и открыл глаза. Он почувствовал, как в недрах его немощного больного существа пробудилось упорное и верное зерно жизни, изгнав хвори и недуги. Якуб увидел в одно мгновение как свет истинной святости, вилайет озарил собой все пределы хамамма, и старик почувствовал, как кто-то невидимый и заботливый одел его – одел в новую одежду. Тотчас в кабину вбежали испуганные люди, которые, увидев отблески яркого света, подумали, что начался пожар.
Можно уверенно сказать, Якуб Дилкушод светом своей души в полной мере угостил своих земляков, как в далёкие былые времена благочестивый Исо Масех (так мусульмане называют Иисуса Христа, мой внимательный слушатель) угощал своих гостей тихим светом лампадки, освещавшей его скромную келью.
«Что случилось? Что случилось?» – наперебой стали спрашивать вбежавшие люди, а старик, облачённый в зелёные одежды, самостоятельно и свободно поджидал их, приветственно протягивая навстречу сильные руки, но, правда, ещё плохо отличая дневной свет от ночного мрака.
И люди, видя его перед собой, воистину уверовали в то, что Дилкушод не жалеет о том, что однажды появился на свет, и, полный сил и энергии, не торопится покинуть земную обитель. И вздохнули люди с облегчением и радостью и поблагодарили Аллаха за прекрасное Его творение, воплотившееся в старике.
Все люди, бывшие в хаммаме, пришедшие на выручку Якубу, обратились лицом к Кыбле, куда обращаются мусульмане во время молитвы – в сторону Мекки. (Это город на Аравийском полуострове, мой внимательный слушатель, где когда-то родился Господин всех пророков Мухаммед. Город издавна считается сосредоточием ислама. Здесь же, да будет тебе известно, расположена священная Кааба. Это мечеть кубической формы, что стоит в Мекке, а в мечети находится священный чёрный камень, упавший с неба.)
Так вот, в тот час, когда люди поспешили выручать старика из беды, завидев дрожащие всполохи света, Кыбла показывала, как поняли после земляки Якуба Дилкушод, не только направление, в котором находится Мекка. Она показывала и дорогу к сыну, и дорогу к миру и согласию, к возрождению и процветанию прекрасной и счастливой, благодатной и щедрой таджикской земли. Если девятьсот девяносто девять дверей дворца будут закрыты, и лишь одна открыта, никто не скажет, что во дворец нельзя войти.
«Каждый поступок влечёт воздаянье, а любое деянье – возмездие!» – прочитали люди стих Хафиза и вместе с Якубом вышли из бани.
За свою долгую и праведную жизнь старик не совершил никаких дурных деяний, чтобы получить за это возмездие, а все благие поступки его приносили лишь воздаянья.
Правда, один раз его душа омрачилась. С тех пор старика тревожила горькая мысль, которая каждое мгновение его жизни была в существе его сознания. Она злым червем терзала с тех пор, как однажды, в расстроенных чувствах ударил сына по щеке, а тот, по молодости лет и горячности, обуянный великой обидой на отца, ушёл из дома. Возможно, вся дальнейшая одинокая жизнь и случившаяся болезнь явились возмездием свыше за былое необдуманное и неосмотрительное деяние? На всё воля Аллаха!
Но Аллах простил его, назначив старика своим посредником между небом и людьми. Может статься, и сын простит его?
«Азиз, мой любимый и прекрасный сын, прости своего глупого и вздорного отца. Как говорит пословица, каждый длинный глуп. Тем более, если он стар…» – так думал старик Якуб Дилкушод, когда его, выходя из бани, сельчане осторожно посадили на руки – у старика ещё кружилась голова, дрожали ноги, – и отнесли в дом. Положили на приготовленные курпачи и накрыли прежней шкурой медведя.
«Скажи: „О Аллах! Властелин царства! Ты даруешь владычество, кому пожелаешь, и отнимаешь владычество, у кого пожелаешь; возвеличиваешь, кого пожелаешь, и унижаешь, кого пожелаешь. В Твоей деснице – благо. Воистину, Ты над всем сущим властен“, – так говорили между собою старики, читая по памяти аяты из Благородного Корана, и продолжали говорить. – „Он сбивает с прямого пути или ведёт по прямому пути, кого пожелает, и вас непременно призовут к ответу за то, что вы вершили“».
И ещё просили старики, чтобы воля, желание, божественная сила, способная создавать и разрушать, иначе говоря, машиат вняла ныне просьбам и мольбам всех правоверных кишлака, возродила к жизни старика Якуба и вернула ему утраченное здоровье.
«Иншааллах! – возвестили старики по окончанию своей коллективной молитвы, выражая своё желание, связанное с будущим. – Если захочет Аллах! Только у Владыки двух миров ключи к сокровенному!»
Глава пятая
Ни один отец не даст сыну богатства, кроме хорошего воспитания.
Священный хадис.
Катилось яблоко мироздания по спирали бытия и не падало, а катилось яблоко по искривлённому пространству-времени – от сердца к сердцу, и доставалось старику, чтобы снова его оставить. Катилось яблоко, охватившее собой весь мир, и сама вселенная на своих величественных крыльях стремилась в сердце Якуба Дилкушод, да и сам Аллах правил колёса своей арбы к дому этого человека. Если божественная истина всегда сопутствует ищущему человеку, то человек становится близким к Богу, познающим самого себя и то, зачем он пришёл в этот мир, и ради чего живёт на свете.
Итак, катилось яблоко, шло время, текли дни, люди приходили в этот мир и уходили из него, а Якуб всё лежал в своей постели, и сельчанам мнилось, пусть смерть отступила от него, но жизнь не приняла. Как старец из Ханаана, палестинский Якуб, ослеп от слёз, пролитых в разлуке с любимым сыном Юсуфом, так и старец из кишлака Рубоб, таджикский Якуб, ослеп от слёз по Азизу.
Старик лежал под толстой тёплой медвежьей шкурой и, как зерно, лежащее в земле, набирался сил, будто пытался произрасти в этом мире новым человеком. Одна беспокойная мысль, однажды посетившая его горячее сердце и великую душу, уже не отступала от него ни на шаг, ни на миг – тревожила его и волновала, терзала и побуждала жить и не падать духом. Забывался ли он сном, или проводил напролёт дни и ночи, учась заново владеть своим телом и видеть умом и сердцем, а не столько глазами, эта мысль была рядом и стала его существом.
Словом, старания ангелов не прошли даром. Да и как иначе, если это было волей Всевышнего?! Если Священный Коран говорит, Тебе мы поклоняемся и у Тебя просим помощи, то Всевышний не оставит без помощи своих верных слуг, своих детей. Велик Аллах, и мудрости его нет предела!
Шло время; как капли дождя, падали дни на ладонь Создателя и Созерцателя вселенского и земного мира, и каждый день рядом со стариком неотлучно были сельчане. Одни дежурили посменно, другие приходили справиться о здоровье пожилого земляка. Люди радовались его хорошему настроению, огорчались его тревогам и совместно хранили надежду на счастливый исход, искренно полагая, что кровавому безрассудству в долине придёт конец. Односельчане желали Якубу Дилкушод скорейшего выздоровления, читали молитвы – просили Аллаха быть милосердным к старику и ко всему таджикскому народу, и спешили по своим домам, чтобы не докучать больному человеку и не тяготить его мелкими делами повседневности и хлопотами скромного быта.
Да, в долине случилась беда, но в горах и во всём остальном подлунном и подсолнечном мире жизнь продолжалась. Минует беда, опадёт сухой листвой, смоет её дождями возрождения природы и человека, а жизнь так и будет продолжаться и после них – так думали мудрые рубобцы, жители славного и светлого кишлака Рубоб. И пусть это не покорение далёкого Северного полюса, но близкого по суровому холоду и пронзительным промозглым ветрам, а только домашний двор и очаг, твои руки и насущный хлеб, всё равно приятно сознавать себя живым и способным что-то делать. Это добрые и светлые дела твои, которые оставляешь по себе, как Аллах Великий и Мудрый оставляет по себе на ночном небе горящие факелы звёзд, когда сам дневным дозором обходит другую солнечную сторону Земли.
Так думали люди и уходили прочь, следуя мудрому совету, дошедшему до нас из глубины веков и поныне сохранившему свежесть мысли:
«Не докучай тому, кто есть мудрей тебя,
Над ним Аллах Высокий, – Он его судьба!»
Но помимо заботливых соседей, помимо надоедливых упрямых и тревожных мыслей, которые не оставляли старую голову, присыпанную толчёным тальком прошедших лет, денно и нощно возле старика бессменно находился мощный волкодав горной породы – Рекс. Это был немолодой повеса о четырёх лапах, приятель в радости и друг в беде. Не пёс, а скорее, собачий лев, до того он был собой царственен и величественен – настоящий собачий шахиншах, не иначе, царь царей!
В роскошном одеянии из густой шерсти, цветом тёмного вулканического стекла, обсидиана, с окрасом лунной ночи в магических лучах и с переливами жемчужин солнечного дня, с грозным и светлым взором преданных собачьих глаз. Право, то был не лев, а слон, до того был огромен и могущественен этот верный четвероногий друг. Видимо, пошутил Аллах – не всегда же ему быть серьёзным, а это, порой, так скучно и обременительно. Ради шутки, втиснул Он широкую душу великана в узкие рамки собачьей натуры, и та усвоила, в меру необходимости, все собачьи хитрости и повадки, обычаи и взгляды.
Нарисовать живой портрет здоровенного пса – задача, пожалуй, непосильная. Надо было хотя бы один раз взглянуть на это чудо собачьего мира, чем сто раз выслушивать чьи-то необыкновенные россказни об удивительной оригинальной псине. Впрочем, невзирая на свои сказочные гигантские размеры – благодатная земля кишлака Рубоб порождала и не такие чудеса, – это был самый обыкновенный пёс, и ничего легендарного, чтобы сочинять о нём героическую поэму, достойную пера Фирдоуси. Те же четыре лапы, хотя с виду и напоминают грозные лапы сказочного льва; тот же обычный хвост, хоть и похож на хвост рогатого дива; те же глаза и нос, и зубастая пасть, простите, с ушами. Словом, ничего необычного.
Погодите, получается заминка. Если уж быть честным до конца, то следует сказать, что данный хвост был не просто хвостом, а торжественным знаменем победителя всех кишлачных псиных свар и тайным обожанием всех хвостатых дам. Лапы были не просто лапами, но были как четыре мощных тутовых дерева, в листве которых свивает своё гнездо великая Симург. Чёрный холодный нос – не просто нос, а чёрная льдина с самой высокой горы Небытия. Эта льдина остужала и благоволила натруженные старческие руки Якуба Дилкушод, спёкшиеся в сплошные мозоли под знойными лучами постоянной работы то в поле, то в саду, то в доме. Не просто глаза, а две карие жгучие звезды, которые перепутали небо с собачьей мордой и остались здесь на веки вечные, сводя с ума всех кишлачных обладательниц собачьего сердца. Пасть, усыпанная острыми клыками и зубами – не просто пасть, а пещера злобного духа-чудовища с клыками и рогами, густой чёрной шерстью, ифрита, где всякий вошедший оставлял надежду на спасение. И уши не уши, а две высоченные горы. Если взобраться на них, то не составит труда коснуться недостижимого, воплощённого в лучезарных звёздах Сурайи, или же созвездия Плеяд.
О голове же особо говорить не стоит, поскольку речь, если обратить её в слова, а слова начертать чёрной китайской тушью на белоснежной китайской бумаге, то весовое значение написанного превысит такой харвар – это груз, равный тридцати тысячам килограммам «вьюка осла», который лишь сто ослов смогут увезти.
Итак, это был самый настоящий пёс во всей своей горделивой собачьей красе. Как ты понял, мой слушатель, в своё время Якуб не стал обрубать ни хвоста, ни ушей, как принято это делать в его народе, ради большей злости собаки, и поэтому Рекс щеголял по кишлачным улицам с полным набором столичного обольстителя. И никто не верил, что пятнадцать лет назад это был всего лишь дрожащий слепой и мокрый комок голого красного мяса.
О, это было не просто благородное животное в собачьей оболочке, но был собака-человек, Долгонос с высоченной фигурой, мощной грудью с белой манишкой, басовитым голосом, в котором слились воедино все земные бури и ураганы, тысячи рокотаний и рычаний всех шайтанов и дивов земли: «Гау-гау!» Можно сказать, это был собачий мудрец и философ. Кратко говоря, умная голова, иногда отрешённо склонённая набок.
И сейчас эта голова на груди Якуба Дилкушод наполняла старика детским восторгом и тешила сердце, забирала старикову боль и возвращала старческому телу здоровье, бодрость и силу духа. Старый человек понимал это и чувствовал, благодарил своих земляков и верную собаку и говорил себе с улыбкой на лице и радостным светом в глазах, что ради этого стоит жить!
Старику были известны все повадки его лохматого друга, каждый шаг собачьего озорства и благородства. Это были то съеденные яйца в соседском курятнике, то кусок домашнего сыра, который пёс стащил со стариковского стола, когда Якуб отлучился на время. Или, подумать только, какой «ужжжас!», вчера, как рассказали старику дежурившие у постели сельчане, собака забилась в угол и всю ночь грызла «случайно найденную» калошу, которую старик «потерял» пять лет назад. Впрочем, Якуб Дилкушод особенно не серчал на собаку, не журил её, не наказывал, и та сполна платила хозяину своей преданной и верной любовью, на какую был способен не всякий человек, но было способно это большое горячее собачье сердце.
Словом, это был один из необыкновеннейших псов и самый обычнейший пёс. Он горделиво бродил взад-вперёд возле хозяйского дома, проверял мимоходом все свои кладовые и тайники, делал необходимые метки, недовольно фыркал, натыкаясь на чужие следы, и бесстрашно увлажнял землю перед самым носом своих врагов, которые «мужественно» лаяли на него из дальней безопасной подворотни.
Это был не просто пёс, а целая находка – волшебный перстень Сулеймана в руках лучезарной старости. И болезнь Якуба уже не казалась такой страшной, а дни вынужденного одиночества не тянулись так долго, а «извечный в мире корень доброты приносил под крышу щедрые дары». Так сказал поэт – да святится имя его в достойных потомках, да продлится счастье той земли, на которой он жил.
Таким образом, прошло время от новолуния до новолуния, и бобо Якуб совсем оправился и снова занял осиротевший без него угол. С каким-то потерянным видом ослепшего человека он пробовал струны нового дутара. Это был подарок односельчан.
Кто-то две недели провёл в горах в поисках дерева, из которого можно было бы собрать корпус нового инструмента, чтобы тот звучал не хуже своего предшественника, нашёл такое дерево и принёс обрубок мастеру-краснодеревщику. И тот, не долго мешкая, приступил к работе, и спустя некоторое время, оробевшие сельчане целой делегацией, от мала до велика, женщины и мужчины, дети и старики торжественно понесли в дом безутешного Якуба новое музыкальное чудо… Или не чудо?
Ну, как, приглянется э т о старому музыканту? Заменит ли новичок достойно погибшего собрата?
И вот старик сидит в дневном углу, ласково и осторожно держит в руках новый инструмент, как новорождённого ребёнка, и тихо пробует струны. Звучит одна нота, другая, они сливаются в звуки, и уже волшебная мелодия, вобравшая в себя все голоса и звуки прекрасной таджикской земли, разливается по всему жилищу, охватывает собой, как волна, каждого слушателя, выливается на улицу через открытые окна, заливает весь кишлак и невидимой птицей поднимается к солнцу. А над солнцем склоняется Аллах и внимательно слушает мелодию возрождённого духа.
Вдруг замерли звуки, в доме и в природе затихли шаги секунд и шелест звёздного света, пронзающего вселенную и падающего на землю, и повсюду зазвучали ручьи печали. Это по морщинистому лицу старика потекли крупные слёзы.
Человек благодарными губами коснулся корпуса и отстранил от себя новый инструмент. Медленно поднялся и, неуверенно передвигая ноги, вытянув руки перед собой, а его сопровождали мужчины, осторожно подошёл к стене, где висели остатки раздавленного, разбитого дутара. Подошёл и натруженной мозолистой ладонью приласкал изуродованное деревянное тело, а щекой приложился к вдавленной деке, и закрыл мокрые незрячие глаза свои. Якуб Дилкушод отстранил сопровождающих его людей, встал, прижался к погибшему деревянному музыкальному чуду – былому спутнику своего одиночества, – и всем телом слушал, как прежний инструмент, прощаясь со своим престарелым музыкантом, заиграл давно забытые мелодии любви и радости.
