Андрей Сергеевич Терехов
Прощай, детка, прощай
Мы не пойдем за святым отцом, потому что его окружит стайка набожных дамочек и потому что об исповеди Гвендолин преподобный по-прежнему молчит. Лучше отправимся к оросительному каналу, где нашли тело, в тот жаркий майский день, когда Шакелфорд добьется своего и губернатор штата распорядится об осушении.
Видите группу рабочих с лопатами? Часть устраивает запруду выше по течению, остальные строят обводной канал. Солнце припекает, оденьте шляпу. Смотрите, смотрите – вода медленно уходит, будто из ванны, из которой выдернули пробку. Обнажаются илистые берега и бетонные плиты на дне, покрытые грязью и мусором. Запах еще тот, не правда ли? Белобрысый полицейский офицер надевает резиновые, по пояс, сапоги и неуклюже спускается вниз. Разгребает руками жижу на бетонных плитах, передает находки наверх. Вскоре на прошлогодних газетах у берега появляются два резных подсвечника, диапроектор с длинным шнуром и бесцветный гребешок для волос.
Пройдет полдня, и криминалист, которого прислали из округа, сообщит полиции, что в зубцах одного подсвечника остались частицы кожи, а диаметр шнура соответствует ширине синяков на шее Гвендолин. Шакелфорд выслушает новости с дикой сейчас, доброй улыбкой и отправит троих в местные антикварные салоны и магазины техники, а в округ – запрос на похожие нападения.
Самому лейтенанту не дает покоя еще один вопрос: почему желтый "Бьюик" Гвендолин остался у пустыря? Шакелфорд возвращается туда ночью и ходит по округе, словно гончая, что потеряла обоняние. Стучится в ближайшие дома, расспрашивает, и везде ему открывают, кроме особняка в неоготическом стиле. Окна его черны, изнутри не слышно ни звука. Шакелфорд всматривается в неподвижную темень комнат, пока не вспоминает о похоронах дочери. Позже он осведомится в управлении о покинутом особняке и узнает, что им владеет некий Эрнест Хобб, который с 1964 в тюрьме (угрюм, туповат, убил жену за измену).
***
Вы тоже пришли проститься с Гвендолин? Что ж, идем: сквозь кованые ворота, под теплым весенним солнцем – по дороге, мощеной багровым кирпичом. Кладбище волнуется, словно море, потому что люди прибывают и прибывают – тут не меньше пары тысяч человек. Посторонитесь, пропустите катафалк и остановитесь у этого орешника. Вы не видели Мерфи? Один лейтенант Шакелфорд – с неизменной легкой улыбкой, в тисках бормочущей толпы и заколоченного гроба.
Лейтенант промолчит, когда преподобный Паркер, картинно-красивый, в черной сутане и идеально сидящих роговых очках пропоет отходную молитву. Лейтенант промолчит, когда директор Бельмор прочитает из недр черного костюма грустное и искреннее письмо "прелестному дитя". Лейтенант промолчит, когда Гвендолин опустят в яму, и тысячи людей один за другим подойдут к могиле: чтобы бросить горсть земли и несколько слов утешения. Лишь когда солнце перекрестит небосклон и кладбище затянет паутиной теней, лейтенант останется один. Улыбка сойдет с его лица, словно оползень, взгляд станет мертвым, и Шакелфорд с полустоном-полурыданием осядет на землю.
Вы утомились? Понимаю, но постойте еще десять минут, и увидите, как от ворот движется конус света. За ним лениво проступит силуэт полицейского+, который подойдет к Шакелфорду и тронет того за плечо. Сержант скажет, что ответили из полиции Ньюкасла, университетского городка в двадцати милях к северу, и сообщили о нападении на студентку за две недели до смерти Гвендолин. Так-то. Лейтенант, конечно, оживится и затребует подробности, ну а мы… мы нарушим законы физики и отправимся на месяц назад.
Это Ньюкасл, Венди драйв, и справа – здание общественной бани в солнечных бликах. Девушка с гребешком в волосах, которая переходит улицу, по карточке социального страхования Марли Крейн, среди друзей "Марли-душка". Она оглянулась не на нас, а потому, что ее насторожил бело-голубой "Форд" на перекрестке. Я бы сказал, "Тюдор", года так 1956 или 1957. Вы видите человека за рулем? Проклятье, и мне солнце мешает.
Марли зашла в баню, приблизимся к машине… не тут-то было, "Форд" уезжает. Что ж, мы подождем девушку. Она выйдет через час: направится по Венди драйв до Пайк роуд, свернет на Лула стрит и войдет в здание с чугунными рыцарями у входа. Не удивляйтесь, это местная церковь. Говорите, знакомая ситуация? А что вы скажете насчет бело-голубого "Форда" со стороны ризницы? О, дождитесь сигнала. Ровно сейчас, когда стрелка на моих часах покажет 18:20. И так… Они немного спешат, возмо…
– Пкхо… Помогите!!! Помо…
Вы испугались. Неудивительно, так кричат, если не верят в спасение. Куда вы? Остановитесь! Всему свое время. Сначала я расскажу, что случилось в церкви.
Когда Марли вошла, внутри сидел единственный посетитель. Она не обратила на него внимания и приблизилась к алтарю: преклонила колени, зажмурилась и прошептала первые строчки молитвы. Через пару минут сзади раздались шаги и приблизились вплотную, отчего девушке стало не по себе. Вдруг ее больно рванули за гребешок и волосы, а к лицу с силой придавили вонючую тряпку. Марли забилась, словно исступленная, стало нечем дышать, а девушку уже волокли за волосы по полу, и мраморные ступени сдирали кожу с коленок. Преступник побеждал, Марли барахталась на границе обморока, и тут нападавший потерял равновесие, когда гребешок сполз с волос. Марли ощутила прохладный воздух на своих губах, жадно вдохнула его и завизжала. Вы слышали именно этот крик.
Что дальше? Сейчас насильник еще борется с Марли и зажимает ей рот своей ладонью (тряпка выпала, когда он оступился), и девушка укусит нападавшего – укусит больно, страшно, до крови и до костей. Преступник выругается, толкнет Марли к алтарю и бросится прочь.
