Андрей Георгиевич Захаров
Дешёвая планета
– Что значит критическим? – В свой голос я вложил немного сарказма, чтобы дать понять – Незабудка ни в чём не виновата.
– У Вас была передозировка снотворного с наркотическим эффектом. Ещё немного, и Вы могли уснуть навсегда. Мы бы не вывели Вас из этого состояния медленной смерти.
– Я Вам не верю. С чего Вы взяли, что это – именно так? Я не употреблял никакого снотворного и никаких наркотиков.
– Незабудки.
– Что – незабудки?
– Именно они источают смертельный аромат. Он поднимает настроение, вызывает чувство эйфории, и он же усыпляет Вас. Особенно сильно его действие по ночам.
– Значит, всему виной тот факт, что я остался на ночь на природе, – медленно проговорил я, словно пытался осознать произошедшее.
– Если бы Вы продолжали приходить на ночь в шаттл, это лишь отсрочило бы летаргию, но не воспрепятствовало ей полностью. Дозы снотворного накапливались в организме, и Вы бы всё равно уснули. Навсегда.
Меня передёрнуло. Господи, мысленно взмолился я, за что?! Я угрохал последние деньги на эту планету, а жизнь на ней невозможна! Что мне теперь делать? Доктор и медсестра, видимо, понимали, чтО происходит у меня в душе, поэтому молчали. Я первым не выдержал и нарушил тишину:
– И Вы хотите сказать, что от этого запаха нет никакого спасения?
Доктор медленно, но уверенно покрутил головой вправо-влево.
Я закрыл ладонью глаза. На мгновенье обрадовался, что уже могу двигать рукой, но радость была очень недолгой – горе от осознания утерянного «рая» и перспектива полного банкротства нахлынули на меня. Может, скосить все эти цветочки? Бред, всю планету не перекосишь, да и новые нарастут. Тогда, поджечь? Опять же, планета хоть и небольшая, но это не астероид какой-нибудь, который можно обойти вдоль и поперёк. И даже, если б такое было возможно, через пару недель планета бы вновь ими наполнилась. А что, если начать торговать этим наркотиком? Но это противозаконно! Нет, надо срочно её продать хоть за какие-нибудь деньги, хоть за гроши – глядишь, наскребу на старость.
Мне хотелось плакать. Но вместо этого я опять провалился в сон.
Выздоровление шло быстро. Из разговоров с докторами я узнал, что существует программа осмотра впервые приобретённых планет, целью которой является выявление скрытых опасностей для человека – как раз мой случай. Меня нашли фактически при смерти, и я около месяца провёл в коме. Но кровь удалось очистить, и вот я здесь, на Земле.
Как и обещала медсестра, примерно через неделю я смог вставать, через две меня уже собрались выписывать. Денег на лечение у меня не было, зато мой прежний банк любезно согласился открыть мне счёт и дать кредит, так что отныне я был в большом минусе и не представлял, как и когда выйду в плюс.
Втайне я надеялся, что, мягко говоря, «недостаток» моей планеты никому не известен и мне удастся впихнуть её какому-нибудь чудаку по бросовой цене. Но, увы, как только я вышел за ворота больницы, ко мне подлетели журналисты и стали расспрашивать про Незабудку. Я понял, что не получу за неё ни гроша – кому нужна планета, убивающая любых живых существ?
Дав несколько коротких ответов, я почувствовал, что интерес этих ловцов дешёвых сенсаций угас, и побрёл по Берлинским улицам. Отовсюду из окон кафе и ресторанов на меня смотрели счастливые лица, а мне и пойти-то было некуда. Призрак голодной и бездомной старости замаячил передо мной во всём своём бомжеватом виде.
Совсем недавно я был счастлив. Да, я был счастлив на своей Незабудке. Теперь я понимаю, что просто был одурманен, но всё равно там было классно. А что сейчас? Никому не нужный, один, без средств к существованию и перспектив в мире, где без денег и шагу ступить нельзя. Уныние захватило меня в свои цепкие объятия.
Свернув на Курфюрстендамм, я зашёл в ближайшее кафе и заказал чашечку кофе. Платить было нечем, но я знал, что за неоплату меня заберут в полицию, а там, глядишь, накормят и предоставят ночлег.
