Андрей Дрожжин
Труба
На самом же деле, это единственный городской склад. Сюда завозится все для нужд города: от зубочисток до холодильников, от картошки до креветок, и не перегружается ни на какие корабли. Один из них, кстати, вообще списанный и стоит на берегу, но водители приехавших фур этого не видят. Второй, многофункциональный, с пожарным и спасательным оборудованием, иногда даже плавает. Пару раз ходил вверх по реке на тушение лесного пожара.
Если вы не водитель фуры, а капитан речного судна с предписанием: «выгрузка порт «Обь 18», то для вас порт, действительно, открыт. Пришвартовываешься, «встаешь под выгрузку» и порядок. Но с пароходов наоборот, – нельзя покидать территорию порта и выходить к складам.
С фурой, портом, товаром разобрались. Теперь Питомник «Олень».
За воротами «питомника» тоже полтора десятка километров дороги. Она также, как и дорога на порт, очень хорошего качества и тоже проходит через дремучий лес. Но приводит не к оленьим яслям и сараям лесников, а в город. Самый настоящий и довольно крупный город, назовем его, раз уж единожды упомянул – «Попоп», построенный так, что его не видно и не слышно ни с дороги, ни с реки. И если от реки до него по прямой километров пять, то до шоссе все тридцать.
В Попопе, несмотря на недоступность, кипит полноценная, с некоторыми оговорками, жизнь. Работают парикмахерские, магазины, кинотеатры, кафе, рестораны и все остальные городские сферы услуг. Есть даже театр и два бассейна.
Основные ограничения жителей связаны с запретом применения любой пиротехники: от петард до салютов, включая самодельные; проведение массовых мероприятий: от парадов и демонстраций до организованных собраний в общественных местах численностью более восьми человек. Разумеется, это не относится к детским площадкам, школьным и дошкольным дворам, прилегающим к кинотеатрам и театру территориям до и после спектакля, киносеанса или концерта. Коротко говоря, запрещено все, что может каким-либо образом выдать местонахождение города.
Запрещен выход к реке на любом удалении от города. Это ограничение не касается работающих в акватории порта. В лес можно выходить куда угодно, предварительно одев, специальный браслет. Этот браслет сигнализирует, что вы приблизились слишком близко к реке или, что ввиду удаленности менее вероятно, к шоссе. Также он поможет найти вас в случае, если вы заблудились. Чтобы было понятно: браслет считается спасательным средством и не ограничивает ваши права. Он помогает соблюдать общепринятые в городе правила, за которые каждый житель дал расписку и несет персональную ответственность. Поэтому ношение браслета в черте города не рекомендуется.
Но это все отличия, скажем так, невидимые, то есть такие, на которые едва ли обратишь внимание, если не знаешь о них заранее. Главное, что могло бы броситься в глаза туристу, – это отсутствие на улицах личного автотранспорта. Автотранспорта вообще мало, но личного нет совсем. И в связи с этим существуют некоторые интересные правила.
Преимущество в движении, а оно в городе есть, везде и всегда имеют пешеходы. За ними велосипедисты, которых подавляющее большинство, а самые «бесправные», – это водители. В городе по нескольким маршрутам курсируют автобусы, которые по желанию пассажиров останавливаются в любом месте маршрута. Плата за проезд не взимается. Водитель каждой без исключения машины не занятый на экстренном вызове и при наличии свободных мест обязан в черте города подвезти «голосующего» пассажира. Правда это не относится к ночному времени суток, когда в городе появляются такси. В них платить придется, так как ночь считается личным временем. Днем такие машины заняты на других работах, а когда автобусы уезжают в парк, работают как такси, но только по заказу. Езда по городу «в поисках «протянутой руки» тоже запрещена. Такси должно оставаться там, где произошла последняя выгрузка пассажира и ждать следующего вызова, не производя никакого шума, чтобы не мешать отдыху людей.
И последнее про автотранспорт. Все машины стоят на военном учете и зарегистрированы в ВАИ, но только совсем в другом регионе. Есть только два автобуса и две легковушки с «белыми» номерами. Они приписаны к порту и служат для выезда из Попопа в другие населенные пункты: на вокзал, в аэропорт или по другим делам. Да, и еще для отвода глаз дальнобойщиков тоже помогают, «если что».
Машины с «черными» номерами тоже могут покидать город, но при наличии соответствующего разрешения.
Теперь вернемся обратно к воротам Питомника «Олень».
В обе стороны от них в лес уходит глухой забор. Это муляж, который ничего не огораживает и построен всего метров на сто в каждую сторону. С дороги и площадки для разворота этого не увидеть, а проверить никому не удастся. Весь лес вдоль дорог утыкан хорошо замаскированными видеокамерами и датчиками, которые следят за передвижением автотранспорта и охрана, в случае необходимости, оперативно отреагирует. Тот неприметный сторожевой домик напичкан аппаратурой слежения и на посту под общим названием «Въезд» постоянно дежурят десять человек. Двое, как уже было сказано, «на шлагбауме»; двое отвечают за, казалось бы, забытые ворота «Оленя», но появятся около них при чрезвычайной необходимости за считанные секунды; двое «сидят на мониторах». Еще один занимается проверкой накладных прибывающих на «Перегрузку» грузовиков, остальные трое отдыхают, но в любой момент окажутся «на подхвате».
Все работает, как часы и устроено таким образом, что ни один водитель-дальнобойщик никогда не увидит выезжающий или въезжающий в ворота «питомника» машины. Полная видимость заброшенности, хотя ворота в прекрасном техническом состоянии, чего по внешнему виду и не скажешь. Открываются они, только если камеры слежения не показывают ни одного автомобиля на расстоянии трех километров.
К чему городу такая конспирация не ответит никто. Поговаривают, что на этом месте строили что-то сверхсекретное, но потом перепрофилировали на рядовой, если так вообще можно сказать, «почтовый ящик». Старожилы утверждают, что секретного осталось хоть отбавляй, а в случае необходимости производство за очень короткий срок можно переориентировать на выпуск совсем другой продукции. В пользу этого измышления говорит тот факт, что Попоп до сих пор остается закрытым, хотя ничего, на первый взгляд, секретного действительно тут не производят».
Олег Попов утверждает, что таких городов полно. «Почтовых ящиков», это все знают, действительно, достаточно много, но о подобных сверхсекретных городах, в которых, как Руки однажды съязвил: «без спасательного браслета не пукнешь», никто из охраны ничего не слышал. Поэтому к истории все относятся, как к сказке, а к рассказчику также несерьезно, как несерьезно люди воспринимают выдумки клоуна.
Костя прошел в комнату и плюхнулся на одно из трех, стоящих в ряд, кресел, не снимая мокрой телогрейки. На другое бросил сумку.
– Чего не здороваешься? – тут же упрекнул его, наливающий себе чай Мухомор.
– Здрасте… – буркнул в ответ Костя и отвернулся.
– И все?
– А чего еще-то?.. поклон? – снова повернулся на кресле к Грибову Костя.
– Ты на смену пришел. Сейчас запускать будем. Чего обычно говорят в таких случаях?
– Запускайте, мне-то что? Мое дело маленькое, – сиди, да сиди.
– Тьфу…
Вот уж почти два года, как у дежуривших в ночную смену было такое шутливое приветствие. Приходящий здоровался со сменой, а потом говорил: «Чего смотрите?». Ответом было: «Да гавно всякое. Садись. Сам, смотри!».
Костя от огорчения совсем забыл о приветствии. А может, просто не хотел шутить, ведь настроение его было совсем пакостное. Совершенно оно испортилось, когда он снова увидел эту ненавистную комнату.
«Пост Т» чем-то напоминает бывшие давным-давно то ли видеосалоны, то ли салоны с видеоиграми. Небольшая, метров двенадцать комната. Стены густо намазаны серой краской, как в бункере. Посередине три кресла, перед ними вдоль стены три стола. Крайний слева, с фонеркой, на которой, сделанная выжигательным аппаратом картинка, с кораблем и надписью: «Дедушке на день рождение от Андрюши», стол Мухомора. Его не перепутаешь с другими еще и по, подаренной Грибову коллективом табличке с надписью: «Слушай сюда! Я здесь главный!». А еще на столе чайник, кружка и другие личные вещи. На двух других столах кроме старых журналов и газет, да пары карандашей ничего нет.
В стене на уровне глаз вместо мониторов, как аквариум в дорогих интерьерах, вмонтирована прозрачная труба, по которой течет мутная жидкость, называемая дежурными в не зависимости от чистоты, содержания и наполнения не иначе, как гавно.
Пока не включен прожектор и вентилятор, а труба не заполнена на свои «рабочие» 40%, все выглядит довольно мирно. По ее дну, не спеша, течет грязный поток, на который даже не обращаешь особого внимания. Картина меняется при пуске вентилятора за стеной. Комната наполняется гулом, а когда включается прожектор и заслонку открывают «на сброс», шумом текущей жидкости, которая в соседней комнате через сетки падает вниз в насосную. Ощущение уюта немного портит вонь канализации, которая присутствует все время, но усиливается с началом сброса. А так, спать здесь одно удовольствие: светящаяся труба, шелест гавна в ней, шум вентилятора, гавнопад в насосную…
Из другой комнаты вышел Олег Попов.
– Привет, Костян! Ты чего это сегодня?
– Здоро́во. Да чего? Савельев заболел, вот меня Два Винта и направил сюда.
– Не заболел, а ушел, – занимаясь, чаем сказал Мухомор.
– Ушел? Как ушел?! – встрепенулся и снова повернулся к начальнику «Поста Т» Костя.
– Да вот так! – засмеялся тот. – Чего ему долго что ли собираться? Заявление написал, вещи из шкафчика забрал и с завтрашнего дня уже на Базе работает. Его туда какой-то парень помог устроить. Долго звал, а он, дурак, не соглашался. Но уговорил, видимо.
– А ВДВ сказал, что он заболел… – обреченно произнес Костя, понимая, что Савельев двух дежурств на «трубе» ему уже не вернет.
– Может, и заболел от этого, я не знаю, Виталию виднее.
Костя почувствовал вдруг отвращение ко всему и дикую усталость, которая до тошноты накрыла его, как волна. Он понял: насколько скучна, бессмысленна и беспросветна его жизнь.
– Слушай, давай мы тоже дернем отсюда… – с досадой обратился он к Олегу Попову. – Ну, сколько можно на это гавно смотреть?
– А где лучше-то? – спокойно ответил тот. – Думаешь, нас с тобой где-нибудь ждут, не дождутся? Будешь в другом месте на такое же гавно смотреть. А может и еще хуже. Я вот с девятнадцати лет ищу, да ничего, как-то, не нашлось. Восемь лет мотался, нигде больше трех-четырех месяцев не задерживался. Здесь вот только больше года уже сижу, потому что устал. Нету, нету перспектив…
– Ты хоть другие места видел … А я кроме армии нигде не был…
– Чего толку-то?! Везде одно и тоже, говорю тебе.
– Ну, есть же другая жизнь! – чуть не воскликнул Костя. – Ведь не только же она в телеке?
– Есть, есть, – вставил Мухомор, – только не про нашу честь. Кто мы с тобой такие? Тут даже с образованием людям делать нечего, а уж мы-то…
– Вот я и говорю: валить надо…
– Куда ты свалишь отсюда? Город закрытый, работаешь на «секретке». Ничего не получится…
– Да ладно! – встрепенулся Олег Попов. – Свалить отсюда, как два пальца обоссать! Ты чо! Я ж тебе говорю: я из Попопа выбрался, а это по сравнению с ним песочница детская!
– Да врешь ты все про Попоп свой! – разозлился Мухомор. – Придумал баланду какую-то и льешь ее всем подряд в уши! Вам с Аптекой на двоих надо сочинять уже!
– Да ты чо?! Откуда я здесь, по-твоему?
– Мне все равно, откуда, – мало ли на свете мест что ли? Я не пойму: зачем ты здесь? Вот самый главный вопрос! Ну, ответь: зачем? А откуда, это вообще всем по фигу!
Замолчали. Костя посмотрел на разозленного Мухомора, потом на Олега Попова, закрыл глаза и подумал: «Может, правда наврал? Как-то до этого я даже не задумывался. А ведь точно, история про затерянный город какая-то сказочная. Где он? Попов не говорит. Как он называется? Тоже. Говорит, что давал подписку о неразглашении, а столько наболтал всего… Пугает, что искать город не стоит, – пропадешь. А сам так легко из него выбрался. И никто его не ищет…».
– Может, в Москву махнем? – поразмыслив, обреченно спросил Костя. – Ты в Москве был?
– Был… – безразлично ответил Олег Попов.
– Долго?
– Долго. Целую неделю.
– И как там?
– Мне не понравилось… – пожал плечами Олег Попов. – Приезжих много…
– Ну, что, совсем плохо?
– Да нет… почему… Там есть интересные места…
Олег Попов задумался и, вспомнив какую-то историю, оживился. Глаза его зажглись.
– Останкинскую башню знаешь? – спросил он.
– Тьфу!.. – матернулся Мухомор. – Ну, сейчас опять свою балалайку начнет!
– Чего ты злишься, Иваныч? Я ж тебе не мешаю! Не нравится, не слушай. А вот человеку, может, интересно.
– Значит так! – строго сказал Грибов. – Через пятнадцать минут пуск. Через десять я приду, и постарайся все насвистеть за это время, – он взял свою кружку с чаем и, кашляя, пошел вверх по лестнице.
– Нервный какой стал, – усмехнулся ему вслед рассказчик. – Зря, кстати, не стал слушать! Такое нигде не узнаешь!
– Да хрен с ним, пускай идет, – ответил Костя. – Ну и чего там башня?
– Ну, ты про нее знаешь?
– Знаю, конечно, у меня дома значок даже есть с ней.
– Во-о-о-т… – протянул Олег Попов. – То, что это передающая антенна, и что она полкилометра высотой, это все знают. А вот то, что это… ракета, ты знаешь?
– Ракета? Что за ракета?
– А-а-а-а, во-о-о-т! Космическая ракета для отправки в космос на случай ядерной войны. Догадываешься, кто на ней полетит?
– Кто?
– Кто! – передразнил Олег Попов и, закатив глаза, кивнул вверх. – Теперь понял?
– Да откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Костя.
– Вот послушай! Приехал я там на ВДНХ. Знаешь? Выставка такая… Ну, не важно. Огромная территория, зелени много, народу тоже. Ходил, гулял, погода прекрасная. И не заметил, как вышел за забор и оказался около какого-то пруда. Там народ загорает лежит. Никто, правда, не купается, – пруд так себе: берега в бетоне, вода грязная, мелко, бутылки плавают, покрышка автомобильная, уток несколько… А я уж так находился, что устал. Взял в палатке пивка себе пару бутылок, снял рубашку и тоже на землю сел. Сижу, а башня Останкинская прямо передо мной. Ну и силища, я тебе скажу! Огромная, худая. На солнце блестит. Смотрю на нее, взгляда оторвать не могу. Надо бы на девчонок в купальниках смотреть, познакомиться попробовать, а я башней любуюсь и только думаю: «если начнет в мою сторону падать, какой частью меня накроет?» Вдруг, я и не заметил как, близко со мной старичок какой-то нарисовался и присел почти рядом, немного у меня за спиной. «Красивая?» – спрашивает. «Еще какая! – отвечаю. – Это ж надо было построить такое!». «Да, – говорит, – много умных людей ее придумало. А строило сколько народу? У-у-у… Только почти всех сразу после строительства устранили… Мне вот повезло…». «Вы строили эту башню? – повернулся я к нему. – Да ну!». «А что ж такого? – отвечает. – Строил. И вот Бог уберег живым остался!». «А чего случилось-то? – спрашиваю. – Чего там такого секретного?». «У-у-у, – протянул дед. – Секретов там хоть отбавляй! Ты бы вот меня пивком угостил, а я тебе расскажу такое, чего ты никогда в жизни не узнаешь!». Я пива бутылку открыл и ему протягиваю. Он бутылку взял, поблагодарил, сидит, смотрит, как из горлышка пузыри вылезают и губами шевелит. Потом прицелился и как присосался к ней… треть, наверное, одним глотком выпил… Облизнулся, посмотрел на меня, как будто давно не видел, с удивлением даже, что я здесь рядом с ним сижу, и продолжает: «А ты знаешь, парень, что это… ракета?».
Олег Попов подумал, что в этот самый важный момент рассказа нужно увидеть Костину реакцию, и заглянул ему в глаза.
Костя, развалившись в кресле, спал.
