Анатолий Жариков
День пятый
Снова ночь улыбнётся гиеной.
И расстелется тайной сангины
островов жизнелюбца Гогена.
***
От А. Фета с приветом «здрасьте»
до безрадостного Экклезиаста
и поэзии после Бродского,
нам сказали, суть идиотские.
Что поэзия? Это жжение
в одном месте, в другом – сгорание.
Плохо пишут красивые женщины,
некрасивые слишком правильно.
Что поэзия? – рыжая вруля,
не приложишь её к ране.
Что в итоге её выбирает? –
крест, изгнание, петля, пуля.
***
Что в тебе, наби?
Ни дать, ни взять,
так, одна слеза.
Приходи любить,
научу страдать.
В небесах, наби,
не твоя звезда,
так, случайный блик.
Приходи страдать,
научу любить.
***
Ночью спим и души открыты,
и приходят из всяческих сфер
бог еврей с аудитом,
бог ацтек с аутодафе.
А затем, сиятельно мудрый,
в рамы вваливается бог Ра,
расправляет лучами утра
крылья наших кардиограмм.
***
Без водки, дыма и огня
война – хуйня.
***
Я не пророк и даже не апостол,
я гражданин страны больного роста.
Я человек подрубленного мира,
мой мир – сортир, кровать и женщина в квартире.
Но вот я просыпаюсь (Петя, Вася),
я – улица, майдан, я мира масса.
***
Сократа обоюдоострое копьё:
мы живём умирая
или умирая живём?
***
Каждый день
я начинаю день,
который начинает меня.
***
В голодный Ленинград
не возвращались
птицы.
***
Красота –
это сознание
без одежд.
***
Платон –
это чудо
материального идеализма.
***
О Восток!
Не поймёшь: где
лодка, тростник, человек?
***
Дерево растёт –
хорошо. Хорошо
поливай дерево.
***
Не повторяй
мудрые слова,
чтобы не показаться глупым.
***
Моё место
у окна
в сумасшедшем трамвае.
Перед снегом
Кто высадил
за моим окном
платаны Платона?
Дождём висит
чей-то вопрос,
не даёт покоя.
Бесчисленные ветки,
как запутанный в себе Пиндар,
тычутся в небо.
В древних корягах
просыпаются
нос, глаза, уши.
За здоровье Кащея,
русалки, кота учёного
пьют Александр и няня.
Наконец отвалил от неба,
повис мелкий, крупный
свежий снег.
Платон:
Мудрец не замечает,
человек он или
ещё какая тварь.
***
С жалостью смотрит
слепой на мудреца.
Мудрец не видит жалкого.
***
Сонное утро.
Сойка у окна.
Музыка пилит дерево.
***
Заплатает дыру время,
залижет жизнью, сажей.
Вырастут дети, деревья.
«Так и было», – скажут
***
Спит, Ирод, Иудеи кесарь.
Спит роженица в дымящемся кесареве.
Дорогу к Спасу прочищает снеговик.
Иосиф, тот ещё, чего-то стружит, и
нынешний, но из того ж народца,
взошёл на кафедру читать Россию. – Бродский.
***
Серый декабрь пережить,
муть эту пережевать.
Жизнь из последних ватт
жить.
***
В речах революций
нет
страдательных падежей.
***
Демокрит взвалил мешок мудрости
на плечи Протагору.
И тот понёс.
***
«Не смотрите на солнце, –
говорил Заратустра. – Ослепнете.
Смотрите на вещи».
И. Христос
Истинно говорю:
вся дюжина евангелий
прелюбопытна.
***
А мы, действительно, всего только тени
одной большой и светлой идеи.
***
Человек – застывшая
в безумии своём идея,
ищущая дорогу домой.
***
В детство:
к круглому радио,
к керосиновой лампе.
Мёртвая очередь
к мёртвому телу
вождя революции.
Стансы
Бытие за окном:
красный дом, старый дом,
дым торчком в небо,
даль, за которой не был.
Дальше – гастроном,
где кульков с хлебом
ровно столько, сколько
жителей в посёлке.
И за огородами
прямо на родину
уходит железная колея.
Но это уже из области небытия.
День пошире, повыше,
даль подальше,
снег на крыше
просыпается раньше
петухов первых,
уныло пегая
повозку тащит.
В общем, зима как зима.
В нашей местности
мороза нема –
и уже не интересно
сапогами поверять грязь.
Хлюп, хрясь.
